Итан Кросс
Пророк

6

Васкес захлопнула дверцу скорой, увозившей Чейнса в больницу, и оглянулась. Вокруг стояло множество полицейских машин. Копы брали показания у очевидцев и осматривали территорию в поисках улик. Площадку перед мотелем огородили желтой лентой. Подъехали машины службы иммиграции и натурализации, чтобы взять на попечение девушек из «загона», и заглушили двигатели, ожидая дальнейших указаний. Васкес не представляла себе, какое будущее ожидает вчерашних сексуальных рабынь, завербованных Чейнсом. И все же, какая бы участь их ни ждала, она будет лучше того ада, что был уготован им в «Старбрайте».

Ее размышления прервал знакомый голос:

– Похоже, где ты – там и неприятности, Вики.

Лишь два человека называли ее Вики. Васкес обернулась. За спиной стоял детектив‐сержант Тревор Белакур, опершись о капот красного «шевроле-импалы». Белакур, крепкий немолодой человек, криво улыбнулся, скрестив руки на груди. Он носил густые усы под длинным носом, хотя на голове уже просвечивала лысина. Сегодня детектив надел штаны цвета хаки и белую рубашку, а сверху накинул легкую, подбитую шерстью коричневую спортивную куртку. Белакур был напарником покойного отца Васкес в течение последних трех лет его службы. После смерти напарника Белакура назначили начальником уголовной полиции Джексонс-Гроув.

Васкес прекрасно понимала, что означало присутствие Белакура на месте преступления, однако решила, что не стоит сразу поднимать эту тему. Она подошла к старому другу и прижалась к его плечу.

– Как жизнь, Тревор?

– Все отлично, Вики, – слегка гнусавым баритоном ответил Белакур. – Каждый день проверяю почтовый ящик – все жду, когда пригласишь на свадьбу.

– Мне бы сперва жениха найти. А что ты? Так и проведешь холостяком свою вторую молодость?

– Если женюсь сейчас – этот брак точно подпортит мою репутацию в доме престарелых, девочка. Ведь там мне только и останется, что отбиваться от вдовушек.

Васкес кивнула, думая, о чем бы еще спросить Тревора.

– Не стесняйся, говори, что у тебя на душе, малышка, – помог ей Белакур.

– Анархист вернулся, Тревор. Он снова убивает.

– Да, вчера ночью нашли первый труп. Он прикончил охранника, а потом устроил свое дебильное шоу в одном из пустующих контейнеров в хранилище. Его почерк. Я уже общался с вашим уполномоченным по расследованию преступлений на сексуальной почве, просил, чтобы тебя назначили консультантом по этому делу. Ты не понаслышке знаешь, как действует этот парень, да и опыт составления психологических портретов имеешь. Так что они пошли навстречу.

Васкес вспомнила, как умер ее отец, и напряглась. Дело Анархиста стало последним преступлением, над раскрытием которого работал Васкес‐старший, и она досконально изучила собранные материалы. Если Васкес хочет почтить память отца, то должна поставить точку в этом деле. Пока в расследовании никакого прогресса не намечалось. Убийца затаился, и уже полтора года о нем ничего не было слышно.

Васкес кивнула. Она намеревалась поймать Анархиста, чего бы это ни стоило.

– Чего мы ждем, Тревор? Пошли, осмотримся на месте.

День второй. 16 декабря, полдень

7

В прошлой жизни Эмили Морган сотрудничала с полицией в качестве клинического психолога – помогала в расследовании дел, связанных с психологическими травмами подозреваемых. Она вышла замуж за Джима, полицейского патрульной службы штата Колорадо, и они купили красивый двухэтажный коттедж в коричнево‐зеленой гамме. Дом в колониальном стиле на юго‐востоке Колорадо был окружен лесным массивом. В браке родилась дочка. А потом в их жизнь вошел Фрэнсис Акерман, и все переменилось.

С тех пор Акерман почти постоянно занимал ее мысли, и именно в это время Эмили встретила Маркуса Уильямса. Маркус представил ее человеку, которого называл Директором. Эмили показала свои способности при расследовании дела серийного убийцы, и Директор предложил ей должность в организации «Пастух». Эмили стала консультантом полевых агентов.

Новая служба дала ей возможность начать все заново, попытаться забыть Джима и их едва начавшуюся семейную жизнь, и Эмили, взяв маленькую дочку, переехала в небольшой городок в Северной Вирджинии.

Прошел почти год, однако Эмили так и не удалось добиться заметного результата в работе с ее главным пациентом – Маркусом Уильямсом. Маркус был человеком добрым и в то же время склонным к мучительному самокопанию; вечно пытался взвалить на свои плечи все мыслимые и немыслимые заботы человечества. На службе Уильямс проявлял себя с самой активной стороны, однако в личной жизни был крайне нерешителен. Эмили за него серьезно тревожилась, и Директор разделял ее беспокойство.

– Попробуем еще сеанс гипноза? Не исключено, что вы вспомните события той ночи.

– И что дальше? – поинтересовался сидевший на кожаном диване Маркус.

Приемная, выдержанная в умиротворяющих тонах, находилась в задних комнатах дома Эмили. Цвета обстановки были нейтральными, пастельными; на стенах висели позитивные рисунки – журчащий по камням ручей, смеющиеся дети, лес, закат. Эмили тщательно изучала психологию цвета и характера репродукций, постоянно экспериментировала, меняла местами картины. Результаты экспериментов ошеломляли. Искусство не являлось точной наукой, однако Эмили отчаянно пыталась создать в своем кабинете подобие убежища, где пациенты чувствовали бы себя в полной безопасности, и люди на приеме действительно успокаивались, расслаблялись. Все, кроме Маркуса. Эмили часто задавала себе вопрос: может быть, Маркусу станет комфортнее, если она покрасит стены кабинета в черный цвет, а вместо картинок с ручьями повесит фотографии с мест преступления?

– По‐моему, прогресс налицо, Маркус. На первом сеансе вы вообще ничего не могли вспомнить – только тьму и страх.

– И что мне удалось вспомнить с тех пор? Голос в темноте? Вы же говорите, что я его просто вообразил. Крики родителей? Ничего мы с вами не добились. Пустая трата времени, вашего и моего.

Эмили сняла очки и, положив их вместе с блокнотом на журнальный столик, наклонилась, упершись локтями в колени.

– Категорически не согласна. Вы никогда не говорили мне, почему вам так важно вспомнить ту ночь. Надеетесь найти убийцу? Вспомнить какие‐то подробности, которые выведут вас на его след?

Глаза Маркуса блеснули, однако Эмили не сумела понять, какие эмоции вызвал в нем вопрос. На долю секунды ей показалось, что Маркус готов открыться, но он вытащил из кармана телефон и вывел на экран часы.

– Боюсь, наш сеанс подошел к концу, док. Мне бы не хотелось, чтобы налогоплательщики переплачивали за мое лечение.

Эмили откинулась на спинку кресла и вздохнула.

– Я ведь уже говорила – для вас я всегда здесь, днем и ночью. Будете держать гнев в себе – считайте, что сжимаете в руке раскаленный уголь. Рано или поздно вы его в кого‐нибудь бросите. Вас сжигает гнев.

– Вы прочитали это на печенье с предсказанием? – поднял брови Маркус.

– Мой дед был японцем, буддистом. Он рассказывал мне о предсказании судеб в учении Будды. Бабушка, родом из Ирландии, принадлежала к католической церкви и учила меня любить врагов и молиться за тех, кто подвергает тебя гонениям. Это слова Иисуса.

Маркус молча смотрел на Эмили.

Она вспомнила высказывание Будды, о котором говорил дед. Одно слово, несущее мир, всегда лучше тысячи пустых слов. К сожалению, ей придется найти иные способы, чтобы привнести мир в душу Маркуса Уильямса.

– Сколько вы не спите?

– Почему вы спрашиваете? Хотите уложить меня прямо здесь?

Эмили не стала отвечать. Ей уже приходилось видеть Маркуса в подобном состоянии. Любая попытка поговорить по душам наталкивалась на глумливые ответы, которые только уводили их от основной темы. Она встала, открыла ящик стола и, достав оттуда флакон с таблетками, кинула его в сторону Маркуса.

Он поймал пузырек и уставился на этикетку.

– Это еще что?

Эмили уселась за стол и начала делать пометки в блокноте.

– Подобрала вам препарат для улучшения сна.

– Благодарю, док, не стоит. Мне необходима полная концентрация, и такую гадость я принимать не буду.

Маркус бросил ей флакон. Эмили поймала его и тут же что есть силы кинула обратно. Флакон стукнул Маркуса в грудь.

– Концентрация? О какой концентрации можно говорить, если в вашем баке бензина на донышке? Вы истощены, ваша реакция вот‐вот снизится до нуля! Это все равно что ходить на работу пьяным. Берите чертовы таблетки и хоть чуть‐чуть поспите, или ноги вашей на оперативной службе не будет! Понятно излагаю?

Маркус несколько секунд не сводил с Эмили взгляд, потом все же нагнулся, поднял пузырек и направился к выходу.

Эмили, продолжая смотреть в свой блокнот, добавила:

– Маркус, будьте осторожны, прошу вас.

Он не стал оборачиваться, а уже у двери сказал:

– Знаете, чему еще учит Будда? «Тайна бытия в том, что не должно быть страха. Не бойся предстоящего, ни на кого не надейся. Свобода приходит лишь тогда, когда отказываешься от помощи».

Маркус открыл дверь и вышел в ночь, а Эмили, не найдясь с ответом, смотрела ему вслед.

8

Маркус вошел в свой кабинет и швырнул куртку на одно из кресел для посетителей. В помещении пахло новой кожей и старым винилом. Аромат кожи исходил от мебели, приобретенной за счет казенных средств, винилом же пахло собрание пластинок, задвинутых в угол комнаты. На стенах висели киноафиши – в основном из фильмов с Джеком Николсоном, а также первого «Хищника», второй части «Чужих», первой трилогии «Индианы Джонса» и «Крепкого орешка». В комнате было еще несколько постеров, посвященных другим излюбленным картинам Маркуса. Каждая афиша пестрела автографами актеров и съемочной группы. В другом углу кабинета, на тумбочке под телевизором, росла коллекция вещей, использованных в качестве реквизита для различных фильмов. Зарплату Маркус особо ни на что не тратил, а редкие часы досуга проводил на аукционной площадке eBay. Семейные снимки в кабинете отсутствовали.

Едва переступив порог кабинета, Маркус почувствовал, что на диване кто‐то сидит, но притворился, что не заметил гостя, и, сев за рабочий стол, начал просматривать почту.

– Вам стоит быть осторожнее – не к каждому ведь получится подобраться незаметно. Я обычно сначала стреляю, вопросы приберегаю на потом.

– А ты уверен, что я не вытащил обойму из твоего «ЗИГ‐зауэра»?

Маркус поднял взгляд на Директора «Пастуха» и едва не потянулся к кобуре.

– Да уж, с вас станется.

– Я ведь предупреждал тебя, мальчик. Девяносто процентов ситуаций, с которыми ты сталкиваешься, у тебя не под контролем. Так что управляй хотя бы оставшимися десятью. – Директор положил руку на одеяло с подушкой, сдвинутые к подлокотнику дивана. – Говорят, ты съехал из квартиры, которую мы тебе сняли, и перебрался в служебный кабинет?

– Никакого смысла в этой квартире не было. Я почти все время на службе, а когда нет – меня всегда можно найти в офисе. Представляете, какую сумму мы сэкономили налогоплательщикам?

– Какая может быть личная жизнь, если у тебя нет дома?

– Мой дом – здесь. – Маркус обвел рукой кабинет.

Директор оглядел коллекции, собранные подчиненным, и задержал взгляд на стопке фотографий с мест преступления, лежавших на столе.

– С Мэгги у тебя отношения наладились?

Маркус молчал, некоторое время бесстрастно смотрел на Директора, потом ткнул пальцем в папку, которую тот зажал под мышкой.

– У нас новое дело?

– Если быть точным – старое, просто появились новые факты. Ты не ответил на мой вопрос.

Маркус молча ждал продолжения.

– Она тебя любит, Маркус. Не говори, что ничего не подозреваешь, – произнес Директор.

– Можно папку? – протянул руку Маркус. – Если это дело напоминает те, с которыми мы работали последнее время, рассусоливать некогда.

Директор не шевельнулся.

– Как у тебя со сном?

Маркус раздраженно вздохнул и встал из‐за стола.

– Вы наняли меня, чтобы я работал. Работой я последний год и занимаюсь. Это моя жизнь. Каждый из плохих парней, дела которых вы клали мне на стол, получил свое. У вас остались сомнения в моих способностях?

Директор не стал отводить взгляд.

– Ты знаешь, что нет.

– Тогда передайте мне эту чертову папку, и я возьму ее в работу. Если считаете, что я недотягиваю в профессиональном плане, пожалуйста, надерите мне задницу, не стесняйтесь, и давайте отложим в сторону все остальное.

Директор замолчал, и некоторое время оба сидели совершенно неподвижно. Наконец шеф извлек папку и кинул ее на стол. Маркус забрал документы, присел на край столешницы и открыл первую страницу.

– Анархист?

– Именно. Мы не знаем точно, сколько человек он убил, но здесь явно попахивает оккультизмом. Подробности найдешь в деле. Анархист не проявлял себя около полутора лет. Прежде по его делу некоторое время работал Аллен; он планирует встретиться с тобой в Чикаго. Парень убил по крайней мере трех женщин, и еще пять числятся пропавшими без вести.

– Их тела не обнаружены?

– Пока нет. Разумеется, мы считаем, что они погибли. Запомни: дело ведет полиция, а ты не высовываешься, но делаешь все, чтобы остановить убийцу.

Маркус кивнул. Когда его брали на работу, Директор обозначил единственную цель: наиболее желательный исход каждой операции – смерть преступника. И все же порой функция «пастуха» заключалась в том, чтобы оказать посильную помощь полиции при задержании подозреваемых. Маркус надеялся, что на этот раз убивать не придется.

Директор направился к двери и, обернувшись, добавил:

– Я требую, чтобы ты отдохнул хотя бы день, прежде чем займешься Анархистом. Ты должен быть готов на сто процентов. Ясно?

– Предельно. Сто десять процентов.

Директор прищурился, но комментировать не стал. Закрывая за собой дверь, он пробормотал через плечо:

– Бог в помощь. Хорошей охоты.

Маркус вернулся за стол и расчистил место для новых документов. В полиэтиленовом пакетике, пришпиленном к обложке папки, лежала флеш‐карта. Он вытащил ее и вставил в порт «Мака». Удивительно, зачем Директор до сих пор таскает бумажные папки? Со дня вступления в должность Маркус перевел взаимодействие группы в цифровой формат. Он открыл каталог, переслал файлы по защищенной почте Эндрю и другим членам команды и вывел на экран фотографии молодых женщин, убитых полтора года назад, и последней, погибшей накануне ночью. Фотограф удачно запечатлел счастливые лица девушек. Маркусу пришло в голову, что некоторые из этих снимков еще развешаны по Чикаго с подписью «Пропала без вести». У каждой из девушек была семья, каждая о чем‐то думала и мечтала. У них украли настоящее, украли и будущее. Маркус смотрел в глаза жертв, запоминая их лица.

Наконец он достал из кармана телефон и набрал номер Эндрю.

– Я тебе кое‐что отправил по электронной почте.

После долгого молчания Эндрю поинтересовался:

– Уже выдвигаемся?

– Зло не ждет, Эндрю. Выезжаем через полчаса. Собирайся.

– Ты босс, тебе виднее, – вздохнул напарник.

Маркус нажал кнопку отбоя и застучал по клавиатуре, открывая файлы. Затем нащупал в кармане таблетки, вытащил пузырек и, посмотрев на этикетку, бросил лекарство в ящик стола и задвинул его. На кону стояли невинные жизни, а ему до отъезда в Чикаго надо было еще перелопатить кучу материала.

День второй. 16 декабря, вечер

9

Компьютер Харрисон Шоуфилд держал в мастерской гаража и выходил в интернет через три прокси‐сервера. Он был почти уверен, что полиция никогда не проследит его по IP-адресу, потому что принял все возможные меры. Беспроводной расширитель диапазона он установил в ветвях деревьев за домом и подключался к незащищенной сети одного из соседних домов. Если даже кто‐нибудь установит IP-адрес, тот будет принадлежать соседу, а не Шоуфилду. Как обычно, он просчитал все варианты развития событий. Во всяком случае, так он думал.

Еще раз убедившись в своей полной анонимности, Шоуфилд включил изображение с камер и пролистал несколько записей. Вот и она – Джесси Олаг, следующая жертва, за которой он наблюдал уже полгода. Девушка занималась обычными вечерними делами и слушала музыку. И хотя до Шоуфилда звук не доносился, он чувствовал ритм по движениям ее тела. Вот Джесси медленно покачивает головой, вот двигаются ее бедра. Девушка выглядела такой радостной, умиротворенной… Как? Как ей удавалось быть счастливой? Шоуфилд провел небольшое исследование и знал о Джесси Олаг абсолютно все.

Ее родители сидели на наркотиках. В жизнь семьи вмешалась служба социальной защиты детей, и юность Джесси провела у разных приемных родителей, переходя из одного дома в другой. Детей у нее не было. У девушки были множественные кисты яичников, что в итоге привело к бесплодию. Муж Джесси оказался конченым алкоголиком и дома беспробудно пил. К счастью, работал он в ночную смену, и виделись они с Джесси нечасто. Их встречи дома были мимолетны, однако даже эти редкие вечера выдавались напряженными: насилие незримо витало в доме Джесси. Близких друзей она не завела, да и работа ей досталась абсолютно бесперспективная – в кофейне местного торгового центра.

И все же, несмотря ни на что, с ее лица не сходила улыбка. Каждое воскресенье Джесси вызывалась поработать волонтером в местной кухне для бедных, а каждый второй вторник месяца ухаживала в приюте за бездомными животными. У Джесси была добрая душа; когда она улыбалась, все вокруг начинало светиться.

У девушки имелось то, в чем отчаянно нуждался Шоуфилд. Минуты, когда он испытывал радость или удовлетворение, были редки и эфемерны. Шоуфилд родился бездушным. Скоро он заберет кусочек души Джесси Олаг, попробует ее счастье на вкус, и радость девушки поселится в его сердце.

10

Шоуфилд припарковал машину в переулке за домом и натянул черную вязаную шапочку. Она полностью прикрывала лицо, лишь для глаз и рта были прорезаны специальные отверстия. Шоуфилд еще раз внимательно осмотрелся и вышел из автомобиля. Он шел уверенно, заранее проиграв в уме каждое свое движение.

Обойти гараж, дальше – по подъездной дорожке. Нагнуться, вытащить ключ от черного хода из‐под горшка с засохшим гибискусом, который Джесси раньше заносила на зиму в дом. Подняться по ступенькам к раздвижной стеклянной двери, вставить ключ, повернуть, осторожно отодвинуть дверь, войти в дом и тихо закрыть створку.

Шоуфилд вошел в кухню, бросив взгляд по сторонам. Странно видеть эту комнату под таким углом, да еще и в цвете… За полгода он уже привык к монохромному зернистому изображению с маленькой видеокамеры. В кухне висели и стояли красно‐белые интерьерные вещицы в типичном американском стиле; то же самое Шоуфилд заметил и в смежной комнате – столовой. А вот и хиленькая рождественская елка, украшенная самодельными игрушками: стоит у окна в гостиной. Жалюзи опущены, однако сквозь них пробивается свет фар проезжающей мимо машины, и по потолку пробегают лучики. Шоуфилд прислушался. Все тихо, лишь обычные скрипы и шорохи старого дерева, которые зимой издает любое здание.

Он прикрыл глаза и втянул воздух. Джесси перед сном жгла свечу, и в воздухе еще витал сладковатый аромат ириса.

Шоуфилд пересек гостиную и поднялся по лестнице к спальне Джесси. Вторая и пятая ступеньки издавали жуткий скрип – их давно пора было поменять. Шоуфилд осмотрительно перешагнул через них, поставив ногу сначала на третью, а потом сразу на шестую ступеньку. Наверху он пошел вдоль стены, скрываясь в тени, и наконец попал в коридор, ведущий к последней двери.

Спальня была закрыта изнутри на обычную цепочку. Шоуфилд вынул проволочный крючок с магнитом на конце, которым можно спокойно справиться с подобным запором, он приоткрыл дверь на сантиметр, просунул крючок внутрь и повел им в сторону. Цепочка легко вышла из паза. Шоуфилд придержал ее кончик, не дав ему брякнуть о дверь, и проскользнул в спальню.

Он тихо и осторожно приблизился к кровати и несколько секунд постоял, рассматривая спящую девушку. Джесси легла в длинной футболке и фланелевых пижамных штанишках. На груди футболки красовался серый ослик из «Винни-Пуха». На щеку и губы Джесси упала непокорная прядь, и Шоуфилд подавил невольное желание отвести ее в сторону.

Он переместился в изножье кровати и аккуратно приподнял простыню; сейчас ему требовалась ступня Джесси. Шоуфилд вытащил из кармана куртки лидокаин – сильнодействующий анестетик, нанес его на область между пальцами девушки и несколько минут постоял, ожидая, когда наступит онемение. Затем достал шприц и ввел в потерявшую чувствительность ступню раствор димедрола, валмида и валиума.

Шоуфилд глянул на часы, выждал еще немного и наконец откинул с лица Джесси непослушный локон. Девушка не пошевелилась. Шоуфилд наклонился над кроватью и поцеловал ее в щеку.

– Прости, Джесси. Мне так жаль…