Итан Кросс
Пророк
Моей замечательной жене Джине, с которой мы прошли десять миль сквозь снежный буран в Чикаго…
Ethan Cross
THE PROPHET
© Aaron Brown, 2012
Школа перевода В. Баканова, 2021
© Издание на русском языке AST Publishers, 2022
От автора
В первую очередь хочу поблагодарить мою супругу Джину и моих дочерей Мэдисон и Калиссу за любовь и поддержку. Отдельная благодарность Джине, которой пришлось вытерпеть не только все безумства моей исследовательской работы, но и меня самого.
Также не могу не сказать спасибо родителям Лерою и Эмили, водившим меня еще ребенком на бесчисленные фильмы, привившим мне любовь к историям. Благодарю отдельно мою маму Эмили, которая всегда читала мои еще не опубликованные произведения, и тещу Карен, которая лучше всех помогала моим книгам продаваться.
Проводя исследование для создания данной книги, я прошел своеобразную стажировку в правоохранительных органах. Без неоценимой помощи сотрудников полиции роман никогда не был бы закончен. Хотелось бы особо выделить шерифа округа Монтгомери Джима Вацци и всех его подчиненных, службу шерифа округа Дюпейдж и заместителя шерифа Эндрю Барниша, Управление полиции Маттесона и, в частности, Аарона Добровица, а также офицера полиции в отставке, действующего писателя Майкла А. Блэка.
Огромное спасибо Джону и Гейл Ханафин за поддержку, которую они оказали мне в благотворительном фонде Ассоциации по борьбе с онкологическими заболеваниями округа Монтгомери. В знак высшей благодарности имя одной из героинь книги – Элеонор Адар Шоуфилд – составлено из начальных букв имен их матерей и внуков (Адам, Даниель, Ашли, Ребекка).
К сожалению, некоторая часть подготовительной работы по той или иной причине часто не входит в книгу. Я высоко ценю усилия Торнтона Куорри и Дейва Уэнслоскиса, предоставивших замечательный материал к одному из оставшихся за страницами романа эпизодов. Уверен, что смогу использовать его в одной из следующих книг.
И, как обычно, проект не состоялся бы без помощи моего наставника, издателя и друга Лу Ароники, а также моих прекрасных агентов Дэнни Баррора и Хедер Баррор-Шапиро. Также огромное спасибо моему другу с той стороны океана, английскому издателю Тиму Вандерпампу за его титанический труд (он занимался моей книгой, несмотря на то, что в этот период у него родился сын Оскар). Также следует сказать, что я не достиг бы успеха без дружеских отношений с другими писателями, состоящими в Международной ассоциации авторов триллеров, без их советов.
Благодарю всех перечисленных мною людей, а также моих потрясающих читателей. Без вас мои мечты так и остались бы мечтами.
1
Фрэнсис Акерман‐младший окинул взглядом бульвар Макартура из окна белого бунгало, украшенного медно‐красной отделкой. На другой стороне дороги торчал зеленый знак с желтой надписью: «Детская площадка Моссвуда. Департамент парков и зон отдыха Окленда». На лужайке бегали и веселились ребятишки; их родители раскачивали качели, сидели на скамейках – кто с книжкой, кто с сотовым телефоном. Детство Акермана прошло совсем иначе. Игры, которыми занимал его отец, оставили незаживающие шрамы на теле и в душе. Маленький Фрэнсис не знал ни ласки, ни любви и в конце концов смирился с таким существованием. Его жизнь наполняли боль и хаос, и в этом был смысл, была цель.
Солнце бросало блики на смеющиеся лица, а Акерман представлял, как все изменится, если светило вдруг выгорит дотла и исчезнет с небосклона. Очистительный холод вечной зимы пройдет по миру и отмоет его, уничтожив скверну. Акерману виделись навечно застывшие мучительные гримасы, хрустальные шары глаз, отражавшие потусторонние миры, слышались затихающие крики. Какая красота! Он глубоко вздохнул и задумался: приходят ли подобные мысли в голову обычным людям, способны ли они постигнуть очарование смерти?
Акерман обернулся к троице, привязанной к стульям в глубине комнаты. Двое – полицейские в штатском, направленные для наблюдения за домом. Старший из них, с редеющими русыми волосами, носил тонкие, по линеечке подбритые усы. Его молодой напарник был обладателем сальной шевелюры цвета воронова крыла и черных кустистых бровей, а также крючковатого носа, что нависал над тонкими розовыми губами и скошенным подбородком. Первый полицейский – очевидно, честный и усердный служака, не хуже и не лучше любого другого. А вот в молодом, напоминавшем хорька копе Акерману что‐то не нравилось – возможно, выражение, затаившееся в глазах. Он подавил внезапный порыв врезать этому парню, стереть с его лица злобную мину.
Сделав над собой усилие, Акерман ограничился улыбкой. Чтобы извлечь информацию, необходимо было устроить небольшое показательное выступление, и Хорек идеально подходил для этой цели. Акерман несколько секунд смотрел в глаза молодому копу, потом подмигнул ему и обернулся к последнему пленнику. Точнее, пленнице.
Розмари Филлипс, женщина с волосами цвета соли с перцем, была одета в выцветшую толстовку с эмблемой «Окленд рейдерс». На ее гладких темно‐шоколадных щеках кое‐где виднелись старые оспины. Она производила впечатление сильного, уверенного в себе человека. Таких людей Акерман уважал, но, к сожалению, сейчас ему требовался ее внук. Акерман найдет его, даже если придется убить всех троих.
Он вытащил кляп изо рта женщины. Розмари молчала.
– Привет. Простите, что не представился должным образом раньше, когда связывал вас. Меня зовут Фрэнсис Акерман‐младший. Когда‐нибудь слышали обо мне?
Розмари ответила на его взгляд.
– Видела по телевизору. Вы – серийный убийца. Над вами экспериментировал ваш отец, пытался вырастить монстра. Насколько я понимаю, у него получилось. Но я вас не боюсь.
– Прекрасно, – улыбнулся Акерман. – Стало быть, официальную часть опустим и перейдем непосредственно к делу. Знаете, почему я попросил этих двух джентльменов присоединиться к нам?
Розмари повернула голову к полицейским и посмотрела на Хорька. В ее глазах Акерман заметил отвращение. По всей видимости, Розмари он тоже не понравился. Что ж, тем интереснее будет, когда Акерман начнет пытать молодого копа.
– Замечала я этих двоих тут неподалеку, – сказала женщина. – Я уже говорила в полиции, что мой внук не идиот. Он здесь ни за что не покажется, а я о нем ничего не слышала с тех пор, как началась эта заваруха. Только они меня не слушают. Видать, считают, что удобнее следить за домом пожилого человека, вместо того чтобы патрулировать улицы, за что мы им платим. Вот вам работа нашего правительства.
– Понимаю, что вы имеете в виду, – снова улыбнулся Акерман. – Никогда особо не уважал власти. Но, видите ли, я тоже разыскиваю вашего внука. И у меня‐то как раз нет ни времени, ни терпения ждать, не заглянет ли он на огонек. Предпочитаю прямые пути, поэтому и прошу вас быть со мной откровенной. Где я могу найти вашего внука?
– Говорила им, повторю и вам: понятия не имею.
Акерман подошел к высокой горке красного дерева, стоявшей у стены. Старинная, добротно сделанная вещь. На полках и на столешнице теснились семейные фотографии. Акерман взял снимок улыбающегося чернокожего парня, обнимающего Розмари; оба позировали на фоне праздничного золотисто‐голубого торта.
– Розмари, я подготовился к нашей встрече и знаю, что внук в вас души не чает. Вы были тем спасательным кругом, что удерживал его на плаву в любой шторм. Наверное, вы – лучшее, что есть в его жизни. Единственный человек, который его любит, наверняка знает, где он прячется. Вы поделитесь со мной этой информацией – так или иначе.
– Да вам‐то что за дело до моего внука? Какое вы имеете к нему отношение?
– Никакого, и он для меня ровным счетом ничего не значит. Но есть один человек, до которого мне дело есть, и этот человек его ищет, а я хочу помочь, если это в моих силах. Согласен с вами в том, что наши чиновники‐бюрократы действуют чертовски медленно, однако сейчас мы можем ускорить их работу.
– Не знаю, где он, – покачала головой Розмари, – а если бы и знала, такому чудовищу, как вы, не рассказала бы.
В голове Акермана эхом прозвучали слова отца: Ты монстр… Убей ее, и боль пройдет… Тебя никто никогда не полюбит…
– Уважаемая Розмари, вы ведь понимаете, что словом можно больно ранить? Впрочем, вы правы: я действительно чудовище.
Он поднял с пола спортивную сумку, кинул на журнальный столик, расстегнул молнию и, порывшись внутри, спросил:
– Слышали об испанской инквизиции? Я в последнее время много о ней читал. Интереснейший период! Главной функцией инквизиции был трибунал. Основали этот институт католические монархи – Фердинанд Второй Арагонский и Изабелла Первая Кастильская. Они планировали таким образом утвердить в своих королевствах католическую веру, особенно среди новообращенных иудеев и мусульман. Но меня завораживают не события минувших времен, а варварские, отвратительные пытки, которым во имя Господа подвергались люди, считавшиеся еретиками. Мы с вами думаем, что живем в жестокий век, однако наши воспоминания относятся к совсем недавнему прошлому. Любой прилежный студент‐историк скажет, что наша эра – настоящая эпоха просвещения по сравнению с любым другим отрезком истории. Методы, которые применяли инквизиторы, чтобы выбить признание у жертвы, просто невообразимы. Надо отдать им должное, сказочная фантазия.
Акерман вытащил из сумки странное устройство.
– Древняя вещица. Ее прежний владелец настаивал, что это точная копия инструмента, использовавшегося во времена инквизиции. Разве можно не любить eBay?
Он поднял повыше диковинный предмет, составленный из двух больших шипастых кусков дерева, которые соединялись дюймовыми металлическими винтами, и дал пленникам возможность его рассмотреть.
– Это приспособление, названное «дробитель колена», использовали не только по прямому назначению. Когда инквизитор крутил винты, половинки устройства сближались, и шипы входили в плоть жертвы. Инквизитор закручивал винты все туже и туже, пока жертва не давала желаемый ответ. Пытку прекращали и в том случае, если конечность допрашиваемого уже не воспринимала боль.
Розмари плюнула в лицо Акерману и заговорила с акцентом, характерным для жителей Джорджии. Ее слова звучали резко и уверенно: наверняка на этом диалекте женщина говорила в юности, и он проявлялся, когда Розмари была особенно взволнована.
– Вы все равно нас убьете, что бы я ни сказала. Я не сумею спастись сама и не спасу этих мужчин. Встретить собственную смерть – вот и все, что сейчас в моей власти. Я не стану унижаться перед вами и вам подобными. Не собираюсь молить о пощаде. Не дождетесь!
– Уважаю ваши принципы, – кивнул Акерман. – Вы не представляете, сколько я встречал людей, которые винят общество, да и весь мир, за то, что с ними что‐то не так. Все мы в какой‐то степени жертвы обстоятельств. Мы привыкли думать, что распоряжаемся собственной судьбой, однако наша жизнь подчиняется силам, над которыми мы не властны, которых не понимаем. Вот в чем состоит правда жизни. Нас дергает за ниточки невидимый кукловод, и от этого никуда не денешься. Знаете, где у нас реальные рычаги управления? – Он дотронулся кончиком лезвия пятнадцатидюймового ножа до своего виска. – В голове. Я пришел не затем, чтобы вас убить. Удовольствия мне это не доставит. Однако меня тоже дергают за ниточки, как и любого из нас. Сегодня обстоятельства вынуждают меня причинить вам вред – только так я достигну цели. Я очень хорош в своем деле, уважаемая Розмари. Вся моя жизнь – постижение боли и мучений. Времени у меня не много, и я поделюсь с вами лишь толикой своего опыта, но, уверен, и этого будет достаточно. Вы мне все расскажете. Не сможете не рассказать. В вашей власти лишь повлиять на продолжительность собственных страданий. Итак, спрашиваю еще раз: где ваш внук?
Губы Розмари дрогнули, однако женщина промолчала.
Комната была пропитана ароматом корицы, и все же он не мог заглушить запаха пота и первобытного ужаса, которого Акерману так недоставало в последнее время. Он соскучился по страху, по осознанию своего могущества. Тем не менее возбуждение пока следовало сдерживать. Нельзя терять контроль над ситуацией.
– Начнем, пожалуй? Придется немного закрутить гайки – так ведь говорят? Вы удивитесь, но как раз на этом устройстве их и закручивают.
•
Акерман несколько минут забавлялся новой игрушкой, затем глянул на Розмари, подкрутил рукоятки, и полицейский забился от боли.
– Хватит! Я все скажу! – крикнула Розмари. – Он в Спокане, штат Вашингтон. Они прячутся в какой‐то заброшенной слесарной мастерской. Нашли жулика‐риелтора, тот и пустил их. Я уговаривала внука сдаться полиции, даже думала сама обратиться в участок, но живыми они с дружками не дадутся. Внук – это все, что осталось от моей семьи…
По щекам женщины побежали слезы.
Акерман нагнулся над машинкой, ослабил зажимы, сдавившие ноги полисмена, и голова пленника тут же бессильно откинулась на спинку стула.
– Благодарю, Розмари. Я вам верю и даже сочувствую. Ваш внук – плохой парень, однако это ваша плоть и кровь, и вы, несмотря ни на что, его любите.
Он подошел к столу, выдвинул стул, сел прямо перед Розмари и вытащил маленький блокнот в кроваво‐красной обложке.
– Я отношусь к вам с уважением, ценю вашу откровенность. Только поэтому дам вам шанс спастись. – Акерман открыл блокнот, вытащил из него ручку и начал писать. – Хочу, чтобы вы сами определили исход нашей маленькой игры. На первом листе я пишу «Хорек». Это наш первый полицейский. – Он вырвал страничку, скомкал ее и положил между ног на сиденье стула. – На втором листе напишем «Джеки Глисон». Это будет второй коп. Дальше – «Розмари». И еще два листка: на одном я пишу «никто не умрет», на другом – «все умрут».[1]
Акерман перемешал смятые бумажки и сложил на полу у ног Розмари.
– Надеюсь, смысл игры ясен? Тем не менее поясню: вы тянете жребий, а я убиваю того, чье имя вы выбрали. И все же у каждого из вас есть двадцать шансов из ста остаться в живых. Предупреждаю: если вы откажетесь играть или будете долго тянуть, я с удовольствием убью всех. Прошу не сопротивляться судьбе. От вас сейчас зависит одно: какой жребий вы вытянете. Не питайте ложных надежд – других вариантов нет. Если поступите неправильно, это лишь усугубит ситуацию. Выбирайте.
Розмари устремила на Акермана взгляд, полный ненависти, и тот вспомнил доктора Кендрика из психиатрической лечебницы Седар‐Милл. Врач однажды сказал, что у Акермана повреждена группа взаимосвязанных структур мозгового вещества – паралимбическая система, отвечающая за эмоциональную сферу, процесс целеполагания и мотивации, а также самоконтроль. Доктор изучил его мозг методами магнитного резонанса и обнаружил, ко всему прочему, дисфункцию миндалевидной железы, которая вырабатывает гормоны, вызывающие чувство страха. Дикие обезьяны с повреждением этой области безбоязненно приближаются как к человеку, так и к хищным зверям. Кендрик объяснил, что именно поэтому Акерман не ощущает страха, свойственного нормальному человеку.
Очевидно, у Розмари то же самое заболевание. Или она черпает силы из неведомого Акерману источника.
Розмари опустила взгляд на скомканные листочки и вновь уставилась на Акермана.
– Третий. Тот, что лежит в середине.
Акерман нагнулся, развернул записку и улыбнулся.
– Вам сегодня везет! Все остаются жить. Прошу прощения за то, что вам пришлось перенести такое испытание, однако в этом повинен не я. Как уже говорилось, все мы жертвы обстоятельств.
Он встал, собрал вещи и вышел на бульвар Макартура.
•
Акерман швырнул сумку в багажник голубого «форд-фокуса». Он не возражал бы против более стильного автомобиля, однако «форд» ничем не выделялся среди тысяч подобных ему машин, и соображения безопасности перевесили желание блеснуть. Акерман сел в машину и положил на соседнее сиденье драгоценности, бумажники и кошельки своих недавних пленников. Он терпеть не мог опускаться до банального грабежа, но за все приходилось платить, а вор из него был не лучший, да и времени на то, чтобы промышлять грабежами регулярно, не хватало.
Акерман вытащил из бардачка одноразовый мобильник и набрал номер, поглядывая на клочок бумаги, который выбрала Розмари: Все умрут.
Прозвучало несколько гудков, и на том конце сняли трубку.
– Чего тебе надо?
– Здравствуй, Маркус! – Акерман улыбнулся. – Прошу прощения, ибо вновь согрешил. Но я делаю это не для себя – для тебя.
2
Маркус Уильямс рассматривал тело жестоко убитой женщины. Судя по синякам и следам от веревки, перед смертью ее изнасиловали.
Небольшая ремонтная мастерская была пристроена к задней части цеха и находилась в полном упадке. Пластик покоробился из‐за дождей, крыша кое‐где зияла дырами, сквозь которые просвечивало безоблачное ночное небо. В проломы в стенах залетали снежинки, и все помещение замело тонким снежным налетом. Большая секция стеллажей у задней стены сорвалась с креплений, и на полу было разбросано ее содержимое: ржавые патрубки, проволока, полусгнившие картонные коробки и инструкции к старому оборудованию.
Тело лежало посреди комнаты, словно ненужный хлам, от которого планируют избавиться как‐нибудь потом. Маркус оценил его цвет и степень окоченения и решил, что женщина убита несколько часов назад. Убийца воспользовался небольшим тупым орудием – вероятно, молотком.
Ах, появиться бы здесь чуть раньше…
Маркус подавил гнев и невольное чувство вины – пока это лишнее. Он вышел на улицу и подпер дверь булыжником. Когда они прибыли на место, на двери висел замок, и пришлось применить универсальный «хулиган» – инструмент, напоминающий лом. Маркус хотел сделать банде сюрприз, поэтому дверь не должна была хлопать на ветру.
Он пересек парковку и перепрыгнул через цепь ограды. Рядом находилось несколько современных заводов, а эта фабрика обанкротилась и теперь пустовала. Бандиты из «Грабителей банков» заплатили риелтору черным налом, и тот впустил их в помещение полуразрушенной фабрики. Маркусу не потребовалось прилагать особых усилий, чтобы заставить сотрудничать одного из работников риелторской компании. Парень раскололся, как только Маркус рассказал ему о сроках заключения за посредничество и соучастие.
Маркус шел по следу «Грабителей» уже несколько месяцев, однако после очередного налета те легли на дно. Два дня назад они нанесли новый удар, захватив жену и двух дочерей владельца ювелирного магазина. «Грабители банков», как их стали называть с легкой руки журналистов, разработали жестокую схему обогащения: банда похищала семью человека, имеющего доступ к деньгам или иным ценным активам. Жертву вынуждали отдать выкуп, угрожая уничтожить всю семью. Метод был несложным, но «Грабителей» отличала крайняя безжалостность. Шантажируемый почти всегда соглашался с их требованиями, и все же его семью спасти не удавалось. Операции банды заканчивались смертью главы семейства после передачи выкупа. С женами и дочерьми «Грабители» успевали позабавиться, прежде чем убить.
Полиция знала, что преступная группа состоит из четырех человек, однако все четверо были достаточно умны и практически не оставляли следов. Единственной ценной информацией стал отпечаток пальца на одном из мест преступления. Имя подозреваемого всплыло в справочной системе, однако о нем ничего не слышали с момента организации банды. Копы из Окленда допросили его бабушку, и, хотя та не промолвила ни слова о внуке, были уверены, что она что‐то скрывает. За ее домом наблюдали; больше полиция ничего сделать не могла.
Маркус планировал посетить ее, однако Акерман его опередил.
Маркус рывком распахнул дверцу черного «юкона», сел за руль, подышал на руки и включил подогрев сидений. Через несколько секунд открылась пассажирская дверца, и в машину сел Эндрю Гаррисон, сорвал с головы вязаную шапочку и разгладил короткие светлые волосы. В отличие от заросшего трехдневной черной щетиной Маркуса он был чисто выбрит и выглядел вполне пристойно.
– Что у тебя? – спросил Маркус.
– Похоже, нашел помещение, где они держат дочерей жертвы. Видел одного из членов банды: дрыхнет на диване в главном здании. Если не ошибаюсь, они занесли внутрь складной стол и еще кое‐что из мебели – оборудовали себе там нору. Окна со стороны основного входа заперты. Оттуда входить не решился – можно наделать шума. Ты что‐нибудь нашел?
– Обнаружил мать.
Эндрю ждал пояснений, но молчание Маркуса говорило само за себя. Эндрю глянул в ветровое стекло и чертыхнулся:
– Проклятье! Что предлагаешь?
– Обойдем сзади. Действуем как обычно: я впереди, ты прикроешь. Пройдем через основное здание. – Маркус вздохнул. – Надо доложить.
Он вытащил из кармана телефон и набрал номер. Директор «Пастуха» снял трубку после первого же гудка.
– Нашли их?
– Да. Мать убита. Мы готовы войти.
– Действуйте. Я собирал совет – вам дали все полномочия для завершения операции. Будьте осторожны. Бог в помощь!
Директор отключился.
Маркус бросил телефон и уставился на покрытую снегом землю. В организацию «Пастух» он вступил больше года назад и до сих пор сомневался в правильности своего решения. Ее курировало министерство юстиции, а работала она под прикрытием вывески «Агентство стратегического анализа». Их служба занималась наиболее жестокими преступниками, в основном серийными убийцами. Основная миссия «Пастуха» решительно отличала его работу от деятельности подразделения поведенческого анализа ФБР. Перед «пастухами» не ставили задачу просто найти преступника и предъявить обвинение. Их предназначение заключалось в зачистке улиц города от преступных элементов и не предусматривало никаких ограничений. Для выполнения своих функций «пастухи» часто обходили и даже прямо нарушали закон. Изначально организация создавалась как оперативная группа, не попадающая под законодательное регулирование, что позволяло игнорировать любые запреты и делать свою работу, не заботясь об оставленных уликах и правовых процедурах. В этом смысле группа напоминала ЦРУ и армию, годами проводящих операции по уничтожению враждебных Америке элементов за рубежом. Разница состояла лишь в том, что «Пастух» работал на территории США и в сферу его интересов входили исключительно американские граждане.
Организация состояла из маленьких ячеек, и Маркус руководил одной из них. Назначение он заслужил благодаря особым способностям, которые проявил еще в Управлении полиции Нью-Йорка, где занимал должность детектива убойного отдела. В свое время Маркус выследил состоятельного сенатора, имевшего склонность к домогательству к девочкам, которых впоследствии убивал. Вместо того чтобы спустить дело на тормозах, Маркус послал пулю преступнику в голову. Избежать уголовного преследования ему удалось лишь потому, что ни у кого не возникло желания рассказать обществу о темных делах сенатора.
В «Пастухе» на Маркуса было возложено оперативное руководство ячейкой, однако свои действия он согласовывал с человеком, которого знал исключительно как Директора. Общее руководство оставалось за советом, в который входили безымянные люди. Убедиться в их реальном существовании не представлялось возможным.
– Что‐то не так? – спросил Эндрю.
– Тебе приходилось видеть хоть кого‐то из нашего высшего руководства, кроме Директора и министра юстиции? Может, знаком с кем‐нибудь из совета?
– Что это ты вдруг?
– Не совсем «вдруг». Не могу отделаться от одной мысли. Ты никогда не думал, как нам удается уходить от последствий за то, чем мы занимаемся? Кто дергает нас за ниточки?
– Почему не думал? – пожал плечами Эндрю. – Просто я верю в наше дело и считаю, что мир становится чище, пока мы несем службу на улицах. На этом и стараюсь сосредоточиться. Анализирую то, что в состоянии контролировать.
– Правильно ли то, что мы делаем?
– Мы спасаем жизни, защищаем людей от монстров, о которых среднестатистический американец даже не подозревает. Что здесь может быть неправильного?
– Еще Ганди говорил: «Я против насилия, потому что, когда кажется, что зло делает добро, это добро ненадолго. А зло остается навечно».
Эндрю горько усмехнулся.
– Что, по‐твоему, ощутил бы Ганди, найди он здесь труп любимого человека? Большинство заявит, что мы не меньшее зло, чем убийцы, за которыми охотимся. «Вы нарушаете права этих людей» – вот в чем нас обвинят. Только среднестатистическому обывателю никогда не приходилось предавать земле тело своего ребенка, загубленного таким человеком, как тот, что сейчас прячется в этом здании. Никто из них не представляет, что это за чувство! Пока не окажешься в такой вот ситуации, никогда не поймешь смысла нашей работы. Уж не думаешь ли ты, что Ганди доводилось встречать чудовище, подобное Акерману?
Эндрю отвернулся и откинулся на сиденье.
Маркус потянулся и потер виски. Мигрень не желала отступать, и за последнюю неделю ему удалось поспать максимум часов пятнадцать. Ситуация с Акерманом улучшению сна не способствовала. Операцию по задержанию этого убийцы использовали при вербовке Маркуса: ему решили показать типичного преступника, на которого охотятся «пастухи». Правда, показательный урок тогда провалился. Убийца бежал, да еще и проникся уверенностью, что их с Маркусом судьбы связаны воедино. Акерман зациклился на Маркусе: постоянно звонил, предлагал непрошеную помощь при расследованиях. Хуже всего было то, что ни один из членов команды понятия не имел, как Акерман узнавал об их очередном деле и откуда добыл номер телефона Маркуса. Любые попытки выследить и найти преступника заканчивались провалом.
– Не стóит ли нам поблагодарить Акермана? – предложил Эндрю. – Он все‐таки навел нас на «Грабителей банков». И если мы сейчас спасем девочек – не исключено, что это будет и его заслуга.
Рука Маркуса взметнулась и сграбастала Эндрю за грудки. Он рывком притянул напарника к себе.
– Этот подонок пытал двух полицейских и старуху, чтобы вытянуть из них информацию! Акерман снова начнет убивать, только дай ему время. Может, уже начал! Но ведь цель оправдывает средства, не так ли, Эндрю?
Маркус оттолкнул коллегу обратно на сиденье и перевел взгляд на заброшенную фабрику. В салоне автомобиля воцарилась тишина.
– Мы возьмем его, Маркус.
– Ладно, забудь.
Эндрю немного помолчал, затем добавил:
– Если все пойдет не так, как планируем, и появятся копы, переговоры веду я, запомни.
– Ты это к чему? – Маркус наклонил голову и уставился на напарника.
– Просто хочу сказать, что общение не твой конек.
– Ты имеешь в виду, что я не умею разговаривать с людьми?
– Ну, если мягко выразиться, ты самая настоящая задница, Маркус.
– Спасибо, дружище. Повезло мне с напарником.
– Просто говорю о том, что и так бросается в глаза.
Маркус уже не слушал коллегу, мысленно готовясь к предстоящей операции. Вокруг здания стояли уличные фонари, освещавшие почти весь фасад. Здание из белого кирпича с металлической крышей явно нуждалось в покраске и как две капли воды походило на любое другое в этом промышленном районе, хотя и пустовало уже несколько лет.
– Бронежилет не забыл?
– А как же! Я его даже на ночь не снимаю, – откликнулся Эндрю.
Маркус глубоко вздохнул, покрутил головой, разминая затекшую шею, и открыл дверцу.
– Пошли, у нас есть чем заняться.
•
Маркус вошел первым, взяв на изготовку девятимиллиметровый «ЗИГ‐зауэр». Эндрю шел следом, сжимая в правой руке «глок». Его левая рука касалась спины Маркуса, обеспечивая оперативный контакт. Они крались по коридорам в тесной связке, словно альпинисты, соединенные страховочным тросом. Тактическое построение давало напарникам возможность перекрывать все возможные направления атаки. Помещения фабрики были просторными, с несколькими входами; в подобных условиях необходимо смотреть не только вперед, но и за спину. В их боевом порядке крылся и существенный недостаток: Маркус и Эндрю достали бы любого нападавшего, однако удачливый и хорошо вооруженный стрелок мог покончить с ними не менее легко.
Напарники предварительно разжились в риелторской конторе планом фабрики, и Эндрю видел через окно, что какую‐то из девочек – Полу или Кристи – отвели в большой кабинет слева по коридору в задней части складских помещений. Одной из заложниц было шестнадцать лет, второй – двенадцать.
Маркус кивком указал на комнату справа. Они встали по обе стороны дверного проема. Эндрю наблюдал за коридором, а Маркус повернул ручку и тихо толкнул дверь. Применив технику, известную в их кругах как «метание торта», он расположился так, что противник, заметив его из глубины помещения, не получил бы никакого преимущества по времени.
В комнате было пусто.
Они повторили тот же прием у соседней комнаты. Там оказалась пустая ванная.
Маркус поднял два пальца, указав на помещение слева, и нажал на ручку. Кабинет был заперт. Маркус молча кивнул, и Эндрю приготовился высадить замок. Маркус терпеть не мог поднимать лишний шум, однако в первую очередь им следовало вытащить девочек. Процедуру входа они отработали давно: Эндрю вышибал дверь, а Маркус врывался в помещение.
Напарники переглянулись, и Эндрю нанес удар по ручке двери. Пластина замка сорвалась с косяка, и дверь распахнулась. Маркус бросился внутрь.
Ему хватило доли секунды, чтобы оценить обстановку. На полу лежал пожелтевший, покрытый пятнами матрац; в комнате пахло потом и мочой. Девочка сидела на грязном тюфяке, ее руки и ноги перехватывала липкая лента. Рот также был заклеен. Намокшие от пота светлые волосы пленницы слиплись, глаза покраснели от слез, на щеке наливался багровый синяк. Справа от нее сидел чернокожий мужчина в выцветшей черной толстовке с эмблемой «Рейдерс», покачиваясь в старом замызганном кресле‐качалке. На коленях у бандита лежало магазинное ружье «итака».
Чернокожий вылупился на Маркуса и протянул руку к оружию, однако Маркус тут же нажал на спусковой крючок. «ЗИГ‐зауэр» дернулся в его руке, и мужчина замер в кресле. Маркус на всякий случай всадил ему в грудь еще пару пуль.
Эндрю метнулся к девочке, быстро разрезал путы, и та отшатнулась, словно раненое животное, не понимающее, что ему готовы помочь. Она глянула в одну сторону, в другую, пытаясь сбежать из страшного места. В ее красивых голубых глазах застыло совершенно дикое выражение. Потом девочка – старшая, Пола – наконец осознала, что происходит, и разрыдалась.
– Уводи ее! Я пошел искать вторую. Встретимся у машины.
– Нельзя идти одному против всей банды!
– Присмотри за ней, Эндрю. Мы же не можем оставить девочку здесь. Я знаю, что делаю.
Маркус сорвал с себя кожаную куртку, швырнул напарнику, и Эндрю, накинув ее на дрожащие плечи девочки, молча поднял Полу с матраца и направился к черному ходу.
Тревога за состояние спасенной девочки и за ее сестру, которую прятали где‐то в здании фабрики, толкала Маркуса вперед. Вспоминались обезумевшие глаза Полы. Физически она поправится, но события последних двух дней останутся в ее памяти навсегда. Внешне девочка будет выглядеть совершенно нормальным человеком, но никогда не сможет избавиться от внутреннего страха. Тело вылечить можно; нельзя вернуть утраченную частичку души – это Маркус знал точно.
