Сон всегда начинался одинаково. С ночным мраком приходили воспоминания и боль. Каждую ночь Маркус Уильямс обнаруживал себя заточенным в тюрьму без стен. Его память рисовала темный портрет, который не просто обитал где-то в глубинах подсознания – он видел его своими глазами. Мир его воспоминаний и обстоятельства, возникавшие в кошмарах, оставили пятно в душе и кровь на его руках, причем ни то, ни другое невозможно было смыть.
Подобно многим молодым людям, он начал карьеру офицера полиции, полный идеалов и уверенный, что справедливость всегда торжествует, а добро побеждает зло. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять: поговорка о слепоте правосудия очень близка к истине, а зло оплачивается гораздо лучше, чем добро. Он словно со стороны видел мир, управляемый в большей степени деньгами и властью, нежели давно забытыми представлениями о чести и добродетели.
За годы службы на страже мира и порядка ему довелось стать свидетелем многих зверств и проявлений жестокости. Он вдоволь насмотрелся на несправедливость, проявлявшуюся не только в человеческих поступках, но и в наказании за них – или в отсутствии такового. Он видел, как хороших людей, решившихся на преступления только от отчаяния или крайней необходимости, приговаривали к самым суровым мерам, предусмотренным законом. Точно так же он видел, как правосудие слепло в отношении определенного сорта людей, потому что они обладали солидными счетами в банках или были наделены значительной властью.
После того как он отбыл свой срок в роли охранителя всего этого хаоса, его стали преследовать навязчивые воспоминания и кошмарные видения, которые мучили его, проникая в самые глубины его сна.
Биение его сердца ускорялось по мере того, как события одной из знаковых ночей прошлого воспроизводились в потаенных уголках его сознания. Он знал, что спит и ничто не способно стереть события, навсегда запечатленные на страницах его памяти. Но осознание того, что все это происходит не наяву, не делало его ощущения менее реальными. Он чувствовал тот же холод в воздухе. Тот же запах, исходивший от протекавшей рядом реки. И слышал тот же крик, который звал его в ту ночь, – крик, который его сны уже никогда не позволят ему забыть.
Пережив бесчисленные ночи беспокойного сна, он усвоил, что, если как следует сосредоточиться и издать яростный безмолвный крик, эхо в подсознании запустит реакцию в его голове. Посредством такого немого крика ему удавалось разорвать цепочку событий во сне и уберечь себя от нового болезненного переживания того, что случилось в прошлом.
Маркус проснулся, покрытый холодным потом от лба до живота. Часы показывали пятнадцать минут шестого. Он побрел по коридору туда, где находилось то, что могло быстро вернуть его из полубессознательного состояния к ощущению реальности, и, войдя в кухню, направился к никогда не подводившему его кофейнику. Кофеин – лучший друг тех, кто страдает бессонницей.
Потом он переместился в гостиную, включил телевизор и принялся переключать каналы. Он сидел на складном стуле в окружении нераспакованных коробок – телевизор и кофейник стали первыми извлеченными из них предметами.
Хорошо показывали только пять каналов, и Маркус вынужден был довольствоваться выбором между обилием рекламы, выдаваемой за информацию, и местными новостями. Поскольку он еще не достиг того этапа жизни, когда не мог бы обойтись без ножей, с одинаковой легкостью режущих жесть и помидоры, или без набора дисков с музыкой кантри 60-х годов, или без спрея от облысения, то переключился на новости Четвертого канала.
Пока он потягивал кофе, на экране появилось изображение человека, привлекшее его внимание. Он был уверен, что никогда раньше не видел лица, которое сейчас пристально смотрело на него, но почувствовал нечто знакомое в его чертах, сам не понимая, почему у него возникло это ощущение. А еще он уловил в выражении глаз мужчины то, с чем был знаком даже слишком хорошо. В серых глазах незнакомца отражался голод, постоянно обитающий в самых темных уголках не знающей покоя души. Маркус заметил огонь, бушующий внутри этого человека, и знал, что никакая еда или выпивка не смогут утолить его жажду или приглушить аппетит. Такой же голод он видел много лет назад в ту ночь, которую никак не мог забыть. Он прибавил звук.
– Акерман подозревается в недавнем жестоком убийстве трех человек, включая двух офицеров полиции штата Колорадо. Однако эта история получила неожиданное извращенное продолжение. Акерман, по всей видимости, взял в заложники членов семьи одного из полицейских и заставил их играть с ним в садистскую игру. Вот что сказал по этому поводу на пресс-конференции представитель полиции Колорадо майор Кристиан Стейнхофф.
На экране возникло изображение мужчины, который поделился деталями преступлений, описав граничившее с чудом спасение одной из жертв – женщины по имени Эмили Морган. Фото женщины тут же показалось на экране. Ее белая кожа, казалось, светилась изнутри.
– Фрэнсис Акерман-младший, по всей видимости, вооружен и представляет большую опасность. Предполагается, что он совершил множественные зверские убийства, после того как ему удалось сбежать из психиатрической больницы тюремного типа в штате Мичиган. Точное число его жертв пока не установлено. Он находится в розыске еще по нескольким расследуемым сейчас делам. В интервью, данном вчера вечером нашему корреспонденту Джулиану Хармсу, представитель департамента шерифа округа Диммит заявил, что Акерман, по всей вероятности, войдет в историю как убийца с самым большим числом жертв в США… К другим новостям. Кандидат в президенты и лидер в предвыборной гонке Пол Филипс выступит в Сан-Антонио…
В последний момент, прежде чем политика вытеснила криминальные новости, Маркус почувствовал безотчетный страх и в то же время любопытство, вызванные телевизионным сообщением о серийном убийце. Что заставляет человека совершать столь жестокие преступления? Уже в который раз он подумал, что окружающий мир представляет собой океан бесчисленных случайных событий. Самые разные обстоятельства могли вынудить обычного человека оставить мир психически здоровых, законопослушных людей, чтобы погрузиться в пучину криминального безумия.
Он подумал о том, что когда-нибудь уже в недалеком будущем ученые смогут установить причину появления серийных убийц и жестоких грабителей, которая не будет связана с несчастным детством или адскими наваждениями. Возможно, корни безумия таятся в желтом красителе номер пять или красном красителе номер сорок, какие можно обнаружить в обычных кексах «Твинки».
Мысль о связи сумасшествия с любовью к «Твинки» заставила Маркуса улыбнуться и позволила ему отвлечься, перестать думать о показанном по телевизору убийце, как и о темных страницах собственного прошлого – пусть и совсем не надолго.
Выключив телевизор и перейдя на террасу, Маркус решил, что настала пора осмотреть крупную ферму, унаследованную им от тетушки Эллен. Насколько он знал, она сама едва ли вообще ее посещала, не говоря уже о том, чтобы на ней поселиться. Эллен вырастила Маркуса после убийства его родителей. Согласно приписке в тексте завещания, ранчо всегда оставалось для нее несбыточной мечтой. Теперь оно стало мечтой для него – началом новой жизни.
Сидя на передней террасе дома, он с восхищением разглядывал утреннее небо. Интересно, подумал он, смотрел ли на него с таким же чувством кто-то еще? Было ли это чудом, дарованным им Создателем, или же скорее напоминало великолепное и бесценное произведение искусства, надежно спрятанное, забытое и никогда уже не притягивающее к себе любопытных глаз? Впервые за долгое время он ощутил покой.
Но этот покой оказался мимолетным. Настороженность мурашками пробежала по спине, и ощущение мира с самим собой рассеялось как мираж. Я не один. За мной кто-то наблюдает.
Страх холодными пальцами сжал его тело, но он постарался его прогнать. Такой мужчина, как он, не должен бояться. Он должен быть сильным, защитником, а не жертвой. Ему следовало больше походить на пастуха, а не на овцу. Но это была наихудшая из разновидностей страха – угроза, не имеющая определения. Он никогда не боялся опасности, которую видел и с которой мог сразиться. По-настоящему его пугала только неизвестность.
Поневоле Маркус вспомнил глаза показанного по телевизору хищника. Фрэнсиса Акермана-младшего. Он постарался убедить себя, что безотчетный страх стал всего лишь результатом работы его воображения, однако интуиция бывшего полицейского убеждала в обратном.
Ему показалось, что краем глаза он уловил движение, но быстрый взгляд не обнаружил никаких признаков преследовавшего его чудовища. Тысячи вопросов мгновенно промелькнули в его сознании. Какие методы использует убийца? Носит ли он с собой пистолет? Опыт подсказывал ему, что преступники, подобные Акерману, не получают того же удовольствия, убивая своих жертв из пистолета, как орудуя ножом или даже голыми руками. Это могло пойти ему на пользу, хотя далеко не всегда оказывалось справедливым.
Маркус рассудил, что, оставаясь начеку и дожидаясь ошибки со стороны маньяка, он наилучшим образом осуществит свой план. Как известно, защита безопаснее нападения. Вот только он ненавидел защищаться. Он всегда предпочитал действовать, а не реагировать на чужие действия, но лишь в том случае, если его действия были основательно продуманы.
Ему послышался какой-то шум справа. Но его сердце билось с такой силой, что он подумал, не исходит ли этот звук из его собственной грудной клетки. Он продолжал наблюдать. Он ждал.
Прошло несколько минут, но ничего не произошло. Он почувствовал себя глупцом. Возможно, единственная реальная опасность заключается в надвигавшейся на него угрозе синдрома одиночества. В конце концов, он вырос в таком месте, где рядом всегда были люди. А теперь впервые в жизни остался совершенно один.
Маркус отогнал от себя еще не до конца покинувший его страх и решил продолжить запланированный осмотр. Повернувшись в сторону горизонта, он увидел в некотором отдалении небольшой холм, который мог стать отличной точкой для обзора, хотя бы частичного, его новых владений.
Поднявшись на холм, он сел и прислонился к отдельно росшему дереву, воспользовавшись сухой землей и древесным стволом как импровизированным креслом. Оглядывая равнину южного Техаса, он впервые понял, почему ее называют божьей страной. Не просто потому, что только Бог мог создать такую красоту, но еще и потому, что, вздумай он сейчас закричать изо всех сил, один лишь Бог смог бы услышать его крик.
Воспоминание о смерти тетушки тихо проникло в его сознание и бросило тень на вновь обретенный им покой. Она ушла, но не была забыта. Она не могла больше смеяться или плакать, ощущать радость или боль, то есть все то, что свидетельствует о реальном существовании человека. Но он почему-то не мог смириться с тем, что никогда ее не увидит. Не сможет сказать ей, как много она значила для него. Никогда не проснется от чудесных запахов блинов и бекона – по крайней мере, таких вкусных блинов, какие она пекла для него. Никогда больше не попросит у нее совета или помощи, чтобы получить в ответ крупицы ее мудрости, которые облегчали ему бремя прошлого и даровали его измученной душе несколько минут умиротворения.
Или же он все-таки с ней встретится? На это у него не было окончательного ответа. Он верил в рай и в ад, не сомневаясь, что в этот самый момент его тетушка пекла свои знаменитые блины для божественного создателя небес и тверди земной. Он только не был уверен, что сможет увидеть ее чудесный новый дом, подозревая, что его собственный конечный пункт назначения окажется другим.
Маркус взял в руку сухую почву и сжал ее. Потом разжал пальцы и позволил ветерку унести землю с ладони. Когда ветер подхватил землю, он почти физически ощутил хрупкость своей жизни, как и всего живого, обитавшего на этой планете. Он понимал, что так уж устроен мир: все появляется в руках Создателя, проживает всего секунду в глазах Отца Времени и сдувается ветром, чтобы потом снова вернуться в землю.
Мужчина в темной рубашке издали наблюдал за Маркусом, потом опустил бинокль. Некоторое время назад слежка за новой жертвой едва не закончилась для него столкновением, когда он понял, что Маркус почувствовал его присутствие. Встревоженное выражение промелькнуло на лице молодого человека. А ведь он был уверен, что либо вообще не создавал шума, либо этот шум был едва слышен. Но каким-то образом Маркус почуял, что он здесь. Тогда он прекратил всякое движение и застыл на месте, оставаясь невидимым.
Наблюдая за Маркусом, он заметил в его глазах то же выражение, какое видел в зеркале у самого себя, угадал в нем душу хищника и инстинкты убийцы. Он сверился с часами. Пора уходить. У него появилось предчувствие, что игра скоро начнется. И ему нужно быть к ней готовым.
Маркус тоже посмотрел на часы и пришел в замешательство. Он провел в спокойном созерцании значительную часть дня, а ему казалось, что прошло всего несколько минут. За всю свою жизнь он ни разу не остановился, чтобы насладиться ароматом роз, никогда не тратил время на то, чтобы просто расслабиться. Теперь у него была такая возможность, и это давало ему ощущение свободы.
Он встал, отряхнул джинсы и продолжил обход – пересек обширный луг, поросший высокой пожухлой травой, и взошел еще на один холм. С его вершины он увидел в отдалении другой фермерский дом и почувствовал облегчение при мысли, что его владелица живет значительно ближе, чем он думал. Мэгги сказала ему, что его единственной соседкой была добрая пожилая женщина, у которой умер муж. Он постарался вспомнить имя. Марша… Марджори… Морин. Да, точно, ее звали Морин Хилл.
С такого расстояния невозможно было рассмотреть детали дома. Он был белым и двухэтажным – это все, что он смог увидеть. Маркус снова перевел взгляд на часы. Из-за намеченных ранее дел у него не оставалось времени на визит к Морин. Он вернулся домой, привел себя в порядок и поехал в ставший для него теперь почти родным город Ашертон.
Помощник шерифа постучал в резную дубовую дверь кабинета своего босса.
– Войдите, – донесся голос из-за двери.
Изысканная обстановка департамента шерифа поразила Маркуса. Тончайшая резьба по дереву, мягкие обитые натуральной кожей кресла, успокаивающие тона краски на стенах – все это казалось копией интерьера юридических фирм Нью-Йорка. Совсем не то он ожидал увидеть в приемной шерифа провинциального городка. Но, по правде говоря, он никогда раньше не бывал в таких заведениях, и единственным источником информации на сей счет для него оставалось телевидение. А он был достаточно умен, чтобы не принимать на веру все, что показывают по телевизору.
Он вошел в кабинет, и помощник закрыл за ним дверь. Шериф сидел за прекрасным письменным столом красного дерева и смотрел что-то вроде фильма на мониторе своего компьютера. Он даже не повернулся, чтобы поздороваться с Маркусом. Он словно был под гипнозом. Заинтригованный, Маркус обогнул угол стола, чтобы посмотреть на дисплей.
Но стоило ему это сделать, как его взгляду открылась поверхность стола. Бумаги и папки образовывали аккуратно уложенные стопки. Он заметил в одной из стопок папку со своей фамилией на корешке. Потрясающе. Я всего второй день в городе, а они уже завели на меня досье. Маркус быстрым взглядом пробежал другие документы. Ничего важного. Папки, помеченные именем «Фрэнсис Акерман-младший». Пригласительный билет на аукцион, на котором изображен двухэтажный белый дом. Несколько бюрократических формуляров, неизбежно наводивших тоску на большинство полицейских. Он вспомнил, как проводил за написанием рапортов часы, которые можно было провести на улицах, служа и защищая. Но ведь это тоже часть работы копа.
Затем он перевел взгляд на монитор компьютера. Хрупкого сложения мужчина в очках занимал весь экран и что-то говорил спокойным, даже тихим голосом. При виде этого человека на Маркуса нахлынуло ощущение дежавю. Лицо и глаза говорившего мгновенно вызвали воспоминание, хранившееся где-то в глубине его сознания, но зернистое изображение и угол съемки не давали деталей, необходимых для полного узнавания. Видео напоминало запись клинического испытания.
– Сегодня мы собираемся воспроизвести травматическое событие из жизни Альберта Де Сальво, больше известного как Бостонский душитель. Я задокументировал точную процедуру в своих дневниках и буду записывать на видео все происходящее от начала до конца. В течение следующей недели я буду наблюдать за реакцией мальчика на упомянутое событие и проводить поведенческие тесты, прежде чем перейти к следующему эксперименту.
Мужчина, которого Маркус посчитал доктором или психиатром, протянул руку и остановил запись. На экране промелькнула вспышка, а потом лицо доктора сменило изображение комнаты с белыми стенами, в которой находились только койка и унитаз. На койке сидел подросток, отрешенно уперев взгляд в стену. Спустя мгновение дверь комнаты открылась, и в нее вошел доктор.
– Здравствуй, Фрэнсис, – сказал доктор. – Мы с тобой сейчас сыграем в одну игру.
Шериф потянулся и нажал одну из кнопок на клавиатуре компьютера. Изображение на экране застыло, а от взгляда на лицо подростка по спине Маркуса побежали мурашки. Выражение неприкрытого страха исказило черты этого почти ребенка, напомнив Маркусу одну из иллюстраций к описанному Данте аду. На рисунке демон терзал душу человека, выражение лица которого было идентично выражению лица подростка. Он подумал, насколько сцена, увиденная им сейчас, напоминала ту картину.
– Кажется, меня сейчас стошнит, – произнес шериф чуть слышно.
– А что вы смотрите?
Шериф только сейчас заметил вошедшего и сказал:
– Привет, Маркус! И куда подевались мои хорошие манеры? Пожалуйста, присаживайся. – И он жестом указал на одно из кожаных кресел, стоявших перед его столом.
Маркус сел и снова спросил:
– Что это было?
Шериф помотал головой, и отвращение исказило его лицо.
– Это запись, которую мне только что прислал приятель из отдела поведенческого анализа ФБР. У них накопилось много часов подобных записей. В бюро их называют записями Акермана. Не знаю, слышал ли ты об этом, но есть подозрения, что Фрэнсис Акерман-младший сейчас находится где-то в нашем районе. Мы, разумеется, не можем быть ни в чем уверены, но я связался с моим давним другом и попросил прислать побольше информации. Надо быть наготове на всякий случай. На самом деле это очень интересная история. Как бы то ни было, я хотел, чтобы ты заглянул ко мне и мы смогли бы…
– Что за интересная история?
– Про Акермана. Ты наверняка видел это в новостях, не так ли?
– Я редко смотрю телевизор. Я скорее любитель книг и кино. А если и смотрю, то при появлении в новостях сообщения об убийстве обычно переключаюсь на другой канал.
– В самом деле? Хорошо, если коротко, Фрэнсис Акерман-старший был извращенцем. Второразрядным профессором психологии. Его теории и публикации по большей части игнорировались медицинским сообществом. Его главная теория сводилась к тому, что убийцами становятся, а не рождаются, что они – порождение своего окружения. Он обвинял общество в создании этих монстров. Я не психолог, не психиатр или кто-то в этом роде, но я знаю, что, по мнению большинства ученых, в основе жестоких преступлений и других гнусных поступков лежит комбинация двух факторов. Определенные условия среды вызывают реакцию у людей с генетической предрасположенностью. В конце концов, ведь не все люди, перенесшие в детстве травматические события, становятся серийными убийцами. И далеко не у всех убийц было трудное, травмировавшее их душу детство.
– Но разве не то же ФБР некоторое время назад обнародовало результаты исследования, показавшего, что приблизительно три четверти убийц пережили в детстве то или иное насилие?
Шериф кивнул.
– Ты явно не каждый раз переключаешься на другой канал. И ты совершенно прав. Природа против воспитания – это стало темой горячих дебатов среди ученых, занимающихся исследованием поведения и развития личности. У каждой из сторон есть свои веские аргументы. Вот, наверное, почему большинство экспертов поддерживают теорию о комбинации множества факторов. Акерман-старший так отчаянно стремился к славе, что решил: единственный способ доказать правоту своей теории заключается в проведении реальных экспериментов на ребенке – на его сыне.
– Что? Он захотел доказать, что может свести с ума собственного сына?
– Это именно то, чем он начал заниматься. Хотел доказать, что может взять нормального ребенка и вырастить из него психопата. Закрой глаза на мгновение. Вообрази себя маленьким мальчиком. Затем подумай о каждом плохом событии, которое, возможно, когда-либо происходило в жизни очень плохих людей. О трагических происшествиях, превративших их в монстров. О насилии, физическом и психологическом. О пытках, о смерти. Обо всем том, что, как ты считаешь, ни один ребенок никогда не должен видеть или испытывать. А теперь представь, что все это произошло с тобой.
Маркус медленно открыл глаза.
– О боже, – прошептал он. – Но это способно лишить рассудка любого. А потому ничего не доказывает.
– В том-то и заключается самое страшное. Акерман-старший считал, что его эксперименты дадут представление о том, что творится в сознании убийц, и в конечном счете спасут от смерти многих людей. Он надеялся, что его труды покажут путь к разработке методов лечения патологического поведения. Он желал стать героем. Конечно же, он понимал, что все будут шокированы и придут в ярость, когда узнают, что он сделал, но он планировал отправиться за границу и продолжить работу там, после того как опубликует свои открытия. Он намеревался создать зловещего убийцу, а затем исцелить его. Но когда о его исследованиях стало известно, они, как ты справедливо отметил, ничего не доказали. Его лишь признали очень плохим психологом.
– Я бы сказал, что он гораздо хуже, чем просто плохой психолог. У любого, кто проделает такое с собственным сыном, явно у самого не все дома.
– В точку. Он хотел подтвердить теорию воспитания, но в конечном счете добавил достоверности природной теории. Многие психологи пришли к выводу, что Акерман-старший сам изначально был не в себе и просто передал свой психоз сыну по наследству. Как бы то ни было, его ребенок прошел через настоящий ад без особой на то причины.
– А разве особая причина вообще существует?
– Я считаю, нет.
– Что же в итоге произошло с отцом?
– То же, что происходит с любым сумасшедшим ученым. Его создание повернулось против него.
На мгновение в кабинете повисла гнетущая тишина.
– Потрясающая история, – произнес Маркус.
– Верно, но это только ее начало. Теперь нам приходится иметь дело с чудовищем, которое он породил. Добрый доктор хотел доказать, что сможет создать убийцу, и преуспел в этом. Его сын войдет в историю как один из самых одиозных и омерзительных персонажей. – Шериф вперил взгляд в нечто, видимое ему одному. – Он очень умен и играет в свои тщательно продуманные игры, но в то же время он неосторожен. Убивает случайно подвернувшихся под руку людей. По крайней мере, такое складывается впечатление. Его не волнует, поймают его или нет. Его можно отнести к смешанной категории убийц, то есть к тем, кто придерживается одновременно как четкой организации преступлений, так и совершенно спонтанных, неорганизованных действий. Разумеется, это часть используемой ФБР системы классификации неизвестных субъектов. Но даже если мы будем использовать методы Холмса и Де Бургера, которые классифицировали убийц по мотивам их преступлений, он все равно останется в смешанной категории. Он – убийца-гедонист, получающий наслаждение от самого процесса убийства, и одновременно властолюбивый убийца, чей основной мотив заключается в полном доминировании над жертвой.
После паузы шериф продолжил:
– Он представляет собой загадку и для психиатров. Прежде чем он сбежал, доктора долго возились с ним, пытаясь найти ответы на многие вопросы. Страдает ли он нарциссизмом? Он подлинный социопат или нет? Переживает ли он какие-либо эмоции или они у него полностью отсутствуют? Знакомо ли ему чувство раскаяния? Да что там говорить: некоторые даже считали Акермана шизофреником. Во время занятий с ним доктор мог прийти к одному заключению, а следующий на основе реакций Акермана вел исследование уже в совершенно ином направлении.
– Мне начинает казаться, что он их дурачил.
– Вполне возможно, но один из мозгоправов выдвинул другую теорию. Этот доктор – я все время забываю его фамилию – просмотрел все видеозаписи, сделанные Акерманом-старшим. Он заметил, что в конце концов мальчик стал тем, кого хотел сделать из него отец. Если папочка хотел, чтобы он убивал, он превращался в убийцу. Если хотел лишить его всяческих эмоций, мальчишка подавлял свои чувства и обращался в камень. Этот доктор посчитал, что Акерман просто был запрограммирован на то, чтобы подсознательно и интуитивно становиться тем, кого хотели видеть в нем врачи. Если исследователь желал доказать, что он не испытывал раскаяния, он ни в чем не раскаивался. По крайней мере, внешне. И наоборот. Вот почему его случай так интересен. В действительности он человек, который не принадлежит самому себе. Он часто имитирует других убийц, и не только тех, кто реально существует, но и созданных поп-культурой. Может даже сложиться впечатление, что он убивает не для самого себя. Он словно старается дать миру то, что люди желают получить от свихнувшегося убийцы. Он играет ту роль, которая, как ему представляется, написана для него.
Маркус ненадолго задумался над этим, а потом, желая сменить тему разговора, сказал:
– Не обижайтесь на мои слова, но, как мне кажется, для простого шерифа вы слишком много знаете о серийных убийцах.
Шериф рассмеялся.
– В другой жизни я был агентом ФБР по особо важным делам. И служил в отделе поведенческого анализа. Любил свою работу, но у меня оставалось слишком мало времени на воспитание дочери, а это было почти таким же призванием, как и служба. Вскоре после того как… умерла жена, здесь открылась вакансия, и я занял этот пост. Он позволяет мне бывать дома почти каждый вечер. И все сложилось как нельзя лучше. Я ничуть не сожалею о прошлом.
Маркус отметил про себя, что шериф сам заявил об отсутствии сожалений, даже не дожидаясь наводящего вопроса. Ему стало любопытно: кого шериф хотел в этом убедить – своего гостя или самого себя?
Шериф подвел черту.
– Вот тебе моя история. А теперь почему бы тебе не поведать мне свою?
– Так и рассказывать особенно нечего. Я родился и вырос в Нью-Йорке. Служил детективом в отделе по расследованию убийств. Работа мне не особенно нравилась. Потом скончалась моя тетушка, и я унаследовал от нее небольшое ранчо неподалеку от этого города.
– Ты слишком молод для должности детектива, тебе самому так не кажется?
Маркус пожал плечами.
– Многие коллеги говорили обо мне то же самое.
– Гм… Но явно не все.
– Что вы имеете в виду?
– Я сделал несколько телефонных звонков и поговорил с одним из твоих бывших шефов.
Маркус напрягся. Это не сулило ничего хорошего.
Шериф помедлил, словно желая узнать его реакцию.
– Джентльмен, с которым я общался, сказал, что ты был хорошим офицером и блестящим детективом.
– В самом деле? – Маркус постарался скрыть удивление, но понял, что ему это совсем не удалось.
– Ты ему нравился, как нравишься и моей дочери. Для меня этого вполне достаточно. Не волнуйся. Я не стану разглагольствовать на тему «попробуй разбить сердце моей маленькой дочурке». Она уже вполне взрослая и может постоять за себя. Я просто хотел воспользоваться случаем, чтобы узнать тебя получше и сказать: добро пожаловать в Ашертон. Ты мне кажешься хорошим парнем, а драка у бара явно произошла не по твоей вине. Но только здесь не Нью-Йорк. Я представитель местного закона и порядка. Не ввязывайся ни во что, и мы с тобой прекрасно поладим. Ты уже написал заявление о том, что произошло вчера вечером?
– Да, сэр. Ваш помощник позаботился об этом.
Шериф поднялся с кресла.
– Хорошо, но если тебе что-то понадобится, просто сообщи мне об этом. Вероятно, мы сможем пообщаться позже, а сейчас мне необходимо вернуться к работе. – Шериф протянул Маркусу руку, и тот пожал ее. – Спасибо, что заглянул ко мне.
Маркус встал и направился к двери. Когда он уже был готов перешагнуть порог кабинета, шериф сказал:
– И еще одно, Маркус. Только попробуй разбить сердце моей маленькой дочурке!