bannerbannerbanner
Тёмное солнце

Ирина Никулина Имаджика
Тёмное солнце

Глава 2

Миры Дальней волны, планета Гвал

Дитя плачет на вершине самой высокой горы. Это вой, и это плач, и крик, что режет сердце, как острый нож. Оно плачет и когда день, и когда ночь, но особенно сильно на рассвете, не давая уснуть никому. В этих звуках есть всё: утрата любви, радость рождения, голод, одиночество и страх. Эти звуки наверняка слышны даже в мирах Средней волны, и сама Роза Дроттар роняет одну слезинку, не в силах выносить боль покинутого существа. Никто не может помочь страшному ребёнку – по-прежнему буря сильна, и машины, которые посылает Гвал на вершину самой высокой горы, падают, замерзая. Альпинисты, которых посылает Гвал, возвращаются обмороженные, не пройдя и трети пути. Специально обученные животные отказываются идти в горы в такую погоду, и Гвалу начинает казаться, что это сам Некроникус проклял их, заставив слушать свои песни.

– Ооооо! – плачет дитя.

– Ууууу! – вторят горы.

– Аааааа! – заливается нечеловеческое существо.

– Иииии! – отвечают птицы, что собрались возле пещеры в надежде полакомиться свежим мясом.

Ночь сменяет день, трижды оборачивается планета вокруг своей оси, когда страшный плач замолкает и все, кто недавно страдал от него, вздыхают с облегчением. Они не понимают, что родилось на Гвале. Они думают, что дитя Спенты умерло, замёрзшее и голодное, потому что, кем бы оно ни было, вынести такие условия невозможно. Только птицы разочарованы: дитя не умерло, оно выползло из пещеры и камнем упало вниз, неспособное взмахнуть крыльями, не приспособленное к жизни и не вкусившее пищи и материнского молока. Лучше бы оно осталось здесь, – уверены хищные птицы, – тогда бы своей кончиной дитя принесло пользу планете: сотня птиц была бы сыта. И хотя сотня птиц – полная ерунда по вселенским масштабам, польза рассчитывается не по количеству, а по выбору, которое сделало живое существо.

На четвёртые планетарные сутки в пещере загорается свет факела. К тому времени снег и буран прекратились полностью, и бледный карлик Гвала старается во всю мощь, чтобы растопить ненавистные сугробы. Свет этот – чудо, ибо путей на гору нет. Никто не смог бы добраться до пещеры по горе, ведь она превратилась в тысячи ручьёв; никто не захотел бы прилететь к ней с воздуха, потому что жуткий вой, который доносился оттуда, до сих пор звенит в ушах существ, живущих на Гвале. Но свет говорит о том, что у пещеры сегодня гость.

Акрофетис заходит в пещеру, и там становится очень холодно, холоднее, чем когда-либо в этих горах.

– Где же ты, мой трактоид? Где проклятая ведьма?

Он гладит стены пещеры, чтобы они рассказали ему правду, и видит костёр, на котором сгорела пророчица. Он целует пол и слышит, как плачет в небе её дитя. Он мечется по пещере и не находит ничего, что бы дало ответ, как поступить дальше, хотя и видит, куда ведёт след трактоида. Факел гаснет, и во тьме он слышит два голоса, согласные между собой. Акрофетис покидает пещеру и улетает прочь, чтобы вернуться позже, когда трактоид исчерпает силы, когда сдастся и не сможет противостоять гуманоидам, потому что именно так советует ему поступить господин времён Зерван и так нашёптывает Роза Дроттар, а он из тех, кто умеет слушать.

Планетарный цикл на Гвале длится двести двадцать два оборота планеты вокруг оси, и это достаточный срок, чтобы забыть многое. Не всё, но основное. Плач страшного существа на вершине горы или, например, смерть слепой Спенты, чьи предсказания вышли из моды. Если и остались те, кто помнит, то они молчат. И снова в Раздале ярмарка; хотя в этом цикле правители запретили многие из грехов, желающих всё равно много, и Раздал гуляет, пока власти не видят.

В этом цикле на ярмарке работает цирк уродцев, где собраны самые странные и страшные существа со всех секторов Живого космоса. Некоторые из них были разумными, но от условий, в которых жили, сошли с ума, а те, кто не были разумны, стали трижды агрессивнее, и смотреть на них без отвращения невозможно. Пылают костры, философы на пьедесталах соревнуются в красноречии, перекрикивая друг друга. Недовольные бросают в ораторов гнилые овощи. Рекой льётся местный напиток из смолы королевского дерева. Всё так же в центре ярмарки шатёр, где любой желающий может выставить своё тело на аукционе. Безумные бородатые поэты, страдающие с незапамятных времён аллитерацией, вызывают друг друга на дуэль; беснуются дикие животные, участь которых – быть сваренными в большом котле; а от Раздала идёт серый дым, закрывающий сияние неба. Нет ничего ужаснее в Дальней волне, чем ярмарка на Гвале. Нет ничего более далёкого от мудрости, чем голодные глаза существ, продающих и покупающих всё подряд на ярмарке. Хотя есть кое-что…

Оно свернулось калачиком на грязной тряпке, бывшем одеянии мёртвого монаха, в самом углу клетки, и спит, стараясь не прислушиваться к стонам животных, чья участь – вариться в котле. Чёрная кожа блестит, чешуйки топорщатся, усики спрятаны. Оно желает спать крепко-крепко, чтобы не думать о своей жизни, потому что такие мысли причиняют жуткую боль, от которой хочется стать зверем и разорвать всех вокруг. Посетители цирка спрашивают смотрителя, что это за зверь и чем он знаменит, но смотритель не знает. Самые смелые бросают камни и палки, желая разбудить монстра и посмотреть, как он в бешенстве бросится на прутья клетки, по которым проведён ток. Сумерки сменяют слабый свет звезды; вместо философов появляются музыканты, чей стиль – полный хаос; шатёр заполняется желающими продать или купить тела, и интерес к цирку уродцев угасает. Последним в него заходит, заплатив нефритовой статуэткой, высокий господин в сером плаще. Капюшон закрывает его лицо, но это никого не волнует на ярмарке.

– Смотри сюда, господин! – зазывает смотритель и намерен показать контийского пса с двумя головами, что рычит как сам Цербер, бросаясь на всех без разбора.

– Это мне неинтересно. Есть ли что-нибудь особенное?

– Да, господин. Гидра с телом женщины, когда она пьёт воду…

– Нет, это тоже мне неинтересно. Я заплатил немалую сумму, а ты показываешь мне мутантов, на которых жалко смотреть! Что это в углу, свернулось калачиком?

– О, господин, это тихая тварь. Мы даже не знаем, откуда она. Спит себе и почти ничего не ест, очень выгодная…

– Прекрасно. У неё есть имя?

– Нет, господин, кто же называет этих уродов по именам?

– Ну, у тебя же есть имя!

Посетитель присаживается на корточки и мелодично свистит, ожидая, пока тварь в углу проснётся. Смотрителю он не нравится, но нефритовая статуэтка – ценный дар, и смотритель молчит. Ему приходит в голову убить странного господина, тем более что они совсем одни, но капюшон спадает, и старый дрессировщик видит чистое и прекрасное лицо, молодое и не тронутое грехом. Такого господина не должно быть в Раздале, особенно без охраны.

– Эй, господин! Можешь забрать тварь и уйти с ней, она всё равно бесполезна, вызывает только жалость и никакой злобы, так что в цирке ей не место. Есть у тебя ещё одна нефритовая статуэтка?

– Нет, но я заберу тварь.

– О, вижу, господин готов торговаться!

– Что ты хочешь, смотритель?

– Твоё тело, господин, оно молодо и прекрасно, а здесь, на ярмарке, всё продаётся.

– Моё тело за какую-то зверушку, у которой даже клыки не выросли? Моё тело обошлось мне очень дорого!

– Как хочешь, господин, я всё равно собирался её прикончить, только траву зря ест.

– А ты не пытался кормить её мясом, старый дурак?

Смотритель испуган, потому что тон господина властен и беспрекословен, но всё же не желает уступать, не получив чего-нибудь.

– Я могу прямо сейчас пустить ток, и зверь издохнет, либо мы договоримся.

– Хорошо, – посетитель снова набрасывает капюшон, – ты омерзителен, но мне приглянулось это существо. Если ты хочешь моё тело, приходи в шатёр и купи меня, как это делают все, и приведи с собой трактоида.

– Кого, господин?

– Этот зверь, который спит в твоей клетке, – трактоид, легендарный ящер. Жду тебя в шатре, не подведи меня. Если зверь будет ранен или мёртв, сделка отменяется.

– Договорились, только я должен принять душ, господин, а то я весь в дерьме этих тварей…

– Мне это безразлично, но долго ждать я не собираюсь.

Через некоторое время они встречаются в шатре, и смотритель тащит на поводке скулящую тварь, удивляясь тому, как благосклонны к нему сегодня боги. Во-первых, он избавится от бесполезного зверя, на которого совсем не было спроса, и во-вторых, тело господина, такое юное и белое, манит смотрителя, погрязшего в грехе. Он даже берёт с собой технокристалл, чтобы запечатлеть для потомков свои сексуальные подвиги. Когда юный господин выходит на торги и сбрасывает одежду, наступает общее молчание. Такого совершенного тела здесь давно не видели, таких шелковистых волос никто из грязных извращенцев, притащивших в Раздал свою похоть, давно не щупал, таких тонких и изысканных изгибов тела не созерцал Гвал уже давно.

Он – словно бог Бальдур, сошедший в Дальнюю волну, чтобы покорять; он возбуждает такие дремлющие инстинкты, что вправе опасаться за сохранность своего тела. Желающих купить его тысячи, но на всех них вдруг нападает немота, и они не могут даже рта раскрыть, умирая от желания и возбуждения. Только старый смотритель цирка предлагает свою цену – сто кредиток, и поскольку других предложений нет, господин, назвавшийся Акрофетисом, продан смотрителю. Они уходят в кабинет, где есть кровать и стол. Акрофетис наливает вина смотрителю и принимает из его рук измученного трактоида.

– Сделка совершилась, это теперь мой зверь.

– Не совсем, господин, я ведь купил тебя не для того, чтобы пить вино королевского дерева…

– Тогда возьми, если пожелаешь.

Он ложится на кровать и лежит неподвижно. Смотритель немеет, созерцая невероятно красивое тело, но смелость его улетучивается всё больше и больше, потому что вдруг ему начинает казаться, что тело неподвижно, как у мертвеца. Едва осмеливается он прикоснуться к ноге господина, чтобы с ужасом выбежать из кабинета, – тело холодно, как лёд, и, кажется, уже давно мертво. Крик озабоченного смотрителя слышен повсюду в шатре, но все думают, что так и должно быть, ведь если кто-то заплатил сто кредиток, имеет право на любое удовольствие.

 

Акрофетис некоторое время лежит неподвижно, и трактоид осторожно выползает из угла, где всё это время дрожал от ужаса. Он собирается выскользнуть наружу, чтобы вернуться в холодную пещеру, расположенную высоко в горах. Там было намного безопаснее…

– Куда это ты, тварь?

Слышится звенящий голос, и потом доносится смех, от которого трактоиду не по себе.

– Я думала…

– Ты думала? ТЫ ДУМАЛА???

Акрофетис хватает ящера за щетинки на спине, и хотя они ядовиты, руки господина не разжимаются.

– Ты думала… Значит, тварь, ты определила себя как девочку?

– Я не знаю, господин.

– Конечно, ты не знаешь. Ты – трактоид, самое удивительное и магическое существо во вселенной. Ты – девочка, но ты можешь быть мальчиком, если захочешь. И можешь быть и тем и другим одновременно, и есть ещё двадцать семь позиций…

– Если господин желает использовать меня для удовольствий, пусть лучше вернёт в цирк!!! – рычит та, что определила себя как девочку.

Он опять смеётся и отпускает тварь, легко поглаживая чёрные пластины.

– Ты, кажется, не слушаешь меня, рождённая Спентой. Я собираюсь создать в Дальних мирах благоприятные условия для процветания расы трактоидов, так как преклоняюсь пред их величием. А за удовольствия мне самому платят…

Он вновь смеётся и рассыпает по полу кредитки.

– Господин – бог? Или я ослышалась про благоприятные условия?

– Твой господин сегодня шлюха, но если так надо для достижения целей, почему бы мне не стать богом? Ну что, идёшь со мной?

Трактоид не раздумывает, она немного медлит, принюхиваясь к запаху тела господина, чтобы не потерять его на ярмарке. Изумрудные глаза ящера впервые горят тёмным огнём, и щетины топорщатся, – так бывает с трактоидами, когда они испытывают страх и любопытство одновременно.

Никто не знает, где тело, что стоило сто кредиток, и никто не может найти смотрителя цирка, хотя уже пора кормить агрессивных тварей, запертых в ненадёжных клетках. Никто не помнит о них, потому что один из костров, согревающий грешников в ночи, расползается на всю ярмарку, и попытки остановить его бесполезны. Ярмарка в Раздале горит, но вряд ли найдётся тот, кто захочет потушить её или спасти опьянённых грешников.

Монахи в белом монастыре считают, что сам бог покарал нечестивцев.

Жители Гвала благодарны судьбе, искоренившей скверну, и назначают праздник в честь закрытия ярмарки.

Собаки и прочие твари рыскают вокруг ярмарки, намереваясь поживиться чем-либо съестным.

Контийцы присылают двух генералов с большим опытом, чтобы расследовать обстоятельства дела.

Правители Гвала посылают много машин, чтобы срыть с земли рассадник греха и скверны.

И только рыси в горах недовольны, ведь столько лёгкой добычи, как после ярмарки в Раздале, у них вряд ли ещё будет.

Монахи в чёрном монастыре считают, что сам бог был на ярмарке и покарал нечестивцев, продающих свои тела почти задаром.

Глава 3

Миры Дальней волны, 77 сектор Живого космоса

…оно прекрасно, как и всё во вселенной…

…это как посмотреть, если бы я был жив, я бы опасался…

…а мне кажется, оно движется, словно наделено разумом…

…таким же разумом, как наш? Это ерунда…

…кто-то вложил в него свою энергию, свой вектор…

…не может быть…

…и это говоришь мне ты…

…бесконечность, друг, бесконечность, вот в чём ответ…

…то есть, бесконечность может породить любую нелепость и такой акт будет оправдан?…

…тебе виднее, ты ведь был философом, пока не превратился в тень…

…в этой звезде есть что-то родное…

…может быть к ней прикоснулась та же рука, что сохранила наши тени?…

…а вот и хозяин солнца…

…нет, это самозванец, но очень дерзкий самозванец…

Оно прекрасно. Небольшое белое яркое солнце, застывшее посреди испуганного вакуума. Оно похоже на существо, попавшее в другой мир и не находящее здесь себе места. Звезда, вдруг увидевшая что-то новое. О нём бы слагали песни, не будь оно тёмным. Солнце, зараженное тьмой, светит так же ярко и прекрасно, как обычное, только волны, которые кругами расходятся от него, имеют серую энергию, иногда доходящую до багрово-лиловой. Впрочем, контийцам и остальным гуманоидам, кто смотрит на мир сквозь пелену чистой логики, тёмных волн не видно. Спента видела их, пока не умерла на Гвале, магистры трагила-сай могли бы увидеть, сохрани они хоть каплю магии в Дальних мирах. И ещё видят два мудреца, обосновавшие собственную миссию на пустом астероиде в 77 секторе. Пока они были живы, никто не посещал миссию, ведь мудрость, увы, не ценится в эоне мрака, но они увидели тёмные волны и в тот же миг окаменели. Это был лучший выход из ситуации. Понимая, что их пути не закончены, мудрецы могли бы рассеять энергию своего разума в космосе, чтобы слиться с вселенной, но этого не произошло. Они вернулись, как тени, чтобы созерцать тёмное солнце и восхищаться им.

Но вскоре появляется странный звездолёт, он похож на иглу, которая протыкает пространство, выходит из дыры, которую сам проделал и входит в неё же, когда всё закончено. У контийцев нет на вооружении подобных технологий. Когда-то они были у древних ривайров и возможно сохранились на Тронне, планете великого Птаха, как трофеи или подарки, но, впрочем, проверить это невозможно – Тронн подвергся полной дезинфекции и материя сплавилась с вакуумом. Волшебной планеты Птаха больше нет, нет больше пирамиды и нет трофеев, подаренных богу Птаху жителями Тронна.

Тени двух мудрецов покидают сектор, хотя и не могут входить в контакт с живыми организмами. Но взгляд того, кто появляется из недр чёрного звездолёта, пугает их сильнее всего, хотя чего боятся тем, кто стал тенью? Они понимают, что сейчас сделает пришелец, на которого не действуют волны тёмного солнца.

Он долго плавает в вакууме вокруг солнца и тёмные волны огибают его, бешеная радиация, которой заражена звезда, тоже омывает тело пришельца, но не причиняет вреда, хотя тело у него вполне уязвимое.

– Ты, потерянное светило из чужих миров, занимаешь не своё место! Я возьму тебя с собой и космос очистится. А если у меня появятся враги, а думаю, что они непременно появятся, я использую тебя как оружие. Ты ведь не против, звезда из тёмных вселенных?

Звезда молчит, потому что раньше ей не приходилось разговаривать со смертными, а только с планетарными принципами, которые обычно немногословны. Гуманоид достает из рукава шар, в котором спит шаровая молния и выпускает её. Потом он манит звезду и предлагает заглянуть в шар. Там, в шаре, огромные пространства, такие большие, которых раньше тёмное солнце не видело никогда. Что это, вход во Внеграничье? Солнце приближается к шару, в котором спрятана тайна и вдруг ветер невыносимой силы затягивает звезду внутрь шара и сопротивляться ему бесполезно.

– Тебе будет хорошо, я дарю тебе целые вселенные в моём пространстве.

Потом он прячет шар в рукав и возвращается на корабль, довольно улыбаясь, а возле его ног трется, словно домашний зверь, отвратительный ящер, имеющий уже девять половых позиций, но так и не получивший имени.

Вскоре, после того, как корабль-игла пронзает пространство и исчезает, 77 сектор очищается от тёмных волн и если бы кто-то прибыл туда, то не заметил бы разницы.

Только две тени кружат вокруг астероида, разыскивая нечто большое, что вызывало их любопытство. Их любопытство как гигантская капля, падает и падает в черноте пространства, чтобы достигнуть Дна миров, где застыл навечно хрустальный гроб с телом проклятого бога, чьё имя бояться произносить даже демоны. Он ни жив и ни мёртв, но впитывает каплю любопытства, потому что всё, что ему осталось, это следить за действиями своего создания и посланника. Нет даже сил на заклинание, которое его бы убило…

…где она? Где она? Наша прекрасная находка…

…дерзкий унес её с собой…

…кто он такой, чтобы вмешиваться в судьбу звезды? Пусть даже тёмной…

…а что бы ты делал, философ, с такой находкой?…

…ничего. Но было бы приятно иметь её…

…ты не можешь иметь звезду, у тебя даже тела нет…

…тут ты прав, всё время забываю, что умер…

…так ведь это она и убила тебя, эта звезда…

…я уже простил…

…так прости и дерзкого, который забрал её…

…нет, если он умрет, хотя бы на миг, я буду ждать его…

…это говоришь не ты, это тьма, которая поселилась в тебе…

…тьма дала мне возможность продолжить существование…

…что это за существование, друг? Мы – тени, тёмные тени, у которых нет организмов…

…и всё равно, мне бы было хорошо со звездой…

…подожди, может появиться другая…

…почему вдруг появиться? Почему?…

…появилась же первая…

…тогда будем ждать, друг…

…будем ждать…

Глава 4

Миры Дальней волны, планета Радуга

Все планеты периферии, открытые контийцами, названы так, чтобы радовать слух. Каждая из них заброшена, потому что у контийской империи достаточно других дел и слишком много войн, чтобы помнить обо всех планетах Дальних мирах. И хотя Радуга названа так, чтобы радовать слух, на самом деле на ней нет радуги и совсем отсутствуют облака и дожди. Это серая скалистая пустыня, в которой полно неразгаданных тайн. Например, две статуи, что шагают по пустыне со скоростью одного шага за миллион циклов. Или тени, которые отображают невидимые предметы, их то много, то нет вовсе. Иногда вдруг пролетают птицы быстрой и шумной стаей по планете, где в атмосфере лишь метан и сера. Появляется вулкан по утрам, который выплескивает воду вместо лавы, и что-то или кто-то плачет по ночам, словно живой.

Кай Морэйн один находится на станции, один запускает киберов и один наблюдает за пляской теней. Он мог не быть здесь, на дальней из дальних планет, мог бы сражаться во благо Конта и его союзников, любить и не быть одиноким. Но уж так выбрал тот, кто был магом когда-то, вопреки всему своему представлению, назло власти и во благо живых. Теперь живые ушли в иные миры, магия исчезла, а власть, отобравшая у Кая Морэйна самую большую любовь, сама стала легендой. Это его выбор – заживо гнить на Радуге, его решение наблюдать, как медленно бегут стрелки часов и как пляшут тени невидимых существ. Официально он послан в мир Радуга, чтобы установить происхождение теней и если возможно, установить с ними контакт.

Но то, что очевидно младенцу, не понятно генералам контийской армии, – с тенями невозможно установить контакт, да и совершенно не нужно. Они плясали до того, как Конт стал центром Живого космоса, и ещё будут долго кружиться в танце после того, как Конт станет легендой. Кай Морэйн – редкий человек из контийской армии, который понимает это и понимает многое другое, но судьба отобрала у него всё: женщину, которую он любил; энергию, которую он видел; титул, что он имел; друзей, которые были верны до конца. Судьба оставила ему лишь слепую ненависть, которую он спрятал в глубине своего сердца и отправила на дальнюю из дальних планет, чтобы подарить минуты покоя.

Но со вчерашнего дня даже этих минут нет у Кая Морэйна – он получил известие о визите на Радугу генерала третьего ранга С.С. Крейга-Сатриса, и теперь ждет, когда старый вояка пожалует в его далекое убежище, чтобы призывать вернуться на службу, чтобы обещать всевозможные блага, чтобы унижать и называть трусом, который поджал хвост и сгинул в дальнем из дальних миров.

Он не готов, но генерал уже здесь, как всегда опрятен и безупречен в своей преданности Конту. Сверкает эполетами и наградами, носит старинную саблю и красный мундир, закручивает усы вверх, не желая принимать возражений, шаркает тяжелыми металлическими сапогами, спрятанными под длинными узкими брюками.

– Все еще гниешь в этой дыре, мальчишка?

– Рад вас видеть, генерал! Наверно, дела в контийской империи совсем плохи, если вы здесь.

– Напротив, Морэйн, напротив. Всё идет гладко, мир с тёмными заключен… – С.С. Крейг-Сатрис небрежно присаживается за стол, не прикасаясь к напиткам, набивает трубку смолой королевского дерева, цветущего раз в цикл на планете Гвал. – Хотя меня мучают большие сомнения. Но ты ведь знаешь, всё изменилось, совет теперь не прислушивается к мнению старых вояк, вроде меня. Вот когда была королева… кх-м… главнокомандующий Лита, тогда я бы сказал так: от мира с тёмными у меня бегут мурашки по коже. Когда это видно было, чтобы вампиры и монстры ходили по нашим мирам, а мы должны были им кланяться и распинаться: а не хотите ли чаю, ваше вампирское величество? Но я не об этом, Кай. О тёмных поговорим позже. Расскажи сначала, как идут твои исследования.

 

Морэйн смотрит на бравого генерала, как он неторопливо раскуривают трубку, поглаживая её с особой любовью, и сердце его заполняется теплом, всплывают лица и события, он видит дух, который не сломили сами боги войны, видит смелость и непреклонность. И вспоминает те времена, когда за его спиной было двенадцать боевых кораблей, и он отвечал за каждого и он спас их всех, кроме неё… Просто потому что не был рядом.

– Исследования? Ах да, исследования. Вы имеете в виду загадку теней? Конечно, я наблюдаю за ними каждый вечер и каждый вечер понимаю, что очень далёк от понимания того, что это. Просто тени.

– Но по логике вещей если есть тень, то должен быть и объект, который её отбрасывает и источник света, который её создаёт.

Ни того, ни другого на Радуге нет, и Кай Морэйн лишь пожимает плечами. Он родился и вырос в мире Земля, который в незапамятные времена присоединился к контийскому союзу и принял своей жизненной установкой чистую логику, а чистая логика не объясняет тайн этой планеты. Потому, скорее всего они так и останутся неразгаданными.

– А если посмотреть со стороны магии?

– От вас я не ожидал этого услышать, генерал.

– Я знаю, мальчик, ты давно не был дома, у нас многое изменилось. Раньше в твоём досье значилось: владеющий магией и эта проклятая строка не давала твоей карьере взойти в гору, сейчас акценты изменились. Да-да, Кай, в это трудно поверить, но это так. После того, как королева умерла от ран, над контийскими кораблями появилось армия духов. Многие видели их своими глазами. Где сейчас эта армия, никто не знает, но зрелище было впечатляющее. Совет сделал отступление от правил и теперь все, кто владеет магией, придутся ко двору.

– Так вот в чем дело, генерал. Значит, обо мне вспомнили, потому что я считался магом.

– Не просто магом, мальчик. Ты был великим воином, ты выиграл пять сражений, твои люди выжили в тех боях, где остальные погибли. У тебя прекрасный ум, чистая логика и плюс чутьё, на которое вполне можно положиться. На самом деле я приехал предложить тебе интересное расследование, если конечно твои тени тебе наскучили.

Это хорошее предложение и сделано красиво по контийским меркам, но Кай Морэйн задумчив и не спешит с ответом, хотя такое промедление недопустимо по этикету и является неуважением к старшему. Ему хорошо быть одному, суета утомляет его и заставляет вспоминать о женщине, погибшей во славу королевы, во славу победы, которая может быть и не стоила того.

– Знаю, – пыхтит ядовитой смолой С.С. Крейг-Сатрис, – ты всё ещё думаешь о своей жене и ты не можешь простить войне, что она забрала ту единственную, что была тебе суждена.

– Точно сказано, генерал. Может быть мне пока оставить всё, как есть?

– Хорошо, я не в праве тебя заставить. Бог с ним, с расследованием. Объясни мне, что такое магия. Хочу узнать, пока совет опять не запретил эту тему.

Генерал улыбается и Морэйн улыбается в ответ. Он знает, что С.С. Крейг-Сатрис не уйдет так просто, он ведь блестящий стратег, как на поле боя, так и в жизни. Однако причём здесь магия, или на контийской границе завелись трагилы, которые плетут заговоры против Конта? Эх, вряд ли…

– Попробую объяснить. Мы, гуманоиды, родившись, не имеем одинаковых возможностей. Кто-то лучше слышит, кто-то умнее, у кого-то способности к математике. Мы все разные, хотя устремления наши очень похожи. Людей с идеальным музыкальным слухом мало, людей, умножающих в уме четырехзначные цифры ещё меньше, но они есть. Совсем мало тех, кто с рождения видит энергетические волокна вселенной, которые пронзают всё существующее и образуют его структуру. Я был одним из таких детей. Я смотрел на миры и видел не то, что должен видеть обычный земной ребёнок, но я догадался молчать о своём даре, так как заметил негативное отношение взрослых. Когда я вырос и прочитал легенды Аста-Деуса, то понял, что родился в мире, где мой талант не нужен, но ведь вселенная не ограничена только контийскими секторами. Мне удалось побывать на других планетах, где отношение к магии было куда лояльнее. Там я научился использовать своё видение волокон вселенной: в местах, где они пересекаются, находятся ключевые точки, небольшое воздействие на которые позволяет управлять миром вокруг и даже судьбами других людей. На самом деле это не совсем магия, это нечто другое и не будь слепы контийцы, они могли бы использовать это открытие и даже создать из него науку. Магистры трагила-сай всегда воздействовали на точки пересечения энергетических потоков, а владеющие искусством сиджана-ки сплетали эти потоки по своему усмотрению. Но сейчас, мой дорогой генерал, все покрылось туманом и я не вижу больше ничего. И не знаю никого, кто бы видел энергию или владел так называемой магией.

– Да, таких рассказов я не слышал никогда, – генерал подкручивает свой ус и пыхтит трубкой, от которой в комнате становится нечем дышать. Садятся обе звезды Радуги и в ночной пустыне появляются тени, чтобы сквозь стекло иллюминатора напугать тех, кто верит в чистую логику событий. – А скажи мне, Кай, ты бы решил загадку теней, если бы видение потоков вернулось? Если бы твоя магия ожила?

– Конечно, я бы один раз на них посмотрел и сразу бы увидел, наполнены они жизненной энергией или нет.

– А если я скажу тебе, что в Живом космосе есть один гуманоид, который до сих пор пользуется магией.

– К чему вы клоните, генерал?

Они сидят какое-то время молча и у Кая Морэйна, бывшего мага, есть время осознать этот необычный факт. Тогда как магия исчезла повсеместно, есть один, кто ею владеет. Это было бы интересно, даже очень интересно, если это, конечно, правда. И тут появляется масса вопросов, Кай, размышляет, а старый генерал довольно улыбается, пряча улыбку за пышными усами, ведь именно такого эффекта он и ожидал. Он ни к чему не клонит, он просто желает подцепить Кая Морэйна на крючок любопытства и отправить в гущу событий, склеив разбитое сердце. Кай понимает это и взвешивает на весах разбитое сердце и магию, которую возможно получит назад. Такое обещание судьбы его возбуждает и заставляет кровь течь по венам быстрей, но и пугает своей неопределенностью, ведь что может простой воин против мага трагила-сай?

– Он не магистр трагила-сай.

– Я говорил вслух, генерал?

– Да, ты скоро станешь таким же трухлявым, как я, будешь разговаривать с собственной портупеей и спорить с носками, идти ли тебе лишний раз помочиться или нет…

– Смейтесь, генерал, смейтесь. Я заслужил. Я обиделся на тех, кто управляет нашими судьбами и вот я в дыре, как вы выразились, и весь дрожу от страха, когда мне предлагают великое приключение.

– Точно сказано, Кай. Кажется, твоё имя переводится как «лорд, господин», а ты совсем не похож на лорда. Я прожил в три раза больше времени в этих вселенных и до сих пор люблю жизнь. Какой же ты лорд?

– Если он не магистр трагила-сай, но владеет магией, то кто же он, ривайр из планетарного пояса Рив? Может быть кто-нибудь из Средней волны творения?

– Ага, ты, кажется, заинтригован и совсем меня не слышишь. Есть ещё одна новость, Кай Морэйн. Нам был предоставлен в распоряжение древний звездолёт, на котором знаки богов, описанных в легендах Аста-Деуса. Его технология до сих пор загадка для контийских ученых, его орудия самые сильные в известном мне Живом космосе. Тот, кто возьмётся за расследование, будет управлять этим звездолётом и, возможно, будет тем, кто откроет несколько старых вселенских тайн. Но впрочем, ты слишком занят, юноша, ты оплакиваешь свои потери…

– Я ещё ничего не ответил, дайте мне время подумать. И я не понял, какое именно расследование предстоит.

– Нужно найти гуманоида, который владеет магией и который не сильно-то скромничает. На днях он объявил себя будущим правителем Дальней волны творения и хотя совет откровенно посмеялся над таким заявлением, позже меня вызвал один из членов совета и поручил не скупиться в средствах, чтобы найти дерзкого нахала и приструнить его амбиции. Будет неплохо, если он вообще потеряется и перестанет мутить умы некоторых отсталых народов, готовых почитать за бога любого выскочку.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26 
Рейтинг@Mail.ru