bannerbannerbanner
Тёмное солнце

Ирина Никулина Имаджика
Тёмное солнце

С большой благодарностью за редакцию и коррекцию текста Наталье Бахтиной!

ЧАСТЬ 1. Слепая судьба

Глава 1

Миры Средней волны творения, хранилище нерождённых душ

– Сыграем в контийский маджонг? И если ты выиграешь, будешь свободен от всех обязательств, данных мне три эона назад.

– А если я проиграю?

– Отдашь свою жизненную силу нерождённой душе, на которую я укажу.

– Я не знаю правил и устал. Что даст мне свобода, ради чего я должен стараться?

– Сможешь плести узор своей судьбы сам, как пожелаешь, я больше не появлюсь на твоём пути, НИКОГДА.

Космос смеётся над такими обещаниями, ибо они невероятно лживы; ветер среди изменчивых звёзд завывает, желая предупредить глупца, но тот, кому предлагают сыграть, задумался: видит шанс или, точнее, хочет видеть шанс. Лицо того, кто предлагает игру, соткано из света, но искажено гримасами страстей, и нельзя предположить, что за злой рок назначил это существо хранителем нерождённых душ.

– Объясни правила.

– Прочитай их в моих мыслях. Я покажу.

Три масти. Одна из них – точки, это люди в городе; вторая – бамбуки, это нити энергии, что связали живой космос в Дальних мирах; третья – символы, и их много, предметы и чувства или части тел.

Четыре ветра. На самом деле в мирах Средней волны двадцать три ветра и все они очень разные. Но здесь их всего четыре. Ветры в игре такие же, как в Дальних мирах, ведь игра пришла оттуда: северный несёт холод и пустоту, восточный – мудрость и слабость, южный согревает и поддерживает, незаметен, как хищник, крадущийся в ночи. Западный – порывистый безумец, начинающий войны и катастрофы, силён, как сама Фантастическая поэма.

Есть ещё Времена года, их тоже четыре, хотя два из них отсутствуют в месте, что хранит нерождённые души: это зима и осень.

В контийском маджонге нет таких мастей, но в мирах Средней волны один мудрец добавил ещё четыре Движения: быстрота – убивающий пасс; уклонение – рождается вместе с гибкостью и ловкостью; полёт – власть над высотой; и самое сложное из движений – неподвижность, которая наполнена внутренней силой.

Чтобы начать играть, надо бросить фишки. Игровые фишки называются тремя драконами, их имена всплывают перед глазами игроков: Зонатор, красный дракон, умеренный и спящий; Фа – зелёный, процветание и жизнь; Вай, белый, – означает доброжелательность и почтение к старшим в роду.

– Начинай! – говорит искуситель, и на миг его лицо становится человеческим, не холодным ликом всемогущего бога, а настоящим лицом живого существа; он так молод и беззащитен, что смущение готово взять верх над холодностью второго. – Но помни, от твоего выбора зависит многое!

Второй собирает волю: он вновь холоден, как глыба льда. Хорошо, что полная тьма космоса скрывает цвета его энергии. Он выбирает белого дракона, бросает фишку и видит, как дух его несётся вместе с драконом прямо в пропасть.

– Кто назначил тебя хранителем нерождённых душ?

– Не ты один слаб в Краткой волне! – смеётся противник, и теперь он железный воин на Красном драконе. – Удаляю пару, бамбуки.

И он протягивает невероятно длинную руку и вырывает из Дальних миров пучок энергии. Люди слепнут и перестают видеть чудеса мира, но из хранилища нерождённых душ кажется, что это всего лишь марионетки, у которых нет своей сущности. Древний демон Датсуу плачет над такой потерей, и его вой достигает ушей игроков, но они увлечены победой и глухи к Дальним мирам. Второй игрок пересаживается на зелёного дракона, и теперь его ход удачен.

– Ладно, Акрофет, можешь удалить один из четырёх ветров, теперь они в твоей власти, хотя и раньше не могли мне навредить.

Акрофет удаляет безумный западный ветер, но без его силы воины в Дальних мирах превращаются в тряпичные куклы, и много миллионов существ погибает.

– Здесь нельзя выиграть, да? Давай прекратим!

– Что ты ноешь, ведь когда-то ты был богом и мог творить новые миры!

– Разве не ты сделал меня мятежным духом, который был изгнан из Эшелона богов? Хочешь, я поставлю на кон пять тёмных вселенных, которые всегда мне принадлежали, но пусть масти будут лишь масти!

Но первый лишь смеётся, и сейчас у него тело трактоида – скользкой мерзкой твари, наделённой таким уродством и безобразием, что оно становится совершенством. Он смеётся и заполняет космос феромонами, от такого щекочущего чувства нет спасения, так что даже спящая вечным сном Роза Дроттар беспокойно вздрагивает, погружаясь в кошмары. Все розы в мирах Средней волны вянут, а сражённый любовью зелёный дракон падает к ногам трактоида, чтобы умереть от невыносимых чувств. Трактоид бросает фишку – и его ход опять удачен.

– Ты, жалкое подобие бога, почти стал обычным существом, и тебе нет оправдания.

– Но ты, великий Бурзум, тоже всего лишь дух Средней волны, где же твоё место в божественном Эшелоне?

– Ещё чуть-чуть и я вернусь. Для этого мне и нужен посланник в Дальние миры. Моя и твоя плоть соединятся в нём, воплощённая красота и бессердечие придут в Дальние миры. Он будет существом с возможностями бога и исполнит мои цели… Смотри, я опять выиграл. Я удалю, пожалуй, вот этот символ – магию.

И он забирает чашу с магическими рунами, которая два эона подряд была спрятана на пустынной планете Траг, сердце всего волшебства в Дальних мирах. Теперь Дальняя волна лишается магического пути, хотя сейчас он всё равно почти забыт. Те немногие, кто ещё применяли магию, вмиг утрачивают её и падают бездыханно, готовые умереть, потеряв свои силы. Нерождённые души беспокоятся, они заполняют холодный космос шёпотом, и шёпот этот угрожающий: ведь им предстоит родиться в Дальних мирах, где нет магии, и это очень трагично. Игрок прячет чашу у себя в чёрном сердце, чтобы потом применить магию в соответствии со своими планами.

– Играй дальше, и пусть тебе повезёт! – Смех Бурзума жесток и царапает изнутри; сейчас он имеет тело куртизанки и возлежит на пустом троне, рядом с умирающим королём.

– Нет, я не хочу.

– Тогда ты проиграл.

– Пусть будет так, я не имею права лишать миры чего-либо. – На этот раз Акрофету выпадает фишка выигрыша, и надо удалить масть точек, что есть города в Дальних мирах, наполненные живыми существами.

– О, мой благородный Акрофет… Эти миры и так ничего не имеют, божественный Эшелон впустил в них тьму… либо кто-то это сделал по злой воле, а боги безмолвствуют, – уже двести вселенных стали тёмными, и их количество растёт каждый день. Что будет, когда все миры заразятся тьмой? Будет ли кто-то жалеть о магии или об утерянной возможности видеть энергетические нити, соединяющие всё в живом космосе? Волна творения трещит по швам, и если мой посланник не выяснит, в чём причина, нам некуда будет возвращаться – Эшелон богов и Средние миры будут поглощены мраком Некроникуса. Скажи мне, что я не прав, и я разрешу тебе выиграть.

В ответ лишь молчание, хотя многие твари в Средней волне затаили дыхание, ожидая слов Акрофета, некогда бывшего великим богом. Акрофет слаб, и его зелёный дракон умирает, сам он раненой птицей кружит над телом бесстыдной куртизанки и ничего не может ответить.

– Делай ход!

– Что за дух ты хочешь облачить в плоть и послать в Дальние миры?

– Не тяни, это не поможет. Давай доиграем. – Теперь Бурзум – мертвец, и тело его кишит червями, а мёртвые глазницы пылают красными огнями. – Думаешь, я не хочу вернуться в Божественный Эшелон? Думаешь, я не хочу занять своё место среди великих богов?

– Тебе там не место, тварь!

– О! Ты хочешь упрекнуть меня в порочности? А разве не ты, Акрофет, предложил мне похитить матрицу Тевтата, разве не ты плёл заговоры против Тау-синклит мага, разве не ты пытался договориться с Меродахом, гостем из Внеграничья? Мы не зря так долго вместе, как два уставших друг от друга любовника…

В отчаянье Акрофет разбрасывает масти и отправляет фишки на Дно миров, где время течёт так медленно, что они падают огромными каменными глыбами. Он снимает доспехи, потом снимает тысячу и одну одежду, что всегда защищала его мифическое тело, и обнажённым ложится на прозрачную плоскость, где до этого шла игра. Смена форм в Средних мирах на миг прекращается, и все, кто имеют органы зрения, с жадностью пожирают глазами лик бывшего эшелонца.

– Укройся, сумасшедший, – смеётся Бурзум, вдруг ненадолго принимая образ бога красоты, от чего все, кто смотрят на Акрофета, слепнут и проваливаются вслед за фишками на Дно миров, – я открою тебе тайну. Но за эту тайну ты отдашь всё, что имеешь, моему ещё нерождённому посланнику. Мардук больше не руководит войнами, а войны в Дальних мирах идут длительные и изнуряющие, так что мы пошлём того, кто будет считаться нашим сыном, чтобы он подчинил себе воющие стороны. С его силами это будет легко сделать, и тогда поток энергии от войны в районе Конта станет перетекать в моё изголодавшееся эго, и я стану очень силён. Это наш шанс вернуться в Краткую волну и стать полноправными богами.

– И ты возьмёшь меня с собой?

– Конечно. Когда я тебя подводил?

Бурзум снимает плащ, накрывший много парсеков пустого космоса вечной тьмой. Никто не должен видеть, как совершится акт творения. Он прикасается рукой к нескольким нерождённым душам, и они восстают из тьмы, чтобы на время стать его безмолвными помощниками. Им выпала честь держать Акрофета, бьющегося в мучительных судорогах. Бурзум гладит обнажённое тело Акрофета, потом присоединяет к центру живота нить, которая на другом конце имеет яркий свет – нерождённую душу, и начинает перекачивать энергию Акрофета к неизвестному духу.

Когда Акрофет понимает, что эта нерождённая душа – не просто существо из Дальних миров, а нечто иное, – уже поздно, нельзя прекратить излияние силы. Он умоляет проснувшуюся в ужасе Розу Дроттар оборвать нить ради любви во всех мирах, но Роза безмолвствует, она кое-что видела, что сделало её сердце каменным. Тогда умирающий Акрофет обращается к богам и умоляет их сохранить ему жизнь, но Бурзум бьёт его наотмашь по губам, разливая реки крови, и рычит, как дикий зверь:

 

– Ты будешь жить в теле нашего сына, чего ещё ты хотел, жалкий червь?

А потом наступает мёртвая тишина, никогда не виданная в мирах Средней волны, чей основной принцип – изменчивость. Стол для маджонга, развалившись в щепки, парит в космосе, всё дальше удаляясь от хранилища нерождённых душ. Среди парящих осколков Датсуу, случайно заглянувший в Средние миры, видит мёртвое тело. Оно прекрасно, и дух Некроникуса склонился над ним с немым удивлением, неуверенный в том, что может принять такой дар судьбы. Совсем редко боги посещают духа смерти Некроникуса, так что он преисполнен уважения и скорби, хоть ему это и не свойственно.

Ужасная боль и одиночество, тяжёлое, как Дно миров, опускается на плечи маленького существа, согнувшегося в комок, но Бурзум позволяет себе лишь одну слезу. Возле него парит тело гуманоида, оно живёт и пытается дышать в вакууме, вздрагивая и леденея. Кажется, ещё немного – и человек умрёт, но Бурзум согревает его своим дыханием и шепчет:

– Сейчас я придумаю тебе имя. Совершенно новое имя, и пусть ничего из прошлого не довлеет над тобой, прекрасный воин: ни имена, ни память, ни страсти. Ты отправишься в ужасный мир, чтобы быть там моим посланником. Один бог пожертвовал ради тебя жизнью, а другой проклял себя до конца эонов, так что у тебя нет других вариантов, кроме как победить. Ты – моя светлая надежда…

Потом он шепчет имя на ухо и отталкивает тело. Разорвав ткань пространства, он бросает своё творение вниз, в образовавшийся пролом, откуда веет тьмой и смертью. Ещё долго стоит, пытаясь увидеть Дальние миры, а потом ложится в хрустальный гроб и запечатывает себя, чтобы никто из Среднего мира не проник в его долгий, очень долгий сон.

Глава 2

Миры Дальней волны, пространство возле мира Врат

Мир Врат – мёртвая пустыня. Все десять планет имеют бешеную атмосферу; перепады давления, разность температур и гигантская радиация двойной звезды делают невозможным существование в этом секторе космоса. Война обходит стороной мир Врат, мирные исследователи и редкие в этом эоне искатели духовности не появляются здесь уже целый эон. Планетарные духи корчатся в муках, моля богов хоть о какой-нибудь жизни, но, кажется, напрасно – только изредка останки кораблей прибивает космический ветер к орбитам десяти планет, да и то совершенно пустых. Врат – царство Некроникуса, забытое гуманоидными расами, могильник надежд и устремлений.

Сегодня, во втором эоне мрака, происходит небывалое событие – к миру Врат, к шестой от звезды планете, направляется контийский звездолёт с символом ядовитого плюща на борту. Все, кто видели этот символ, постараются убраться подальше, ибо нет ничего хуже, чем повстречать ядовитый плющ в космосе. Даже мир Врат не рад таким гостям, хотя гостей у него не было уже давно.

Глаза вновь прибывших прикованы к неприветливой тьме космоса. Здесь граница с тёмными вселенными и здесь не придёт помощь, потому что так одиноко не бывает даже на Дне миров.

– Командир, докладываю: обнаружен источник тепла, кажется, там есть кто-то живой.

– Не может быть, мы на краю разумного космоса, в секторе, где существование невозможно, проверьте ещё раз.

Капитан звездолёта – Моорт – шестирукий гуманоид из мира Сеп, рождённый на Конте, самый хладнокровный и разумный командир в контийском секторе. Ветеран двух войн, он носит на груди награды мира Конт и союзного мира Земля, не верит ни во что, кроме науки и строгой логики. Однако этот рейс для него мучителен сверх меры, потому что выходит за рамки представлений о привычной жизни.

– Проверил ещё раз, подтверждаю: в нескольких парсеках от нас находится живое разумное существо, оно спит и, возможно, не представляет угрозу операции, – сообщает помощник. – Достаточно немного отклониться от курса, чтобы избежать встречи.

Гуманоиды, живущие в мире Конт, верят в предопределённость своей судьбы; они считают, что силы природы предсказуемы и не зависят от воли богов, а потому, если совершить все необходимые действия, можно избежать влияния случайностей. Одна пушинка не сдвинет танк, – так говорят мудрецы Конта и пока никто не опроверг их. Потому командир пожимает плечами и дает чёткий приказ не отклоняться от курса. Чем может угрожать одно существо самому мощному в контийском флоте боевому кораблю? Ни один безумец и на десять парсеков не приблизится к кораблю, имеющему на обшивке символ ядовитого плюща.

– Мы имеем на борту генную угрозу. Если что-то случится с кораблём, весь сектор будет заражён, мы как чума, на нас не посмел бы напасть сам бог Птах!

Так смеётся контийский командир и остальные десять членов экипажа, кроме одного. Эта девочка-подросток – пассажир контийского флота, которую командир должен доставить в мир Гвал, после того как ученые Конта исследуют её уникальный мозг. Вообще-то корабли подобного уровня не берут на борт пассажиров, это нонсенс. Перевозка гражданских лиц запрещена уставом, но обстоятельства были очень жёсткими и никто другой, кроме бравого командира, не согласился.

– Отклонитесь от курса! – заявляет ребёнок, но в голосе её нет ничего детского. – Тогда вы останетесь живы.

– Вернись в свою каюту, дитя, мы тут сами разберёмся.

– Вы знаете, кто я, командир. И я не просто названа в честь древней пророчицы Спенты, я тоже обладаю даром скользить по стреле времени и видеть грядущее. То, что в ваших представлениях предсказание будущего невозможно, не делает его невозможным на самом деле. Поверьте, если мы не отклонимся от курса, события будут иметь смертельный исход.

– Ерунда, юная Спента, мы вооружены до зубов, у нас в контейнере с жидким азотом спит самое отвратительное существо во вселенной; кто может угрожать этой миссии? Пока мы его не похороним на шестой планете, мой корабль не покинет мир Врат.

Командир с грустью смотрит на дитя, обречённое страдать в своих заблуждениях. Её мозг – загадка для учёных, но для командира Моорта всё и так ясно: ребёнок болен и не может получать простые наслаждения от жизни. Но что бы ни говорила Спента, это лишь её иллюзии. Никакие пророки не остановят выполнение столь серьёзной миссии, ибо неудача поставит под удар многие жизни в Живом космосе. Если существо, замороженное в азоте, проснётся и вырвется в космос, начнётся генетическая революция и гуманоиды мутируют в монстров. Такой катастрофы командир не может допустить, даже если ценой будет его жизнь.

– Вперёд, и приготовиться к дрейфу на орбите шестой планеты, мы там похороним монстра.

Те, кто рождены на Конте, изжили в своих мыслях всё иррациональное; в их мире нет места мистике, нет места древним легендам и мрачным предрассудкам. Их время линейно, а космос поделён на равные секторы, не имеющие флуктуаций. Однако, несмотря на долгие годы тренировки разума, командир чувствует себя неуютно, когда видит в иллюминаторе небывалую находку. Холодный страх поселяется в его теле, и он тайком вспоминает одну древнюю молитву богам, что слышал в детстве от своей матери, уроженки Сепа.

Недалеко от орбиты шестой планеты в энергетическом сфероиде парит юноша с прекрасным лицом, абсолютно нагой, с божественным телом и длинными чёрными, как контийская ночь, волосами. Командир понимает, что энергетическая сфера лишь сохраняет небольшой запас кислорода, но не защищает от космической радиации, от вибрации космических струн и другого смертоносного влияния пространственных сил, и потому любое гуманоидное существо должно быть трижды мертво в таких условиях. Но вопреки логике юноша жив, и спит беспокойным сном, ворочаясь в вакууме, разбросав чёрные волосы. С одной стороны – это внештатная ситуация, и по правилам контийского устава командир должен сообщить о случившемся и ждать решения контийского совета, но с другой стороны, ему придётся принимать решение самому, ведь связи с Контом в этой дыре нет и не может быть. Долго молчит старый воин, потом отдаёт судьбоносный приказ:

– Живое существо в опасности, оказать помощь!

– Но, командир… – второй помощник сомневается в приказе.

– Что?

– Он не может быть живым в условиях открытого космоса. А что, если это уловка противника? Это может быть шпион с тёмной стороны.

– Доложи показания датчиков.

– По показаниям это гуманоид без признаков генной болезни, но Спента…

– Выполняйте приказ. И сразу изолируйте гуманоида в шестом отсеке, пока мы не проведём подробный анализ.

Контийцы беспечны в этом эоне, названном последним в легендах Аста-Деуса. Их защищает металл и электроника, им служит чистая логика и предсказуемое время, хотя господин времён Зерван не знает об этом. Они – глухи и слепы, они предмет насмешек Средних миров, и ни один из богов не возьмётся оплакать таких недальновидных существ. Их любит только Некроникус, ибо таких лёгких жертв у него давно не было.

Спента молится великому Митре, защищающему всё живое в волне творения, она напугана, как никогда в своей жизни. Командир находит её в слезах и искренне не понимает, что так испугало невинное дитя. Он до сих пор не осознаёт, какое страшное зло проникло на звездолёт и что от него не защитят никакие меры дезинфекции.

– Всё хорошо, нет повода волноваться, малышка. Я, напротив, хотел позвать тебя посмотреть на гуманоида, которого мы нашли в космосе. Он похож на вашу расу и что-то говорит на чужом языке. Такого языка нет в памяти наших анализаторов, но, может быть, ты разберёшь смысл и поможешь перевести речь нашего гостя. Через два контийских часа контейнер с генетическим уродом будет погружён в атмосферу планеты, самую ужасную среди всех десяти, и мы вернёмся на Конт, похоронив навсегда ужас генетического сбоя, так что нет повода беспокоиться.

Всё будет иначе, об этом знает юная Спента, но больше ничего не говорит, ибо сегодня – тот день, когда её сил не хватит, чтобы развернуть колесо судьбы. Избежать катастрофы нет возможности, и потому девочка покорна, хотя её страх невообразимо велик, ведь она ещё ни разу не умирала.

Тот, кто за стеклом, набросил на своё прекрасное тело золотую ткань, которой командир укрывал энергобатареи. Он едва заметно улыбается, рассматривая холодным взглядом экипаж и капитана Моорта. Формы его совершенны, а лик так светел, что хочется лишь любоваться этим лицом, впадая в экстаз. Но его энергетическое тело, которое не видят контийцы, занимает весь сектор космоса, и Спенте понятно, что силы незнакомца неизмеримы, а пути неисповедимы.

– Поговори с ним, Спента, скажи, что мы не военный звездолёт и занимаемся захоронением организмов с генной опасностью.

Спента старается не смотреть в глаза прекрасному, как бог, мужчине и на языке мира Гвал говорит стандартное приветствие. Улыбка сползает с лица гостя, и он рычит, обнажив белые клыки, лик его становится скорее похож на демона, чем на человека, и столько боли, злости и ненависти в этом взгляде, что контийцы невольно отходят от стекла толщиной в два локтя, что отделяют их от ужасной находки. Они понимают, что, возможно, их первоначальные оценки поверхностны и красавец за стеклом не так уж безопасен, однако дальше ничего не происходит, гость бегло говорит на гортанном языке и нежно гладит стекло, словно его переполняет сексуальное желание.

– Что он говорит? – Командир готов отдать приказ пустить усыпляющий газ, но медлит, его рациональность нестабильна, мысли путаются, то от ужаса, то от любопытства.

– Я вряд ли смогу перевести, – дрожит малышка Спента, – это похоже на грязную ругань, на которой никто в Живом космосе не изъясняется.

– Постарайся, дитя, хотя бы приблизительный смысл.

– Его интересует демон Ашма, которым он желает завладеть. Если мы вскоре не исполним эти пожелания, то нас ждёт ужасная смерть.

Командир в замешательстве, переглядывается с первым помощником, но слова гостя не соотносятся с его действиями: тот мягко бьёт кулаком в нетерпении по стеклу, и так беспомощен, что вряд ли может угрожать.

– Возможно, это последствия кислородного голодания, – пожимает плечами помощник, – хотя его клыки довольно агрессивны.

– Ладно, спроси его, пожалуйста, кто такой Ашма, – просит командир.

Спента спрашивает, но ответа нет, и она сама говорит:

– Я думаю, речь идёт о генном монстре, тёмном существе, которое находится у вас в контейнере и которое должно быть захоронено на орбите планеты.

– Ересь, – потрясён командир, – переведи: монстр заражён и опасен для любого гуманоида, он проник из тёмных вселенных и подлежит немедленному уничтожению. Кстати, пора запускать процесс.

Как только Спента переводит слова, гость меняется так, что его недобрые намерения теперь очевидны: он взлетает, сбрасывая золотую ткань, тело его наливается силой, и мышцы увеличиваются в несколько раз, по лицу блуждают мрачные тени, клыки обнажены. Пришелец теперь похож на животное, и в глазах его лишь агрессия.

 

– Плохо, очень плохо, – плачет юная Спента, – он концентрирует силу, и это ужасная сила, спасайтесь, бегите в хвост звездолёта, иначе…

Но она не успевает договорить, гость выпускает из центра живота ударную волну, которая разбивает стекло и разрывает обшивку звездолёта. Контийцы застывают в ужасе, но понимают, что сделать ничего нельзя. Кто-то из них в оставшиеся мгновения жизни молит Некроникуса быть милосердным и подарить лёгкую смерть, кто-то погружён в ступор, но все в целом они совершенно бессильны. А потом убийственный космос проникает на корабль, и волны смерти разрывают тела недальновидных гуманоидов из мира Конт. Им, верившим в железную логику, нет прощения, и им нет оправдания.

– Ты останешься жива, пророчица, чтобы рассказать о боге, который пришёл в мир, – говорит гость на чистом контийском и прикасается один раз к телу юной Спенты. Она сразу старится на сто циклов и выглядит теперь, как древняя старуха. – Я дарю тебе тысячу циклов жизни в этом жалком теле, но ты будешь последней, кто видел моё лицо, – и он прикасается к ней ещё раз, после чего Спента слепнет, и глаза вытекают на сморщенную грудь.

Затем он сжимает золотую материю, что укрывала его тело, и лепит из нее маску, которую надевает на лицо. Маска столь прекрасна, что не похожа на творение смертных. Кажется, её уронили в этот мир сами боги.

– Расскажи всем, пророчица: моё имя Акрофетис, что значит рождённый Акрофетом, и вскоре я буду править всем Живым космосом.

Он идёт по коридору, где уже поселился космический вакуум и идти практически невозможно, навстречу ему вырывается ужасное существо из тёмных вселенных – отвратительный монстр, которого контийцы считали заразным мутантом. Монстр решительно настроен пожевать мяса гуманоидов и испить их сладкой крови, но когда он видит юного Акрофетиса, то падает ниц, с трудом сгибая свои короткие лапы, и шерсть встаёт дыбом на его уродливой спине.

Человек запрыгивает на спину монстра и больно бьёт его пятками в бок, монстр ревёт, как сам Некроникус, но хватка седока не ослабевает, и демон Ашма, король тёмной вселенной, делается мягким и покорным, ибо не может больше терпеть унизительную боль. И тогда человек вытягивает из него большую часть тёмной энергии, поглощая силу центром живота. Покорный и несмелый, Ашма ползёт следом за своим господином, и вдвоём они покидают звездолёт контийцев, прыгнув в открытый космос, а звездолёт на автопилоте берёт курс на обратный путь…

Только Спента воет в ужасе, не смея дальше жить и не имея возможности умереть, неся в себе самый отвратительный и великий одновременно груз пророчества, пророчества о сыне Акрофета, проклятого бога, что явился в Дальние миры, чтобы стать их богом.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26 
Рейтинг@Mail.ru