Тут в голову Ри снова пришла здравая мысль, и, прямо на месте, еще не выходя из дома, она решила ее осуществить. Чем черт не шутит – может, действительно повезет? Качаловых в телефонном справочнике было много, но среди мужских вариантов фамилии – ни одного с инициалами В. Ри попробовала позвонить ради интереса, но среди опрошенных не оказалось ни одного Вити (точнее, Витя там никогда не жил). А вот среди женских вариантов была одна Качалова Л. К., которая жила на улице Заболотного. Просто наудачу Ри набрала номер. Ответила молодая женщина:
– Алло?
– Здравствуйте, мне нужен Витя.
В трубке повисло молчание, и Ри поздравила себя с тем, что, похоже, попала в точку.
– Кто это?
– Простите, а его можно пригласить?
– Я спрашиваю: кто говорит?
– Одна его знакомая. Близкая знакомая. Можно с ним поговорить?
– Нет.
– Его нет дома? Я перезвоню в другой раз.
– Витя умер.
– Ах… Господи… – Тут надо было изобразить удивление и отчаяние, и Ри справилась с этой задачей блестяще.
– Я не знала… Я приехала из другого города… Думала, что с ним увижусь… Господи… что произошло?
– Несчастный случай, – отрезала женщина на том конце провода. Она явно была неразговорчивой. Или по каким-то причинам вообще не хотела ни с кем говорить.
– А похороны уже были?
– Давно.
– Простите… Вы мать Вити?
– Я его сестра. А как ваше имя?
– Меня зовут Елена. Я спортсменка.
– У Вити не было знакомых с таким именем. И тем более не было близкой знакомой спортсменки.
– Откуда вы знаете?
– В последнее время все Витины знакомые были либо дешевые уличные проститутки, либо алкоголички из баров, либо наркоманки… Так что не стройте насчет моего брата иллюзий!
– Почему вы так говорите?
– Если б Витя встречался с хорошей, порядочной девушкой, он был бы жив! А такие, как вы… Он что, вам не заплатил? Или наоборот, заплатил слишком много, и вы решили повторить? Так вот, Витя умер, и в любом случае вы напрасно звоните! – Женщина почти кричала.
– Знаете, я действительно знала Витю, я познакомилась с ним в баре, но… к сожалению, я не помню его названия. Мне казалось, что у Вити был один, постоянный бар…
Женщина молчала. Потом вдруг заговорила. Было похоже, что ей просто надо выговориться.
– У Вити никогда не было постоянного бара… И нигде никогда он не был постоянным посетителем. Когда у него появлялись деньги, он шел в дорогие заведения и вызывал проституток по телефону. Когда у него не было денег, он шел в дешевые забегаловки, снимал уличных проституток либо знакомился в барах с девушками, чтобы трахнуть их бесплатно. У Вити не было ничего постоянного. А насчет баров у него был твердый жизненный принцип: никогда не посещать подряд одно и то же заведение дважды. Знаете, он ведь так и делал… И в тот бар впервые пришел… в тот… где его убили…
– Его убили?! Убили в баре?! Но где?! – Ри изобразила изумление.
– Где-то рядом с нашим домом. Крошечная забегаловка даже без названия рядом с автобусной остановкой. По вечерам светящаяся витрина – «Бар – Бистро». Знаете, раньше я совершенно не обращала на нее внимания, но теперь просто не могу там проходить. Я не понимаю, зачем он туда пошел. Ведь у него же были деньги.
– Деньги?
– Да, деньги! Мой брат иногда очень хорошо зарабатывал! А вы думаете, что он был нищий неудачник, потому что шлялся по дешевым барам и знакомился с такими, как вы?! – Женщина снова начала кричать.
– Вы, кажется, не очень любили брата?
– Не ваше дело!
– У него было много женщин? Если да, то почему вы удивились моему звонку?
– У него были толпы женщин! Больше, чем вы можете себе представить! В основном проститутки. Но постоянной, одной, не было никогда. Но… на самом деле он никому не был нужен. И никто не стал бы ему звонить.
– Простите, что я вас потревожила. Мне очень жаль, правда.
– Плевать я хотела на вашу жалость! – снова взъярилась женщина.
– Я сохраню хорошую память о Вите!
– Чушь собачья! Никто не может сохранить о нем хорошую память, потому что, по большому счету, Витька всегда был дерьмо! А сожалеете вы потому, что больше не получите от него денег!
– Извините, что я позвонила. Мне правда очень его жаль…
Закончив говорить, Ри моментально выключила кнопку диктофона, которую прижимала к трубке, чтобы записать весь разговор. Перемотала пленку. Запись получилась отлично.
«Возле автобусной остановки…» Она оглянулась по сторонам. Уже стемнело. За ее плечами находился оживленный проспект Добровольского. Очевидно, вся жизнь микрорайона пульсировала именно в этих двух точках: возле маленького базарчика и длинного шоссе. За пределами этих мест жизнь будто вымирала и начинались темные, сплошные дебри новостроек. Спросить было практически не у кого. Ри пошла к базарчику.
А потом она увидела неоновую вывеску. За свою богатую приключениями жизнь она повидала таких мест предостаточно. Ри еще помнила время, когда сама была вынуждена проводить полночи после репетиции в каком-то кабаке в поисках случайно подвернувшегося мужчины. Иногда даже в таком районе. Она перевела взгляд на горящую электричеством вывеску, на табличку «открыто» – и смело толкнула дверь.
Ей в лицо ударила тяжелая волна табачного дыма. Этот мир был знаком ей до мелочей. Этот мир был ее миром, и, барахтаясь в нем столько лет, она знала о нем все. За долгие годы странствий по ночным клубам она сменила их столько, что страшно вспомнить, и пришла к выводу, что между всеми забегаловками существует только одна разница – в цене. А все остальное одно и то же. Разумеется, когда-то у нее были мечты, но голод убивает иллюзии. Одну за другой. Гордость ни к чему, когда у тебя нет денег.
Это было самое заурядное заведение. Бар занимал две комнаты. Одну – большую, там стояли рассчитанные на четырех и шестерых столики, вторую – поменьше, там находились отдельные кабинки – кабинеты. Приглушенная музыка, затемненный свет. С первого же взгляда, наметанного, профессионального, Ри оценила всех, кто находился внутри, и в особенности – их материальное положение. Очевидно, этот бар использовали местные воротилы для встреч – наркотики или другие темные делишки. Девочек почти не было.
Она села за столик посередине зала, на свету, и стала ждать. Официантка пришла на удивление быстро, это была совсем молоденькая девчонка с приятным круглым лицом.
– Добрый вечер. Вы в одиночестве? Пожалуйста, посмотрите меню. Что будете заказывать? – улыбаясь, она протянула потертую папку.
– Не нужно, – так же широко улыбаясь, Ри отодвинула меню, – принесите мне горячий бутерброд, бутылку кока-колы…
– Есть только пепси, фанта и спрайт.
– Тогда пепси и рюмку коньяку.
– Есть только «Десна».
– Пусть. Грамм сто.
Она решила сразу перейти к атаке:
– Я слышала, у вас тут произошло убийство? Читала в газете. Убили какого-то мужчину. Кажется, он был бывший спортсмен.
– Это не здесь произошло!
– А где?
– На стройке. Рядом с забором. Там нашли его тело. Совершенно не здесь…
– Но в газете написано, что перед этим он был у вас в баре. И там познакомился с какой-то пьяной компанией.
Явно смутившись, официантка сухо отрезала:
– У нас не бывает пьяных компаний. Простите, но мне запрещено так долго разговаривать с посетителями!
Опустив руку в сумочку, Ри тихо сказала:
– А что, если мы нарушим запрет?
Теперь она держала в руке купюру в 50 долларов, повернув ее к свету. Официантка, как завороженная, смотрела на ее руку.
– Хорошо. Скоро я принесу вам заказ. А через некоторое время зайдите в женский туалет, минут десять спустя. Я буду ждать вас в третьей кабинке справа. Здесь говорить нельзя.
– Это настолько серьезно?
– Да. Извините. Я буду ждать вас там. Тогда и заплатите.
И, не притронувшись к деньгам, девчонка поспешила от столика. Она вернулась быстро и, даже не глядя в сторону Ри, поставила на столик заказ. Бутылка пепси была теплой, бутерброд подгорел. Она хлебнула коньяк и рассмеялась: смешно было в подобном заведении ожидать чего-то другого! Коньяк был разбавленным – дешевое, вонючее пойло! Ри медленно его глотала, когда какое-то странное ощущение заставило ее обернуться и вновь начать осматриваться по сторонам. У нее было такое чувство, как будто кто-то сверлит глазами ее спину. Постоянно не сводит с нее глаз… К сожалению, лампочки в баре были слишком слабы, и она ничего не могла толком разглядеть.
Время прошло. Ри встала и пошла туда, куда велели, на ходу поинтересовавшись у молодого бармена, где находится женский туалет. По дороге в туалет она, не вынимая из сумочки, включила диктофон.
Девчонка была уже на месте. При ярком свете было видно, что она заметно нервничает.
– Никто не должен узнать о том, что я вам расскажу, – кинулась она с ходу, – никто не должен знать, что это я! Понимаете, мне просто очень нужны деньги!
– Успокойся! Все останется между нами. Никто ничего не узнает, я не скажу. Можешь быть полностью спокойна. Как тебя зовут?
– Вам зачем?
– Просто так, чтобы было удобно с тобой разговаривать. Скажи только имя.
– Аня.
– Анечка, ты работала в тот вечер, когда произошло убийство?
– Понимаете, их было двое. Двое парней, похожих на качков, лет 25-ти. Я их никогда прежде не видела. Они пришли часов в 10 и заказали две пол-литровых бутылки спрайта. Я удивилась тому, что они не пили спиртного. Они сидели ровно час, до одиннадцати, потом ушли. Я совершенно не обращала на них внимания.
– А где был парень, которого убили?
– Его не было! Этого парня вообще не было в баре! Он сюда даже не заходил. Я его никогда и в глаза не видела.
– Что же произошло?
– Около полуночи меня вызвал в свой кабинет хозяин. Он сказал: «Помнишь двух качков, которые сидели за твоими столиком?» Я ответила, что помню. Так вот, хозяин говорит: «Кажется, эти двое подрались с каким-то третьим парнем. Они сейчас дерутся возле забора за баром, на стройке, и, скорей всего, его убьют». Я испугалась, говорю, мол, может, вызвать милицию? Он: «Вызовем, но не сейчас, а часов в 5 утра, чтобы не распугать всех посетителей». В тот вечер у нас было очень много народу, прямо непривычно много, а к четырем утра бар опустел, все уже расходились. Я ответила: мол, как скажете. Тогда он спросил, хочу ли я заработать 200 долларов и остаться на этой работе? Я говорю: «Конечно хочу». Он: «Эти двое сидели за твоим столиком, тебя все равно затаскают по милициям и судам. Зачем тебе лишние неприятности, к тому же бесплатные? Скажи следователю, что они поссорились с тем парнем из-за денег, а потом вышли все вместе, и ты не знаешь, что дальше произошло. Мол, такое тебе придется все равно сказать, а если ты сделаешь так, как я говорю, еще и получишь за это деньги. А если нет, я тебя уволю – мне не нужны на работе милицейские свидетели, и сделаю так, что работу в этом городе ты уже никогда не найдешь». Я ответила, что не хочу никаких неприятностей и скажу все, как он велел. В 5 утра мы вызвали милицию, они приехали и нашли тело на пустыре. Я сказала следователю все это. Но на самом деле я того парня никогда в жизни не видела! И он никогда не был у нас в баре… Когда милиция уехала, хозяин позвал меня в кабинет, сказал, что я молодец, и дал 200 долларов. Потом обещал добавить к зарплате небольшую премию. И все.
– Почему ты теперь согласилась рассказать все это мне?
– Мне очень нужны деньги.
– Ты видела тело на строительном пустыре?
– Да. Он лежал возле забора. Но лицо так было расквашено, что его совсем нельзя было опознать.
– Крови было много?
– Но там совсем не было крови! На земле совсем не было крови! Нигде.
– А на парне?
– Такое впечатление, что кровь успела засохнуть. Он был сильно избит. Но я не подходила близко.
– Других официантов допрашивали?
– Нет. Только меня, потому что я обслуживала этот столик.
– Ты слышала, как они дрались на стройке?
– Откуда? Конечно нет.
Вернувшись в зал, Ри поняла, кто на нее смотрел. С нее не сводил глаз мужчина, сидевший в углу за столиком.
8.
Руль скользил в мокрых от пота руках.
«Со вчерашнего вечера он не возвращался домой». Очень долго Сергеев пытался понять ключевой смысл этой фразы, но лишь смутные, разрозненные обрывки – все, что оставалось в воображении на месте тех слов… Таким чувством страшной тяжести обычно приходит чудовищная потеря либо неизлечимая болезнь. Но страшней всего была неизвестность. Впервые в жизни он столкнулся с чем-то очень страшным и необъяснимым, и хуже всего было предчувствие, что это еще не конец.
«Со вчерашнего вечера он не возвращался домой». Юрий знал, что такое боль, страх, болезнь, безнадежность, знал на собственном опыте, но впервые ему пришлось понять, что такое беспомощность. Как ни странно, но совершенно в ином свете предстали теперь строчки письма тренера. Тогда, вначале, они показались нелепыми. Теперь – были пугающими. Они звучали так, как будто тренер прекрасно знал, что не вернется этим вечером домой. Так, как будто ему угрожала какая-то опасность. И, доверяя Сергееву больше всех своих учеников, а тем более помня, что накануне он несправедливо его обидел, Валерий Николаевич хотел именно ему все рассказать.
Ехать было легко, но долгая дорога к Дворцу спорта показалась Юрию бесконечной. Подъезжая, он увидел, что на стоянке находится слишком много машин. Непривычно много было и возле самого входа. А потом он увидел то, что ударило его словно током – у входа во Дворец спорта стояли две самые страшные в мире машины: милиции и скорой.
Сергеев быстро выскочил, успев только выдернуть ключ зажигания и кое-как захлопнуть дверь. Не различая дороги, бросился в толпу. Сбоку его подхватили чьи-то руки. Спортсмены, с которыми он тренировался вместе у Валерия Николаевича, стояли возле самого входа, который был перекрыт и оцеплен милицией. На крыльце, во дворе, на всем протяжении стоянки и дальше стояли группки людей: начиная от маленьких детей, которых, очевидно, прямо с тренировки вывели на улицу в спортивных тренировочных костюмах, и заканчивая уборщицами и официантками из бара.
– Куда так спешишь? – на Юрия смотрел Виталик, его друг.
– На тренировку. Уже опаздываю.
– Ну, туда ты попадешь не скоро.
– Что-то произошло? Почему милиция не пускает внутрь?
– Ты ничего не знаешь?
– Я же только приехал!
– Тренера нашли в кабинете мертвым. Говорят, сердечный приступ. Случилось это вроде вчера вечером, после занятий. Вызвали скорую и милицию. Ведется следствие.
Сергеев почувствовал, что земля уходит прямо из-под его ног, и мир, расплываясь в круги, исчезает из пределов его зрения. Все кружится и плывет, лица заволакивает какой-то туман, и во всем теле – тяжесть и боль, словно он дрался, не прекращая, целых двадцать четыре часа, словно выдержал самый тяжелый за всю свою жизнь бой.
«Только сегодня, после боя, впервые я понял, насколько мне дорога твоя жизнь. Для каждого настоящего учителя дороги его дети, а ты являешься немного моим ребенком». Слова из записки жгли раскаленным железом. Юрию захотелось кричать. Это неправда, это ложь, он не мог умереть, этот человек, для которого он немножко был сыном.
Они провели вместе пятнадцать лет, пятнадцать долгих лет, которые сделали его совсем другим человеком. Для него слова тренера были важнее всего – и одобрение, и упреки, это был единственный человек, с мнением которого Сергеев считался. «Если мы с тобой вдруг не увидимся, никому в клубе не говори…», «твой тренер и, надеюсь, все еще друг…»
Господи… Молча, с опущенной головой, не замечая вокруг ни машин, ни домов, ни людей, Юрий стоял возле входа во Дворец спорта, а по его щекам катились первые, неожиданные, а потому такие тяжелые слезы. Обернувшись, он встретился с глазами Виталика.
– Тяжело? И мне тяжело. Я сам, как узнал, меня словно обухом по голове ударили. Ему же всего сорок. Он молодой.
– Как это произошло? – Голос Сергеева все еще был хриплым, и он подумал о том, что никто не узнает, как тяжело ему держать себя в руках.
– Известно еще мало, но предположительно было вот как. Вчера вечером у малышей была вечерняя тренировка, ты же знаешь, он вел детские группы. Тренировка закончилась в шесть часов. После нее он поднялся в свой кабинет. Его никто не видел – уборщица уже ушла, а кроме его группы больше никого не было. У бара и дискотеки – другие входы. Ну, а утром пришла уборщица и нашла его в кабинете на полу. Уже мертвым. Позвала охранника, который позвонил на мобильник Масловскому. Тот вызвал милицию и скорую. Из здания всех выгнали. Теперь ждем, что будет дальше.
– Разве он когда-нибудь жаловался на сердце?
– Никто из народа не помнит. Но знаешь, возраст – всякое может быть.
– В сорок лет?! Без болезни?!
– Смертельные инфаркты случаются и в двадцать.
– Ты не слышал, когда наступила смерть? В котором часу?
– Официального заключения еще нет. По слухам, в 7 часов вечера.
Так… Сергеев постарался, чтобы лицо не выдало охватившие его эмоции. В семь часов вечера тренер умер, а в девять тридцать вечера, в этот же день – воскрес и приехал к нему домой.
– Тело уже увезли?
– Около часа назад.
– Ты здесь давно?
– С половины восьмого. Пришел на тренировку.
– И все торчишь на улице?
– Во Дворец уже никого не пускали.
– Мне сказали, что ты вчера звонил.
– Да. Мобильник твой был отключен. Хотел узнать, пойдешь ли ты на похороны Качалова. А теперь тут такое дело… Может, их и похоронят вместе. Хотя они в последнее время грызлись, как кошка с собакой. Друг друга терпеть не могли.
– А что Масловский?
– Суетится. Бегает, ахает и охает. Такую бурную деятельность развел – противно смотреть. Всем позвонил, во все газеты сообщил, договорился насчет похорон, скорой заплатил. Теперь договаривается с милицией.
– Жене тренера позвонили?
– Ей сообщил Масловский. Я слышал, как он это сказал.
Смутное подозрение превратилось в уверенность. Если муж не возвращается домой ночевать, а любящая жена точно знает, что вечером он должен быть на работе, а никак не в другом месте, она может поступить двумя способами. Первый: взять такси и поехать на работу его разыскивать. Второй: ждать дома. Второй способ используют в двух случаях: если муж безразличен или, к примеру, если женщина точно знает, что ее муж уже мертв.
Из дверей Дворца спорта выходил Масловский под ручку с ментом в форме полковника. Оба пошли к милицейской машине и там стали весьма любезно раскланиваться. Стараясь, чтобы это было не очень заметно и не сильно бросалось в глаза, Юрий максимально переместился к милицейской машине. До него донеслись обрывки фраз:
– Жаль. Очень жаль, что так получилось, – сказал Масловский.
– Что же делать. В жизни каждого могут случиться несчастные случаи, – ответил полковник.
– Да. Именно так. Несчастный случай. Значит, это и покажет вскрытие?
– Думаю, только это.
– Долго будет длиться дело?
– Да оно уже фактически закрыто, нужно дождаться только заключения экспертизы, тогда все станет ясно.
– Когда заключение покажет, что смерть наступила в результате несчастного случая.
– Именно так.
После этого Масловский почему-то вздохнул, а толстое, мясистое лицо полковника расплылось в сплошной солнечный блин.
– Значит, договорились. Огромный привет Фариду Аркадьевичу, – продолжал расплываться полковник, чуть ли не клянясь Масловскому.
– Спасибо, что приехали именно вы. Для вас это такие хлопоты.
– Ну что вы, что вы, Евгений Леонидович! Ради вас…
– Завтра после обеда я вам позвоню. Надеюсь, уже будут результаты вскрытия.
– Если вдруг что, я их специально потороплю.
– Тогда будет считать, что дело почти закрыто. Спасибо за труды.
– Пустое. Мой поклон Фариду Аркадьевичу.
– Обязательно передам.
Полковник уселся в машину и уехал. Масловский резко развернулся в сторону Дворца и в ту же самую минуту столкнулся лицом к лицу с Сергеевым.
– Доброе утро, Евгений Леонидович!
– Какое же оно доброе! Ты слышал?
– Поневоле.
– Гнусный вымогатель! И пришлют же такую тварь! Не заплатишь – все кишки из тебя вымотает.
– Вчера вечером вы звонили мне домой.
– Да. Твой мобильник был отключен. Кто взял трубку? Тетя? Очень милая женщина! Я ей говорю: я президент клуба, а она – какой еще президент! Вы меня разыгрываете! Ха-ха! Да… хм… ну ладно. Сегодня не до юмора, все в плохом настроении. Я перенес твою тренировку на десять, а потом хотел с тобой поговорить. Но видишь, как получилось. Сейчас я соберу всех и скажу пару слов, объясню ситуацию, чтобы не было лишних слухов, а потом поеду к жене Валерия. Нужно оплатить похороны, все организовать. Давай поговорим с тобой сегодня вечером. Ты будешь свободен?
– Буду.
– Тогда сегодня вечером жду тебя в своем кабинете в шесть часов. Сегодня все равно тренировки уже не будет. Думаю, тебе, да и всем остальным, не до этого.
– Вы правы. Сегодня мне хотелось бы пропустить.
– Сегодня всем на душе мерзко. Хотя у Валерия был склочный характер. Он…
– Евгений Леонидович! Не надо.
– Хорошо, но ты же сам с ним ругался! У вас после последних соревнований был настоящий конфликт.
– Был. Но сегодня Валерий Николаевич умер. И он был моим тренером целых 15 лет.
– Ладно, не буду. Поговорим вечером. Скажи всем, чтобы прошли в зал. И тренеры тоже.
С этими словами Масловский убежал.
Сергеев подошел к группе спортсменов и сердито буркнул:
– Хотите новость? Масловский собирается толкать речь. Просил всех собраться в зале.
Кто-то отреагировал:
– Это неудивительно, он по любому случаю толкает речи.
Кто-то уже смеялся и курил. Юрию казалось, что он знает мир и людей, но даже его поразил тот небывалый цинизм, с которым все остальные продолжали смеяться и курить так, как будто ничего особенного не случилось. То изощренное, холодное равнодушие, с которым окружающие встретили смерть его тренера.
Во Дворце спорта был красивый и большой тренировочный зал. Людей собралось немного, человек 35, несколько тренеров и все взрослые спортсмены, у кого была в то утро тренировка. На сцену поднялся Масловский, выглядел он, как всегда.
– У нас в клубе произошла трагедия. Конечно, вы все уже знаете про это. И в первую очередь спортсмены Валерия Николаевича. Сегодня не будет обычных тренировок. Думаю, что их не будет и завтра утром. Завтра будут похороны, на которые пойдем мы все. Знаете, для меня это тоже было тяжелой утратой, как и для вас всех. Мне никогда и в голову не приходило, что у Валерия Николаевича было плохо со здоровьем. Он всегда был весел, жизнелюбив и полон сил. Смерть – это всегда страшно, но мне бы даже в голову не пришло, что может умереть наш Валерий Николаевич. Кто угодно, только не он. Но что долго говорить… Я просто кратко изложу факты. Вчера вечером у Валерия Николаевича была тренировка детской группы. По расписанию она закончилась в шесть часов. После этого он решил немного поработать в своем кабинете – очевидно, заполнить тренировочные журналы. Иногда он оставался на работе по вечерам. Из кабинета он не выходил. По словам ночного охранника, приступившего к работе в девять вечера, из здания никто не выходил. В шесть часов утра уборщица, открыв дверь кабинета своим ключом, обнаружила на полу лежащим Валерия Николаевича. Он был мертв. Позвонили мне, вызвали милицию и скорую помощь. По словам эксперта, Валерий Николаевич умер от сердечного приступа. Очевидно, ему стало плохо в кабинете, он упал… Смерть наступила между 7 и 8 часами вечера, не позже. Совершенно естественным путем. Завтра будет известен точный результат вскрытия. Если вскрытие покажет сердечный приступ, следствие не будет вестись. Завтра тело будет передано для похорон. Я сообщу, что будет написано в протоколе. Что еще… Все расходы по похоронам Валерия Николаевича возьмет на себя клуб «Черный дракон». Вдове умершего будет оказана материальная помощь. Поминки закажем в ресторане, а кладбище, разумеется, самое лучшее. Вы все обязательно должны прийти. Нам будет очень не хватать Валерия Николаевича. Но я знаю точно, что его никто не забудет.
Закончив говорить, Масловский спустился со сцены и удалился прочь весьма деловым шагом.
Сергеев застыл – слова, сказанные Масловским, прозвучали для него совсем по-другому. Тренер НЕ МОГ УМЕРЕТЬ В 7 ВЕЧЕРА! ЭТО БЫЛО АБСОЛЮТНО НЕВОЗМОЖНО! Тетя Вера ошибиться не могла… Он еще не знал, что делать с этим шокирующим знанием. Возможно, все это отразилось у него на лице. Виталик вдруг толкнул его локтем:
– Что с тобой? Тебе плохо?
– Нет, ничего, – подчиняясь какому-то странному предчувствию, Юрий решил ничего пока не говорить.
– Пойдем выпьем, если хочешь. Посидим где-нибудь.
– Нет, не сейчас. Я… Мне надо идти… Позже созвонимся… Потом…
– А вот Масловский, по-моему, нисколько не огорчен, – сказал Виталик, – у тренера с ним действительно были очень плохие отношения. Они все время ругались. Поговаривали, что босс хотел вообще его выгнать из клуба.
– Откуда ты знаешь? – удивился Сергеев.
– Слышал, – неопределенно скривился Виталик. – Они, говорят, из-за тебя тоже ругались.
– Ладно. Мне действительно пора.
– Ты хоть мобильник не отключай! – крикнул Виталик, но Юрий уже быстро шел к выходу, не оглядываясь по сторонам.
«И если ты не застанешь меня дома или мы с тобой вдруг не увидимся, никому в клубе не говори о том, что я тебя просил зайти, о письме и о содержании этой записки…»
Дома вечером Сергеев не находил себе места. Не выдержав, потянулся к мобильнику.
– Виталик, привет. Скажи мне одну вещь, только честно. Это очень для меня важно! Ты сказал, у Валерий Николаевич с Масловским был серьезный конфликт. Из-за чего? Почему они поссорились? Почему Масловский хотел его уволить? Ты знаешь?
– Ну… Точно не знаю, конечно. Только слухи, но, похоже, они правдивые. Мне один знающий человек рассказал… Тренер хотел выгнать из клуба одного спортсмена. Навсегда. А Масловский был против.
– Кого? Меня?
– При чем тут ты? – удивился Виталик. Помолчал. Потом, не выдержал, продолжил: – Слушай, ты только языком не болтай, ладно? Все-таки это, наверное, серьезно. Когда кто-то так неожиданно умирает, лучше молчать.
– Я понял, не волнуйся, – успокоил его Юрий. – Так кого он хотел выгнать? Кто этот спортсмен?
– Качалов.
– Качалов?! – Удивлению Сергеева не было предела. – Но почему? Он же был лучшим!
– И не только в «Черном драконе», хочу добавить.
– Что ты имеешь в виду?
– Качалов работал на два клуба.
– На кого еще? Ты знаешь на кого? – настаивал Юрий.
Виталик вздохнул:
– Да не хочу я разводить сплетни. Валерий Николаевич все равно уже мертв.
– Я никому ничего не скажу! На кого он работал? – все добивался ответа Сергеев.
На том конце провода послышался тяжелый вздох. Потом Виталик зло буркнул:
– Сам поймешь! Вспомни его руки. – И повесил трубку.
«Путь тигра», клуб китайцев… Потрясенный, Юрий уставился в одну точку.
Еще когда он ехал вечером домой, то подумал, что остается два единственно разумных решения. Первое – Валерий Николаевич приехал к нему гораздо раньше, то есть тетя Вера могла ошибиться насчет времени. И второе – то, о чем он думал с самого начала. Письмо. Письмо!..
Распахнув дверь комнаты, Сергеев закричал:
– Тетя Вера!
Тетя Вера выскочила, схватившись за сердце:
– Господи, Юрик… Что такое?! Что случилось?!
Сообразив, что переполошил тетю, обнял ее за плечи:
– Тетя Верочка, милая, пожалуйста, ответь мне на один вопрос. Это очень, очень важно! Ты помнишь вчера, когда пришел мой тренер?
– Конечно! А что?
– Тетя Верочка, милая, вспомни точно, в котором часу это было! Это очень важно!
– Юрик, ты меня пугаешь! – строго произнесла тетя Вера. – Врываешься, орешь, всех перепугал, потом задаешь какие-то странные вопросы! Я тебя таким еще не видела! Я же все тебе сегодня утром рассказала! Конечно, я старая, но у меня не до такой же степени склероз! Была ровно половина десятого, ровно! Я еще удивилась…
– Откуда, откуда ты знаешь, что была половина десятого? Ты посмотрела на часы?
– Так фильм по телевизору шел! Мы смотрели с твоей мамой фильм, такой хороший…
– Тетя Вера! При чем тут фильм?!
– Как при чем?! Когда раздался звонок в дверь, я рассердилась, что меня отрывают от самого интересного места, хвать часы со стола, гляжу – а действительно уже поздно! Я хотела совсем не открывать дверь.
– Что было дальше?
– Ну, он спросил про тебя, а узнав, что ты еще не вернулся, очень расстроился. Чуть не плакал! А потом говорит: «Я предполагал, что он может еще не вернуться домой, поэтому написал эту записку. Я вас очень прошу передать ему – лично в руки». Я обещала, что передам обязательно. Он еще переспросил: не забуду ли? А я: нет, что вы! Он постоял – так, будто не хотел уходить, а потом развернулся и весь какой-то поникший ушел. Даже плечи опустил – вот как расстроился.
– А выглядел он как? Ничего странного не было?
– Как на фотографии. Только постаревший и очень расстроенный. Юрик, немедленно скажи мне, что произошло! – строго взглянула тетя Вера на племянника. – И не увиливай! Я же чувствую!
– Мой тренер умер, – вздохнул Юрий.
– Как?! Тот самый?!
– Тот самый.
– Когда?
– Веч… Сегодня ночью. От сердечного приступа. Его нашли утром в кабинете, во Дворце спорта. Ему было всего сорок лет… Тетя Верочка, я тебя очень прошу, если вдруг кто-то будет тебя спрашивать, приходил ли он ко мне вечером, говори, что не приходил.
– А кто может спрашивать? – удивилась тетя Вера.
– Да кто угодно, мало ли какие люди! Но если ты не хочешь сделать мне неприятности, причинить вред, всем говори, что не приходил! Поняла?
– Понять-то поняла, не такая я дура! Никому не скажу ничего! Только вот ты-то при чем?
– Ни при чем! Совсем ни при чем! Вот поэтому я не хочу, чтобы меня впутывали!
– Хорошо, не скажу, – кивнула головой тетя Вера. – Не волнуйся, не скажу!
Закрыв глаза, Сергеев все думал и думал…
Он знал, что бойцы триад редко оказываются в Европе, но если уж оказываются, то их сразу можно отличить по внешнему виду – их не спутаешь ни с кем. Это не обязательно китайцы, на триады часто работают и европейцы, конечно, согласные выполнять их законы. Итак, первый отличительный признак бойца триады – это две татуировки от запястья до локтя, большого размера, сочного черного цвета. На одной руке изображен тигр, на другой – дракон. Наличие такого рисунка говорит о том, что человек прошел определенную ступень боевого посвящения. Это отличительный знак. Дальше – прическа. Очень часто – коса, эта традиция осталась у китайцев с давних времен. У командира отряда, начальника, послужившего на триады много лет, – лысый череп и длинная коса на затылке. Надо сказать, подобная прическа выглядит достаточно устрашающе. Европейцы обходятся без косичек.
Следующий отличительный признак – походка. Они двигаются как броневые машины, сметающие все на своем пути. Надменность, молчаливость, высокомерие во взгляде, абсолютное равнодушие ко всему, твердое следование цели. Плюс – накачанные мускулы, кулаки, укрепленные жесткой набивкой, – кожа на них становится как железо. Лучше бойцов, чем в триадах, просто не существует. Бригадные шестерки, боевики международных террористических организаций – просто дети ясельного возраста по сравнению с ними. Бойцы триад так отличаются от всех остальных бандитов, как небо от земли. У них очень высокий боевой дух, беспрекословное подчинение начальнику, строгая дисциплина. Они ведут себя как воины, а не как сопливые гангстеры. Жаль только, что преследуют плохие цели. Именно благодаря таким отличиям китайская мафия триады стоит особняком от всех мафиозных группировок. Триады ни с кем не связаны. Их боятся все остальные криминальные авторитеты. Только умственно отсталый рискнет связываться с ними…