Ирина Лобусова
Кумите

В конце концов потребовалась масса денег и людей для того, чтобы загладить последний конфликт – Качалов избил двух охранников в находящемся во Дворце ночном клубе, и директор комплекса Масловский приказал назначать его тренировки отдельно от всех других спортсменов. И не пускать его ни в гостиницу, ни в бассейн с сауной, ни на дискотеку, ни в ночной клуб… От этого Качалов совсем озверел и стал еще больше выигрывать, словно карательные меры пошли ему на пользу. Были соревнования, когда требовалось вмешательство нескольких человек для того, чтобы увести его с ковра – повалив противника, он продолжал зверски бить сдавшегося после окончания боя…

Увидев, что Качалов прекратил тренировку и услышав его вопрос, Сергеев не почувствовал даже тени волнения. Он пока ни разу не встречался с Качаловым в бою – был не так опытен и не обладал такой категорией, однако не исключал в будущем такой возможности. И знал, что в этом бою не будет победителей – потому что проиграть не сможет ни Качалов, ни он.

– Что, засранец, хочешь на мое место? – снова повторил Качалов.

В его голосе злобы не слышалось, но в черных глазах зажегся какой-то нехороший огонек. Сергеев, сдержав себя, ответил:

– Мое место ничуть не хуже твоего.

– Смеешься, засранец? – откровенно заржал Качалов.

– А будет еще лучше!

Качалов продолжал смеяться. Оторвавшись от своего мешка, он сделал несколько шагов по мягким, пружинистым матам, и в тот момент как никогда был похож на пантеру, готовую к прыжку.

– Лучше? Ты хочешь стать чемпионом?

– А почему нет? Чем я хуже тебя?

– У тебя силенок не хватит, засранец!

– А у тебя их хватает только на то, чтоб колотить пожилых охранников в дешевой дискотеке да лупить, как чокнутый, мешок с песком. Так кто из нас засранец? Мешок с песком не может дать сдачи!

На самом деле Сергеев услышал эту фразу в одном из фильмов с Брюсом Ли – правда, там были кирпичи, а не мешки с песком, – а сказал потому, что все происходящее напоминало тупую киношную сцену, от которой веяло не то что избитостью, а даже настоящей тошнотой. Но Качалов не ударил его и не пригласил к драке, как обязательно случилось бы в тупом фильме.

Он просто еще раз засмеялся и смахнул влажные волосы со лба:

– О! Неплохо сказано! Любишь Брюса?

– А ты? – не отступал Сергеев.

– Знаешь, меня тоже никто не может побить, – хмыкнул Качалов.

– Это ты сам так решил? – Юрий не смог отказать себе в ехидстве.

– Нарываешься, засранец? – Качалов прищурился.

– Мы уже выяснили, кто засранец! – не отступал Сергеев. – Или не понимаешь русского языка? Вместо слов надо просто врезать тебе – ты только этот язык поймешь? Ты понимаешь, что тебе говорят, только когда кто-то бьет тебя по морде?

– Да ладно, меня никогда и никто не бил по морде!

– Врешь! Били! Били долго и жестоко! Ты вырос, и сам стал таким!

– А ты кто? Фрейд?

– Ты даже знаешь, кто это?

Перепалка могла продолжаться сколько угодно, но Качалов не выдержал первый и снова засмеялся:

– Слушай, ты мне нравишься! Уже очень давно никто не разговаривал со мной так. Все меня боятся. Ты решил рискнуть?

– Во-первых, я ничем не рискую, – отозвался Юрий. – А во-вторых, разве может нравиться, когда с тобой так разговаривают?

– Мне вообще нравится, когда кто-то со мной разговаривает…

Сначала Сергеев не понял смысла этой фразы, а когда понял… Качалов все продолжал улыбаться.

– А чего вдруг ты ко мне так подкрадываешься? Думал, я не услышу?

– Хотел посмотреть, какие у тебя удары.

– Ну и как? Посмотрел?

– Удары классные. И еще более крутые, потому что ты специально набил руки. Ты занимаешься набивкой втихаря, когда тебя никто не может поймать. Может, ты еще бросаешь в глаза сопернику порошок или таблетки?

– За такие слова, засранец, я мог бы размазать тебя по стене!

– А ты попробуй!

– Я не пробую. Я побеждаю.

– Все тебя боятся как черт знает чего. Никто не скажет тебе в лицо ни одного резкого слова. Все думают: ты большой, страшный и сильный. А ты… И удары твои: левый – коронный, правый – похоронный.

– Ты специально меня провоцируешь, я понял, – улыбнулся Качалов. – Но я не стану с тобой драться. Ты можешь преследовать две разных цели. Первая: наивно надеешься, что меня побьешь. И вторая: через несколько минут здесь должна быть тренировка. Твоя, если ты пришел. Явится козел тренер, еще кто-то, и все увидят, что я бью тебя смертным боем. Я убиваю, я просто разрываю тебя на куски. Конечно, нас разнимут. А козел тренер побежит, распустив сопли, вонять Масловскому, что я, мол, такой-сякой, напал на ребенка. И просить, чтобы меня дисквалифицировали – он это слово очень любит. Конечно, никто меня не дисквалифицирует. Но начальство рассердится и снимет меня с соревнований. А предстоящие соревнования – это Кубок, в котором ты тоже будешь участвовать. Меня снимут с соревнований, а тебе только того и надо. Вместо меня выставят тебя. И ты завоюешь победу, которой, будь я на ковре, тебе не видать как своих собственных ушей. Видишь, я не такой тупой, как ты думаешь. У меня на этот счет есть свои соображения. Думаешь, я не видел тебя на ковре и не знаю, чего от тебя ждать? По уровню ты можешь быть моим соперником. А может, в чем-то и превосходишь, я не знаю. Но с тобой в бою мы не можем встретиться по одной простой причине: и ты, и я, мы оба не можем проиграть. В нашем поединке не может быть проигравшего. Мы оба хотим победить. А я не хочу умирать в таком молодом возрасте и не хочу тебя убивать. Я не хочу ставить крест на своей собственной жизни. И не поставлю этого креста. Никогда.

Усмехнувшись и ничего больше не сказав, Качалов пошел к раздевалке. Юрий и не думал его остановить. Конечно, ни одна из тех мыслей, в которых Качалов его обвинил, даже не приходила ему в голову. Он и сам не смог бы объяснить, почему выводил Качалова из себя. Наверное, потому, что интуитивно чувствовал – ничего особенного не будет.

Конечно, он знал, что когда человек добирается до вершины, у него автоматически развивается мания преследования – ему кажется, что любой мечтает его с этой вершины спихнуть. Но в словах Качалова было что-то особое – из того, что не укладывается в общую схему и что так просто невозможно понять. В нем была и уверенность, и мудрость, но главное – Сергеев не заметил в нем слабости. Он ни за что не поверил бы в то, что человек, одержимый манией побеждать, такой, как Качалов, мог регулярно прикладываться к бутылке и сводить на нет то, что всегда позволяло ему добиться победы. Их последний разговор остался в памяти Сергеева неразрешимой загадкой. Он долго думал о нем.

А потом был Кубок. И Качалов убил своего соперника. Так же, как и всегда, через несколько секунд после начала боя, резким захватом в ноги он положил противника на ковер и принялся его бить. Бой мгновенно остановили, но один из ударов в голову пришелся на какую-то точку. Этот удар вызвал кровоизлияние в мозг. Смерть наступила мгновенно.

Позже работала комиссия, она вынесла заключение, что у спортсмена было плохо со здоровьем, и Качалов ни в чем не виноват. Все прекрасно знали, сколько за такой официальный вердикт пришлось заплатить Масловскому. И также все знали, что Качалов был виноват. Он убил своего соперника потому, что другим способом не мог победить. Все случившееся обрастало длинными легендами и различными слухами, причем каждый выдвигал свою версию, а потом со временем все стихло. Через полгода вновь были соревнования – и снова Кубок. Качалов в них уже не участвовал. Его выиграл он, Юрий Сергеев. А Качалов больше никогда не участвовал ни в чем. Он приходил тренироваться в спортзал только тогда, когда никто этого не видел. А потом и вообще очень тихо исчез…

3.

Ночью зал ресторана был особенно красив. Собственно, декор зала был специально задуман так, чтобы поражать роскошью, но… У художника, работавшего над интерьером, оказался чрезвычайно богатый вкус, незаурядные способности, и он сумел превратить свою работу в настоящее произведение искусства.

Зал был декорирован под подводный грот, в интерьере преобладали позолота, жемчуг и множество стразов. Мозаика на потолке была из перламутра, сталактиты и водоросли – из стразов, плюс – удачное расположение столиков и удивительное освещение, менявшееся каждые 15 минут. Изысканное, оригинальное меню, качественное, ненавязчивое обслуживание… Все это привело к тому, что от посетителей не было отбоя.

В глубине зала за одним из столиков возле стены сидели трое мужчин, в одном из которых без труда можно было узнать хозяина ресторана Масловского. Они разговаривали приглушенными голосами. Их лица были предельно сосредоточены. Разговор был серьезным, об этом свидетельствовало и то, что на столике перед ними стояли только бутылки с минеральной водой и вазочки с фруктовым десертом. Остальные посетители ресторана не обращали на них никакого внимания. Завсегдатаи знали, что Масловский именно здесь часто проводит важные деловые встречи.

Резкий звонок мобильника нарушил приглушенный тон разговора. Масловский нервно схватил телефон, выслушал какое-то сообщение, затем, не говоря ни единого слова, нажал кнопку отбоя. После этого нервозность его стала еще заметнее: пытаясь спрятать телефон в карман пиджака, он уронил его на пол. Двое собеседников недоуменно переглянулись. В них обоих не было ничего примечательного – таких людей обычно не различают в толпе.

– Простите, господа, – Масловский говорил внушительно, но очень быстро. – Вынужден откланяться. Позже продолжим. Семейные неприятности. Я прошу у вас прощения.

И, встав из-за столика, он быстро, чуть ли не бегом двинулся через зал.

Собеседники обменялись взглядами, и один из них недоуменно протянул:

– Какие семейные? У него же нет семьи и никогда не было!

Масловский тем временем обогнул эстраду, быстро открыл низенькую незаметную дверь служебного входа, практически сливавшуюся со стеной. Она вела в служебный коридор. Войдя внутрь, Масловский тщательно закрыл ее за собой.

Коридор был самым обычным, он представлял разительный контраст с роскошным убранством зала. Сюда выходили двери гримерок. Как правило, здесь всегда толпились танцовщицы. Вот и сейчас, вбегая в распахнутые настежь двери гримерок, они быстро меняли концертные костюмы. Прекрасно ориентируясь во внутренних помещениях, Масловский не обращал на переодевавшихся девиц абсолютно никакого внимания.

Почти бегом он добрался до самого конца коридора и там поднялся по дощатой лестнице, ведущей на второй этаж. Между пролетами двух лестничных маршей на площадке находилось небольшое окно, забранной решеткой. Обернув руку носовым платком, Масловский снял шатающуюся решетку, затем выбил стекло. После этого, подтянувшись на руках, он выпрыгнул наружу – в темноту. Окно выходило во внутренний дворик позади здания ресторана, на другой улице. Удачно приземлившись, Масловский перебежал двор и вскочил в джип, поджидавший возле выхода из двора. Автомобиль рванул с места так резко, что из-под колес буквально посыпались искры. Было самое время, ведь именно в этот момент в зале появились посторонние.

Они входили уверенно и неторопливо, как хозяева жизни, и оборванная бархатная портьера, загораживающая вход, полетела на пол, усыпая его нитками и ворсом. Их было семеро, и при взгляде на них любого до костей пробирала дрожь. Семеро китайцев – со страшными, застывшими лицами. Их неподвижные глаза напоминали прорези в черной бездне. Они двигались как танки, подминая под себя все вокруг.

Китайцы были одеты одинаково: черные брюки и черные футболки без рукавов, обнажающие накачанные мускулы. Руки их были вывернуты ладонями наружу, и у каждого от запястья до локтя отчетливо виднелась татуировка: на одной руке – тигр, на другой – дракон. Они держали руки так, словно намеренно демонстрировали свои знаки. И действительно: тот, кто знал истинный смысл этих знаков – отличительную черту бойца триад, – ни за что не решился бы вступить с ними в бой.

Впереди шел китаец с каким-то особенно злым лицом. И прическа его отличалась от остальных: лысый череп, блестевший в ярком свете, и длинная, доходящая до пояса, черная коса на затылке, заплетенная очень туго. У остальных – трое с правого бока, трое – с левого – были обыкновенные, гладкие черные волосы с небольшими косичками, доходящими только до плеч.

К китайцам мгновенно бросились трое охранников клуба, на ходу вытаскивая оружие. Те лишь взмахнули кулаками, словно просто подняли их вверх – со стороны это выглядело именно так, и охранники, перевернувшись в воздухе, рухнули со сломанными шеями, оружие упало на пол. После этого в зале началась паника.

Шоу на сцене прервалось, музыка замолчала. Посетители, сидящие возле выхода, с воплями срывались с мест… Испуганные танцовщицы сбились в кучу. Китайцы методично и деловито принялись крушить ресторан. Они били столы, стулья, лампы, украшения, картины… К ним со всех ног бежали остальные охранники, но их мгновенно постигла судьба предыдущих. Китайцы быстро крушили все вокруг мощью своих кулаков. Все было выворочено, разнесено в клочья. Но при этом они не трогали людей.

Начался хаос. Зал наполнился грохотом, истерическими криками. Посетители метались в поисках выхода, безостановочно визжали. Танцовщицы, истошно вопя, как стая перепуганных куриц метались по сцене, на ходу теряя остатки роскошных нарядов. Наконец группке людей удалось пробиться к выходу из зала. Китайцы им не препятствовали. Поняв, что путь свободен, люди, сбивая друг друга с ног, бросились к выходу из ресторана. Воющие, обезумевшие от страха, они высыпали на улицу.

От роскошной обстановки ресторана не осталось и следа. Зал был полностью разгромлен. Один из китайцев, приблизившись к сцене, с которой уже давно сбежали танцовщицы, достал из кармана небольшой баллончик, аккуратно распылил какое-то вещество на занавеси, окружающие сцену, на пол, на стены вокруг. После этого, отбросив пустой баллончик, щелкнул зажигалкой и бросил ее в глубь сцены. Раздался взрыв. Все вспыхнуло одновременно. С треском над сценой обрушилась часть потолка. Двигаясь строем, так же ровно, методично и четко, как вошли, все семеро китайцев бесстрастно вышли из зала ресторана, который прямо за их спиной превратился в огромный пылающий факел.

О разгроме заведения Масловского рассказали в ночных новостях и даже показали кадры горящего здания. Но это уже так мало интересовало Ри, что она даже выключила телевизор.

Оцепенев то ли от восторга, то ли от шока, сжав газету в руке, она сидела очень прямо, уставившись в одну точку перед собой. Это было невероятно… невозможно… Так не могло быть… Но, тем не менее, все это было именно так! Она еще раз вчиталась в скупые газетные строчки. Не зная, что испытывает больше – радость или самый настоящий страх. Собственно, она давно подозревала, что с Масловским все плохо. Это было видно невооруженным взглядом. Теперь оставалось понять – сможет ли она заработать на этом. И если да, то как.

Телефонный звонок прорезал ее оцепенение как звук выстрела. Мысли вернулись в прежнее русло. Если она не ответит, это может вызвать подозрение, а она не имеет права на риск до тех пор, пока не будет знать все в точности. Это соображение быстро пронеслось в практичном мозгу Ри со скоростью доли секунды, и, резко сорвавшись с места, она схватила телефон.

– Почему ты долго не подходила?

– Была в туалете.

– Весьма прозаическое объяснение. Ты со мной даже не поздороваешься?

– Привет, милый.

– Хм… У меня неприятности. Триады разгромили мой ресторан.

– Я знаю. Слышала в новостях. Мне очень жаль.

– Как мило! Ты по мне скучала?

– Очень. Каждую ночь плакала в подушку.

– Неужели?

– Наволочка промокла!

– Слушай, я никак не научусь понимать, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно! Мне это не нравится.

– Пойду и повешусь!

– Ясно. Что ты делала?

– Ногти красила!

– Разве ты сегодня работаешь?

– Нет.

– Я приеду к девяти часам.

– Как я счастлива!

– Слушай, сегодня с тобой явно что-то не то!

– Со мной не то? Ну-ну…Тебе показалось.

– В девять приеду. Как сказал.

Услышав короткие гудки, она вздохнула с невероятным облегчением. Он не догадывался! Ни о чем не догадывался. Масловский вообще был не из догадливых, Ри давно это подозревала. Впрочем, терять бдительности не следовало. Пока.

Как все было? Ри решила спуститься к почтовому ящику – она ждала письмо из дома. По срокам выходило, что на днях оно должно было прийти. Почту разносили утром, а раньше одиннадцати Ри никогда не вставала. По дороге она встретила соседку по лестничной клетке и, кажется, перекинулась с ней парой слов о погоде. Потом спустилась вниз. Письма не было, но в ее почтовом ящике лежала брошенная по ошибке вчерашняя газета. Так как никаких газет Ри никогда не выписывала, она решила взять ее на время почитать, а потом вернуть почтальону ну или выбросить. Она поднялась наверх, в свою квартиру. Там все и началось. Сначала – удар, затем – долгий шок, потом – страх…

Наклонившись, Ри снова взяла в руки газету и раскрыла на той самой странице.

«К Р И М И Н А Л.

В 5 часов утра в баре на поселке Котовского возникла драка, в результате которой 34-летний житель Приднестровья, его местный 32-летний друг и 28-летний рабочий одного из одесских предприятий нанесли многочисленные телесные повреждения известному спортсмену Виктору Качалову, 27 лет, от которых тот скончался на месте. Виновные задержаны, ведется следствие».

Тщательно расправив, Ри разложила газету на кровати заметкой вверх. Потом быстро натянула на себя джинсы и майку. Через несколько минут, с невероятной скоростью оббегав все близлежащие газетные киоски, она скупила все выпуски местных газет. Поднявшись снова к себе, вооружилась красным маркером и начала изучение. Заметки были еще в трех.

Первая: «КРИМИНАЛЬНАЯ ХРОНИКА ДНЯ».

«В результате драки в баре на поселке Котовского погиб один человек. 27-летний В. К. выпивал в компании своих дружков: 28-летнего Е. Ф., рабочего одного из предприятий, и 32-летнего нигде не работающего А. М. Через некоторое время к компании присоединился 34-летний приезжий К. Б. В компании произошла ссора – собутыльники не поделили деньги за выпивку. В результате во всем обвинили 27-летнего В. К. Приятели принялись его избивать. Били бутылками по голове и руками. Перепуганные официантка и директор бара вызвали милицию, но было уже поздно. 27-летний В. К. скончался на месте от полученных травм еще до приезда сотрудников правоохранительных органов. Виновных удалось задержать. О результатах следствия мы сообщим дополнительно».

Вторая:

«В результате драки в баре в одном из новых районов Одессы погиб человек: трое собутыльников забили своего приятеля до смерти, обвинив в краже денег. От полученных повреждений молодой парень скончался на месте, не приходя в сознание, еще до приезда милиции и скорой».

И третья заметка, вызвавшая у Ри повышенное внимание:

«ЧЕМПИОНСКИЕ РАЗБОРКИ».

«Сегодня утром был убит бывший чемпион по восточным единоборствам (ушу, саньда) 27-летний мастер спорта Виктор Качалов. Он представлял на соревнованиях клуб «Черный дракон». В результате трагического несчастного случая – соперник погиб по вине Качалова прямо на ринге – Качалов прекратил свою успешную спортивную карьеру, так и не сумев справиться с потрясением. По словам тренера Качалова, уже тогда на его судьбе можно было ставить точку. Бывший чемпион пристрастился к бутылке и начал принимать участие в криминальных разборках самого низкого пошиба. Постепенно он скатывался все ниже и ниже – до тех пор, пока не дошел до обрыва. Как обычно, в ту ночь Качалов пьянствовал в баре, расположенном поблизости от его дома – в новом, Суворовском районе. В баре Качалов был завсегдатаем. Как только у него появлялись деньги, он сразу же шел туда. Через некоторое время к Качалову присоединились двое его собутыльников, а еще чуть позже – случайный посетитель бара, приезжий из Приднестровья. Компания успела здорово набраться, когда один из дружков Качалова решил расщедриться и пригласил продолжать пить к себе. Они решили расплатиться и покинуть бар, но, когда полезли в карманы, денег не оказалось. В краже денег спьяну обвинили Качалова. Приезжий предложил выйти на улицу и разобраться. На улице началась драка – трое мужчин принялись избивать Качалова. Перепуганная официантка вызвала милицию. Когда та приехала, трое пьяных бандитов продолжали избивать уже неподвижное тело. Качалов умер, не приходя в сознание, еще до приезда милиции и скорой. Врачи скорой помощи определили множественные переломы ребер, разрывы внутренних органов, травму черепа и кровоизлияние в мозг, от которого последовала смерть. Так бесславно закончил свой жизненный путь блестящий спортсмен, мастер спорта международного класса, чемпион, которому специалисты прочили великолепную спортивную карьеру, Виктор Качалов».

В других газетах подобных сообщений не было. Ри аккуратно вырезала все три заметки маникюрными ножницами. Оставалась одна проблема – куда их спрятать. Нужно было найти место, где он не смог бы найти.

Внезапно ее осенило. Бросившись к зеркалу, Ри вытащила из ящика комода одну из своих старых помад. Отвинтив крышечку, она выбросила саму помаду, на место содержимого положила свернутые в трубочку заметки и закрыла колпачок. С виду помада ничем не отличалась от всех остальных. Ри положила ее обратно в ящик, резонно рассудив, что последнее место, где он станет рыться – это ящик комода с ее косметикой под зеркалом.

Качалов был лучшим спортсменом клуба Масловского. И никто не посмел бы его убить, кроме… Кроме самого Масловского. Теперь оставалось только разобраться в этом и получить свои деньги. Она еще не знала, что сделает и как разберется в этой истории. Но не сомневалась в том, что разберется. Ей были нужны деньги. Глупо трахаться с богатым бизнесменом за копейки, когда можно содрать с него побольше.

Неприятности у Масловского… Именно это и было ей надо. Недаром она всегда называла себя Ри, давным-давно придумав это имя. А «Ри» на древнеирландском языке означало «Король»…

4.

Сергеев не хотел возвращаться домой. Остановившись перед подъездом, даже пожалел, что не пошел на вечеринку после соревнований. Молча и тихо он смотрел на раскинувшийся перед ним двор. Каждый камень этого двора Юрий знал как свои пять пальцев. Все одинаковое и однообразное, похожее друг на друга, все одно и то же. Все это представало перед ним каждое утро на протяжении целых двадцати пяти лет – он родился и вырос в этом доме. Но тут Сергеев вспомнил выстрелы в переулке и поспешил зайти в подъезд. Но больше страха близкой смерти, больше чужой победы или сожаления об утраченных возможностях его беспокоило только одно – ссора с тренером.

Юрий вспомнил эпизод, который произошел в спортзале несколько дней назад, еще до соревнований. Он не слышал разговора тренера с одним из спортсменов, поскольку находился в глубине зала и занимался подкачкой на тренажерах. Краем глаза он мог видеть только напряженные выражения их лиц. Потом спортсмен сделал пробежку через зал и прыгнул. Это было сальто… в четыре оборота! Сверхъестественный прыжок! Все, кто это видел, остолбенели! Человек буквально летел по воздуху! Летел в полном смысле этого слова, не касаясь ногами земли!

Все оторвались от своих тренировок, столпились в центре зала. Прыгнув, спортсмен упал на пол, но тут же, поднявшись, сделал пробежку по стене и снова перевернулся в воздухе. Подобного в клубе «Черный дракон» еще никто не видел. Сергеев не знал этого спортсмена, это был кто-то из новичков, желающих поступить в клуб. После такого можно было не сомневаться, что клуб оторвет его с руками!

С руками… Юрий обратил внимание на то, что у парня обе руки были забинтованы белым эластичным бинтом – от кисти до локтя. Это было похоже на серьезную травму. И вообще – стоило присмотреться внимательней, как становилось понятно: с парнем что-то не так. Выглядел он странно.

У него было синее лицо с белыми обескровленными губами. Выпученные глаза. Волосы стояли дыбом, словно через них пропустили электричество. И мышцы, неестественная гора мышц под майкой, словно парень ошибся залом, пытаясь найти тренировки по культуризму, а не по восточным единоборствам. Он между тем продолжал изгибаться в воздухе.

Внезапно Сергеев увидел, что тренер куда-то вышел, а потом вернулся с двумя охранниками. Дальше произошло невозможное: указав охранникам на парня, тренер грозно велел:

– Выведите отсюда этого человека!

Охранники медленно подошли к нему, он бросил вокруг странный, какой-то затуманенный взгляд… А потом беспрекословно вышел следом за ними. Юрий заметил, что тренер невероятно возбужден – его лицо покраснело, руки тряслись от напряжения. Он любил своего тренера, а потому решился подойти:

– Валерий Николаевич, извините, что-то произошло?

– Я не позволю! – Тренер дрожал от гнева. – Я не позволю, чтобы такие приходили сюда! Такие только позорят искусство боя! Я уже говорил Масловскому и скажу еще раз… Это падение! Настоящее падение!

– Вы о том парне, который так классно прыгал? Да уж, нам такого не добиться даже после многих тренировок! – вздохнул Сергеев.

– Не добиться?! Что ты такое говоришь?! – закричал тренер. – Да ты… я… ты просто ничего не соображаешь! Это неслыханно, это чудовищно! А! – Он обреченно махнул рукой. – Все равно пока я не могу тебе всего объяснить. Иди лучше продолжать подкачку!

– Вы взяли того парня в клуб?

– Нет! И никогда не возьму! Таким здесь не место!

Ничего не объяснив, Валерий Николаевич ушел. Юрий искренне был расстроен его странным состоянием: тренер был его другом.

Когда тренировка закончилась, Сергеев направился домой. Машина его была в ремонте, и он ездил автобусом. На остановке он вдруг увидел парня из зала. Тот первым заметил его, подошел:

– Привет! Я видел тебя в спортзале.

– Да. И я тебя видел. Ты так классно прыгаешь… – Юрий не смог удержаться.

– В нашей школе это в порядке вещей. У нас и не такое выделывают! Этот ваш «Черный дракон» – настоящий отстойник, а мы…

– Вы – это кто?

– Клуб китайских боевых искусств «Путь тигра».

– Я слышал об этом клубе. Ты тренируешься там?

– Разумеется! Лучше в городе все равно никого нет!

– Но, кажется, вы занимаетесь только одним стилем…

– Неправда, мы занимаемся всем. Мы даже умеет летать по воздуху!

– Летать?

– Разве ты никогда не слышал о летающих людях? О воинах, чьи тела могут быть легче, чем воздух? Так вот – это мы!

– Понятно, – хмыкнул Сергеев. – А что у тебя с руками?

– Так, ерунда. Не важно. Слушай, а ты не хочешь сам к нам прийти и посмотреть? Вот, держи визитку. Приходи! Не стоит губить свой талант в таком отсталом болоте, как твой «Черный дракон».

Парень сунул в руку Юрию картонную карточку, на ходу тормознул маршрутку и умчался. Сергеев посмотрел на визитку: «Клуб боевых искусств “Путь тигра”». Адрес, номер телефона. Машинально сунул ее в карман. Подумав, решил не ехать – он давно перестал верить в сказки, тем более в сказки о летающих людях.

Юрий открыл дверь своим ключом и сразу почувствовал тяжелый устоявшийся запах. К этому запаху он привык давно – так же, как привык к боли. Он узнал бы его даже во сне, и за то, чтобы окончательно избавиться от него, с радостью отдал бы половину своей жизни. Быстро разувшись и не зажигая свет, пошел в комнату. Отворил дверь и, непроизвольно сморщившись от ударившей прямо в лицо жуткой вони, сказал наигранным бодрым голосом:

– Я уже пришел, мама.

Каждое утро, еще до тренировки, он поднимался чуть свет и делал в ее комнате влажную уборку, но все равно это помогало мало. Может, потому, что комната была крошечной и плохо проветриваемой – с прилепившимся к стенке выходящим во двор единственным окном.

Вначале Юрий хотел перенести мать в большую комнату – гостиную, там, где стоял телевизор, но она возражала так эмоционально и громко, что он не решился ее трогать. Она очень любила свою комнату и хотела видеть ее всегда, даже перед своей смертью. Как для мужчины, он убирал очень чисто и даже хорошо стирал постельное белье, но в комнате все равно стоял тошнотворный сладковатый запах – смесь, которую дают гниющее тело, моча и лекарства…

Мать лежала на двуспальном диване, всегда на спине. Два дня назад он помыл ей голову, и чистые седые волосы красиво обрамляли желтое высохшее лицо на цветастой наволочке. Совсем недавно он купил маленький корейский телевизор с пультом и поставил его на окно – так, чтобы она могла сама включать. С тех пор мать всегда держала в руке пульт, выпуская только тогда, когда он приносил еду. Она старалась есть сама, несмотря на то что усилия причиняли ей сильные боли. Иногда она даже улыбалась, и в такие минуты Юрию не верилось, что его мама лежит на этом диване целых три года.

Казалось, что она прилегла всего на пару минут, отдохнуть. А потом встанет, приготовит обед и все будет по-прежнему. В такие минуты он снова чувствовал радость и легкость, как в детстве. Но тяжелый, спертый воздух отрезвлял очень быстро, так же, как растекающиеся по дивану желтые пятна. И он снова возвращался в свой мир – где было очень много серой унылости и еще больше – боли, о которой никто не знал.

– Еи… ау… кы… – произнесла мать. Она не могла говорить – правая половина лица, там, где шел нерв, была парализована – и издавала лишь нечленораздельные звуки, но Сергеев отлично научился ее понимать, и так они могли беседовать часами.

– Не волнуйся, все в порядке, – сказал он, – я победил. Без потерь. Меня никто даже не тронул.

– А… ы… ие…

– Я же сказал: со мной все хорошо. Тебе давно пора привыкнуть к мысли, что со мной ничего не случится. Посмотри, какой я сильный и здоровый! Кроме того, я должен думать о тебе. Если со мной вдруг что-то произойдет, что тогда с тобой будет? Вот об этом я должен думать в первую очередь. Перестань волноваться. Сейчас я подогрею суп и тебя покормлю. Все в порядке. Медсестра была?

– А… я… лаа… мы… кр… ест… и…

– Говоришь, опять опоздала? И надо купить шприцы? Хорошо, все куплю. Завтра. А тетя Вера приходила?

Тетя Вера была сестрой матери. Живя с мужем на пенсию, она заходила к больной и смотрела за ней, когда Юрий был на тренировках.

– Ноо… ар… га…

– Газеты? Ну, думаю, про меня напишут в газете, я же выиграл.

– У… ис… ку… ра… е…

– Где тетя Вера оставила записку? В кухне? Я посмотрю.

– И… на… и… тр… р… а…

– Звонила Катя? Я ей перезвоню. Спасибо, что передала, мама.

В детстве она была для него богиней, способной справиться со всем. Позже, с течением времени и приходом взрослости, он понял, что его мать была обыкновенной женщиной, но от этого не стал любить ее меньше. По своей натуре она была хорошей и доброй женщиной и понимала его с полуслова – как в детстве. Когда Юре было всего три года, его отец погиб в автомобильной катастрофе, а его мать так и не вышла во второй раз замуж, посвятив всю свою жизнь ребенку. Чтобы прокормить его, она работала на трех работах и была необычайно счастлива, когда сын увлекся спортом, восточными единоборствами, настолько, что у него появились даже первые успехи.