Ирина Лобусова
Букет из Оперного театра
Глава 2
Статистки Оперного театра. Третий букет. Шпионские страсти и бандитское подполье
Одесса, 1918 год
Гул голосов отражался от потолка, тонул под крышей и разносился по всему верхнему этажу – там, где находились раздевалки и гримерки статисток. Роскошное снаружи, внутри здание Оперного театра было многоярусным. И самый низший театральный персонал (статисты театра, создающие в любой массовой сцене фон) занимал верхний этаж, где разделенные комнаты служили одновременно и раздевалками, и гримерками, и местом для репетиций.
Как не похожи были эти узкие клетушки на роскошные уборные примадонн, которые размещались на более нижних, а значит, престижных этажах! Там, в этих роскошных уборных, были и венецианские зеркала, и хрустальные канделябры, и бархатные диваны, и резные шкафы из красного дерева, где хранились костюмы для выступлений этих звезд, и прочий реквизит. В них было тихо и прохладно, двери закрывались без скрипа и шума, а персонал всегда ходил на цыпочках, боясь потревожить хрупкий покой звездных особ.
Наверху же всего этого не было. Статистов загнали под самую крышу, где летом было невыносимо душно и жарко, и очень холодно зимой. В душных, тесных, неотапливаемых помещениях в груду были навалены пыльные костюмы и сломанная мебель, вышедшая из употребления. Внутри всегда стоял страшный шум, так как по странному архитектурному капризу под крышу почему-то летели звуки чуть ли не из всех помещений театра.
И на фоне всех этих неудобств существовали люди, множество амбициозных людей, которые выносили весь этот кошмар только по одной причине: большинство из них мечтало, что в свою очередь скоро станет звездой. А раз так, то можно и потерпеть. Главное – попасть в театр. Так думали практически все статистки Оперного театра. Кроме одной.
Пробираясь к выходу сквозь груду наваленных в кучу костюмов (накануне давали «Бориса Годунова», и громоздкие, из бархата, отороченные мехом, тяжелые костюмы хора и статистов почему-то свалили наверху) и держа наперевес довольно потертую сумку, Таня пробиралась к выходу, недовольно морщась от неприятного, затхлого запаха, постоянно здесь, наверху, стоящего. В этот день, в понедельник, спектакля не было, но репетиция длилась допоздна. В высоких окнах уже была видна разлившаяся темнота, и заглядывала любопытная луна, которая только раздражала уставших статисток, ведь большинство из них по ночам работали в кабаре.
Одесса буквально обросла этими многочисленными кабаре, они появлялись буквально на каждом шагу. Город желал веселиться до бесконечности, до упаду. И в кабаре до самого рассвета лилось рекой дорогое французское шампанское и звучала веселая музыка. А кокетливо раздетые девушки до упаду развлекали публику, приехавшую из Санкт-Петербурга и Москвы, без счета сорящую деньгами.
Появления же в окнах луны означало, что большинство девушек не успеет отдохнуть. Выйдя из Оперного театра и даже не заезжая домой, они сразу же разойдутся по ночным точкам своей работы, где, переодевшись в открытые и яркие костюмы, будут петь и танцевать, развлекая посетителей кабаре.
Хмурая Таня шла к выходу, прижимая к животу потрепанную сумку. От долгой репетиции у нее разболелась голова. Дирижер буквально извел хор, заставляя до бесконечности повторять одну и ту же музыкальную фразу. А его грозные крики и ругань (с хористами дирижер не стеснялся в выражениях) действовали на нервы как надсадная зубная боль.
Вдобавок в этот день им выдали жалованье – сущие копейки, прожить на которые не было никакой возможности. И если бы девушки не имели других источников дохода, каждая из них могла буквально умереть с голоду. Таня не нуждалась в деньгах. Но, как и всех остальных, ее жутко возмущала несправедливость этого факта: за долгие репетиции, поздние спектакли и нервотрепку от режиссеров, дирижеров и прочего руководства и платить следовало соответствующе! Быть артисткой оказалось не так заманчиво, как вначале представлялось.
Таня почти добралась до двери, как та вдруг распахнулась, и с коридора ее в лоб атаковали громкие голоса.
– Алмазова, ты в гардероб вчерашний костюм не сдала! Велено сдать немедленно! – первый. И второй, который (разозлившись на первый) Таня едва не пропустила мимо ушей:
– Там тебе снова… этот… Псих…
– Не я одна не сдала костюм в гардероб! – Таня, отодвинув сумку, уперлась кулаками в бока. Гардеробная находилась достаточно далеко, через несколько этажей, и перспектива тащиться по лестницам с тяжелым пыльным костюмом привела ее в ужас. – Вон их сколько валяется! Пусть гардеробщица придет и сама заберет! Или пришлет помощницу. У нее же полно помощниц. За что они только деньги получают?
– Смотри, Алмазова, нарвешься! – Помощница режиссера зло посмотрела на Таню. – Не хочу за вас всех выговор получить!
– Иди, иди, – Таня махнула рукой, – я и без тебя опаздываю.
Взбешенная помощница унеслась по коридору, и тут только Таня вспомнила про второй голос.
Собственно, ей что-то сказала такая же статистка, как она, а потому Таня и не обратила на это особого внимания. Она перехватила собиравшуюся выходить девушку за локоть и потребовала объяснений:
– Что ты там сказала про психа?
Это была Фира, такая же статистка, как и Таня, с которой она сдружилась больше всех остальных:
– В коридор, говорю, выгляни. Там этот псих тебе снова цветы прислал. Идем, пока остальные не увидели. А то опять разговоры будут.
И Фира увлекла Таню за собой в коридор. У противоположной от двери стены узкого коридора стояла небольшая корзинка, полная черных роз. Среди них ярко выделялась белая записка. Фира быстро выдернула ее из цветов.
– Татьяне Алмазовой. Печатными буквами, – она потрясла запиской в воздухе, – точно так, как и в прошлые разы написано.
– Дай сюда! – Таня вырвала записку из рук Фиры. На белой глянцевой визитной карточке без всяких опознавательных знаков было от руки написано черными чернилами витиеватыми, несколько манерными буквами ее имя. Так писали еще при царском режиме, сказала бы Фира, и Таня была бы абсолютно согласна с ней.
Это был уже третий букет цветов. Вот уже третий букет цветов, который с периодичностью в несколько дней Тане посылал загадочный, желающий остаться неизвестным поклонник. В корзинку с цветами он вкладывал неизменную белую карточку, где всегда было написано ее имя. Только имя: два слова и ничего больше. Цветы же каждый раз были какими-то необычными.
В первый раз это были синие орхидеи, и получение таких цветов больше озадачило Таню, чем обрадовало. Ей вдруг стало неприятно и страшно – редкостные цветы наталкивали ее на неприятные воспоминания. К тому же стоили они целое состояние. Тот, кто купил такие цветы, потратился немало. И то, что он не только не указал свое имя, но и ничего не попытался потребовать взамен, вызывало у Тани тревогу и наталкивало на неприятные мысли.
Всякого человека, который живет двойной жизнью, особенно если вторая жизнь идет вразрез с законом, появление таких неожиданных, странных сюрпризов может испугать до полусмерти. Перепугалась и Таня, и страх ее только усилился, когда появился второй букет.
Во второй раз это были синие гвоздики – опять-таки в плетеной корзинке. Таня никогда не видела гвоздик такого странного цвета. Второй букет стал достоянием гласности – карточку внутри разглядели другие девушки, причем намного раньше, чем Таня, и на нее тут же обрушился шквал вопросов.
Таня сказала, что не знает, от кого цветы, и ей, понятно, не поверили. Она сказала, что цветы пугают ее, и над ней стали смеяться. Она вела себя так, словно цветы совершенно ее не трогают, и ей стали завидовать. Девушки расценивали Таню по своим собственным меркам. И то, что ее реакция могла отличаться от их реакции, не приходило, да и не могло прийти им в голову. Наверное, Таня была единственным человеком в мире, которую пугали странные цветы неизвестно от кого. Но все это она не собиралась объяснять.
Единственным человеком, с которым Таня поделилась своей тревогой, стала Фира, ее подруга из Оперного театра. И хоть Фира тоже не могла понять этого, она хотя бы пыталась.
– У меня такое чувство, что этими цветами меня пытаются втянуть в какую-то беду, – откровенно сказала Таня. – Я чувствую, что они посланы мне с недоброй целью. Это какая-то игра, причем игра плохая. Я их так боюсь, что даже не могу взять.
– Ты странная, – пожала плечами Фира. – Любая женщина в мире мечтала бы оказаться на твоем месте! Ну ты ж таки подумай, какая романтика – тебе неизвестный поклонник посылает такие дорогие цветы!
– В том-то и оно, – отозвалась Таня, – дорогие цветы! Неизвестный поклонник! Они меня до́ смерти пугают. И я никак не могу побороть этот страх.
– А може, це хтось увидел тебя на сцене и влюбился? – предположила наивная Фира.
– Да что за глупость? – возмутилась Таня. – Разве можно меня разглядеть в такой толпе? Я вообще в пятом ряду стою! За костюмами лица не видно! А ты говоришь – увидел!..
Это была чистая правда: Таня стояла в последнем ряду – у нее был слабый голос. А дирижер хора безжалостно отправлял таких певиц в последний ряд.
– Ну тогда я не знаю за что… – Фира развела руками. – А може, их тебе какой уголовный король прислал? А чи не Мишка Япончик?
Таня только вздохнула. Об ее отношениях с королем Одессы Японцем знало только несколько людей, и то, что она прекрасно ладит с Японцем и без цветов, Таня не собиралась ничего объяснять.
В любом случае, цветы напугали ее настолько, что она не взяла их, оставив в театре. Прошло уже достаточно времени, а цветы все еще стояли в общей комнате для всех статисток. И вот теперь последовал третий букет.
К счастью, остальные девушки устали после долгой репетиции и спешили разлететься по своим кабаре, а потому не обратили на Танины цветы никакого внимания. Загораживая спиной от любопытных букет, она внимательно рассматривала черные розы.
– Цветы как на похоронах, – нахмурилась Таня. – Теперь мне все это не нравится еще больше. Черные розы… какой неприятный цвет.
– Та брось ты! – Фира махнула рукой. – А може, у твоего поклонника изысканный вкус? Може, он не такой, как все.
– Вот в этом я ни секунды не сомневаюсь, – усмехнулась Таня. – Тот еще псих.
И вдруг стала очень серьезной. Но Фира тут же поняла ее.
– Синие орхидеи? – спросила она. – Ты подумала за Карину?
– Именно… – выдохнула Таня. – Такие цветы… Они выглядят по-новому… Особенно сейчас.
Обе они, и Таня, и Фира, а также еще несколько девушек-статисток из Оперного театра, были вчера на кинофабрике, где участвовали в съемках фильма. Это был не первый раз, когда Таня попадала в кино, съемки почему-то манили ее со страшной силой, и она делала все для того, чтобы попасть на кинофабрику.
И ей это удалось. Если голоса у нее не было, то в кино и не требовался голос. Таня была красивой, грациозной, в ее движениях были изящество и пластика, и поэтому ее почти сразу отобрали для участия в съемках. С тех пор Таня снималась достаточно часто. Но, к сожалению, ей так и не удалось пробиться на главную роль. В кино она была такой же статисткой, как и в Оперном театре.
– Так ведь Карину любовник убил, – Фира посмотрела на Таню с тревогой. – Ну, так все говорят. Задушил ревнивый любовник. Она какому-то бандиту хвост накрутила, вот он ее и придушил.
– И труп усыпал цветами? – невесело усмехнулась Таня.
– А то! Може, убийство из-за любви? А шо? И не такие страсти за любовь происходят… – Фира мечтательно вздохнула. Она была буквально помешана на любви и на мужчинах. Но, видимо, именно поэтому каждый ее роман заканчивался неудачно.
– Но ведь любовника не поймали, – сказала Таня. – Сегодня все только и говорили об этом.
– Так еще найдут, – вздохнула Фира, – ох, эта ж любовь…
– Глупости это! И любовь, и… псих, – Таня вдруг вздрогнула. – Если это действительно псих, то зачем он посылает цветы мне?
– Та шо ты меня пугаешь?.. – побледнела Фира.
– Я сама напугана до полусмерти, – призналась Таня. – Говорю тебе: эти цветы не к добру.
Внезапно, подчиняясь какому-то странному, непонятному импульсу, она отшвырнула от себя букет. Он ударился об стену. У одной из роз отломилась головка, черные лепестки рассыпались. Таня вдруг почувствовала, что у нее мучительно сжалось сердце. Но отчего – она не могла объяснить.
– Вы за Карину? А я слышала! – Рядом с ними вдруг возникла одна из девиц. До нее, очевидно, донеслась фраза о Карине. – Я слышала, шо Карину задушили грабители драгоценностей! Ну, те, шо стащили знаменитые алмазы!
– Что за чушь! – пожала плечами Таня.
– Та ладно! – Девица говорила с интересом, горячо, было видно, что она недавно услышала новость и спешит поделиться ею со всем светом. – Карина шоркалась возле кабинета Харитонова, думала, шо подкараулит его там, ну и случайно увидела, как воруют алмазы. Забоялась, бросилась в комнату с декорациями и заперлась там. А среди грабителей была девушка – говорят, одна из самых известных в Одессе воровок драгоценностей, промышляет в банде Мишки Япончика. Так вот: эта девица увидела, как бежала Карина, и догадалась, шо та видела кражу. От она прокралась в павильон, отперла закрытую дверь отмычкой, зашла, сняла свой чулок, ну и задушила Карину. А цветы там и раньше были. Их для съемок используют. Она только разбросала их по кровати, ну чтобы сделать вид, шо Карину любовник из ревности убил. А на самом деле ее убили из-за кражи драгоценностей!
– А ты откуда знаешь за это? – Фира вскинула на нее удивленные глаза.
– Так у меня дружок есть, он в полиции работает, – с гордостью произнесла девица. – От они сейчас рассматривают только эту версию. По всему городу ищут воровку драгоценностей. Как найдут ее – так найдут убийцу.
Гордо подняв голову, девица удалилась по коридору. Бледная как мел Таня вдруг выронила сумку из рук. Та с грохотом упала и раскрылась, наружу вывалилось все содержимое. Чертыхаясь про себя, Таня начала собирать мелкие монеты, пудреницу, салфетки, словом, все то, что большинство женщин носит в сумке с собой. Но все у нее выскальзывало из рук.
– Что с тобой? – Фира смотрела на Таню с удивлением. – У тебя ж руки дрожат!
– Да это все из-за цветов и из-за рассказа этой дуры! – зло отрезала Таня. – Много они там понимают, в этой новой полиции. Идиоты! Не было там цветов, в комнате! Никогда не использовали для съемок синие орхидеи! Их и не видел никто! Кроме…
– Ну да. Страшно получается, – вздохнула Фира.
– Да, я боюсь, – честно призналась Таня. – Боюсь потому что какой-то псих прислал мне синие орхидеи. А потом убили Карину, и труп ее обложили такими цветами.
– Синие орхидеи продаются в городе, – задумчиво сказала Фира. – Их может купить кто угодно. Это ж совпадение.
– Наверное, совпадение, – нехотя согласилась Таня. – Идем.
Было уже достаточно темно, когда они вышли из Оперного театра, только горели яркие фонари. И тут к служебному входу подъехал автомобиль. Двух мужчин, которые вышли из него, девушки узнали сразу. Первым был Дмитрий Харитонов, вторым – директор Оперного театра. Тихо переговариваясь о чем-то, мужчины вошли внутрь. Таня быстро пошла к выходу из переулка. Руки ее дрожали.
Таня недолго работала в Оперном театре, но за это время уже успело произойти множество событий, которые серьезно повлияли на жизнь в городе. Одесса стала другой. Японец оказался прав: жизнь будоражила, как глоток шампанского. В городе изменились главные действующие лица, и богатая публика как никогда потянулась в театр.
Заключение Брестского мира со стороны УНР привело к оккупации весной 1918 года всей Украины и Крыма Германией и Австро-Венгрией. В 1918 году, еще до того, как центральные державы потерпели окончательное поражение в Первой мировой войне, Великобритания и Франция приняли решение в рамках продолжения военных действий против них начать наступление из Румынии на Украину. Премьер-министр Франции Клемансо отдал соответствующее распоряжение главнокомандующему союзных армий на Ближнем Востоке генералу Франше д’Эспере.
Однако после происшедшей вскоре капитуляции Австро-Венгрии и германской армии цели планируемой интервенции поменялись: территориями было решено овладеть, чтобы не допустить большевистской власти и установления советов в регионе.
В действиях Франции очень важное место занимали экономические мотивы. Геополитически Франция конкурировала с Великобританией за влияние в Восточной Европе. А экономическим мотивом явился тот факт, что советское правительство отказалось отвечать по долговым обязательствам предыдущего, царского правительства России. Российская же империя была крупнейшим иностранным должником Франции, а Франция всегда была очень важным кредитором.
У Франции в России было множество инвестиций. Особенно крупными были в горную и металлургическую промышленность Донбасса. Желание вернуть крупные капиталы, инвестированные в российскую промышленность, толкнуло Францию на достаточно непродуманные действия.
После капитуляции Османской империи и открытия черноморских проливов у союзников появилась возможность ввести на Черное море свой флот. В Одессу морем и сухопутным путем из Румынии прибыли первые воинские подразделения Антанты и ее союзников.
Они вводили войска в регион, не принимая во внимание местные политические особенности, а также не имея четкого плана военной кампании. Одновременно с этим правительства Великобритании и Франции столкнулись с резкой критикой со стороны других стран за вооруженное вмешательство в «русские дела». Так президент США Вудро Вильсон в категорической форме высказался против вооруженной интервенции.
Клемансо писал генералу Жанену: «План союзников не носит наступательного характера. Он лишь предусматривает возможность не дать большевикам доступ к Украине, Кавказу и Сибири, где организовываются российские силы, выступающие за прежний порядок. Таким образом, главная цель – установить и поддержать оборонительный фронт перед этими регионами. Наступательные действия против большевиков будут произведены впоследствии силами самих русских».
Одесса в то время была городом, в котором власть менялась с лихорадочной скоростью, горожане просто не успевали за этим следить. Германцы, большевики, снова германцы, гетмановцы, петлюровские войска, белые и, в конце концов – через время, – французские интервенты…
И вся эта политическая катавасия происходила на фоне безудержных спекуляций, грандиозных афер, разнообразного подполья и власти бандитов во главе с настоящим королем Одессы – Мишкой Япончиком.
В город потянулись аферисты самых различных политических взглядов, и очень скоро Одесса стала настоящей шпионской столицей.
Старожилы шутили, что разведчики всех видов и мастей сами терялись, кто есть кто. Так в течение одного обеденного времени в одном из кафе Одессы (к примеру, в кафе «Фанкони») могли одновременно находиться шпионы большевиков, Петлюры, деникинской контрразведки, английские шпионы, шпионы французов и прочие мутные сливки шпионского мира, нередкой была еще и имперская практика, когда один агент мог работать на несколько разведок сразу…
И на фоне всего этого лихорадочного противостояния всевозможных разведок, сил подполья и властей город продолжал жить своей собственной жизнью. В нем снималось кино, ставились театральные премьеры, даже строились дома. Сюда потянулись жители Санкт-Петербурга и Москвы. По сравнению с тем, что происходило у них, Одесса казалась им сравнительно мирным городом.
Все хотели покоя. Никто не думал о наступающем хаосе, а потому большинство одесситов старались особо не вникать в политические и шпионские страсти, которые могли нарушить мирный ход жизни. И даже слухи о том, что очень скоро союзники, иностранные армии снова займут город, не могли потревожить знаменитого одесского духа.
Глава 3
Прима-балерина Ксения Беликова. В кабаре «Ко всем чертям!» Тайна нового владельца. Красавец-актер Петр Инсаров. Отвратительное предложение
Ксения Беликова, прима-балерина Одесского оперного театра, нервно расхаживала по своей гримуборной, картинно заламывая руки. За ее действиями с легкой усмешкой наблюдал директор кинофабрики Дмитрий Харитонов. На весь театр прима Ксения Беликова давно была известна своим эгоистичным, вздорным характером. И директор Оперного давно под шумок смылся, предоставив Харитонова его собственной судьбе.
Но Дмитрий был стреляным воробьем и совсем не таким человеком, которого можно было с легкостью сбить с толку. И для того, чтобы выбить его из колеи, потребовалось бы нечто большее, чем истерика капризной балерины.
– Я не знаю… Нет, я знаю, но не могу сказать… я не знаю… знаю, но не скажу… – Ксения Беликова заламывала руки и, изображая приближающуюся истерику, внимательно следила за каждым своим жестом, насколько красивым он выходил, – в самом деле… это настолько неожиданно… Как снег на голову… я не знаю… нет, я знаю… или я не знаю, что вам сказать…
Харитонов молча внимательно наблюдал за грациозными жестами балерины, пряча во взгляде усмешку.
– Третьего дня в театре был германский генерал… генерал Кош… Ах, он так восхищался мной, так восхищался! – Беликова картинно закатила глаза. – Ах, он подарил мне браслет с бирюзой! А его адъютант привез в гримерку для меня ящик шампанского. Зачем мне уходить из театра? Здесь мною восхищаются! Я – королева сцены, здесь мне сопутствует успех! Зачем уходить королеве?
– Я не предлагаю вам никуда уходить, – терпеливо произнес Харитонов. – Вы как и прежде будете служить в театре. Будете репетировать и выступать на сцене. Все, что от вас потребуется – это несколько часов по утрам, чтобы заменить главную героиню и закончить съемки финальных сцен фильма. Это не большой труд. А вот успех будет большой!
– Ах, что же вам сказать… Это так неожиданно… Я боюсь, право, – вздыхала Беликова.
– Вам нечего бояться. Фильм практически завершен. Осталось доснять несколько финальных сцен. Вы идеально подходите.
– Но мое имя будет в титрах? – даже изображая нервную дамочку, Беликова не теряла крепкой деловой хватки. – И я буду звездой фильма? Единственной звездой? А на гонорар не повлияет то, что я снимусь только в последних сценах?
– Ни в коем случае! Вы получите всю оговоренную сумму гонорара, – Харитонов начал с последнего вопроса, – и ваше имя будет в титрах. Вы будете единственной звездой фильма. Вы также станете представлять фильм сотрудникам прессы. Все это очень выгодно отразится на вашей карьере.
– Но в фильме уже снималась другая актриса… – Беликова насупилась, – эта Карина…
– В памяти зрителей останутся только последние сцены фильма, – попытался успокоить ее Харитонов, – вы идеально похожи на нее.
Это было правдой. Именно поэтому Харитонов и остановил свой выбор на Ксении Беликовой, чтобы завершить фильм. К тому же у Беликовой было то, чего не было у Карины: будучи талантливой балериной, она умела двигаться грациозно и очень красиво. Ее пластика была как настоящая картина. И Харитонову пришло в голову, что с экрана грациозные, точеные, пластические движения Беликовой будут смотреться как застывшая музыка.
Ксения Беликова была брюнеткой среднего роста, с очень красивой, изящной фигурой и лицом, в котором было что-то скульптурное, в частности, очень ровный нос. Она была более худая, чем Карина, и гораздо красивее. Но стоило надеть ей тот же самый парик, в котором снималась Карина, восточный костюм и наложить грим – и никто не отличил бы этих актрис одну от другой.
К тому же Ксения Беликова была гораздо более опытной актрисой, чем Карина. И Харитонов очень надеялся, что она не растеряется перед камерой, а наоборот, сумеет собраться.
Решение пригласить другую актрису далось Харитонову нелегко. Такой случай не был распространенной практикой. Он экспериментировал. Любой другой хозяин кинофабрики попросту закрыл бы эту картину, списал ее в убытки. Но Харитонов часто шел на сознательный риск и, как правило, выигрывал. Именно поэтому он принял решение снять в конце фильма другую актрису.
Харитонов просмотрел достаточно много претенденток, но балерина Беликова оказалась лучше всех. Она была женщиной точно такого же внешнего типа, как и Карина – южная красавица, знойная брюнетка, экзотика и огонь в одном лице, одесский темперамент – яркий цветок смешения множества кровей – и глаза, поражающие насмерть. Минусом был только характер Беликовой и ее эгоцентризм избалованной примы, привыкшей к поклонению и успеху. Хотя, правду сказать, особого таланта у нее не было.
Поэтому Харитонов едва удержался от того, чтобы сказать о том, что браслет, подаренный германским генералом, был подделкой и дешевкой, ведь этот самый браслет красовался на руке Беликовой, и Харитонов вполне мог его разглядеть. Но он сдержался, не желая портить отношения с будущим всего фильма, даже если это будущее представало в виде самовлюбленной и вздорной женщины.
– Заменить Карину!.. – фыркнула Беликова. – Я знала ее… Карина совсем не умела играть! Странно, что вы вообще пригласили ее в фильм! Этакую корову!
– Вот и покажите, насколько вы лучше ее, – Харитонов был опытным стратегом, – улучшите и завершите ее работу.
Но даже он не мог просчитать все до конца, потому что Беликова вдруг выдала такое, на что у Харитонова вообще не оказалось слов.
– А что, если меня убьют, как вашу Карину? Говорят, у вас на студии завелся убийца!
– Это был несчастный случай, – запнувшись, ответил он. – Дело уже раскрыто, и приняты все меры безопасности. Вам нечего беспокоиться.
– Раскрыто, как же! – фыркнула Беликова. – По городу ходят страшные слухи. Говорят, что кто-то убивает актрис… И делает это специально.
– Пока убили только одну актрису, – парировал Харитонов, – да и то – по чистой случайности, потому что она стала свидетельницей кражи. Так убить могли кого угодно. Не только Карину, но и сторожа, и извозчика.
– Ну, не знаю, не знаю, – Беликова задумалась. – В принципе, отказаться от такого предложения сложно. Я не знаю… Нет, я знаю… Нет, я не знаю, что вам сказать… вы совсем заморочили мне голову… Ах, я подумаю!
– Сожалею, но я должен получить от вас ответ сейчас, – Харитонов был тверд. – У меня денежные расчеты. Завтра утром я должен приступить к съемкам. Это все очень важные дела.
– Ах, меня не интересуют ваши расчеты! – Беликова всплеснула руками. – Неужели вы не понимаете: я актриса! Я творческая личность! Я могу обдумать, потом передумать, потом снова решить…
– Нет, – голос директора дрогнул, и это был единственный раз, когда у него сдали нервы. – Я должен получить ответ сейчас. Если вы отказываетесь, я до утра найду другую актрису!
– Но я не отказываюсь! Просто я должна все обдумать.
– Думайте сейчас. Времени больше нет.
– Ну хорошо… Вы меня вынуждаете, – Беликова заметно кокетничала. – Так надавили на бедную женщину… Хорошо, я согласна.
– Тогда едем! – Харитонов с плохо скрываемым удовольствием вскочил с места.
– Куда? – перепугалась Беликова. – Уже ночь!
– На студию, конечно. Костюмеры ждут. Вы примерите костюм, они подгонят его по вашей фигуре. Мы также подберем грим, наладим свет… С тем, чтобы завтра, с самого утра, приступить к съемкам. Не хочу терять ни минуты времени.
– Нет, я так не могу… И потом, я назначила сейчас встречу… Ко мне придут.
– Это недолго. Я привезу вас обратно к театру.
– Ах, ладно. В театр не надо, лучше сразу домой. Встречу можно и перенести, – она картинно закуталась в цветную шелковую шаль. – Мне так любопытно взглянуть на павильон, где происходят съемки. Я никогда не была на кинофабрике.
– Вы еще привыкнете к этому зрелищу.
Харитонов и Ксения Беликова вышли из опустевшего театра, в котором уже тушили огни.
Лампы вспыхнули под бурные аплодисменты в конце номера, и Таня в сопровождении двух девушек из хора спустилась со сцены. Возле лестницы тут же возникли два дежурных ловеласа из тех гуляк, что проматывали по многочисленным ночным клубам города состояние, нажитое папашами на спекуляциях, и протянули руки Тане. Но она сделала вид, что не видит их, Таня терпеть не могла подобную публику.
В этот вечер в кабаре под броским названием «Ко всем чертям!» народу было немного, и в глаза все время бросались пустые столики. Роль сыграло то, что была середина недели. К выходным кабаре всегда заполнялось на все сто. И программа до выходных была попроще – цыганский хор, кордебалет, пантомима да дешевый фокусник, выпускающий из цилиндра голубей. В выходные же она состояла из гораздо большего количества номеров, и в концерте участвовало множество девушек-статисток из Оперного театра.
Как уже упоминалось, несмотря на политическую нестабильность и хаос сменяющихся властей, Одесса была столицей кабаре, кафе-шантанов и многочисленных ночных клубов, открывающихся на каждом углу. Люди желали веселиться изо всех сил, словно стремясь отодвинуть от себя нависающую тень черной беды, будто волшебный эликсир, заливая в себя немыслимое количество бокалов с шампанским, как будто шампанское в кабаре было святой водой, способной защитить от разорения, беды и смерти.
Кабаре «Ко всем чертям!» было создано в самом модном стиле. Открыл его заезжий предприниматель из Баку по имени Тофик, с трудом, сквозь все фронты, добравшийся до Одессы. Но поскольку в городе существовало негласное, но твердое правило, что все развлекательные заведения открывались под присмотром Японца, то во всех них всегда существовал второй, тайный компаньон из криминального мира, контролирующий всю работу и получающий свои проценты.
Компаньоном Тофика стал Туча, именно он негласно управлял кабаре. И так как Туча отлично умел держать язык за зубами, никто в кабаре не знал о том, кто такая Таня и кто именно скрывается под маской скромной артистки из цыганского хора.
Люди Тани почти постоянно находились в зале. А если в кабаре и случались досадные недоразумения, например, дамы «теряли» в дамской комнате дорогостоящие драгоценности или подгулявший купец «случайно» расставался с крупной суммой денег, бумажником, набитым деньгами, Тофик очень убедительно умел объяснить, что все это веяние времени, что грабежи и неприятности сейчас происходят на каждом шагу, и что у них дела еще обстоят лучше, чем у других.
В цыганском костюме Таня смотрелась очень эффектно. Ей нравилось выступать. Она даже с удовольствием плясала цыганские танцы, которым ее научили так же, как и остальных девушек, и часто в мечтах представляла себя настоящей артисткой. И даже звездой, за которой бегают толпы поклонников по всему городу, а афиши с ее портретом расклеены на каждом шагу.
Но у Тани совсем не было ни времени, ни возможности серьезно и упорно заниматься артистической карьерой. В кабаре постоянно были дела. То на огонек забредет сиятельная графиня из Санкт-Петербурга с фамильными изумрудами. То крупный биржевой аферист придет отмечать миллионную аферу с бумажником, где находится этот самый миллион. То бывшая горничная, а теперь открытая содержанка крупного банкира явится в кабаре похвастаться своими новенькими бриллиантами… Словом, дел у Тани и у ее людей было невпроворот.
