Ирина Ивановна Габова
Дом боли
– Какая все таки хрень. – голос мой охрип. Хочется пить. Смотрю в телефон. 6 утра. – Твою мать. – Тру руками лицо и встаю.
Кухня. Стакан воды. За окном ещё темно, рассвет только-только начинает вступать в свои права. Надо сегодня попасть в институт. Вчера благополучно забил на лекции. Упираюсь ладонями в столешницу. Как собрать себя в кучу.
За спиной шаги. Это мама. Сонная. Обнимает меня со спины.
– Ты чего так рано? – хриплое дыхание в мою спину.
– Институт. Надо пораньше. Хочу поймать Кураева, сдать зачёт по философии.
– У тебя все хорошо? – в ее голосе слышны нотки беспокойства.
Нет, мам! Все не в порядке! Совсем все не в порядке! Твой сын влюблен безответно, в доме где он сейчас живёт происходит ад. Я вздыхаю. Улыбаюсь. Поворачиваюсь к ней лицом
– Твой сын взялся за ум, а ты спрашиваешь все ли у него в порядке? – мой тихий смешок.
– Да. Ты просто очень тихий. Ты таким не бываешь. – в ее глазах скопилось немного печали.
Целую мать. Освобождаюсь от ее объятий. Надо принять душ.
– Все в порядке. Просто устал немного. Я в душ.
– Хорошо. Я свою кофе.
Часом позже я в дороге. Тихий гул машины. Проснувшийся город. Светофоры, пешеходы. Дорога успокаивает.
В институте все проходит тихо. Леха не пришел. Алиска обжимается со своим новым парнем, сверля мне спину. А у меня каша в голове.
Что делать? Как себя вести? Что говорить? Настроение медленно катится вниз.
Как говорят: перед смертью не надышишься! Неспеша доехал до Орловых и я стою у входной двери уже минут десять, пытаясь найти силы войти… И не могу. Тут удар в лоб дверью, я падаю от неожиданности на пятую точку.
В дверях Женька. На лице мелькает целая буря эмоций, которые меняются одна за другой. Испуг. Шок. Понимание. Паника. Страх. Смущение.
– Привет. – хрипит она и срывается с места. Оббегает меня и скрывается из виду.
– Сбежала значит. – я сижу на льду с улыбкой. – Не только мне страшно сегодня. – почему-то накатывает волна облегчения.
Встаю. Отряхивают. Вхожу в дом. Надо решить как начать разговор, когда она вернётся.
Сколько дней прошло с той ночи. Неделя? Две? Да это же собачий бред. Она что агент 007? Как у нее получается так меня избегать. Я встаю, ее уже нет, ложусь, а она не пришла.
Если бы не ворчание Сереги о том, что она так себя в могилу загонит, я бы подумал, что она вообще не приходит домой.
Утро субботы. Тихое. Лена уехала к подруге, сказала, что вернётся поздно. Серёга в гараже. Я выпил кофе и двинул наверх к себе. И вдруг вижу, что она выходит из своей комнаты, крадучись, прислушиваясь.
Снова при виде меня паника, страх. Она как рак, пятится назад и пытается закрыть дверь.
– Стоять! – ору ей я. И врезаюсь плечом в дверь
Она скулит, пытаясь не пустить меня внутрь. Лёгкая борьба и я вваливаюсь в ее комнату.
Она такая потерянная. Стала как тенета, ещё сильнее похудела. Глаза огромные в половину лица. Начинает метаться по комнате.
– Ты не думаешь, что нам надо поговорить?
Ее плечи вздрагивают. Она закусив губу, мотает головой.
– А помнится, на меня ушат грязи был вылит, о том, что я не решаю свои проблемы. А, Жень? – хмыкаю я.
Она поднимает затравленный взгляд, слегка наклоняет голову набок, а в глазах вина, столько вины.
– Прости. – ее шепот.– Я не знаю, что говорить, и что делать. Я не знаю, как себя вести рядом с тобой.
– Я тоже. – моя спина упёрлась в дверь, руки скрещены на груди. Так она не убежит, а у меня не будет возможности ее касаться.
– Правда?
– Угу. Но радует одно, что ты помнишь, возможно не все, но помнишь что произошло. Да?
Это даже забавно. Она вся съеживается, становясь ещё меньше. Глаза становятся испуганными, как у кролика. Опускает взгляд и кивает.
– И что будем делать? Бегать дальше? Ты что Форест Гамп?
Мотает головой.
– Чего молчишь?
– Прости!
– За что?
– Не знаю, за все. За свое поведение, за отношение, за то что натворила дел. – Ее голос срывается до шепота.
– Ну, творили то вместе. – Хохочу я .
Ее заливает краска стыда. Боже, какая она сейчас красивая. Так хочется подойти и поцеловать.
– Я, мы… Мы были пьяными и все это…
– Ошибка? – по телу ползут мурашки. Сука, только не это. Не хочу! – Я не был пьян!
Она пугается моего ответа. Отходит на шаг назад.
– Послушай. Все это было неожиданно, и неправильно, но это не значит что я этого не хотел. – Я вижу как в ее глазах мелькают вопросы, которые так легко прочитать. – Да, ты мне нравишься! Да, уже давно. Да, я этого хотел. Нет, я не хочу быть ошибкой. И да, я все знаю, знаю, что ты не готова к отношениям, что у тебя есть парень. Знаю про я про Серёгу. Но я не хочу, твою ж мать, быть ошибкой. Этот секс не был ошибкой, только не для меня. Ты слышишь?
Она молчит и только удивлённо смотрит. Что происходит в этой маленькой голове? Отлипаю спиной от двери и шагаю к ней. Испуг. Паника. Мой вздох.
А я просто подхожу и обнимаю. Она замирает в моих руках.
– Если ты не готова, тебя это все пугает, то дай себе время это все переварить и не руби с плеча. Ты очень важный для меня человек. Я не буду давить, не буду ни на чём настаивать. Слышишь? Не хочу тебя терять.
Она просто кивает и я чувствую тепло ладоней на своей груди. Мы так стоим совсем не долго. Я понимаю, что ей не ловко. Отпускаю ее и хочу выйти из комнаты.
– Нет! Не надо! Нет! – Слышу ее крик. Но видимо поздно. Кулак врезается мне в лицо. Я заваливась на пол.
– Не надо, слышишь! Сережа, не надо! Не смей. – Женька начинает верещать, когда новая порция ударов обрушивается на меня.
– Ах, ты скотина. Ты какого хрена творишь в этом доме? – Ярость пылает на его лице.
Женька пытается его оттащить. Отвлекает его на пару секунд и я бью в ответ. Боже, как давно я этого хотел. Это было такое облегчение, просто дать ему в морду. Ради этого я готов был вытерпеть все удары, которыми он меня наградил.
Начинается потасовка. Женька орет. Мы катаемся по полу.
– Не лезь к нему. Он не при чем. Это я! Хватит, – я слышу сквозь шум борьбы, наше хриплое дыхание, как она начинает реветь.
Серёга отпускает меня. Моя голова ударяется об пол. Сноп искр из глаз. Сука, как больно.
Он подлетает к ней и орет ей в лицо.
– Ты с ума сошла? Взрослая стала? Ты хоть понимаешь что творишь? Какого хрена? Это мой дом, мой. А вы устроили тут… Что? – Его трясёт.
Женьку прибивает шоком. С трудом приходя в себя она начинает орать в ответ: – А мой дом где? Где мой дом? Где моя жизнь? А?
Разворачивается и сбегает вниз. Минута и хлопает дверь. Наступает тишина.
Я чувствую, как меня отрывают от пола Серегины руки и припечатывают к стене.
– Я разрешил жить в этом доме не для того чтобы мог трахать ее! Ты понял! Придурок! – его рука сжимала ворот моей рубашки. Он орал мне в лицо слова. – Какое ты имеешь право так поступать?
– Потому что я её люблю, потому что она мне нужна. – я орал ему в ответ, и не надо было искать слова, они сами слетали с языка. – Потому что хочу чтобы она была моей, чтобы она улыбалась… Мне! И я имею на это права, в отличие от тебя!
Он дернулся, как от удара. Хватка как то сразу обмякла. Он сразу сдулся, как будто из него выкачали весь воздух, отпустил меня и устало сполз на пол, оперевшись спиной о стену.
– Я все знаю! Ты ее любишь. – имена были не нужны, все и так было понятно. Нижнюю губу саднило, во рту стоял привкус крови.
– Конечно люблю. Она с самого детства со мной рядом. Она часть моей жизни. – казалось, что он проговаривал заученные фразы, в смысл которых он сам давно перестал верить. Под его левым глазом начинал наливаться синяк.
– Ты не понял… Я знаю.
Серёга поднял на меня затравленный взгляд, в котором сквозил страх, боль и тоска.
– И давно? Неужели все так прозрачно? – он криво усмехнулся.
– Наверное понял давно, но осознал совсем недавно. Просто пазл сложился и все встало на свои места в ее день рождения. Когда я увидел тебя в её комнате, пока она была в клубе.
Серёга подлетел с пола. Лицо залила краска ужаса и стыда. Он двинулся ко мне. Я закрыл глаза и замер в ожидании новых ударов. Но их так и не последовало… А когда я открыл глаза, увидел, что он стоит ко мне спиной, оперевшись ладонями о стену. Он дрожал всем телом. Его словно согнуло пополам. Тишина лупила по барабанным перепонкам.
– Я приношу извинения за то, что я это увидел. Это было сделано не осознанно. – извинения, чтобы разорвать это молчание.
Он лишь мотнул головой.
– Как давно ты ее любишь? – не знаю зачем, но мне нужен был ответ на этот вопрос.
– Всегда. – Он тихо прошептал. – да у меня и выбора то не было. – в голосе было столько обречённости.
Серёга повернулся ко мне, но взгляд так и не поднял. Он тихо опустился на пол, провел ладонями по лицу. Потом руки безвольно упали вдоль тела, костяшки на пальцах разбиты. Под правым глазом начал наливаться синяк. И левая скула тоже синела. Голова запрокинулась, он закрыл глаза.
– Мне нельзя ее любить. Я просто не достоин быть с ней рядом. Ты знаешь как я ненавижу себя? Знаешь? – Его голос был хриплым. – Я всегда хотел сестрёнку. Но маме больше нельзя было иметь детей. Наверное поэтому на меня выливалась вся любовь моих родителей, я в ней купался. И мне хотелось ее с кем-нибудь делить. А потом в моей жизни появилась Женька. До сих пор помню день, когда мы пришли к Степановым на «Ножки». Мне показали ЕЁ. Я не мог отвести взгляда, мне было 6 и я не верил, что люди могут быть такими маленькими. Она была похожа на куклу, на игрушку в магазине. Так смешно причмокивала губами… у нее были такие маленькие ножки и ручки, пальчики были крохотными. Я понял, что хочу стать ей старшим братом, другом, защитником. Так смешно, мне было всего 6, откуда столько мыслей? – Улыбка тронула его лицо. – Однажды меня попросили посмотреть за мелкой на улице, она спала в коляске. Я возил коляску по двору и представлял, что это моя собственная сестрёнка. Мне это так нравилось. А потом я видел, как она росла, как научилась ходить. Как она начала звать меня «Езя». – Серега открыл глаза, но взгляд был обращен внутрь себя, в воспоминания. На губах играла все та же грустная улыбка. – Потом Ленка стала болеть, и родители Жени доверили нам Женьку, мотаясь с Леной по больницам. Она оставалась у нас ночевать, я читал ей на ночь сказки. Мои родители в ней души не чаяли. А я уже тогда осознавал, что то что она рядом – очень правильно. Я даже научился заплетать косы и не просто косички, а колоски, чтобы она в садик самая красивая ходила. Господи… Какой бред… Наверное поэтому потом обрезала волосы, чтобы не быть для меня обузой и в этом.
Он сидел неподвижно, слово статуя, а слова лились из него потоком. Возможно он все это время искал выход всем этим эмоциями и чувствам. И теперь пришло время.
– Я просто не знал другого мира, мира в котором нет ее. Ее смех, маленькие пальчики, то как она мелко шкодила, как плакала, как делилась своими секретами… Ее мир был и моим. У наших миров не было границ и разделений. Нам не надо было говорить. Мы просто знали, что думает другой. Если что-то делали, то все было синхронно, да и сейчас так. Только сейчас все так сложно… – его тяжёлый вздох. – понятие «любовь» было всегда, я всегда ее любил, ее нельзя не любить, но понимание, что моя любовь не такая как между братом и сестрой, пришло когда Ей было 13. Меня тогда смыло в унитаз моими грязными мыслями он ней.
По моей коже поползли мурашки, я понял что Серёга даже самому себе не позволял произносить все это в слух до этой минуты.
– Мы поехали все вместе купаться на озеро. Она надела купальник, такой детский, с нелепыми котятами, отвратно розово-голубой. И я увидел, что у нее начала расти грудь. Меня это оглушило, я испытал такое возбуждение, что мне стало противно. Мне было 19. А ей 13. Она такая чистая. И я этими мыслями ее испачкал. Мне казалось, что я на дне. – его голос сорвался до шепота. – В тот день я попросил отца отвезти меня домой, сославшись что мне стало очень плохо. И ведь было плохо. Так хреново не было никогда. Я приехал домой и никак не мог унять возбуждение. Все мысли были только о том как… Боже, какой я урод! Я не мог дышать! Я хотел вывалить все свое нутро и выполоскать с хлоркой эти мысли, эти желания. Моя маленькая Женька, испачкана мною. С того дня я живу в аду.
Серёга закрыл руками лицо. Сидел и долго молчал. А потом его снова прорвало.
– Я тогда думал, что я извращенец. Неужели мне нравятся маленькие дети? Ты знаешь до чего дошел мой бред? Ты знаешь до чего довел меня мой страх? – Серёга как-то странно засмеялся – Я стал смотреть на других маленьких девочек ее возраста! Чтобы убедиться, что я не такой как все. Боже, меня выворачило от этих мыслей. И знаешь что? Нихера, ничего! Только она! Блять! Она и никто больше. И от этого ещё хуже. Я перестал с ней общаться. Запретил приходить ко мне домой. Смотрел как она часами стоит под моим окном и ревёт. Но знал, что так лучше для нее. Меня как наркомана ломало без ее присутствия.
По щекам Серёги текли слезы, чертя ровные полосы на его лице. И тогда я начал его понимать, в какой бездне отчаяния и хаоса жил этот человек.
– А потом я пошел выпить с друзьями и там была Лена. Я решил доказать, что я нормальный. Что я могу быть таким как все. Мы переспали. Я трахал ее сестру, а представлял ее. И хотел сдохнуть. Как я мог быть рядом со своим солнышком, когда я такая грязь? Однажды она встретила меня после школы и орала, что ненавидит. За то что оставил одну, за то что выбрал Лену. А я смотрел на ее слезы и думал : «Правильно! Меня надо ненавидеть!». Я так нуждался в этой ненависти… Постепенно, я смог справляться со своими демонами и все вернулось на круги своя, но в нашей жизни теперь была Лена. Она стала щитом, барьером безопасности для мелкой от меня. Так дышалось спокойнее. А потом… потом не стало родителей. И мир начал разваливаться на части. И не только мой мир…
Серега вытер слезы руками, громко шмыгая носом. Тихо тикали часы, за окном лаяла собака. День был бы таким обыденным, обычным если бы не весь этот рассказ, вся эта гребанная ситуация….
– А когда сказали, что ее заберут в детский дом. Я думал, что сдох. Я думал, что оказался в аду. В моем персональном аду. Что ее не будет рядом со мной. Что я больше не смогу о ней заботиться, что не смогу видеть ее улыбку, слышать не смех. Меня как будто жарили на медленном огне. И снова Лена стала щитом. Спасательным кругом. Мы расписались и стали «родителями». Я понял, что теперь смогу быть с ней рядом. Научился затыкать свою физическую потребность Ленкой. И тут я ещё больший урод. Жить, трахать, быть с одной сестрой, чтобы любить и быть рядом с другой! Я даже просвета в этой тьме не вижу. Мне нужно только, чтобы Женя была рядом, в зоне моей досягаемости, в зоне безопасности. Там где я ее вижу, не смогу тронуть и не дам обидеть никому. Она такая красивая, такая живая, слово весь свет в ней собрался. Как я могу без нее жить? Как? Если её не будет рядом со мной, как мне дальше жить? Если её не будет рядом, все что я делаю бессмысленно?
Серёга шептал вопросы, на которые ни у кого не было ответов. Этот дом так полон боли, она тут лежала пылью, текла из кранов, плавала вместо воздуха. Мы все в этом доме дышим этой болью.
Какой всё-таки ад… я не мог произнести ни слова, я не знал, что говорить. Как помочь человеку, когда помочь нечем? Да и не нужна была ему моя помощь.
– Можно я побуду один? – Серёга прохрипел эти слова и с мольбой посмотрел на меня.
Я вышел из ее комнаты, тихо прикрыв дверь. Когда стал спускаться вниз, увидел Женьку.
Нет! Нет! Нет-нет-нет-нет-нет… Только не это! Не сейчас! Пожалуйста!
Она сидела на полу лестничного пролета. В глазах ужас. Щеки сырые от слёз. И я все понял. Она все слышала.
Твою мать. Блять.. Не так. Зачем именно так? Зачем она узнала именно так?
Она тихо мотала головой, медленно вставая на ноги. Губы шептали бессвязные слова.
И она сорвалась с места. Кубарем скатилась с лестницы, наспех одетые ботинки, хлопок входной двери и я бегу за ней.
Сука… Она же раздетая. На ней футболка и джинсы. Я схватил свою и ее куртку. Одеваясь на бегу.
Не так. Все неправильно. Тебе надо бежать из этого дома, полного боли, но не так…
Я знал куда она бежит. Было только одно место. В голове бил набат из матных слов. Почему я не услышал, как она вернулась? Почему не проверил?
Знакомая тропа. Тот же камень. Дежавю. Та же поза, те же слезы. Но на этот раз не будет никаких слов. Не будет потока грязи. Одно желание обнять. Надеть на нее долбаную куртку и обнять. Спрятать от этого ужаса.
Она слышит как я иду, но не оборачивается. Рыдания сотрясают ее хрупкое тело. Протягиваю руки к ней. Сгребаю в охапку. Распахиваю свою куртку и закрываю ее от всего мира.
Ее рыдания. Она вцепляется в меня, как в спасательный круг. Кулаки сжимают рубашку на моей спине. В ней столько боли, она хлещет через края. И у этой боли вкус солёных слёз. Никогда в жизни мне не было так плохо. Я чувствовал каждой клеточкой, каждым дюймом своего тела, как ей больно. Как ей страшно. Как ее мир расшатывался. Как скрипели и крушились стены, которые она так тщательно устанавливала, чтобы придать своему миру логичность.
Я стоял на этом пустыре, был рядом с ней, но никогда в жизни она не была так далеко от меня. Мне хотелось выть. Я ненавидел день, когда приехал жить в этот дом. Ненавидел день, когда понял, что люблю эту девушку, потому что ничем не мог ей помочь. Только стоять вот так рядом, держать ее, как спасательный плот в море страха, боли и отчаяния.
Женька попросила отвезти ее к Светке. Все происходило как в страшном, кошмарном сне. Губа горела, на правой щеке синел синяк. Левая бровь рассечена.
Женька попросила остановить у аптеки, выбежала, вернулась и стала обрабатывать мои болячки.
Запах йода, ее холодные дрожащие руки. Лёгкие прикосновения. Я прикрыл глаза. Так тихо.
– Больно? – спрашивает она.
– Нет, пройдет. – Я с трудом фокусирую взгляд на ее лице. Столько беспокойства в глазах.
– Прости.
– За что? – я удивляюсь.
– За все. От меня всегда одни проблемы. За Серёгу прости, он… – Она внезапно замолкает. Словно в ней что-то захлапывается.
– Ээй, – шепчу я, – все хорошо, слышишь?
Обнимаю ее снова, она тихо плачет. Снова слезы. Сколько же в ней воды?
– Я не знаю, что теперь делать. Я не хочу идти в этот дом. Не хочу больше. Я так устала. Так устала. Как мне быть? Что с этим всем делать?
– Просто тебе надо поспать. Отдохнуть. А потом придумаем.
Она отстраняется от меня, кивает. Я увожу ее к Светке. Возвращаюсь к Орловым. Как же хреново. Все хреново. Такой бардак.
Вхожу домой, Серёга встречает у дверей.
– Где она? – в голосе усталость, страх, беспокойство.
– Я отвез ее к Светке. – раздеваюсь , снимаю обувь.
– Как она?
Я смотрю на него. Интересно он в курсе того, что она слышала? Мой ответ повисает в воздухе.
Он устало трёт руками лицо.
– Она плакала ведь?
– Серёж, ты серьезно? Ты сейчас издеваешься? Она всегда плачет и только из-за тебя. Постоянно.
Он просто выводит из себя. Что с ним не так? Я иду на кухню, наливаю воду. С шумом опустошаю бокал.
– Я постараюсь съехать до конца следующей недели. – Эти слова вырываются из меня прежде, чем я осознаю их. Одно понимаю, что не могу находиться в этом доме, где все пропитано болью, страхом и ложью.
Как я вообще мог решить, что тут уютно? Где я здесь увидел уют.
– Я…
– Не надо. Я не тупой. Я все понимаю. Но знаешь что… Мне тебя не жаль. Если принимаешь решения, то надо научиться отпускать. Если любишь, то Надо уметь желать счастья этому человеку, а не запирать в клетке, в надежде что будет как раньше. Боже. Это какой-то бред, кошмар на яву. Как она вообще тут живёт?
Я не хочу больше говорить с ним. Слушать его нытье. Смотреть, как он медленно горит. Это вымораживает.
Я ухожу и в ответ не летит ни слова. Тихий вечер. В доме тишина.
Вернулась Лена. Крики. Видимо увидела побои Серегины. Лежу и усмехаюсь, она ещё меня не видела. Ленку жалко. Интересно она осознает в каком аду живёт, ещё и беременная. Мда, ситуация… Санта Барбара отдыхает.
Сон приносит утешение.
Утро встречает головной болью. Лицо саднит. Твою ж мать! Хорошо, что сегодня воскресенье. Решаю уехать к Лехе. Надо как-то отвлечься. Пишу Женьке в Вацап сообщение с вопросом, о ее состоянии. Ответа так и не приходит. На кухне Лена, пьет чай. При виде моего опухшего лица у нее отваливается челюсть.
– Красавчик, да? – ухмыляюсь я.
Она молча кивает. Отходя от шока.
– Где Серёга?
– Уехал к деду. – она приходит в себя. – А не хило он тебя отделал.
– Угу. – наливаю себе кофе.
– Что он тебе рассказал? – Спрашиваю я Светку.
– Что ты подкатил к мелкой, а он поставил тебя на место. Ещё сказал, что ты хочешь съехать. Это правда?
– А, это назвается поставил на место. Понятно, буду знать. – хмыкаю я. – Да , он моё соседство терпеть вряд-ли будет.
– Все образуется. Не кипятись. – он отходчивый.
Лен! Если бы ты знала! Ты сама бежала бы из этого дома бегом! Только пятки сверкали бы. Но я молчу.
– Я до друга. Приеду только завтра, после института.
– Хорошо. Аккуратнее на дороге, сколько сегодня.
Я киваю, иду одеваться. Пара минут и я машине.
День пролетает быстро. У Лехи как всегда шумно, толпы баб, накурено, всюду бухло. Мда… Не этого я хотел. Но напиться было нужно. Одни сплошные эмоциональные качели. Весь вечер сальные шутки про мой фейс, но Лехе надо отдать должное. Он не лезет в душу, позволяя нажраться.
Как и уснул, не помню. В институт я не попал. Утром ломило голову, да и лицо мое оставляло желать лучшего. Потом придется нагонять.
Вечером я у Орловых. Дома мёртвая тишина. На кухне тихая потерянная Ленка.
– Что случилось? – меня пугает ее внешний вид.
– Мелкая ушла из дома. – Как то тихо шепчет она, словно не понимает о чем речь.
– В смысле? – волосы на затылке встают дыбом, липкий страх ползет по телу.
– Она пришла в обед, собрала вещи и сказала, что будет жить одна. Сняла квартиру. Попросила дойти с ней до опеки на этой неделе и больше не хочет с нами жить. – Ее потерянный вид, сковывал меня как лёд.
– Куда? – мне нужен адрес.
Она мотает головой: – Она не сказала.
Пальцы теребят край скатерти.
– Егор, что здесь произошло? Скажи, пожалуйста. Меня не было дома всего 12 часов, а тут разбитые лица, собранные чемоданы и полный хаос. Я ничего не понимаю.
И лучше не понимать. Лучше тебе не знать.
– Мы с мелкой сильно сблизились. Серёга нас не так понял, мы подрались. Женька вспылила, сбежала из дома, я ее нашел и отвёз к Светке. А дальше ты знаешь. – И ведь даже не соврал. Умолчал многое, но не соврал.
Она качает головой, обхватывает себя руками. Вся сжимается.
– Что теперь будет? Как ему сказать? – Ленка шмыгает носом.
Нет! Снова слёзы. Я так больше не могу. Не надо! Ещё твоих слёз мне не хватает! Подхожу, обнимаю ее.
Тихие всхлипы нарушают тишину кухни. Усталость наваливается на меня новой силой.
Ленка судорожно вздыхает. Отстраняется от меня.
– Спасибо. Извини, я совсем расклеилась.
– Я все понимаю. Все хорошо, не переживай. Давай чаю налью!
Она кивает. Беру ее кружку, наливаю кипяток, из заварника зелёный чай. Ставлю перед не кружку. Наливаю чай себе.
– Ты же все знаешь? – уставший взгляд зареванных глаз.
– Ты о чем? – Смотрю на нее удивлённо.
– Что они любят друг друга. Ты знаешь! – это звучит как гром среди ясного неба.
– Как ты? Откуда? – я хватаюсь за край стола, чтобы не рухнуть со стула на пол.
– То, что она его любит, не знает наверное только он сам. Потому, что любовь слепит. Женька его любит, сколько себя знает. А он… наверное ещё дольше. Я давно знаю.
– Как ты живёшь?.. – я больше не могу ничего из себя выдавить.
– Это я… Я им не дала быть вместе. Ты знаешь, я ненавижу свою сестру, настолько, насколько это вообще возможно. – Это сейчас правда происходит? Я сейчас все это слышу своими ушами? – С ней всегда все носились, как с писанной торбой. Отец, мать, Орловы, Серёга – она же как свет в оконце. Ей всегда доставалось все просто и легко. Ее легко любить, ее нельзя не любить. И это в ней бесит больше всего. – Она сметется, но в этом смехе столько боли.
– В тот вечер, я специально с ним переспала. И встречаться с ним стала Ей назло. Чтобы он был единственным, чего она никогда не получит. Я его даже не любила, и сейчас не знаю, люблю или нет. – Она устало проводит по лицу руками. – И ребенок этот, только потому, что я боюсь. Что он бросит меня и я останусь одна. Они вместе, а я одна. Я не хочу быть, как Женька, на отшибе. Только не я.
Она тихо встаёт со стула и у уходит в свою комнату. Не оборачиваясь. Словно говорила со стеной.
Я осознаю, что в этом доме нет тех, кто не виноват. Все виноваты и даже я, что разворошил этот пчелиный улей. Поднимаю глаза к потолку, надо уезжать. Сегодня, сейчас, не ждать до конца недели. Дома спокойнее.
Этому дому нужна тишина.
Месяц спустя.
Я думал, что Женька меня выкинула из своей жизни. Просто выкинула, как нелепую ошибку, пьяную не нужную ошибку.
Я пытался ей дозвониться. Она не брала трубку. Писал, но она даже не читала мои сообщения в мессенджерах и соц.сетях. Я ездил к ее колледжу, каждый день, две недели подряд, но так и не смог ее выловить. Я ездил к Светке, но она не стала говорить мне о том, где она и как ее найти. Просто сказала: «Дайте ей время. Все вы, просто дайте себя собрать по кусочкам. Она разваливается».
И я стал ждать. Никогда не думал, что ждать может быть так больно.
За этот месяц многое произошло. Я вернулся к родителям. Вернее не так, мы поговорили с отцом и он позволил жить в одной из квартир в городе, с условием, что я сам буду оплачивать коммуналку и себя обеспечивать. С этим не возникало никаких проблем.
Ещё с отцом решили, что я буду потихоньку вникать в дела компании. Как выяснилось, это довольно интересно и я начал втягиваться. По учебе все было гладко.
К Орловым я больше не ездил. Перед отъездом я попросил у обоих прощения за все причинённые неудобства, за драку, за скандал. Светка всплакнула. Серёга просто пожелал удачи. Он был убит новостью, что мелкая ушла из дома.
Он пытался до нее дозвониться, ездил к Свете… Но все безрезультатно. Ходил по дому, как зомби, а потом закрылся в ее комнате и не выходил. Светка ревела на кухне.
Наверное, они были рады что я наконец съехал. А я был рад ещё больше. Находится там было пыткой.
Тогда, по дороге к родителям я думал о том, как бы все было, если бы я вообще не приезжал туда жить. Узнала бы мелкая о том, что Серега ее давно любит? Продолжала бы жить с ними, или отдельная жизнь была лишь вопросом времени? Неужели весь этот клубок боли так и продолжал бы наматываться?
Одно знаю, что жизнь в этом доме перевернула моё восприятие к жизни. Обернувшись назад, глядя на эти три неполных месяца, я видел себя – эгоистичного ребенка… Ребенка, который считал себя пупом земли, не способным понять ценность семьи, веса денег, груза ответственности. Одна маленькая девочка перевернула мой внутренний мир вверх ногами и тихо из него исчезла.
Не спеша шел к машине. Пары закончились поздно. Хотелось есть и спать. Долго не мог найти ключи от машины, а когда поднял взгляд, увидел…
Серёга. Ждёт меня.
– Привет. Ты чего тут? Хоть позвонил бы, я бы раньше вышел.
– Привет. Да, нормально все. Заодно воздухом подышал. – Лёгкое рукопожатие.
А он похудел и как-то потемнел. Щетина, которая того и гляди перерастет в бороду.
– Как дела? – Дежурная фраза.
– Потихоньку. – Мой дежурный ответ. – Ты чего хотел?
– Ты знаешь где она? – В голосе надежда. – Я был в колледже. Мне сказали, что она там не появляется. Она даже из пекарни ушла. Лена молчит как партизан, сказала что ходила с ней в опеку, но на этом их общение свелось к нулю. Мне нужно знать, что у нее всё в порядке. – Он смотрел на меня с такой мольбой, что меня слегка затошнило.
– Нет. Не знаю, сам хотел бы знать. – Я поднимаю глаза к небу. Серые тучи скоро принесут новый снегопад.
– Мне не надо было тогда лезть между вами. Тогда бы она осталась дома.– Он трёт глаза рукой и тяжело вздыхает.
Меня взяла злость. Он настолько зациклен на себе и своих чувствах, что даже не осознает, что это происшествие только ускорило исход, к которому Женька готовилась давно.
– Серёг, ты реально идиот или просто прикидываешься? – Он вздергивает голову и с непониманием смотрит на меня. – Ты думаешь только из-за той драки? Только из-за этого? Придурок, тебе весь дом хором орал, все мы. Что ты её душишь. Своей опекой, заботой, любовью.
– Но я…
– Бля! Что я? Головка от часов Заря.
Я понял, что не надо его жалеть. Он должен понимать не только причины, но и осознать последствия. И его никто не ткнет в дерьмо лицом, кроме меня. Ему нужна шоковая терапия, как мне когда то устроила Женька разнос…
– Ты знаешь что она тебя любит, любит всю свою жизнь! Не как брата, отца или друга. Всю свою жизнь ты был для нее целым миром. Только слепой не заметил бы! Но вместо того, чтобы замечать, ты предпочел зарыться в свою жалость! – Он смотрел, и в глазах плескалась боль. А меня тошнило от этого человека. – Ты предпочел сделать несчастными всех вокруг. Себя, мелкую и Ленку. Ты хоть раз думал о Лене, не как о спасательном круге, а как живом человеке? Что ей тоже нужна забота и твоя любовь! Ты хоть раз думал о Женьке, не как о маленьком ребенке, которого запятнали твои извращённые мысли, а как о человеке, который тебя любит. Блять, любым любит! Ты настолько тупой, что не видишь, что она была готова тебе простить все, чтобы только быть с тобой. Но ты сам не дал ей ни единого шанса!
Меня трясло. Как я хотел взять его за шкирку и трясти, долго, пока не выйдет вся жалость к себе.
– Она мечтала свалить из этого дома. Она деньги копила, чтобы уехать и начать жить без тебя. Чтобы вам с Леной не мешать своей любовью. Не видеть вас двоих вместе. Не реветь на лестнице по ночам, слушая, как ты трахаешь ее сестру. Не видеть как растет живот и вашу «недоидилию». А знаешь, что стало последней каплей?
Я уже видел, как он начал гореть от агонии внутри, постепенно осознавая все то, что я на него вывалил. Но этого мало. Нужен контрольный в голову.
– Она слышала. – Я говорю это очень тихо. Но только для того, чтобы он ещё сильнее понял всю суть сказанного. – Она вернулась в тот день, чтобы посмотреть, не поубивали ли мы с тобой друг друга. И слышала твою исповедь. Всю до единого слова.
Да! Вот таким я и хотел тебя увидеть. Раздавленным. Разучившимся дышать. Именно таким! Может хоть так до тебя дойдёт, что не только тебе может быть больно.
Мне хватило этого сполна. Я не стал слушать, что он сейчас скажет. Просто сел в машину. Завел и уехал, оставив его собирать осколки того, что он сам так упорно разваливал своими руками.
Уехал я недалеко. Руки тряслись. Удовлетворение сменилось печалью. И даже стыдом. А имел ли я вообще право? Право на все это? Я же сам, сам везде лез. Что, идиот? Интересно было ковырять чужие болячки? И сейчас ты просто взял и вылил грязь, которую сам столько собирал, что бы не тащить этот груз ответственности на себе.
