Ирина Дерновая
Никтошка
ПРЕДАТЕЛЬНИЦА!!!
А ещё запах – едкий, острый запах аммиака, прорвавшегося сквозь лживо-приятный, сладкий аромат мускуса и ванили3. От него у Каси окончательно перехватило горло, и она согнулась в приступе рвоты. А машина-«танк», заурчав громче и словно бы сыто, набрала скорость и покинула дворовую территорию. Касьяна, дыша урывками, осев на колени, только и смотрела в след мигнувшим на повороте габаритным огням. Позыв оказался сухим, но горло всё равно тупо болело, а давящее ощущение в районе диафрагмы давало дышать только урывками.
– Не прощу… – прошептала Кася, а взгляд её блуждал то на пустое место на стоянке, то к выезду из двора. – Не прощу… НЕ ПРОЩУ!!!
«Отомщу… – прошелестело в её голове сквозь полнейший хаос мыслей и образов. И потом добавило, вкрадчиво: – Отомсти… Позови!..»
Касьяна вздрогнула, словно последнее слово шепнули ей прямо в ухо. Глядя перед собой остановившимся взглядом, одними губами она произнесла:
– Чёрный Никтошка,
Выгляни в окошко…
Ещё одна волна дрожи была такой сильной, что девушка чуть язык себе не прикусила и удержалась от того, что закончить дурацкий стишок. Не потому, что испугалась ощущения холода, лизнувшего ей спину прямо под курткой. И не потому, что вдруг вынырнула из тёмного тягучего варева душевной боли, гнева и обиды.
Она просто понимала: отсюда её не услышат.
––
Высота более чем в двести метров – это будоражило сильнее любого афродизиака. Милана и Валентин весь номер вверх дном перевернули, не в силах насытиться друг другом. Виды из окна на Столицу дарили ощущение полёта – и от этого экстаз казался ещё острее. Мысль же о том, что несколько суток проживания в номере составляют чью-то месячную зарплату, ещё и сладко щекотала самолюбие обоих4. Но оба были уверены – они заслужили такую роскошь, как и отдых на райских островах.
Наконец, утомившись от любовных утех, они лежали на огромной кровати и молчали. Они умели понимать друг друга без слов, малейшими жестами задавая вопросы и отвечая на них. А может, это была удивительная химия феромонов, которая однажды и кинула их друг другу навстречу, связав крепче любых уз.
Эта связь, дикая, алчная, порочная – и подтолкнула их к тому, что они называли «игрой в дурачка». И у Миланы, и у Валентина были любовники – как однодневки, так и с более «длительным сроком годности». Впрочем, блондинка вскоре отказалась от лишних связей, она предпочитала иногда потомить себя и Валентина любовным голодом, чем удовлетворять его с кем-то другим. А вот сам Валентин не мог отказаться от «перекусов», и Милану это забавляло. Ей нравилось наблюдать со стороны, как её мужчина заставляет млеть других девушек и ведёт себя при этом как изрядный паршивец. Весь такой мачо и брутал, презирающий нежности на публике.
И когда он закрутил довольно продолжительный роман с её же подчинённой, Милане не было жаль Касьяну, хотя какую-то симпатию к ней и испытывала. Усердная, исполнительная сотрудница, по молодости ещё верящая, что сможет пробиться в парфюмерном бизнесе. Х-ха! Милана как увлекательнейший сериал наблюдала за встречами девушки с Валентином (да тот ещё и не стеснялся в красках описывать подробности) – и это её невероятно будоражило! Возбуждало именно то, что она-то, Милана, знала, как на самом деле обстоят дела, что Касьяна была просто очередным «перекусом». А блондинка изо всех сил изображала «команду поддержки», эдакую «крёстную фею».
И это была её, Миланы, идея – сорвать Касину презентацию и посмотреть, ринется ли та искать утешения у Валентина. Но та, тихушница, как и обычно, предпочла «перестрадаться» в одиночестве, чем сильно разочаровала блондинку. За что и поплатилась – это Валентин, сосредоточенный на манёвре с машиной, не приметил прятавшуюся в кустах горе-любовницу. Касьяна же так и не решилась на открытый скандал. А Милана так его предвкушала, специально ещё брызнула своими духами в квартире девушки, чтобы у той все логические связи сработали. Но на нет и суда нет. После возвращения с Мальдив блондинка намеревалась уволить Касьяну, потому что никакого заявления об отгуле, само собой, в глаза не видела и ничего не подписывала. А прогул – он и есть прогул.
– Надо будет нам новую игрушку поискать, – томно протянула Милана, водя пальцем по груди как будто бы придремавшего Валентина. – А то у этой твоей плюшки уже всё, «срок годности» закончился.
– Откровенно говоря, мне эта её щенячья преданность тоже уже достала, – не открывая глаз, мурлыкнул Валентин, не испытывая ни капли жалости к Касьяне. – Может, мне переключиться на эту твою матерщиницу в пятом поколении?
– Ой, фу! Ещё за уборщиц узкоглазых возьмись! – Милана привстала на локте и шлёпнула любовника по животу. – Нет уж, надо поискать что-нибудь такое же – наивно-невинное.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты та ещё стерва? – приоткрыв один глаз, усмехнулся Валентин. – А может, ты злая ведьма, питающаяся невинными душами?
– Тогда ты – из моего ковена! И никуда уже от этого не денешься, потому что знаешь, ка-ак это сладко.
– Хочешь сладкого прямо сейчас? Можем сделать совместное фото и отправить ей.
По тому, как загорелись глаза у Миланы, парень понял, что идея пришлась ей очень по вкусу. Однако без слов, оба решили, что лучше этого не делать. Играться с чувствами других – это одно. Но доводить «игрушку» до суицида в их планы не входило. И, во-вторых, компрометирующее фото может быть использовано и против них самих.
Блондинка издала протяжный вздох, потягиваясь, как сытая львица. И замерла, услышав странный звук – робкий цокоток? Прерывистый тихий скрежет? По голому телу побежали мурашки, как от сквозняка, хотя в номере, благодаря умной климат-системе, было очень комфортно. Милана привстала на локте, хмурясь и пытаясь определить, откуда донёсся нервирующий звук. А может, это как раз в технике что-то забарахлило?
– Ты чего? – полусонно протянул Валентин, похоже, ничего не слышавший и не заметивший.
– Скребётся что-то, – нервно бросила та, продолжая шарить взглядом по углам номера.
– Мыши-верхолазы, – усмехнулся парень и по-хозяйски похлопал блондинку по налитому заду. – Или совесть твоя.
– Я серьёзно. Вот, слышишь?!
Милана ткнула пальцем вверх, призывая любовника прислушаться. Валентин нехотя приподнялся, напрягая слух, и действительно: скр-скр-цок-цок-скр-р…
– С кондеем может чего? – пробормотал он и попытался вспомнить, где может быть пульт от климат-системы.
– М-может быть, – передёрнувшись всем телом, буркнула Милана и натянула на плечи угол покрывала. – Вызови техника.
– На тройничок потянуло? – ухмыльнулся Валентин, садясь на край кровати.
Блондинка бросила на него раздражённый взгляд и собиралась сказать какую-то резкость. Вместо этого сдавленно охнула, глядя куда-то поверх головы парня округлившимися глазами. Побледнела она так, что Валентин не стал упрекать её в попытке розыгрыша. Обернулся и вздрогнул: по светлым обоям с золотистыми искорками распласталась уродливая тень.
«Дерево без листьев», – пришло тут же на ум, хотя Валентин понимал: никаких деревьев на уровне шестидесятого этажа быть не может! А тень действительно напоминала узловатую голую ветку, растопырившую, как громадную пятерню, отростки потоньше. Сравнение с гротескной конечностью Валентину совсем не понравилось: тень-урод словно и вправду шарила по стене, щупала, искала…
– Что это?! – свистящим шёпотом спросила Милана. – Что ЭТО?!
– Не знаю! – огрызнулся Валентин, ощущая, как начинает нарастать страх. Но показать себя трусом перед Миланой гордость не позволяла. – Может, чей-то идиотский розыгрыш. Висят там где-нибудь промышленные верхолазы и, от нечего делать, театр теней устраивают.
Версия была так себе, но лучше, чем ничего. Валентин попытался набросить на себя покрывало, но Милана ни в какую не собиралась с ним расставаться. Парень даже удивился, как проняла эту великолепную стерву, не боявшуюся, казалось, вообще ничего, какая-то тень. Впрочем, признавал: ему тоже до чёртиков не по себе.
– Сейчас я в окно гляну, – нарочито небрежно сказал он. – И если там эти уроды действительно висят, сразу жалобу на них подам и заставлю дирекцию отеля компенсацию нам выплатить. Ты согласна, лапа?
Милана издала какой-то невнятный звук и жалобно улыбнулась. Пока Валентин шёл к окну – огромному, во всю стену, – она не знала, на что смотреть – на жуткую тень-ветку, так и продолжавшую как бы конвульсивно вздрагивать на стене, или на любовника. В тот момент, когда он уже взялся за ручку створа, ей изо всех сил захотелось завизжать: «Не открывай!».
СКР-РРРРРЖ-ЖЖЖ-ЦОК-ЦОК!
Звук прозвучал так неожиданно громко и резко, словно кто-то выкрутил невидимую ручку громкости на максимум. Бессловесный визг Миланы просто утонул в этом отвратительном, дёргающем нервы скрипе и стуке. А потом заорал и Валентин, когда по ту сторону окна, которое он успел-таки приоткрыть, появилось это – гигантская длинная, изломанная в нескольких местах рука, чёрная, словно обожжённая огнём! Её многосуставчатые пальцы провели по стеклу снаружи, а потом дробно застучали.
СКР-РРРРРЖ-ЖЖЖ-ЦОК-ЦОК!
–Отойдиотойдиотойди!!! – Милана кричала одно слово, пока в лёгких не кончился воздух, а потом, судорожно вздохнув, просто истошно завопила: чудовищные пальцы вцепились в край створа и стали тянуть, распахивая окно больше.
Валентин, надо отдать ему должное, попытался удержать створ, хотя от ужаса сам тоже орал что-то бессвязное. Но он не мог тягаться с громадной чудовищной конечностью и противоестественно гибкими, гнущимися под немыслимыми углами пальцами. Рывок – и окно оказалось распахнуто настежь с такой силой, что армированное стекло треснуло и брызнуло осколками. Валентин завыл на одной ноте, попав под этот град, крутанулся, нелепо вскидывая руки. Увидев, что весь он спереди – кровавое месиво, Милана снова заверещала, хотя горло уже было сорвано. Парень слепо метался перед окном, издавая булькающие звуки, а чёрная конечность судорожными рывками стала вползать внутрь.
Блондинка вскинулась, но запуталась в покрывале и неуклюже рухнула на пол. Пока она барахталась, высвобождаясь из ткани, кошмарная Рука, перебирая и шаря пальцами по мягкому ворсу ковра, дотянулась до ноги ополоумевшего от боли Валентина. Милана застыла, не в силах ни глаз отвести, ни отползти подальше. Часто хищно перебирая, пальцы оплели бедро парня, словно какие-то суставчатые змеи (свободные в это время продолжали шарить по воздуху и ковру). Валентин явно даже не заметил этого от болевого шока, а уж сопротивляться не мог тем более.
Схватившие его пальцы сделали какое-то судорожное движение – словно глотали или всасывали парня беззубым невидимым ртом. Валентин нелепо всплеснул руками, успел только хрипло взвыть, и его накрыла громадная ладонь.
Милана уже только беззвучно открывала и закрывала рот, глядя, как мнут и комкают тело её любовника. Словно кусок пластилина или бесполезную бумажку. Блондинку начало выворачивать, перед глазами поплыло. Всё же инстинкт самосохранения заставлял ей ползти прочь в направлении коридора. В голове стучала истеричная мысль: на этом этаже – никого, совсем никого, а они с Валентином так гордились этим! Единоличные владыки целого этажа! И никто, никто-никто-никто, не слышит их крики! Никто не придёт на помощь, ник…
Что-то жёсткое и одновременно подвижное обвило её за щиколотку и ощутимо дёрнуло назад. Милана упала на живот и заскользила пальцами по полу, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Вытаращенными до боли глазами она искала хоть что-нибудь, чем могла бы защититься. В руки попала её же босоножка – на высокой шпильке, сплошные ремешки и стразы. Милана мёртвой хваткой вцепилась в неё, не прекращая попыток высвободить ногу, но та словно в тиски попала.
Неожиданно блондинка поняла, что её уже никуда не тащат, только держат на месте. Мокрой от пота спиной она явственно ощущала стылый, могильный холод от накрывшей её – да и весь коридор тени. И ещё: по бедру расползалось что-то тёплое и липкое, и что-то негромко и влажно хлюпало по полу. Она, не смотря на почти полубезумное состояние, догадывалась, что это, но изо всех сил отбивалась от этой догадки. Осталось только отчаянное всепоглощающее желание – выжить.
Скр-рррж-жж… Цок-цок… Цап…
По спине Миланы проехалось что-то твёрдое, оставляя глубокую ссадину. Блондинка утробно взвыла и снова начала брыкаться, потому что видела по бокам от себя – слева и справа! – изгибающиеся огромные пальцы с нечеловеческим количеством суставов. Да сколько же вообще у этой мерзости пальцев?!
Женщина стала лупить туфлёй, как попало, надеясь попасть по чудовищным отросткам. Её тут же приподняло и ощутимо приложило обратно об пол. А миг спустя – её перевернули на спину, словно беспомощную букашку.
Милана захлебнулась очередным воплем, вцепилась обеими руками в бесполезную туфлю и только могла – смотреть, смотреть, смотреть.
Чёрная рука нависала над ней, продолжая одновременно удерживать за ногу одним из пальцев-щупалец. Остальные вздыбились вверх, под потолок, шкрябали по нему костяшками, сдирая покрытие и разбивая светильники. Словно какая-то многоголовая тварь разглядывала голую задыхающуюся от ужаса блондинку, перемазанную в крови и останках того, что недавно было Валентином. У Руки не было глаз, но Милана всем существом ощущала мёртвый взгляд, исходящий откуда-то из центра громадной ладони. Там копилась тьма, непроглядная и невероятным образом зрячая.
Какая-то часть рассудка ещё слабо порадовалась, что чудовищная конечность находится в контрсвете, и то, что свисает с беспрестанно шевелящихся пальцев, видится тоже чёрным и невнятным. Хотя Милана с невыносимой ясностью понимала, что это за лохмотья. Валентин…
– Что… – попыталась она выдавить из себя, но сорванное горло издавало только слабое сипение. – Что тебе надо?!
Пальцы (их количество то и дело менялось, от чего блондинку начало тошнить по новой) замерли, словно прислушивались. Нет, они действительно слушали, точно так же как и ладонь – буравила Милану тяжёлым взглядом.
– Отпусти! – калеча остатки связок, вскрикнула Милана и снова задёргала ногой. – Ты уже взяла… взяло… его… – Тут красивые губы блондинки разъехались в безудержных рыданиях: всё-таки помимо взаимной жадной страсти между ней и Валентином была настоящая привязанность. – За-аа что-ооо?!
На несколько мгновениё боль потери стала ослепительнее и ярче, чем весь этот кошмар наяву. Валентин мёртв, без сомнений, скомкан безжалостной Рукой. Мёртв! Это разрывало сердце блондинки, и неожиданно – принесло ответ.
Она резко умолкла, хотя слёзы продолжали бежать градом по её лицу, уставилась во тьму по центру громадной ладони. И прошептала:
– Да мы же всего лишь играли, как она…
И тогда все пальцы – уже десяток или больше, истончившихся до длинных ломанных спиц, – ринулись к ней всем скопом.
––
…голова трещала, живот подводило, тошниться – было нечем. Со вчерашнего вечера (дня? Утра?!) Касьяна ничего не ела. Только и был – стакан безвкусного рафа, а потом…
Девушка застонала, обхватила руками виски, пытаясь вспомнить, что же такое произошло потом. В голове бултыхалось липкое и вязкое болото, от этого бултыхания начинало тошнить ещё сильнее.
– А ведь почти и не пила… – простонала девушка, и звук собственного голоса заставил её почти прийти в себя. Вот что за противный навязчивый вкус лип к языку, забивал носоглотку – пиво. Какое-то там крафтовое из крафтовой коробки. Глоток, два, ну, полбутылки, не больше. Больше и не лезло, да и не умела Касьяна напиваться. Даже от горя. Даже от ослепительной ярости. Даже от…
