Ирина Дерновая
Никтошка
Так продолжала себя уверять Кася, выяснив, что в кинотеатре сегодня шли профилактические работы, и в единственном рабочем зале – всего-то на три ряда кресел, – демонстрировали очередной из «Астралов». Некстати вспомнилась мрачная расселёнка, и девушка решила просто побродить по бутикам, а пообедать на фудкорте. Стараясь отогнать мысль о том, что неудачи продолжают преследовать её, Касьяна с наигранной беззаботностью переходила из магазина в магазин, пока ноги не начали гудеть. За беспечностью она прятала так и не развеявшуюся глупую обиду на Валька, на его скупые сообщения, на то, что до сих пор не прислал новых, интересуясь, как она.
Укоряя себя за детское поведение, она, не вглядываясь в состав, взяла в одной из популярных забегаловок комбо-обед, устроилась за свободным столиком в углу (не любила сидеть посреди зала и ощущать, что за спиной кто-то ходит). Проверила мессенджер, но там самой активной была только Борька, как настоящий акын, комментирующая всё, что видела. От неё Кася и узнала, что начальница внезапно подорвалась в небольшую командировку и теперь в фирме «римские оргии и партийцы».
«Наверное понеслась втыкать нерадивым боссам фибро-палочки в ноздри по самые обонятельные центры за то, что кинули твою презентуху», – читала Кася, машинально отпивая из стакана фирменный напиток. Чуть не подавилась и поспешно от себя отодвинула. Скривившись, она уставилась на стакан, недоумевая, как вообще умудрилась взять такое. Это был бабл-ти1, который девушка вообще терпеть не могла из-за шариков тапиоки. А этот был ещё и голубого цвета, что само по себе, на взгляд Каси, было весьма отталкивающе. Вкус тоже оказался непривычный: терпковато-виноградный и словно бы землистый, мускусный. Борислава про такое сочетание говорила «словно лизнул потную подмышку».
И ещё эти бултыхающиеся на дне шарики, синие, похожие на крупную икру. Один из них Кася успела проглотить – скользкий, холодный и как будто прилипший к стенке пищевода.
Девушка ощутила дурноту, поскольку в рассеянном освещении фудкорта стакан показался наполненным синюшным студнем. Она решительно отодвинула от себя весь поднос, сверля взглядом ёмкость с напитком. Поняла: ещё одна такая нелепая и неприятная ей случайность, и у неё начнётся истерика. В этот миг телефон зажужжал шмелём – пришло новое сообщение. Касьяна взяла гаджет в слегка дрожащие пальцы, очень надеясь, что это Валентин. Но нет, это опять Борислава делилась новостями.
«Ты слыхала, старую часть квартала к концу года с землёй сровняют и забубенят очередное фаллическое торжество, типа «Эвереста». Вот у нас город-то будет славен зеркальными фуяскрёбами до небес!»
Диафрагму снова словно сдавило, настроение стало раскручиваться обратно к слезам, когда до Каси дошло – к концу года исчезнет и кафе. Их с Вальком кафе! Да что же это за напасть такая?!
Не ведая, какую бурю она посеяла в душе приятельницы, Борька продолжала строчить в мессенджер: «Нашим угробоначальникам лишь бы что-нибудь снести. Ломать не дрочить, рука не устанет! А ведь там проклятый дом, его ж типа нельзя трогать, все небо со сдутый гондон покажется»
«Какой ещё дом?» – машинально набрала Кася, хотя уже догадывалась, о каком идёт речь.
Телефон почти сразу заплясал в пальцах на входящий вызов. Звонила, собственно, Борька и сразу с ходу обрушилась на Касю:
– Да ты в каком городе родилась, Кукуся?! Серьёзно, что ли, про дом с Никтошкой не знаешь?! Да зашибись! Все ж туда детьми бегали, кто после 90-х родился, хоть глазком глянуть, помощи у хтони попросить, просто рядом постоять и не ссыкануть от ужаса! Чё, правда не знаешь?! Ну так там такая история, ты чо!
– Борь, не надо! – запротестовала девушка, но приятельницу уже было не остановить.
– Не, ты слушай, пока умные люди говорят, я тебе щас ещё накидаю всякого. – Чат в ватсапе просто посинел от пересланных ссылок, а Борька вещала: – Квартал же когда построили? Вот, ещё до начала Великой Отечественной, как успели. А селили туда этих, списанных по состоянию здоровья. Инвалидов, короче. Но в дома получше заселились, само собой, всякие шишки. А увечных упихали в один дом, типа общаги, прикинь?! Пять этажей, отопления ноль, удобства на улице, и самый трэш – один подъезд на все квартиры! Для еле шевелящихся-то, нормально?! – Борислава возмущённо пыхтела, сопела, успевая так стучать по клавиатуре, что у Каси даже в затылке отдавалось это яростное клацанье. – Ну и как обычно, такие дела – то ли в самом доме горемыки как могли грелись, жгли прямо в квартирах. То ли зажигательная херня какая-то долетела. Полыхнуло. А ты же помнишь, да, какие там «бойцы спецназа» – дай бог, на четверых человек две ноги было! Короче, стены остались, а нутро всё и со всеми выгорело! А там квартир сорок, что ли, было, или даже полтос. И в каждой чуть не по десять человек заселили. Ну, вот такое массовое огненное захоронение получилось.
– И… что? – слабым голосом спросила Кася, когда приятельница замолчала на достаточно продолжительное время. Не хотела спрашивать – уж больно кошмарную историю та рассказала. Но вопрос сам слетел с губ.
–Так и то! Там хоть и жесть была такая, но выскребли, отштукатурили по новой – и снова народ заселили, но уже поздоровее – беженцев или вернувшихся с фронта с семьями. Само-то здание же уцелело, так? Так. А время-то какое, когда строить-то ещё успевать? Но там уже печки всякие, газовые колонки наладили, потом ещё электричество протянули… И через год, как люди заехали и обжились – всякий трэш начался! То скандалы, то пьянки, то тут полыхнёт, то там заискрит, а то и до резни доходило. Жильцы жаловались на всякую чертовщину – какие-то жуткие фигуры по ночным коридорам ползали, вроде как калеки или вообще обрубки людей…
– Боря, без подробностей! – взмолилась Кася, зная, что пока та не выговорится, остановить её невозможно.
– Я и так себя цензурирую, – слегка обиженно отозвалась дизайнер и с новым пылом продолжила. – Короче, пошли разговоры за полтергейст всякий. Но чинуши чо? Решили, народ после войны, нервишки расшатаны, водка опять же в доступе. Игнорировали, в другой жилплощади отказывали. Ну, и дофилонились: на Новый год там опять пожар вспыхнул, народ прямо из окон вниз сигал, пытаясь спастись. Да только окна почему-то не во всех квартирах смогли открыть, словно заколотили их. И подъезд, да, помнишь – один на весь дом! Вход сразу таким огнищем занялся, не подойти было! Короче, опять куча народу сгорело. А те, что уцелели – говорят, все как один в дурку попали, всё про каких-то чёрных недолюдей орали, про чёрные руки из стен, что по коридорам и комнатам ползали и нормальным людям выйти не давали. Тут уже до Столицы скандал докатился, комиссию прислали, кого к стенке, кого в застенки. Дом чуть не до конца 80-х прошлого века пустой стоял. А вот в остальном квартале ничего так, жизнь наладилась, и никакой тебе мистической мистики! А потом грянули лихие 90-е… – На заднем фоне послышалась мелодия одного из мессенджерей. – Блин, у меня тут один из клиентов макет требует срочно пересмотреть, а я тут с тобой лясы точу! Короче, дальше сама почитаешь. Всё, пошла арбаёбить, а ты давай, проникайся и, может, петицию подмахнёшь, я вот подмахнула, чтоб тот дом не трогали и весь квартал вообще. И ты б своему френду сказала, что ли, он же типа консультант по таким реликтам.
– Ну да, типа, – вяло отозвалась Кася, радуясь, что Борька наконец-то угомонится и перестанет накачивать её кошмарными историями прошлых лет.
– Ты там читай-читай, – словно услышала её мысли Борислава. – Дом на Чернореченской 13, чтоб не отвлеклась. Да он там один и остался от всей улицы-то! А почему, читай сама. Всё, арбаёбить и арбаёбить! – И прервала звонок быстрее, чем Кася успела хоть что-то на прощание сказать.
А девушка сидела и зябко ёжилась, про себя ругательски ругая приятельницу. И так настроение не аллё. Тут она ещё со своими страшилками! И тем не менее, какое-то болезненное любопытство подтолкнуло её пройтись по скинутым Борькой ссылкам. И чем больше она читала, тем больше внутри расползалось что-то вязкое и скользкое. Словно злосчастный шарик тапиоки решил разрастись в размерах. К концу чтения, Кася поняла, почему и дом считался проклятым, и от целой улицы – только один остался.
––
В те самые лихие постперестроечные квартирный вопрос начал портить даже самых стойких к этой болезни жителей города. Всем хотелось своего приватизированного жилья, где каждый мог городить всё, что заблагорассудится. И позабытая мрачная пятиэтажка, всё ещё крепкая стенами, снова привлекла внимание тех, кто хотел нажиться на этом самом вопросе. Старожилы квартала неодобрительно наблюдали за развернувшимися ремонтными работами. Пытались намекнуть рабочим, чтобы оставили всё, как есть и не будили лихо. Тогда-то и прокатилась череда «спонтанных возгораний из-за неисправной проводки» по всем домишкам Чернореченской, кроме той самой пятиэтажки. Люди намёк поняли и добровольно съехали подальше. Осиротевшие здания быстренько снесли, сровняли с землёй и за несколько лет застроили сверкающими бизнес-центрами, магазинами и трёхэтажной автопарковкой. Остальной квартал эти изменения не тронули. А тем, кто захотел заселить новоотремонтированный дом, вскоре пришлось несладко.
Новосёлам никто не рассказывал о двух разыгравшихся ранее трагедиях с массовыми гибелями. К тому же квартиры выглядели прилично, в отличие от прошлых лет – в каждой был свой санузел, газовая плита и даже стационарный телефон. Разобрали подштукатурённое жильё очень быстро, заселялись семьями, а в одной части – целый клан обосновался из представителей бывших советских республик.
Именно девчонка из этой восточной семьи, единственная уцелевшая, почти совсем обезумевшая, кое-как сумела поведать следователям, что же произошло в очередную роковую ночь. Нет, не разгорелся пожар, не грянул взрыв, который сровнял бы жуткий дом с землёй. По словам девчонки, она выбежала во двор, затаив глубокую обиду на родителей, которые в качестве новогоднего подарка преподнесли весть, что сосватали её. За богатого, но, само собой, не любимого. И пока девушка убивалась своим горем и слала проклятья на головы взрослых, те вдруг покинули праздничный стол – и отправились резать соседей по дому. А те – уже встречали с тем же самым…
Девушка не сразу и поняла, что за звуки несутся из-за закрытых окон и что за тени мечутся в освещённых зашторенных проёмах. То, что с первого по пятый этаж идёт массовое убийство – всяк всякого и всем, чем придётся, следователи установили позже. Девчонка, по счастью, не вернулась в дом, заглянула в одно из окон первого этажа – да тут же и тронулась головой. Сил у неё хватило добежать до дежурной части и переполошить милиционеров, коротавших ночь перед стареньким телевизором. Вид ли совершенно седой девчонки их убедил, или то, как она орала и рыдала, и при этом тянула опешивших служителей порядка за рукава за собой; но они не упихали её в «обезьянник» до утра. Пока один звонил, вызывая подмогу, другой побежал за не прекращавшей рыдать девахой, умолявшей то простить, то спасти, то грозившей самой себе язык откусить за «скверные слова».
То, что увидел дежурный, заглянув в окно первого этажа, заставило его проблеваться в сугроб так, что чуть сознание не потерял. В доме к тому моменту уже не было ни движения, ни звуков, хотя во всех окнах горел свет, а из тех, что оказались распахнуты, слышался бой Курантов по телевизорам. Так эти двое, белый как полотно милиционер и уже невнятно воющая девчонка, и стояли снаружи, благо, зима в тот год была почти тёплой и малоснежной. А подоспевшие полчаса спустя спасатели, пожарные и врачи «скорой» чуть ли не все повторили «подвиг» бедолажного дежурного. Такого ни один из них и в кошмарном сне не видел…
Читая статьи, Касьяна радовалась, что в те времена не было телефонов с фотокамерами и никаких чудовищных снимков, кроме снятой с разных углов пятиэтажки, не было. Нет, наверняка, были фотографии, сделанные следователями, но ни одна не просочилась в Сеть. Девушке хватало и собственного вдруг разыгравшегося воображения, и она точно знала, что вперёд всех проголосует за снос кошмарного строения!
А то стояло лишь по той же самой причине, по которой множились дыры на дорогах, лопались трубы в отопительный сезон и происходили прочие городские бедствия: полнейшая бюрократическая неразбериха. Хозяева здания внезапно исчезли с горизонта, к ответу никого привлечь не удалось, вернуть дом на Чернореченской 13 в городской фонд было хлопотно, а тут ещё то дефолт, то девальвация, то смена власти. Так что недоброй славы здание просто огородили забором и предупредили всех оставшихся в квартале жильцов держать детей подальше от заброшки. История «новогодней резни», конечно, всколыхнула городскую общественность. Были попытки самостоятельных расследований, кто-то сумел раскопать свидетельства о прошлых трагедиях. А дальше уже начиналось поле для домыслов: от вполне обоснованных выводов о каком-то психотропном газе (мало ли, что там в подвалах со времён войны осталось?); до совершенно диких, приплетающих полтергейст и прочих «восставших из ада».
Касьяна всё никак не могла остановиться и, даже сидя в трамвае, который катал её по кольцевому маршруту, продолжала читать выдержки с форумов городских сталкеров, экстрасенсов и прочих любителей потусторонней экстремальщины.
Одна из самых живучих городских легенд основывалась на каких-то дневниках, то ли письмах, которые якобы отыскал самый дотошный из самоназванных исследователей. Эти бумаги как будто принадлежали одному из калек, выживших во время самого первого пожара (уж и неизвестно, как ему удалось оттуда выбраться). Несчастный попал в психиатрическое заведение, где и смог оставить эти самые заметки. Там он каялся в жутком грехе против одного из сотоварищей, которого в те недобрые годы выселили аж на чердак. И всё потому, что невольник чердака был уже и не человеком, а почти обрубком, искалеченным, обожжённым войной, не способным себя обслужить даже в самом малом. И что жить такому всё равно было бы в тягость. Прочие обитатели пятиэтажки знали об этом, но каждый держался за себя, тем самым заключая страшную круговую поруку. И вот якобы дух этого самого горемыки, скончавшегося ровно под Новый год, и устроил потом всем огненную месть. Как его звали, не было известно (как нигде и не значилось имя автора дневника). Но якобы тот самый автор не поленился схематично изобразить жертву человеческого малодушия: действительно, словно обрубок человека, с одной тощей чёрной рукой и перекошенным лицом…
Вот тут Касьяна, крепко зажмурившись, спешно перескочила по другой ссылке, потому что далее в статье шли «графические реконструкции», то есть рисунки, выполненные с отвратительной достоверностью. Другая публикации лишь в некоторых деталях расходилась с первой, больше посвятив внимание нюансам внутренней планировки «проклятого дома». Тут уже народ разгонялся на тему оккультизма, мол, углы и стены складывались чуть ли не в пентаграмму с козлиной мордой. Кася не стала дочитывать и эту статью, остальные листая уже в полглаза, пока в одной не ухватила знакомое слово: «Никтошка». Дурацкое словечко прозвучало от Борьки, и Касьяну снова, словно против воли потянуло прочитать подробности.
Это были своего рода исследования городского фольклора с упоминанием и легенды о погибшем на чердаке калеке; а также очередные свидетельства о том, что в последующих трагедиях был виновен его же мстительный дух. Опять всплыли какие-то документы – то ли выдержки из допросов, то ли дневников переживших второй пожар. На этот раз сообщалось, что перед началом каждого случая из чердачного окна под крышей якобы высовывалась жуткая чёрная рука. И как будто бы её появление было связано с неосторожными словами, призывавших на головы обидчиков месть. В этом месте «фольклористы» приводили не просто пересказ – даже скан документа допроса полубезумной девушки, чудом избежавшей массовой резни. Прочитать расплывчатый текст можно было с трудом, но форумчане не поленились «расшифровать» запись протокола. Ф. Мамедова (так звали уцелевшую) «прокляла своих жадных родителей» и именно после этих слов на стене рядом с одним из чердачных окон появилась тень в виде неестественно длинной руки.
