Ирина Денисова
Обреченная. Наперекор судьбе

13. Знакомство с мамой

Ребята ждали их возле той же знакомой колонны.

– Володя, ну, познакомь меня со своей мамой, ты же обещал, – ласково обвившись вокруг Владимира, заныла Ленка.

– Да вон она идет! Ее зовут Лидия Анатольевна, – сказал Володя, обернувшись направо.

К ним направлялась ухоженная, с высокой прической женщина, статью, красотой и даже прической напоминающая французскую актрису Бриджит Бардо. Марина никогда раньше не видела таких стильных и ухоженных женщин. Пожалуй, рядом с такой красавицей модницы-педагоги из училища казались бы невзрачными серыми мышками.

– Ну, как вы тут развлекаетесь, мальчики? – спросила она, подойдя к молодым людям.

– Мама, познакомься – это наши с Маратом новые знакомые, девушки Лена и Марина, – представил их Володя.

– Очень приятно, – строгим деловым голосом сказала мама.

Марине показалось, что не так уж ей и приятно.

Володя обнимал Лену за плечи, всем своим видом показывая, как он горд своей избранницей.

– А где вы учитесь, девочки? – последовал следующий вопрос, обращенный уже к Марине с Леной.

– Мы оканчиваем училище в этом году, – скромно ответила Марина.

– ПТУ?! – удивленно, с ноткой сарказма в голосе, спросила мама Володи.

Марине показалось, что музыка в зале смолкла, и все присутствующие обернулись в их сторону и посмотрели на девушек с ужасом и презрением.

«ПТУ» – прозвучало как приговор.

Ленка толкнула Марину в бок, и быстро затараторила:

– У меня большие планы, – сказала она, – я собираюсь поступать в кинематографический институт. Все говорят, что у меня талант, а внешностью я очень похожа на Мэрилин Монро. Я даже конкурс красоты выиграла! Маринка, конечно, до канонов красоты не дотягивает, она окончит училище, и будет работать.

Володина мама внимательно на нее посмотрела, и, ласково погладив сына по щеке, сказала:

– Ну, вы тут развлекайтесь, мальчики и девочки, а я пойду, не буду вам мешать.

Вечером в общежитии только и было разговоров, что о Володиной маме. Ленка была уверена, что она понравилась будущей свекрови, и предвкушала скорую встречу с обоими родителями на следующей неделе.

– Вот я тебе говорила, дурочка, – выговаривала она Марине, – будешь сидеть в обнимку с книжкой – останешься в старых девах! Всегда нужно брать судьбу в свои руки и воевать за свое счастье.

Марина молчала.

– Володя так влюблен в меня, – мечтательно закатив глаза, призналась Лена. – Он даже пригласил меня к себе домой, чтобы познакомить со своими родителями! Он сказал, что я – первая девушка в его жизни, к которой у него серьезные чувства. А в их семье все влюбляются с первого взгляда и на всю жизнь!

– Это серьезный шаг – знакомство с родителями, – согласилась Марина, и тут же предложила:

– Давай сошьем тебе новое платье, чтобы ты была на высоте. И туфли можно у Зои попросить, негоже в гости к такой женщине приходить в стоптанных туфлях.

В субботу Марина осталась одна, отказавшись от встречи с Маратом и сославшись на подготовку к последнему экзамену, а Ленка поехала с Володей к нему домой.

Жил он с родителями в самом центре, недалеко от Невского проспекта. В их подъезде дежурила консьержка, Володя приветливо с ней поздоровался.

– Прямо, как у нас – вахтерша, – сказала Лена.

– Ну, а как же иначе? – удивился Володя, – по-твоему, генералы, отслужив всю жизнь на благо Родины, должны жить в коммунальной квартире? Нет, у нас четырехкомнатная, все, как положено. И консьерж, и сигнализация, и тревожная кнопка даже есть.

Войдя в квартиру, Лена ахнула. Все, как она мечтала. Ей вдруг показалось, что судьба сама идет к ней в руки, а мечты воплощаются в действительность.

– Проходите, пожалуйста, молодые люди, – радушно встретил их у порога папа, который даже без формы выглядел как генерал – подтянутый, широкоплечий и высокий. На нем был серый костюм с галстуком в тон.

– Павел Михайлович, – представился папа, – а Вы, должно быть, Лена?

Лена немного смущалась, но Володя взял ее за руку и потащил в большую комнату, оказавшуюся при рассмотрении гостиной.

Обстановка внушала уважение. Гостиная была выдержана в строгих темно-красных тонах. Массивный угловой диван и кожаные кресла казались крошечными, потерявшись в пространстве огромной комнаты. В импортной мебельной стенке красовались сервиз «Мадонна» и вазы из богемского стекла. Великолепная хрустальная люстра на потолке освещала мягким рассеянным желтым светом развешанные на стенах картины.

В картинах Лена не разбиралась – старинные, и старинные. Тетки какие-то изображены грудастые, младенцы кучерявые, ничего интересного.

Стол был накрыт празднично, а белая накрахмаленная скатерть в кружевных оборочках подчеркивала торжественность обстановки. Обслуживала их домработница.

– Ничего себе! – не сдержала возгласа восторга Лена, – я и не знала, что люди могут так жить!

Стол был красиво сервирован, а все блюда казались Лене изысканными и непонятными. Она второй раз в жизни видела сервелат и салями – первый раз еще тогда, в лагере, когда они с Мариной, сидя в уголочке, глотали слюни.

Сначала подавали холодные и горячие закуски – это было еще, куда ни шло. Неловкая ситуация возникла позже – когда на большом блюде принесли запеченного поросенка, нагло выпятившего свою морду с пятачком.

– Как к нему подступиться-то? – подумала Лена.

– Надеюсь, Лена, что Вы не еврейка, – как будто бы прочитал ее мысли Володин папа, и чуть-чуть поближе к ней придвинул хрюшку.

– Угощайтесь, пожалуйста, молочный поросенок!

– Спасибо, – сказала Лена и подвинула поближе к себе блюдо с салатом.

Не рискуя пробовать и резать на куски поросятину, она трескала бутерброды с черной и красной икрой.

Мама Володи смотрела на нее не то с жалостью, не то с недоумением – Лена совершенно не умела пользоваться ни ножом, ни вилкой.

– Надо было уроки этикета брать, прежде чем в гости идти, – подумала Лена про себя. – Так ведь не предупредил же никто.

– Лена, для рыбы одна вилка, для мяса – другая, – пыталась Лидия Анатольевна исправить Ленкины оплошности, подвинув ей поближе тарелку с запеченной рыбой. К счастью, рыбу предусмотрительно разрезали на небольшие порции.

– Где сын нашел эту деревенскую девочку? – думала она с раздражением, пытаясь ради своего мальчика казаться гостеприимной и благожелательной. Похоже, ей это плохо удавалось.

Лена, в свою очередь, старалась быть остроумной, веселой, рассказывала студенческие анекдоты, скрывая за деланной веселостью свою неловкость и нервное напряжение.

С лица Лидии Анатольевны не сползала натянутая улыбка, ничего, кроме ледяной вежливости, для Лены не выражающая.

Когда подали чай в английских фарфоровых тонких чашках, Лена потянулась за золоченой сахарницей, и случайно рассыпала сахар по столу. У нее дрожали руки – сирота из детского дома не привыкла, что за каждым ее движением внимательно наблюдают. До сих пор ей не приходилось озадачиваться правилами поведения за столом, изучать сервировку и разбираться в тонкостях использования ножа и вилки. Да и уроки этикета им никто не преподавал.

Строгие глаза Лидии Анатольевны, казалось, оценивают каждое ее движение, каждый жест, и критически осматривают ее всю, начиная от прически и заканчивая дешевым платьем из ситца и новыми, но чуть великоватыми туфлями.

– Слава Богу, хоть туфли попросила у соседки, – подумала Лена.

Она еле выдерживала показную вежливость Володиных родителей. Павел Михайлович сидел рядом с супругой, и за весь вечер не вымолвил почти ни единого слова, кроме «спасибо» или «пожалуйста», обращенных к домработнице, и глубокомысленной фразы про евреев, которую Лена так и не поняла.

Она попыталась найти поддержку у Володи, взяв его за руку. Он небрежно отстранился и потянулся за тарелкой с воздушными белоснежными меренгами, обрамленными по бокам свежими ягодами вишни и клубники.

Чтобы прервать молчание, Лена начала рассказывать, что в августе собирается поступать в институт кинематографии.

– Конечно, – с едва уловимой ноткой сарказма в голосе поддержала ее Лидия Анатольевна, – артисток погорелого театра в нашей семье еще не было.

Лена обиженно замолчала, и конец вечера оказался совсем скомканным. Володя, поняв, что обстановка все более накаляется, извинился перед родителями, и пошел провожать расстроенную невесту.

Когда он вернулся, его ждал серьезный разговор с родителями. Вернее, говорила одна мама, а папа-генерал молчал и поддакивал. Сразу становилось ясно, кто в этой семье на самом деле командир.

– Сынок, присядь, – сказала ласково мама. – Мы должны с тобой серьезно поговорить. Ты ведь знаешь, что ты у нас единственный сын. Мы любим тебя безмерно. Так вот, сынок, послушай нас с папой.

Владимир сел в кресло и приготовился внимательно слушать. Начала разговор мама:

– Сын, с тобой все понятно – молодость, гормоны, девушка с красивой внешностью. Но для жизни, поверь нам, одной милой мордашки мало. Что будет, если нам с отцом не удастся договориться, чтобы ты после учебы остался в Питере? Если ты попадешь служить куда-нибудь в Забайкалье? Ты думаешь, что девушки подобного типа умеют любить и ждать? Что Лена, как жена декабриста, поедет за тобой в глушь?

Владимир не ожидал подобного разговора, да и планов он пока никаких не строил. Просто влюбился, и, возможно, ждал одобрения родителей, надеялся, что Лена им понравится.

– Мне кажется, я достаточно взрослый, чтобы разбираться в людях, и выбирать, с кем мне встречаться, – попробовал он возразить маме.

Папа, как показалось Володе, решил поддержать его, и задумчиво вымолвил:

– Сынок, выбирать тебе.

Однако, через минуту глубокомысленного молчания, папа продолжил:

– Но лично мне кажется, что Лена слишком карикатурный персонаж, чтобы всерьез думать о дальнейшей жизни с ней. Многие девочки хотят «из грязи в князи», и чтобы ничего больше в жизни не делать. Все их мечты – найти богатого ухажера, и ни о чем не думать за его широкой спиной. Жизнь, сынок, сейчас такая сложная…

Володя молчал.

14. Расставание с Леной

Но после этого вечера он стал отдаляться от Лены. Они всё еще встречались по субботам, ходили в кино, но она приходила со свиданий все более удрученной.

Последний фильм, который они посмотрели, – «Унесенные ветром» с непревзойденной Вивьен Ли в главной роли. Володе фильм не понравился.

– Твоя Скарлетт – избалованная эгоистка, – сказал он Лене.

– Да ты что?! Скарлетт – идеал всех женщин мира! – возразила Лена. – А фильм – мировой шедевр!

– Посмотрел бы я на твою Скарлетт, если бы папа не оставил ей поместье, а Ретт не обеспечил деньгами.

Владимир был безжалостен к любимой героине.

– Я удивляюсь вашему женскому выбору – чем вы восхищаетесь?

Лена попыталась возразить:

– Силой духа Скарлетт, способностью любить.

– Любить?! Выходить замуж за деньги, увести жениха у сестры, всю жизнь отталкивать единственного мужчину, который ее любил?

– Так ведь Ретт сам бросил ее! – запальчиво сказала Лена, еще раз попытавшись защитить любимую героиню.

– Нет, нам, мужчинам, вас, женщин, не понять. Ни чего вы хотите, ни о чем вы думаете, ни что вы чувствуете, – задумчиво произнес Володя.

Она со страхом посмотрела на него:

– Ведь ты меня не бросишь?

– Леночка, не беспокойся.

Он нежно обнял ее и улыбнулся милой и чарующей улыбкой.

– Клянусь тебе, я никогда тебе не оставлю, пока смерть не разлучит нас.

– Зачем ты улыбаешься?! Ты смеешься надо мной? – Лена надула губки.

– Ведь у нас с тобой все серьезно? Скажи!

Владимир не умел разочаровывать красивых девушек. Ему всегда казалось, что лучше сладкая ложь, чем горькая правда. Он действительно абсолютно искренне не мог понять, зачем и с какой целью нужно говорить людям то, что может их обидеть. Разве лишь для того, чтобы они тебя ненавидели, но для чего ему чужая ненависть?

– Конечно, серьезно, – ответил он. – Ведь у нас пока нет ребенка, как у твоей героини, оказавшейся в конце концов плохой матерью, и отдавшей эту роль супругу.

Он постарался обернуть все в шутку, но Лене этот разговор сильно не понравился. Она чувствовала, что Володя все больше отдаляется от нее.

Вечером в общежитии она плакала и жаловалась Марине:

– Никогда никому не верь. Мы с тобой – сироты, у нас никого нет, и это никогда не изменится. Нам не место в шикарных домах, о нас всю жизнь будут вытирать ноги. Боже, если бы я родилась в такой квартире, как у Володи, вся моя жизнь сложилась бы по-другому. Я выросла бы холодной жестокой стервой, помыкающей домработницей. Я на всех смотрела бы сверху вниз и плевать хотела на мнение окружающих. Все бы кланялись мне и уважительно называли по имени-отчеству. Я никогда бы ни в кого не влюбилась, а все сражались бы за честь погулять со мной вечером при свете луны, и дарили шикарные подарки.

– Леночка, успокойся, – утешала ее Марина. – И так все будут сражаться.

Но Володя не сражался. Он пропал, и не приглашал больше на свидания. Лена пыталась не обращать внимания на его охлаждение. Она звонила ему по вечерам.

Разговаривал он с ней холодно и сквозь зубы, ничего не объясняя и ссылаясь на нехватку времени, пока однажды трубку не взяла Лидия Анатольевна.

– Послушай меня, деточка, – ласковым тоном сказала она. – Я понимаю, что мой сын вскружил тебе голову – он у меня красавчик. Возможно, ты его любишь, или думаешь, что любишь. Но вы с ним совсем не пара.

Лена попыталась возразить:

– Да откуда Вы можете знать, пара мы или не пара? Я его очень люблю, и он меня тоже!

– Возможно. Но на таких не женятся, – сказала ей Володина мама, – моему сыну нужна другая девушка, скромная, хозяйственная, которая будет ждать его со службы, готовить вкусные ужины, и подарит нам внуков. А у тебя еще много будет в жизни хороших парней. Не стоит вам обоим морочить друг другу голову.

Лидия Анатольевна была верна составленному о Лене мнению, к тому же она предпочитала сразу расставить все точки над i.

– Ну, это мы еще посмотрим, – сказала Лена, положив трубку, а про себя добавила:

– Хорошо смеется тот, кто смеется последним!

Сейчас, рыдая и заливаясь слезами, она пыталась получить утешение у Марины.

– Марина, ну, как ты думаешь, взрослый парень будет прислушиваться к мнению родителей?

– Нормальный и самостоятельный – не будет, – ответила Марина. – А если Володя прислушивается, значит, не такой уж он и самостоятельный. Да у такой красавицы, как ты, еще миллион ухажеров будет!

– Мне не нужен миллион, мне нужен Володя! Он одумается и скоро поймет, что лучше меня никого нет! – упорствовала Лена.

Но Володя избегал встречи или серьезного разговора. Марина делала попытки открыть ей глаза.

– Лена, каждый детдомовец мечтает о самом главном в жизни – о большой, любящей и дружной семье. Вспомни, как мы с тобой мечтали, сидя на кроватях. Может быть, тебе кажется, что ты любишь Володю. Но он для тебя – всего лишь воплощение детской мечты. Он никогда не пойдет против своих родителей.

Лена злилась, закатывала истерики, обрывала Володин телефон.

– Ну, скажи мне, Маринка, что со мной не так?! – пытала она подругу. – Я же любила его, я всё готова была сделать для него. Я красивая, я всем нравлюсь.

– Да всё с тобой так, – утешала ее Марина. – Просто его родителям не нужны ПТУшницы. Вся наша вина в том, что у нас нет родителей. Если бы у нас был кто-нибудь, кто мог бы заступиться, его мама никогда бы не посмела так тебя оскорбить. Они – просто снобы, зажравшиеся и обнаглевшие. Забудь!

Володя больше не приходил и не звонил, а трубку всегда брала его мама. Лена давно уже забыла о том, что по-настоящему влюбилась в Володю, узнав, что он из хорошей и богатой семьи. Она не хотела верить, что пришел конец их романтическим отношениям, и не собиралась смотреть правде в глаза.

Девочки закончили учиться в училище. Наступила середина лета. Нужно было проходить практику на прядильно-ткацкой фабрике.

Для Лены все несчастья сошлись воедино – и несчастная любовь, и необходимость ходить на ненавистную фабрику.

– Я никогда не буду рабом! – сказала она. – Ноги моей не будет ни на какой фабрике!

Марина пыталась образумить подругу:

– Лена, тебе же не отдадут диплом.

– Да пусть пропадут все пропадом и с дипломом, и с практикой! – зло ответила Лена.

Придя вечером в общежитие, Марина обнаружила Лену лежавшей ничком на диване. Несмотря на свою браваду, переживала она мучительно. Ей казалось, что любовь к Володе – единственное настоящее чувство в ее жизни. Не зря он покорил ее сердце с первого взгляда – она знала, что ни до, ни после не встретит больше даже его бледной копии. Ее сердце принадлежало только ему, безраздельно и навсегда.

Не дай Бог никому познать таких душевных мук, какие сейчас испытывала несчастная безнадежно влюбленная Лена.

Марина не знала, как и чем помочь – она готовила для Лены чай с малиновым вареньем, молоко с медом. На еду Лена даже смотреть не могла. Она отвернулась к стенке, и так, молча, пролежала несколько дней.

– Лена, ты должна встать – нам нужно проходить практику, – твердо сказала Марина.

Она исчерпала все доводы и слова утешения.

Лена молчала. На следующий день она забрала документы, отказавшись от прохождения практики. Аттестат был у нее на руках, а трудовую книжку еще не завели. Больше ничто не помешает ей исполнить свою мечту о сцене. Лена подала документы в Санкт-Петербургский институт кино и телевидения.

15. Фабрика

Лене с огромным трудом удалось взять себя в руки. Она злилась на тех, кто так жестоко ее отверг, и готовилась завоевать весь мир.

– Я начну новую жизнь, – с решительностью бойца сказала она Марине.

– Не зря говорят, что от любви до ненависти один шаг, – сочувственно вздохнула Марина.

– Я докажу им, что со мной нельзя так обращаться! – пообещала Лена. – Этот гад еще в ногах у меня будет ползать!

Все лето Лена ходила по массовкам, посещала все культурные мероприятия в городе и пыталась познакомиться с кем-нибудь влиятельным из киношной тусовки.

У Марины не было таких далеко идущих планов, не было и желания, чтобы кто-то ползал у нее в ногах. Она устроилась работать на прядильно-ткацкую фабрику, где они с сокурсницами проходили практику. Большим плюсом было то, что на фабрику постоянно требовались рабочие, а всем нуждающимся предоставляли общежитие.

Выпускникам детского дома по закону положена квартира от государства, но на самом деле получить ее очень сложно, почти невозможно. Преодолеть все бюрократические препоны и отстоять длинную многолетнюю очередь удавалось единицам, особенно настойчивым и упорным в достижении цели.

Были и случаи, когда выпускники получали все-таки долгожданную квартиру от государства, но у них ее либо выманивали обманным путем, либо забирали за долги. «Доброжелатели» спаивали или подсаживали на иглу не готовых к реальной жизни детдомовцев и оформляли дарственную на себя. Хорошо еще, если в живых оставляли бывших владельцев жилья.

Марина даже и не думала ни о каких сложных путях получения дармовой квартиры от государства. В общежитии ее поселили в комнате на двоих с соседкой Ниной, такой же воспитанницей детского дома, только из Самары. Нина поражала Марину своей житейской мудростью, в свои девятнадцать лет она знала о жизни столько, сколько обычная девушка не узнает и за всю жизнь. До своего совершеннолетия Нина поменяла уже несколько детских домов, насмотрелась в своих скитаниях всякого. Она много знала о жизни такого, чего никогда не прочитаешь в книгах, но рассказывала об этом скупо. Кому интересно знать о печалях и невзгодах?

После ветреной подружки Лены такая самостоятельная соседка стала настоящей находкой для Марины, поначалу ей очень нравилось, что Нина видела людей насквозь и имела собственное мнение обо всем на свете.

Прошло несколько месяцев тяжелого труда на фабрике, четырехэтажное здание которой напоминало тюрьму. Да и строилось это здание, видимо, в прошлые века как тюрьма для рабочих, не хватало только колючей проволоки и охранников с автоматами.

Радость от знакомства с новой подругой быстро прошла, Марине стало откровенно скучно с Ниной, своим занудством и практичным отношением к жизни она часто раздражала Марину. Да и кому интересно знать практическое устройство мира, если нет возможности на это устройство повлиять?

Марина сильно скучала по Ленке, ей не хватало близкой подруги, ее взрывной энергии, их детских разговоров по душам. Ведь они всегда были, как сестры, доверяли друг другу и печали, и радости.

В начале сентября выяснилось, что Лена не прошла в институт по конкурсу, но возвращаться не собирается.

Она давно не жила в общежитии и забегала лишь изредка, освещая, как лучом света, угрюмые стены казенного дома. Ленка становилась все красивее, роскошнее и гламурнее, она как будто бы расцветала, избавившись от давящей ее сиротской обстановки. Все реже она теперь звонила, еще реже приезжала в гости.

Сейчас ей снял квартиру какой-то ухажер из киношников, Лена осваивалась в новом мире, полном красивых соблазнов, и, казалось, начала забывать и о Марине, и о своей первой юношеской любви.