Когда я была маленькой и взрослые задавали мне вопросы с ключевым словом «почему», я часто отвечала им: «Потому что!», считая, что всё доходчиво объяснила. Сейчас, когда на встречах читатели спрашивают меня: «Почему вы решили стать писателем?», очень хочется ответить также: «Потому что!» Ну не могу я однозначно сказать, что ещё в детстве почувствовала своё предназначение и раз и навсегда избрала для себя эту непростую, но увлекательную профессию.
С тех пор как себя помню, я жила в мире фантазий, игры, сказки. Моими друзьями были игрушки: плюшевые, резиновые, пластмассовые – это те, что покупали родители, – остальные я мастерила сама из бумаги, ниток и лоскутков, лепила из пластилина или глины. Вот для них-то я и сочиняла сказки. Вернее, не так. Это игрушки оживали в моих фантазиях и отправлялись в неведомые земли, становились участниками необыкновенных приключений.
Конечно, тогда я ничего не записывала: просто в голову не приходило это делать, ведь была масса уже написанных детских книг, которые я любила не меньше игрушек. Сначала я приставала к родителям с просьбой почитать, а когда научилась делать это самостоятельно, могла часами просиживать над волшебными страницами.
Пожалуй, впервые записать мои творения «заставили» меня племянники. Лето мы проводили вместе в деревне. Я отдыхала от школы, они – от детского сада. И я сочиняла для них стихи наподобие сказок Корнея Чуковского. Как известно, маленькие дети часто просят повторять понравившиеся им произведения. Вот, чтобы ничего не забыть, я и заносила родившиеся строки в блокнот. Но и это пока не было настоящим писательством, хотя первые слушатели у меня уже появились.
В старших классах я пыталась вести дневник. Но делала это нерегулярно. Если не случалось ничего интересного, то записывать пустые фразы я ленилась. А если что-то меня волновало, то получившаяся запись мало походила на дневниковую: очень уж она была подробной, с размышлениями, потому что хотелось впоследствии, перечитав, снова окунуться в происшедшее. Выходило что-то вроде рассказиков, девчоночьих, несовершенных, предназначенных для единственного читателя – себя самой.
А ещё у меня рождались стихи, которые я читала на школьных вечерах. Да и сочинения по литературе (бывало) писала в стихах (например, по «Грозе» Н. Островского), чем умиляла учителей и злила одноклассников, ведь за такое сочинение я неизменно получала похвалы и пятёрку.
Стихи я придумывала и для своей крошечной дочки – это уже когда я окончила институт и вышла замуж. Укачивая, я бормотала ей что-то, неведомо как забредшее в голову. Кстати, институт я закончила технический, готовилась стать инженером. А стихи, рассказы – это было так, для души, ведь я понимала, что одной фантазии недостаточно. Чтобы создавать настоящие литературные произведения, надо учиться, как, впрочем, и любому другому делу, которым решишь заниматься профессионально. И я училась – в литобъединениях и семинарах. Мне повезло. Моими наставниками в разное время были замечательные писатели: Юрий Коваль, Владимир Сергеев, Юрий Кушак, Сергей Иванов, Роман Сеф. Им, робея, я и показывала свои придумки. Главным же моим «университетом» стал журнал «Мурзилка» – его семинар для молодых писателей под руководством великого мастера Юрия Иосифовича Коваля, ответственный секретарь Кира Николаевна Орлова, давшая мне профессию редактора, и главный редактор «Мурзилки» Татьяна Андросенко, пригласившая меня в журнал работать. Всё это помогало формировать мой литературный вкус и оттачивать писательское мастерство.
По-настоящему, по-серьёзному, я почувствовала, что мои фантазии интересны не только мне и что я могу написать что-то стоящее, после выхода первого рассказа в журнале «Мурзилка». В те времена (1991 год) тираж «Мурзилки», по нынешним меркам, был сумасшедшим – 2 миллиона 900 тысяч. Почему-то (какая наглость!) мне представилось, что 2 миллиона 900 тысяч детей читают мой рассказ ОДНОВРЕМЕННО. От такого видения я глубоко вздохнула, а выдохнуть не получилось. Наверное, именно это и называют – дух захватило. Позднее вместе с редакцией «Мурзилки» я как-то была на встрече с библиотекарями Москвы. Я прочитала им единственный опубликованный на тот момент рассказ «Иванова, Петров, Сидорова». То, что произошло по окончании встречи, стало для меня неожиданностью. Библиотекари по очереди подходили ко мне и приглашали выступить перед их читателями, спрашивали, где купить мои книги. А книг-то и не было! Просто они не были ещё написаны.
Итак, «Иванова, Петров, Сидорова»… С него-то всё и началось, тема моих будущих коротких историй определилась – школьная любовь. Как часто в детстве я влюблялась! А объект моего внимания, бывало, об этом даже и не догадывался! Чего уж там скрывать – не всегда с охотой собиралась я в школу. Но вдруг вспоминала ЕГО – того вихрастого мальчишку, подчас шалопая и двоечника, которого непременно увижу, – и ноги сами несли меня в класс.
Многие из вас знают, как сложно обратить на себя внимание, а уж понравиться – и того труднее. Вот и искала я способы незаметно, ненавязчиво пообщаться, а уж если повезёт, то и подружиться с недогадливым объектом моего внимания. Да ещё чтобы об этом никто не знал. Это у взрослых всё просто – подошёл и пригласил, к примеру, на день рождения! А в детстве… Не дай бог, кто что пронюхает и бросит в спину: «Тили-тили-тесто, жених и невеста!» Всё! Засмеют! Задразнят! Не отвяжутся! Вот и захотелось мне в своих рассказах: поделиться наблюдениями с юными читателями. Но не просто так, а с юмором. Может, кому и пригодится?
Со временем помимо рассказов о девчонках и мальчишках я стала писать сказки, сказочные повести, пьесы для кукольных театров («Принцесса о-Цуру», «Умная Матрёна», «Принц и Фея»…), сценарии для киножурнала «Ералаш» и детских телепередач. Стали выходить и книжки («Иванова, Петров, Сидорова», «Тринадцатый пират», «Мурзилка и Баба-яга», «Тайна гранатовых зёрен», «Весёлые рассказы про любовь и дружбу»).
Одну из них – «Тили-тили-тесто» – вы держите сейчас в руках. О чём она? О дружбе и, конечно, о любви. Возможно, кто-то узнает в некоторых персонажах себя или своих одноклассников. В любом случае, думаю, что с этой книжкой вы не заскучаете.
С уважением ко всем читателям Ирина Антонова
Петров был двоечник и любил Сидорову.
А Иванову, отличницу и соседку Сидоровой по парте, терпеть не мог. Причём эти любовь и ненависть зародились в его сердце одновременно.
Раньше жизнь Петрова текла беззаботно. Он мирно сидел за партой, разглядывал в окно ворон, а при словах учителя «к доске пойдёт…» резво нырял под парту.
Однажды его умудрились всё же вызвать к доске. Петров, по обыкновению, начал было что-то мямлить. Но вдруг, обводя глазами класс в поисках подсказки, поймал на себе нежный взгляд Сидоровой и… онемел.
А Сидорова открыла учебник и стала шёпотом подсказывать. Иванова дёрнула соседку за рукав и укоризненно покачала головой.
Сидорова покраснела и замолчала, потупив нежный взгляд.
Ну а Петров так и простоял у доски до конца урока – онемевший и растерянный. Зато на перемену выбежал разъярённым: простить уплывшую подсказку он мог, а вот потухший нежный взгляд – никогда!
И с той поры он гонялся по школе за Ивановой. А когда настигал, то со всего маха опускал портфель на учёную отличницыну голову.
– У-у, дурак! – раздавался в ответ плаксивый голос.
Как-то раз Петров загнал отличницу в угол. Поднятый портфель готов был обрушиться на неё…
– Влюбился – так и скажи! – выпалила вдруг Иванова. – А рукам волю не давай!
Петров от неожиданности застыл, соображая, как могла Иванова догадаться о его тайных чувствах к Сидоровой? Он же Сидорову тихо обожал. Не толкал, не дразнил, не отнимал тетради с домашним заданием. Вообще не разговаривал: боялся обидеть.
– В кого? – опомнился наконец Петров. – В кого влюбился?
– В меня! В кого же ещё?! Знаем, знаем! Кого любят – за тем и бегают! – И отличница гордо прошествовала мимо. Конечно, ей было приятно, что в неё влюблены. И не важно, что это всего-навсего заурядный двоечник.
Только теперь Петров заметил, что класс шушукается и переглядывается – наблюдает за ним и за Ивановой, за развитием их отношений.
Отличница бросала вокруг победные взгляды. А Сидорова тихо страдала.
Петров соображал туго – дня три, наверное. И вот…
– Си-до-ро-ва-а-а! – эхом разнеслось по коридору. – Эй!
Сидорова обернулась: к ней со всех ног летел Петров. Во вскинутой руке – портфель!
Улыбка осветила лицо Сидоровой. Она сорвалась с места и бросилась наутёк…
Но Петров догнал и со всей силой своей любви приложил портфель к спине возлюбленной.
– У-у, дурак! – выдохнула счастливая Сидорова.
Второй день Андрей влюблён в Ёлкину, а она и не догадывается.
Признаться? Но как? Что-то мешало подойти и сказать: «Ёлкина, я тебя люблю». Наконец его осенило.
На большой перемене Андрей вынул из портфеля горсть шоколадных батончиков и подозвал Серёжу. При виде конфет глаза у того радостно заблестели.
– Отнеси Ёлкиной, – попросил Андрей.
Серёжин взгляд мигом потух, как пламя спички от сквозняка.
– А сам-то ты чего? – насупился Серёжка.
Андрей не ответил. Он продолжал напутствовать друга:
– Слышь, Серёга! Она начнёт есть, а ты спроси: «Ёлкина, ты любишь батончики?» Она конечно же ответит: «Люблю». Тогда скажи: «А Андрей любит тебя». И слово в слово запомни, что она тебе на это скажет. Понял?
Серёжа вытаращил глаза. Он ничего не понял, но согласно кивнул.
Андрей облегчённо вздохнул.
– Ну, дуй! А я тебя здесь подожду.
Ёлкина доедала последнюю конфету, когда Серёжа уныло спросил:
– Ёлкина, ты любишь батончики?
– Не-а. Терпеть не могу! – И облизнула выпачканные шоколадом губы.
Серёжа возвращался не спеша.
– Ну что? – едва не задохнулся вопросом Андрей.
– Все слопала. – Серёжа сглотнул слюну. – В пять секунд. И ни одного не оставила.
Андрей досадливо отмахнулся.
– Сказала что? Любит?
Серёжа покачал головой:
– Терпеть, говорит, не могу.
Андрей ничего не ответил, только крепко сжал кулаки.
А после уроков он нагнал уходящую домой Ёлкину, забежал вперёд и громко сказал:
– Ёлкина, и я тебя ненавижу!
На дворе стояла осень. Но дни всё ещё были по-летнему солнечные. Правда, Андрей Самохин этого не замечал. У него неожиданно возникла проблема. По дороге в школу он жаловался Серёже:
– Иванова меня достала! Постоянно придирается да учителям ябедничает. И что мне с ней делать? Может, поколотить?
– Что ты! – испугался Сергей. – Ещё хуже будет. Лучше задобри. Пригласи, к примеру, в гости. Чаем с тортом напои. Подари цветы, наконец! Девчонки это любят. Она растает и к тебе подобреет.
Андрей даже остановился. Идея показалась чудовищной.
А Сергей подумал: «Вечно у Андрюхи проблемы с девчонками, а мне приходится их решать».
Иванова, приходи ко мне сегодня в три часа. НЕ ТО пожалеешь.
Самохин
Эту записку Андрей показал Серёже.
– Вот решил сделать, как ты посоветовал.
Сергей прочитал и накинулся на друга:
– Кто же после таких слов к тебе придёт? Я бы не пришёл!
– Почему? – искренне удивился Андрей.
– У тебя получилась угроза. А нужно завлечь. Пообещать: мол, приходи, НЕ пожалеешь.
Серёжа взял да и зарисовал ненужные буквы. Теперь на их месте красовалось яркое сердечко.
– Зачем сердце? Я ж её не люблю! – возмутился Андрей.
– И не надо, – успокоил Сергей. – Это тактический ход. Иначе не придёт.
– Да? – засомневался Андрей, но всё же отослал записку Ивановой.
После уроков Андрей потребовал, чтобы Серёжа тоже участвовал в приёме Ивановой. Но тот наотрез отказался. Даже угрозы типа «ты мне больше не друг!» не помогли.
Пришлось бедному Самохину самому со своей проблемой справляться.
Торт он купил. На городской клумбе нарвал игольчатых астр. И теперь, стоя перед зеркалом, приводил себя в порядок. Непослушные вихры не поддавались. Андрей махнул на них рукой, решил: и так сойдёт. Пора было сервировать стол.
Когда чашки были расставлены, салфетки кокетливо выглядывали из-под блюдечек, а букет красовался в центре стола, Андрей принёс из кухни торт.
Тут он вспомнил, что в холодильнике есть ещё коробка шоколадных конфет. Вот здорово! Надо и её поставить. «Чем больше Иванова съест сладкого, тем больше ко мне подобреет», – решил Андрей.
Он принёс конфеты и стал подыскивать им место на столе. Коробка была большая и никак не хотела помещаться. Одной рукой переставлять было неудобно, и Андрей временно поставил торт на стул.
Теперь конфеты удачно вписались в сервировку. Цветы наклонили над ними игольчатые головки и, казалось, вдыхают упоительный аромат шоколада.
Андрей залюбовался делом рук своих. Отошёл немного в сторону. Зашёл с одной стороны, потом с другой. И, репетируя, как это будет с Ивановой, опустился на стул.
То, что он ощутил, не поддаётся описанию! Самохина как током ударило: случилось непоправимое!
И в этот самый момент в прихожей раздался настойчивый звонок.
Андрей резко вскочил. Постоял, лихорадочно что-то соображая, и с опаской оглянулся на стул. Никаких сомнений! Розочки с торта переместились на его брюки. А то, что стояло на стуле, и тортом-то назвать язык не поворачивался.
Между тем звонок не унимался. Он делал короткие передышки и вновь заливался требовательным звоном.
Андрей на цыпочках прокрался к двери и прильнул к «глазку». На площадке стояла Иванова. Да не одна, а в сопровождении Сидоровой.
Самохин видел, как постепенно багровеет лицо Ивановой. Слышал, как она громко, с возмущением что-то говорит Сидоровой. А потом схватила подругу за руку и повлекла за собой прочь от ненавистной квартиры.
Постепенно до Андрея дошёл смысл услышанного. По словам Ивановой, выходило, что именно он, Самохин, постоянно издевается над бедной Ивановой, не даёт ей прохода. И вот это его очередная выходка, чтобы снова её унизить. Но он об этом ещё пожалеет!
Глаза Андрея от возмущения вылезли на лоб: он издевается над Ивановой?!
Самохин заметался по квартире. Случайно взгляд его упал на злополучный торт.
– А я-то хорош! Сладенького этой дуре приготовил! – прошипел он.
Недолго думая, Андрей схватил то, что раньше было тортом, выскочил на балкон и швырнул с пятого этажа.
Раздался пронзительный визг. Самохин перегнулся через перила и, к своему ужасу, увидел Иванову и Сидорову. Они только что вышли из подъезда.
Иванова подняла к нему залепленное кремом лицо и мстительно прокричала:
– Ну всё, Самохин! Завтра в школу не приходи!
Противная задачка никак не решалась.
Серёжа задумчиво смотрел на чистый тетрадный лист. Ему казалось, что решение само вот-вот проступит на бумаге. Но чуда не происходило.
Глаза от напряжения устали, и клеточки запрыгали, нарушая ровное тетрадное поле. Серёжа положил голову на руки и подумал: «Чего я мучаюсь? Андрей наверняка всё решил. Пойду к нему и спишу. А потом и погулять можно».
Он зевнул, поёрзал на стуле, устраиваясь поудобнее, и задремал.
… Серёжа позвонил в квартиру Андрея и прислушался.
– Маша, открой! – долетел из-за двери голос приятеля.
В прихожую Серёжу впустила симпатичная обезьянка шимпанзе в розовом платье, с большим розовым бантом на голове.
– Всё дрессируешь? – входя в комнату, спросил Сергей и кивнул на шимпанзе, которая, слегка переваливаясь, прошла мимо него в ванную.
– Не дрессирую, а провожу эксперимент, – поправил Андрей. Он лежал на диване нога на ногу и ничего не делал.
– Какой эксперимент? – округлил глаза Серёжа.
– Эксперимент по превращению обезьяны в человека! – торжественно объявил Андрей.
– Как это? – заинтересовался Серёжа.
– Учёные считают, что труд сделал из обезьяны человека. И я решил это доказать.
– А как? – стал допытываться Серёжа.
– Поручаю Маше всякую работу, заставляю трудиться, – объяснил Андрей. – Надеюсь, человек из неё получится.
Серёжа осторожно заглянул в ванную. Шимпанзе как раз закончила укладывать бельё в стиральную машину. Она всыпала нужную дозу порошка и с помощью кнопок установила режим стирки.
– Во даёт! – восхитился Серёжа. Теперь, в свете эксперимента, ему всё казалось значительным. – И сдвиги есть?
– Да так, небольшие, – сдержанно ответил Андрей. – Ты-то чего пришёл? – поинтересовался он.
– Задачка не клеится, – ответил Серёжа, проходя в комнату. – А ты решил?
– Не знаю, – беззаботно сказал Андрей. Он приподнялся на локте и крикнул: – Маша! Ты математику сделала?
Серёжа улыбнулся: дескать, меня не проведёшь! Я шутки понимаю.
Шимпанзе не замедлила явиться на зов.
Она подошла к дивану, протянула Андрею учебник и тетрадь.
– Смотри-ка, решила, – сказал Андрей.
– Ха! – не поверил Серёжа и взял тетрадь из рук товарища.
По листу разбегались неровные строчки. Но Серёжа не простачок какой-нибудь! Не обманешь!
– Небось сам решил, а на обезьяну сваливаешь! – ехидно заметил он. – Вон и написано коряво, как у тебя.
– Да, с почерком у неё пока неважно, – согласился Андрей. – Прямо как у меня с математикой. Но зато никто не скажет, что не я решал.
Серёжа сверил ответ задачи с ответом в учебнике.
– Сходится! – обрадовался он. – Дай списать! – И направился к столу.
В соседней комнате натужно взвыл пылесос.
– У тебя что, предки дома? – отрываясь от задачи, шёпотом спросил Серёжа.
– С чего ты взял? – удивился Андрей.
Серёжа молча кивнул на ровный гул мотора.
– А-а, это Маша ковры пылесосит.
Наконец упрямая задачка перебралась в Серёжину тетрадь. Мальчик полюбовался ею и сказал:
– Всё! С математикой покончено. Можно и во двор идти.
– Сейчас пообедаем и пойдём, – отозвался Андрей. – Маша! Обед готов?
В кухне на плите что-то аппетитно шкварчало, а восхитительный аромат яичницы с ветчиной осторожно прокрадывался в комнату.
Серёжа присел рядом с Андреем на диван:
– Как думаешь, далеко ей ещё до человека?
– Спрашиваешь! Конечно! Ей сначала школу окончить надо, потом институт…
Тут в комнату заглянула девочка. Она расправила оборки розового платья и сказала:
– Мальчики, мойте руки. Обед готов! – И розовый бант на её голове согласно кивнул, приглашая к обеду.
Серёжа глядел во все глаза на девочку. Он толкнул Андрея локтем в бок и спросил:
– Кто это?
– Я – Маша, – улыбнулась девочка.
Серёжа долго непонимающе смотрел на неё, а потом вдруг засмеялся и сказал:
– Разыграли вы меня классно! Я и правда поверил, что обезьяна может стирать, готовить, задачки решать. – И он повернулся к Андрею.
Улыбка так и застыла на его лице. На диване в Андрюшиных джинсах и футболке, закинув ногу на ногу, лежал шимпанзе.
– А это кто? – испугался Серёжа.
– Андрей, – ответила Маша и пояснила: – Я – Маша, а он – Андрей.
Серёжа посмотрел на девочку, потом на шимпанзе, снова на девочку и опять на шимпанзе.
– Эксперимент удался! – наконец выдохнул он и опрометью бросился вон из квартиры.
– Куда ты? – удивилась Маша.
– Полы мыть! Ковры пылесосить! Бельё стирать! И задачки!.. Задачки я сам решать буду! – выкрикнул он и… проснулся.
«Вот так сон! – подумал Серёжа. – А во всём эта противная задачка виновата! – И он погрозил ей кулаком. – Пойду к Андрею».
Серёжа захлопнул тетрадь, встал. Неожиданно его глаза встретились с глазами… шимпанзе. На ярком, красочном плакате, что висел над письменным столом, она рекламировала новый суперпылесос. Серёжа сел на стул, тихо вздохнул и снова открыл тетрадь.