Ион Лука Караджале
Два лотерейных билета
– Заткнись!… Где куртка?
– На мне… Я её ношу под низом.
– Чтобы я не нашёл!
– Какого чёрта мне её не носить, если холодно! … С животом я, боярин… ношусь всюду день-деньской по сырости – она мне, благодарствую, нутро греет и поясницу.
– Раздевайся, – приказывает г-н Лефтер.
– Вот …
И Цыка начинает сбрасывать с себя обноски. Наконец, поверх рубашек показывается куртка. Г-н Лефтер быстро обыскивает нагрудный карман, кивуца морщится от щекотки. В кармане ничего, но на дне кармана дыра… очевидно, билеты провалились за подкладку. Цыка снимает куртку, отдает г-ну Лефтеру, и тот перочинным ножом распарывает её по всем швам. В подкладке ничегошеньки.
– Куда ты девала мои билеты? – страшным голосом рычит г-н Лефтер, сжимая кулаки, пока двое других прижимают кивуцу к стенке.
– Какие былеты? – вопит она истошно, и тут же другим тоном кричит старухе в кухню: «Эй, сливы разварятся!»
– Что ты ей сейчас сказала по-цыгански? – ревёт г-н Лефтер.
– Ой-ой-ой! – причитают старуха с девочкой, – что за напасть такая!
– Отдай билеты! – скрежещет зубами г-н Лефтер, – отдай билеты, воровка! Иначе я убью тебя, слышишь?! Убью!
И он даёт Цыке пощёчину, чтобы вразумить её. Тотчас все три обитательницы хижины принимаются реветь так, словно загорелась клетка с пантерами. Г-н Туртуряну отодвигает г-на Лефтера в сторону и делает внушение:
– Оставь ты её… В отделении всё расскажут. – Он выходит и даёт сигнал; сержанты появляются, как из-под земли, и ать-два! уводят цыганок, так и не успевших поесть…
Искусство г-на Туртуряну оказалось бесполезным… Женщины ничего не знали о билетах… Несмотря на всё своё рвение, он не мог переступить границ благоразумия; о чём и сообщил вечером в пивной г-ну Лефтеру и капитану:
– Бабку и девчонку можно потрепать хорошенько, но с Цыкой так не получится, ведь она, пардон, в положении; если в камере случится аборт… Понимаете, господа? Сегодня ты уже не можешь рассчитывать на подчинённых… и даже на начальство! Всё узнаётся! Газеты только и ждут, чтобы вцепиться на нас… Но, говорю тебе, что не они это!… Билетов не было в куртке; могу поспорить на что хочешь… Вот увидишь, когда тебя слегка попустит… как бы сказать? когда ты вернёшься с небес на землю, – поначалу такое с каждым бывает, кто вдруг много выиграет – увидишь, наткнёшься на них у себя дома.
Г-н Лефтер настаивает, что Цыка украла билеты – кивуцы и евреи не дураки: когда они покупают старые вещи, то обшаривают каждую складочку.
– Пойми, дай мне сколько понадобится побыть с ними наедине в камере, и ты увидишь: они расскажут, где билеты…
Говоря так, он недобро косится и скрежещет зубами. В ответ г‑н Туртуряну излагает соображения о ведении дознания, основанные на личном многолетнем опыте в службе безопасности. Якобы женщины терпят дольше, они выносливее мужчин. Среди мужчин самые стойкие болгары, а наименее стойкие – цыгане, цыганки же сдаются раньше всех, чуть зажмёшь их в корсете посильней: «Погоди, скажу, ну тебя!»
По этой причине он прекратил допросы, но оставил цыганок в камере голодными, чтобы им лучше думалось: а вдруг?… но он не верил в это.
Пока г‑н Туртуряну говорит, капитан Панделе читает вечернюю газету, а г‑н Лефтер рассеянно слушает. Вдруг г‑н Попеску бледнеет: в пивную заходит человек и проходит мимо их стола вглубь заведения. Это его начальник из министерства, очень мрачный и невероятно суровый тип. Г‑н Лефтер встаёт и здоровается, начальник едва кивает и садится за стол чуть дальше.
– Смотрите, – говорит капитан и показывает остальным заметку в газете:
«Как известно, на днях были разыграны две крупные лотереи. Номера билетов, выигравших самые большие суммы в 50 000 лей, следующие: лотерея университета в Констанце – 076.384, лотерея Бухарестской обсерватории – 109.520.
Любопытно, что до настоящего времени никто из счастливых обладателей выигрышных номеров не заявил о своем праве. Нашим многочисленным читателям и нашим добрым читательницам, среди которых мы искренне желаем видеть победителей, напоминаем, что по истечении шести месяцев с даты розыгрышей, вы уже не сможете претендовать на выигрыш. Невостребованные до финального срока суммы переходят в фонды организаторов соответствующих лотерей».
При всем уважении, которое г‑ну Лефтеру внушал его начальник, время от времени кидающий на него из-под бровей полный укора взгляд: «Господин дёргает нас за ниточки, пишет, что заболел и отлынивает от обязанностей, а сам прохлаждается в пивных… Браво!» – при всём законном уважении, г‑н Попеску не смог сдержаться и на последней фразе из газетной заметки расхохотался гомерическим смехом.
– Ха-ха-ха! А знаешь, дядюшка Туртуряну, мы их найдем, но ровно на следующий день после крайнего срока… Я свою удачу знаю!… Ха-ха-ха!
Смех и слова г‑на Лефтера заставили капитана Панделе подпрыгнуть на месте. Тому, кто до сих пор сохранял завидное спокойствие, в конце концов, тоже пришло время взорваться… Посыпались горькие обвинения в халатности, равнодушии, беспечности!
Когда у кого-то есть такие ценные бумаги, разве можно позволять им валяться где попало… Верно, у кого-то в голове пусто! Так и получается, когда имеешь дело на сотню тысяч франков c тупицей! И т.д… С этими словами капитан уходит, плюясь ругательствами, как нижний чин. Г‑н Лефтер как будто ничего не слышал; он задумчиво барабанит пальцами по мраморной столешнице.