полная версия

Иоланта Ариковна Сержантова
За ширмой рифм

Полная версия

Иней…

Месяц блекнет на подоле утра.

Исцарапан ночью, вечер плачет:

"Да за что мне это?" – иней пудрой

Очертил, наметил, обозначил,

Подчеркнул, не тратясь на движенья.

Он умел и кто ещё так сможет, -

Графикой холодной выраженье.

От тепла оттает, занеможит,

И дождётся маленькая птица

Горсть воды, напиться и умыться.

Сочных листьев разрисованные лица,

Бледных линий утончённость и белица³⁸…

Всё растает. Никого не потревожит.

Ты сумел. И каждый это может.

Мы сами…

Слыть или быть – задача не для многих

Путей мы ищем ровных и пологих,

Нетрудных. Нудными себя не признавая,

Иных во всём нелестном порицаем

И, утомлённые хвалой себе самим,

Мы с чистой совестью себя прощаем. К ним,

Другим, чужим, немилым – равнодушны.

Самодовольны, смирны и послушны

Лишь только тем, кто помыкает нами.

Да кто ж они?! Мы сами. Сами? Сами! -

Ступаем, суетимся, – всё безвольно,

И постоянно этим недовольны.

А виноваты? Да, конечно, безусловно.

А счастливы? Примерно. И условно.

В такой манере неизбывной, окаянство?

Не лучшей меры проявлений постоянства…

Следы в лесу

Записки лета в клочья рано ночью.

И поздно днём, а пень слегка обточен

Неровно, сбоку. Дух лесного вепря,

Он у тропинки, рядом, в паре метров,

И он хорош! Козы лесной горошек

Неудержим! Чуть меньше ровных крошек,

Что отделил олень, в пылу побега,

Слегка вздремнув, насытившись обедом

Из трав измятых, лёгкий привкус мяты

Ему знаком, и только непонятно,

Зачем во след ему кивает ветер,

Сухим стволом скрипя, как дверью с петель

Срывая ночь с гнезда, швыряя в омут.

Озябши, в проруб встал, то тоже опыт.

Напился он воды, до ледостава.

Всего-то: шаг в кусты. Его не стало.

Но будет ночь в снегу неаккуратна.

Перемещений лёгких, многократных

Отметит внятный почерк. Лес в перчатках

Подробно впишет строки-отпечатки…

А опечатки?.. Кажется, бывают.

Да только дождь их топит, размывает.

И знает лес, своим секретом можно

Делиться с нами. Только осторожно.

Глупость…

Нагрелось рассветом, простужено утро,

Себя без себя жизни не представляя

И тающий иней, не сахарной пудрой

Темнеет, но мир от того не меняет

Свой облик прелестный, он тесен, наверно,

Циклоны циклопами цедят, сквозь зубы:

"Не тот упадёт, кто шатается, первым,

И рядом не тот, кто впивается в губы…"

Губительны грубости, глупость – несчастье

Для тех, кто лишь подле, а главный участник

Источник безумия – пошлость, зараза…

Как жаль, что понятно не всем и не сразу.

И часто, что поздно. А подлость смеётся,

Ей всё – всё равно. Иногда удаётся

Её отстранить, упразднить, но разрушить

Непросто весомую глыбу, часть суши,

Что нас иссушает. В попытках напрасных

Мы время теряем. И капельки красной

Сердечной и солнечной нежности моря…

Себя мы теряем. Так глупо, лишь в споре…

Но печи растоплены. Утро довольно.

Осенние дни низкорослы. До стрижки,

Стрижи не кричат листопаду: "Довольно!"

А ветер творил, что творят все мальчишки…

С трудом!

Бабочка осени – лист не пристроен

Цепок и лёгок, в дорогу настроен

Вдаль. Только лета мелькнувшего тени,

Тянут к земле. В лень минувшего, ери³⁹

Явно влияние. Окна пруда

скоро ль оттают? Прозрачна вода.

И на её небольшой глубине

Рыбы красивые дремлют на дне.

Им-то в диковинку. В поисках смысла,

Коконом вмёрзнут. Нимфея нависла,

Словно объятием. Рыбам – приятно,

Листья, однако, слегка неопрятны.

Впрочем – заботливы. Это и видно.

Снобу всегда за сомнения стыдно:

Так ли хорош его вид и покрой…

Нам? Всё едино! Ты Трос⁴⁰ или Трой.

Был бы лишь добр! Лист вспорхнул и – в дупло.

Будет кому-то, как летом, тепло…

Ну…не совсем! Так и мы не о том!

Так объясняют простое. С трудом!

Скука

Побелил заборы иней.

Сколько ровных чётких линий!

Грифель чуть шероховатый

Накрошил сугроб лохматый

Тут же, подле. Блеск изящный

Как алмаз ненастоящий,

Но дороже во сто крат,

Чем прозрачный, на карат,

Ибо он неуловим!

Ты беги, прощайся с ним.

Как с мгновеньем жизни каждым.

Всё, что видится неважным -

Важно, верь мне. Дуновенье

Ветра, взгляда и волненья, -

Нужно всё! Лишь сор раздоров

И ненужных разговоров

Не внимай ему, а лучше,

Нанизав на солнца лучик

Тучу, что впитала осень

Да луны колечко луком…

Мы всего от жизни просим.

Угождать нам – это скука…

То…

В проборе полу-дня пшеничных прядь волос:

То – солнце. На округу не взирая,

Манкируя, как ритмом, дали краем

И днём, что так, катится под откос,

А ночь потратит, медленно взбираясь,

Пригорку утра на солёный нос.

То – изморозь. Припорошила землю

И осень, чьё участие приемлю

В своей, без планов, ветреной судьбе.

И долу взгляд при медленной ходьбе,

Нелюбопытен. И стороннего участье,

Несчастий запланированной частью

Меня касается… Всего не понимая,

Мы ускользаем вслед того же края,

К которому стремится каждый вечер,

Когда свой шлейф кладёт ему на плечи…

Басни

Карась XXI века

Листом нимфеи, словно одеялом,

Накрылась жаба. Так, тихонько оперлась

На тот, что снизу. Ей завидовал карась.

В большом – поболе, а поменьше – в малом.

Он был, по сути, не противным малым,

Но так велик и также празден был досуг,

Что чем-то дельным заниматься недосуг

Ему бывало. Чтобы жизнь не пустовала,

Он замечать старался всё, что лишь вокруг.

Чтоб от него зависеть не пытались.

Он делал вид, что занят. И старались

Мешать ему поменьше. Дело, труд

У прочих лиц всегда у нас в почёте.

Карась то ведал. Не теряя время, уж

Прознал ленивца. Посетив немало луж

И наловив тех, вялых, он вне счёта,

Такого ушлого наш ужик не видал.

Столь вялой рыбы жизнь подобна сну.

Карась сказал:" Пойду-ка я засну…"

И, право дело, тут случился бы скандал.

Да жаба пресекла его истоки.

"Эй, рыба! Улови событий нить!

Продолжишь киснуть или станешь жить!?

Я мою руки." Так неспешны эти строки,

Но скоры: ложь, укоры и намёки.

Набрав зевоты в рот округлый, рыба,

Слегка кивнув в ответ: "А… вы могли бы

Сместить ужа, как я сношу упрёки?!"

"Вот это да…"– сказала жаба. – "Ну же,

Казалось мне, иль вам достался ужин?!"

Но уж, чудак:"Не ем! Такую…гадость!"

Подкравшись медленно, испытывая жалость,

Он поглядел внимательно на рыбу…

И ускользнул. А вы бы как, смогли бы?!

Дрозд и Человек

Дрозд прилетел. Встряхнул сюртук

Ажур манишки хорош и так

Крылом – упруг, ногами слаб.

Воды в пруду он не касался,

Простуды горла опасался

Причине по студёной льда воды.

На той же – снизу вверх следы

Вчера зевнувшей после спячки рыбы.

Могли бы

Мы сами, элегантны быть,

Да после сна, в теченьи многих суток?!

А дрозд – тот смог!

Иль рыба…

Легко взлетел на ближний сук

Ещё сухой местами вишни…

И в удивленьи смотрит: "С рук

Тебе всё сходит?! Ты тут лишний!"

Лягушка и Небо

Разводы мраморны… Куда девалось небо?

Со сна лягушка в зеркало глядела

С небес растресканной воды:

"О, где мой облик? Где же ты,

Прекрасной сказанной царевны…

Берилл сквозистый соком плевы

Был создан, явлен, увлечён,

И, вот, туда же, – не причём.

Разводы. Мрамор. В даль глядело Небо?!

Ну, как же так. И с кем тягаться? Мне бы

Слегка глотнуть – живой воды, простой,

Но где тот след и где тот лес густой…"

В плену волхвов волшебные олени…

И мы в плену, но у себя и лени.

Лягушка и оса

Прильнув к распятию поверхности воды,

и пузырями щёк вздымаясь,

Лягушка голосит.

Печеньем, в лужу озера мокаясь

Оса едва ли по колено,

твердит, что все её труды

напрасны, временны и тленны

И больше вряд ли ей сносить,

Но надо! Лето слишком мало

Даёт возможностей. "Устала?!

Устала…ты!? Как совести не тесно

В пределах столь изящных форм?

Усердие для вида, для проформы

Ты ж не пчела, что мёда больше нормы

С утра до сумерек в полёте, выдаёт.

Чей дом гудит, под гнётом множества забот.

Она мила, заботлива, смела.

Она мала, участлива, спала б

Куда как больше, коль не воровство,

но сохранить с таким соседом статус-кво

не так-то просто. "Кто ж у барышни сосед?"

"Глядись-ка в воду, там отыщется ответ!"

Вот так летает над водою целый день

Ей интересно, кто ж там тать и ей не лень!

И, утираясь со щеки в меду – плечом,

Оса считает, что она-то не причём.

А кто виновен?! Тот неведомый и злой

И он исчезнет, как растает летний зной.

В ладони влажной полудённых миражей.

Суфле заката, где дрожит луны драже…

Совесть

Среди сосновых игл, Паук хранит припасы.

У каждого – свои буйрепы и байпасы.

Пруд, взглядом пары жаб, взирает на пространство.

Окутан мутной кисеёй воды,

Он сетует: "Небес непостоянство

Влияет на состав среды,

В которой жизнь, бурля, проходит.

В ней каждый лишь своё находит.

А до чужого дела нету…"

А прав ли, нет?.. "Не дело это!"-

И, окружённый кружевом круженья,

Дуэт затих, за ним притихли с выраженьем

Нимфеи, рыбы… "Мир не это красит!"-

Сказал, как мог и пал на дно карасик.

А нам ли ждать, движений вкруг… Намёки?

Но подоплёка бесконечности проста:

До той поры, пока ты вызываешь лишь упрёки

Ты будешь знать, что совесть зримо нечиста.

Бабочка?!

Бабочка мерилась крыльями с листьями:

Кто здесь важнее, а кто же здесь истинней?

Искренней кто? Тот, кто может взлететь?!

Тот, кто пытается? Только суметь

И полететь он не сможет до осени.

Ценность поступков, свершённых у проседи,

И у прореженных жизнью зубов,

Больше ли тех, что лишь вьются у слов

В юности жаркой. Иссушит их солнце.

Все ли надежды, ссутулясь в оконце,

Скрюченным пальчиком стукнуть посмеют.

Нет, не всегда, и не всем. Не сумеют.

Ценны: уверенность, страсть и желание.

Так ли на деле? Ветров полосканием,

Листья до снега вольны заниматься.

Только летать можно им не пытаться.

Бабочка с листьями мерилась крыльями.

Раз и взлетела, те делались пыльными.

Каждому тело по силе даётся.

Только стараться никто не берётся.

"Мне не к чему, я умнее. Так проще."-

Думаешь ты иногда. Между прочим,

Это и есть нашей жизни мгновенья,

Что исчезают с крылом дуновенья.

Осенняя басня

Довольствуясь кивком фата-морганы,

Прихлёбывая осени коктейль,

Вода в пруду густа, как крепкий эль.

Таков эффект, приятный или странный,

Не нам рядить. Но рыбы так старались!

Набравши яств поболе на поднос,

Усердно чавкали, а вымазав свой нос,

Махровым полотенцем утирались.

То берег осмотрительно оброс

Со дна до верха нежностью зелёной.

Вполне питательной. О том определённо

Давали знать клубы у дна отбросов.

Их поглощали также без вопросов

Улитки, нарастившие ракушки.

Вне пиршества остались лишь лягушки.

Их изощрённый жизнью аппетит

Склонял к тому же, что аперитив:

Хорошей дичь недвижной быть не может.

И продолжали ждать её до дрожи.

Но вот, случилось мимо человеку

Идти по берегу приятного пруда.

Он не бывал так близко никогда.

И удивлялся, словно в мае снегу,

Его осенней красоте и лени.

И, отыскав участок рыхлой тени,

Присел на пень, что с краю был положен.

Иного мы представить тут не можем,

Но для приличья всё ж оговорим:

Мы незнакомы с эти типом. Даже с ним

Лесные духи тоже б разминулись,

Когда б могли. Но, к сожалению, столкнулись

С его бесчинствами. Он бросил в воду грязь

Да вряд ли ту, в которой сам погряз…

И не сочтя за общество лягух,

Ругался гадко. Громко. Смачно. Вслух.

Пруд опустел. Рассвет напрасно трогал

Перстом своим воды больной живот.

Болото слизи вряд ли оживёт.

Об этом филин плакал, ахал, охал…

Перед другим стыдясь разоблачиться⁴¹,

Кого сочтёшь ты ровней, человек?

И есть ли чем в себе тебе кичиться?

Ты вял и слаб, как первый мокрый снег.

Тебе под стать неловко становиться.

Кому прилично олухом рядиться,

Что разрушает всё, к чему коснётся.

Сравнений польза всеми признаётся.

Но выводы важней тех грузов в чаше,

Что на душе у совестливых чаще.

Но превращать в ничтожество, где встанешь,

то подло, и теперь ты это знаешь.