Мотылёк, сжав крыл ладони,
Верит, что его не тронет
Не коснётся тень беды,
И вспорхнул попить воды.
Стороной – щегол ли, хлыщ ли,
Птиц таких немало, тыщи.
Увидал он мотылька…
Был и нету. Рябь слегка
Морщит от конфуза воду.
Что ж поделать, то – природа:
Кабы знал, не сел бы здесь,
Ведь не столь хотелось есть,
Как собой покрасоваться.
Он не стал бы и соваться!
Не съедят, так сам потонет
Мотылёк лишь воду тронет,
Юбки тонкие в горошек
Вмиг намокнут… "Я – хороший!"
Он кричит себе и миру,
И уходит с миром, с миррой.
Да теперь… Чего уж! Лихо
Ходит рядом тихо-тихо.
Да рядится, – не узнать,
Значит есть чего скрывать.
Цикорий – брызгами небес,
А подле зябнет мрачный лес,
Дрожит он мелко на ветру…
Всё это временно. Сотрут
Вперёд бегущие века
То, очевидное пока,
Но мнится это нам, беспечным,
Что будет длится лето вечно,
А после – осень и зима.
Да жизнь всё сделает сама…
:
И нам смолчать, стерпеть, смириться?!
Незнанье дольше будет длиться,
Коль пустим всё на самотёк.
Так заяц скачет наутёк
Не от лисы, в себе от страха.
И каждый день, как пень, как плаха,
Куда он голову кладёт.
Но кто когда кого найдёт -
Поверьте, то не наше дело.
Хотя б иного и хотелось,
Пусть жизнь управит всё сама!
Увы, знакомы те слова…
Цикорий – голубые капли,
В болоте шарят важно цапли
И обнимает небо кобчик.
Дитя ногами время топчет,
А мы снисходим всякий раз,
Забывшись, как не вспомнят нас.
Сладость трав и небес перламутр,
В пудре марева полдень, рассвет многих утр
Перевидел, но только не это.
Через сито листвы сеет светом,
Так, горстями, без счёта светило.
И оно будто не уходило,
Под покровы холодной ночи.
До огарка огонь источил,
До подсвечника целую свечку.
Топят летом камины и печку!
В темноте, столь сырой и холодной,
Зябнут змеи. Луна подколодный
С высоты простирает свой взор.
И любое, что днём просто вздор,
Нас пугает немало, до дрожи.
В этом мы неизменны, похоже.
А сверчок, что встревожен нимало,
Не смолчит. И ему бы внимало
То же солнце, ну, коли б могло.
На скамью горизонта, в углу
Примостилось бы тихо… И славно.
Да, под пенье сверчка пахнут ладно
Те букеты – цветов и травы,
Что однажды увянут, увы.
Шуршание дождя по мостовой.
И через время слышу чей-то голос.
Не может быть, что это голос твой.
Полос судьбы, травы несмятый колос,
Что под ногой твоей не упадут,
Меня теперь заботят и тревожат.
Других их папы в кухне ночью ждут,
И мой бы ждал. Да вот теперь не может.
Морской звездой или волной под ноги?!
И нет следов ни на одной дороге,
Которые хотел, но не прошёл.
Зачем же ты, за кем же ты ушёл?
Как не старайся – слёзы, той рекой,
В которую ныряли мы с тобой…
Луна над лесом, будто свет в окне.
Кого-то ждут, на этот раз не мне
Идут открыть свои сердца и двери.
Я не забыла, я себе не верю,
Что был он, тот, последний, страшный час,
Где ты, необернувшийся на нас.
Шуршание дождя по мостовой…
Как чей-то плач, как чей-то стон, как чей-то вой
Кто первым сошёл с карусели земли
Кто первым сошёл с карусели земли?
Неужели глава закружилась?
Или просто, мол,– "Так уж сложилось…"
Либо карты не мастью легли.
Но теперь разговоры про это напрасны,
И себя я корю каждый день, ежечасно.
Но, кому бы заметить, тем важно другое:
Их оставить теперь мне бы надо в покое.
Да калина напрасно грузна от соцветий,
Тут она неспроста, для того, кто б заметил,
И сказал, что она хороша, хоть горька,
Да до третьих морозов далёко пока…
Шёл с речки.
Листочком прозрачным
Пристало крыло стрекозы,
Что устало намедни с кувшинки внимала
Полудня течению. Ей не пристало
Ронять лепестками свои два крыла…
Да поздно уже. И она лишь "была".
Плиссе бутона, пляска ветерка, -
Так ненавязчиво рождается строка.
Росой взопревший лист
Печалится про скорую кончину,
Всему искать причину
Приучен с малолетства.
Впрочем, год
ему не продержаться.
Ветр осенний
Концом той жизни или потрясений
Случится разом.
Где-то там тревожно?
Поверить как в такое? Невозможно…
Корона невесомая цветка
И стрекоза. Той жизни два витка
Земных осталось ей. Немногим больше
Иным, но ведь и сделано… Подольше
Закату не смотрели молча вслед,
Дороге, что, сошедшая на нет,
Всё ж бесконечна. Каждым поворотом
К себе влечёт. Она ж бесповоротной
Означена в анналах всех судеб.
И всё – с неё. В полях растущий хлеб,
Да облака, что манят взоры чаще,
Чем то, что рядом. В жизни настоящим
Себя одних мы мним. Удел верстая,
Снежком луны под утро блекнем, таем.
И у цветка ту, лёгкую корону,
Мы не сумеем грубым взором тронуть
Уж никогда. А ветра выдох нежный
Останется навечно. Безмятежным.
Под палаткой листа
только тень изумрудная солнца.
И она нечиста,
как все помыслы. Стуком в оконце
Начиная с конца,
и до нашего дня изначальна.
Не воды, ни лица.
Всё про это, и также печально.
Под палаткой листа
пауки, муравьи или мухи
И назойливы все,
даже если подохнут со скуки.
То сумеют найти
некий повод себя позабавить.
И началом конца
их манер ни за что не исправить.
Под палаткой листа
мы мечтаем стать взрослыми с детства.
Сожалеем потом,
но вернуться не найдено средство.
И проводим всю жизнь
в ожидании некого чуда.
А оно под листом,
под зелёным .
– Повсюду ? – Повсюду!
Мы живём в параллельной вселенной:
Цвет воды, запах трав, лужи пенной, -
Всё у нас не такое. Так что же?!
То не лучше, не хуже, и может
Мы сумеет своё до иных донести,
Как когда-то на Марсе садами цвести
Обещали друг другу влюблённые в жизнь.
А попробуй не сметь, не желать! Откажись
От мечты и глубин, да от мачты, задетой плечом.
Мы – другие и пусть! Мы идём, мы – причём!