Иоланта Ариковна Сержантова
Случайные встречи…
Всё будет хорошо
Февраль устроил постирушку. Отовсюду капает, пар тумана клубится над тазом пруда, полным белых сот снежной пены. Седой дятел сыт, – размороженный к завтраку изюм оказался как нельзя кстати. Довольство в его глазах и от насыщения, и от того, что вот, совсем немного ещё, и вянущие лепестки сугробов можно будет отыскать лишь в глухой тени, до которой нет дела никому.
Воробьи не спешат скинуть с себя серые, дымному табаку в цвет, пуховые платки, но уже достаточно небрежны, суеумны99. Распустив концы одежд, роняют в воду уголки, так что каплет с них весьма обильно, и едва ли не нараспашку раскрыта душа. Того и гляди, подхватят простуду, что об эту пору возможна на раз-два.
Синицы опрометчивы не столь. Подобрав шаровары, они переступают через лужи, стараясь оставить нетронутой их безупречную поверхность, а если вдруг случайно вымочат штанишки, тут же отожмут наскоро и просушат на сквозняке. И это при том, что синицы в каждую минуту готовы сбросить с себя всё, и окунуться в любую, мало-мальски приличную прорубь, так охочи до купания!
Когда, весь в клочьях мыльной пены, февраль добрался, наконец, до птичьей кормушки, то у него не было уже сил ни на что. Так только, – плеснул водицей для вида, размочить немного сухарик льда, от чего открылись припрятанные снегопадом остатки прежних застолий. Довольные и тем, птицы принялись оживлённо пировать, пока на шум не заявилась серая кошка, которую ещё во младенчестве спасли, отогрев из куска замершей на морозе воды. Вместе с половиной её задней лапы и частью хвоста, навсегда вмёрзшими в лёд, там же остались стыдливость и осторожность. Нимало не смущаясь, кошка вспрыгнула на кормушку и принялась трапезничать, – увечье не сделало её менее проворной, но лишь изощрило. С лёгкой, извиняющей жизнь улыбкой, она поедала овёс, лизала неоттаявшую воду, и пыталась выгрызть изо льда нечто, давно потерявшее название, но ещё сохранившее вкус.
– Та-ра-рам, та-ра-рам, та-ра-рам, там-там! – Наблюдая за кошкой, напевал себе под нос февраль, и неумело вальсировал при этом, шевеля одними лишь седыми бровями, да постукивая холодными пальцами по размякшему от музыки сугробу, оставляя в нём серые мокрые следы. Он был несказанно рад, что скоро сможет посидеть в уголочке и передохнуть, наблюдая со стороны, как расстарается следующий за ним месяц. Ведь от того-то февраль и короче других, прочих, что на его долю досталось всё, о чём только может мечтать настоящая зима: и стужа, и оттепель, и надежда на то, что вскоре всё наладится, всё будет хорошо. Как в жизни…
