Иоланта Ариковна Сержантова
Лесные сказки
Sarah Dixie Sorbonne
– Гражданин!
Уберите свою морду от лица моей собаки!
Её немощь давно приняла вид хранической старости. И ничего уж нельзя было поделать с этим. Регулярность прогулок и относительная сытость не будоражили кровь, как бывало. Мало заботили посторонние. Да нет. Чего греха таить. До их вторжения, пристуствия, передвижения и приближения не было дела вовсе. Вот даже ни на самый малый и незаметный взмах хвоста. Ни на половину настороженно вздрогнувшей ворсинки меж лопаток. За годы нелёгкой собачьей судьбы изменились походка и тело. Но главным в жизни, по-прежнему была хозяйка. Ради редкой улыбки которой, собака, собственно и оставалась “по эту сторону клумбы”.
Честно говоря, псина жалела и любила хозяйку больше, чем это было позволено существу, наделённому душой. Намного больше, чем саму себя. Впрочем, душа собаки ни на что иное и не рассчитывала. Но , всё же, ей было любопытно, куда может завести подобное самоотречение. Оценят ли подвиги собаки те, в угоду которым они совершались…
– Что ты её не усыпишь? Она еле ходит. На неё смотреть неприятно. Хребет выпирает, как у динозавра. Вонь от неё… От неё пахнет старостью!!! Понимаешь ты?! Это противно.– возмущались знакомые.
–Да-да,– охотно соглашалась хозяйка, но тут же, довольно непоследовательно отвечала,– вот когда ты станешь старой и от тебя будет плохо пахнуть, давай-ка мы тебя усыпим, а? Ты мне только напомни.
Окружающие хозяйку люди иногда интересовались, почему та не едет отдыхать.
– Ты ж любишь море, почему дома сидишь всё лето?
– Хочется.
– Да, ладно. Глупости! Денег нет?
– Ну, мне на море много не надо. Я ж на пляже вверх пузом не валяюсь. Прихожу и плаваю-ныряю, пока не замёрзну. Переодеваюсь, сижу немного на берегу и ухожу.
– А теперь не едешь.
– Не еду…– задумчиво кивает хозяйка.
– Так отчего же, скажи на милость?!
– На кого я собаку оставлю? С собой нельзя.
– В гостиницу её. Сейчас так делают.
– Нет. Не могу. Она решит, что я её бросила.
– Тьфу ты! Ну и сколько ты будешь сидеть подле этой животины?
– Сколько нужно.
– Дура ты.
– Не спорю.
Собака делала вид, что спит, а сама прислушивалась к разговору. Конечно, она могла умереть, чтобы отпустить хозяйку на море. Она вообще, была готова сделать это в любой момент, стоило ей только понять, что это нужно! Но, вряд ли это доставит хозяйке радость. Это она знала совершенно точно. Несколько лет назад хозяйку пригласили работать в контору, которая находилось очень далеко от дома. И не в другом городе даже, а в чужой далкой стране. Обещали очень неплохой заработок. Хозяйка смеялась и говорила собаке:
– Ну, вот, с первой зарплаты накуплю тебе мяса!..
Однако работодатель быстро охладил её пыл:
– Но никаких животных!– чётко и ясно сообщил он, перечеркнув все сальные плюсы закордонного житья.
Хозяйка шмыгала носом, пересчитывая мелочь в кошельке, шевелила губами, что-то высчитывая и искоса поглядывала на собаку. Потом вздохнула и позвала её:
– Пошли, гулять пора.
Собака послушно поднялась. Ей было неприятно ощущать себя помехой и она сразу же приняла единственно верное решение. Необходимо было освободить от хлопот о себе. И как можно скорее. У выхода она лихо поддела носом намордник, подставила шею, ожидая щелчка карабина. Его опять заело…
– Надо бы купить новый…– прошептала хозяйка.
– Не надо!– махнула хвостом собака и побрела рядом, нарочито задевая хозяйку правым плечом
Толкаясь, собака не была бесцеремонной или непочтительной, она так подбадривала себя, направляла к краю, за которым, как говорят люди, разноцветный прозрачный мост и возможность наблюдать за любимыми. Без помех.
Отыскав место, где “уже можно”, собака присела на корточки, взглянула на хозяйку кротко и…
– Что это?! Зачем?! Нет!!!– вместо упругого журчания янтарного ручья, в траву посыпались хлопья кровавых сгустков. Один за другим. Алые, рубиновые, гранатовые…
Хозяйка еле довела истекающую кровью собаку до дома. Яркие краски радости, жизни, счастья,– всё это исчезало на глазах. Их смывало потоками внезапного кровотечения … Хозяйка опустилась на колени рядом и рыдала в голос, не заботясь о том, что подумают соседи. Собаке не было страшно уходить, ей было страшно оставлять хозяйку без своей защиты, грустно не иметь возможности лизнуть её исподтишка, и нахмуриться злобно и предостерегающе, навстречу очередному потенциальному врагу. Кстати, смешно сказать, но хозяйка опасалась собак. Во время прогулок приходилось учитывать и это обстоятельство.
“Вот они… перила моста. Надо же, они и вправду разноцветные. Икры балясин округло блестят, так и манят: “укуси меня!” Гладкие, как леденцы, которыми хозяйка угощала меня в детстве.”– думала собака и уже подняла было лапу, чтобы вступить на мост, как вдруг вздрогнула от вопля :
– Стоять!!!
Команды собака выполняла, не раздумывая. Если они исходили из уст хозяйки, конечно.
– Сидеть! Не в мою смену!!!– не к месту выкрикнула хозяйка, убежала прочь, в кухню, откуда довольно быстро примчалась, с чашкой вонючего отвара в руках: – Пей! Пей, собака!
Та повела глазами, в смущении, но рта не открыла.
– Не станешь пить? Волью,– пригрозила хозяйка и выбежала из комнаты вновь. Вернулась со шприцем, набрала из чашки впрыснула собаке прямо в горло, сдвинув на сторону уже расслабленный, а потому чересчур длинный язык.
– Раз… два… три…– собака шумно сглотнула противную жидкость и покосилась туда, вниз, кивнув на истекающую кровью часть тела.
– Прекрати это. Я без тебя никуда не поеду.
Собака перевела взгляд на свою миску в углу комнаты и хозяйка усмехнулась:
– Дурища, ну что мы с тобой, лукового супу не едали? Фигня это всё. Вспомни, кастрюлька резанного лука, подсолнечное масло, тарелка мне, остальное тебе. Соседи думали, что я тебя мясом кормлю! Какие бока были! Ты ж у меня… Не уходи, прошу тебя!
Собака потянулась к чашке и стала аккуратно и медленно пить лекарство.
– Нет, ну, надо же! Когда здорова – свинья свиньёй. Вся морда в каше, на полу лужа, на стене брызги. А теперь что?! Может тебе ещё салфетку на шею повязать?
Собака была так слаба, что не поняла шутки, а услыхав в голосе хозяйки упрёк, перестала лакать.
– Да пей сейчас же! Шучу я.– испугалась хозяйка.
Ужас событий того дня не прошёл бесследно. Собака долго болела. Часто не могла вытерпеть до следующей прогулки и ходила под себя. От подобной специфической сырости, пол в комнате сильно покоробился. Ветеринары предлагали “прекратить страдания” одним уколом. Те, что помилосерднее, советовали давать собаке как можно больше воды. Но ни первый вариант, ни второй им не подходил. Почки справлялись лишь с очень небольшим количеством воды, поэтому собаку мучила жажда,а хозяйку – совесть за невозможность поспособствовать её утолению:
– Нельзя тебе пока, ну, понимаешь? Не смотри на меня так. Постепенно, понемножку.
Эта “постепенность” затянулось на три года. Но, несмотря на то, что ветврачи давали один прогноз хуже другого, собаку приводили на очередную прививку “через год”.
– Вам не надоело вытирать лужи? – нарочито вздымал брови очередной Айболит.
– Нет. Пол будет чище!– отвечала хозяйка невозмутимо.
– Ну-ну…
Вопреки прогнозам доброжелателей, работа почек понемногу восстановилась. Нос перестал царапать ногу хозяйки во время прогулок. Да и пол мыли реже. Только вот, иногда собака стала забываться. Иногда, прямо посреди ночи ей казалось, что она на лужайке в парке, начинала привычно кружиться на месте, как полагается, присаживалась и… понимала, что стоит посреди кухни.
Хозяйка никогда не ругалась после таких ночных сюрпризов. Вдевала руки в оранжевые хозяйственные перчатки и, жалостливо поглядывая на любимицу, избавлялась от последствий пригрезившейся прогулки. А реальные становились всё короче и короче. Собаке теперь нельзя было промочить лапы или стоять на холодном, особенно на камнях, а некогда любимые нырки в сугробы, теперь были под категорическим и абсолютным запретом. Навсегда.
– Ну и ничего, правда ведь? Снег холодный. Не грусти. Летом погуляешь подольше.
Но летом собаке было жарко. Сердце не справлялось с нагрузкой и даже километровая прогулка теперь была почти что подвигом. После пятисот метров слегка подкашивались ноги, начинала кружится голова и, если бы не увещевания хозяйки, то можно было бы пересесть в лифт до радужного моста прямо там, на седой обочине любой из летних дорог.
По вечерам, когда оставались позади подвохи, соответствующие текущему сезону, можно было подремать, глядя как хозяйка занимается домашними делами. Собака даже во сне вела себя степенно, никуда не спешила, перебирала ногами медленно. И, если иногда и позволяла себе пробежаться, то вовремя останавливалась передохнуть.
Бывало, ей снилось, что она ещё щенок. Хозяйка держит её на руках, а мама лижет их на прощание. Хозяйке шепчет что-то на ухо, вворачивая язык так глубоко, как это возможно, а ей мочит нос. Люди, у которых живёт мама, отчего-то плачут, говорят:”Ну, наконец-то! Дождалась!” А хозяйка прижимает её к груди так крепко, что, кажется, отними она руки, ничего не изменится, и останутся они вместе, сросшимися, как сиамские близнецы.
Несколько человек, что приходили в дом до хозяйки, хотели забрать собаку себе, но она каждый раз пряталась в самый дальний угол под диван, и её было невозможно достать оттуда. Одну даму, что попыталась выудить щенка, ухватив за ногу, даже пришлось укусить легонько. За палец! Чтобы поняла, – с нею она никуда не пойдёт!
– Вы знаете,– было такое ощущение, что она кого-то ждёт.– Когда покупатели уходили, она выбиралась из-под дивана, забиралась на табурет у окна и часами глядела в окно. Такое поведение несвойственно для щенка. Мы даже думали, что она заболела.
Собака хорошо помнила, что в тот день, когда хозяйка пришла за ней, хотелось нахулиганить напоследок. Забравшись под покрывало на широкой постели, упиваясь грядущей безнаказанностью, она сделала весёлую щенячью лужу. Едва отомстив за то, что ей не позволяли спокойно ожидать прихода того человека, ради которого пришла в этот мир, она ощутила его запах.
– !!!– втянула воздух поглубже и села.
На корточках у двери сидела хозяйка. Ждала, раскрыв руки для объятий:
– Ну, что же ты? Я пришла!
Собака захлебнулась вдохом от восторга и побежала навстречу. Не доходя полуметра, остановилась, убедиться, что не ошиблась. Глянула в глаза, а после – кинулась на руки, уткнулась в шею и… блаженно заснула.
По дороге домой, в автобусе, десятки рук тянулись “погладить щеночка”. Но собака пресекла все попытки одним махом. Оглядела публику презрительно, демонстративно отвернулась, лизнула хозяйку в губы и опять спрятала нос в ямочку на шее.
Так и жила: спиной ко всем, лицом к хозяйке. Любила всех, кого любила она. Ненавидела тех, чей камень за пазухой в адрес хозяйки, был замечен ею. От собаки такое не спрячешь даже под перинами лицемерия и лжи.
Хозяйке хотелось увидеть, как появляются на свет маленькие собаки. И она видела это. После первых родов, едва вылупился последний из её щенков, она уже была готова сопровождать хозяйку.
– Я с тобой!
– Куда ты? Тебе нельзя. Смотри за малышами.
– Ничего с ними не сделается, подождут.
– Они только что родились! Ты нужна им! Смотри, какие маленькие, красивые, одинаковые. На баклажаны похожи. Синенькие!
– Я нужна тебе. На улице собаки, а ты их боишься.
– На улице люди. Их я боюсь тоже. Не волнуйся.
– Нет! Возьми меня! Да и к тому же… мне надо…
– Не выдумывай. Если тебе очень надо, ты можешь сходить в ванную, я вымою.
– Нет, я пойду с тобой!
Находить вменяемых людей, способных позаботиться о детях собаки было непросто. Выкинут или нет, обидят или нет?! Хозяйка решила, что играть в подобную рулетку подло и собаке сделали операцию. Она не жалела об этом. Щенки, её малыши, были несомненно милы, но … Они мешали любить хозяйку. Отнимали время и силы.
Перед операцией собаке сделали укол. Чтобы расслабилась. А после – ввели в вену наркоз. Шли минуты, но, как оказалось, наркотик бессилен перед силой воли собаки. Дело было в другом городе, в клинике, где знакомый врач гарантировал, что собака не погибнет во время операции. И этот врач в недоумении разводил руками, не понимая, что происходит:
– Она уже должна спать…
– Но она не спит!!
– Я сделал всё правильно. Рассчитал дозу, время… Еще минут десять и операцию делать будет нельзя. Не успеем.
– И как же? Как быть?!
– Я не знаю,– махнул рукой врач и собака, у которой слегка разъезжались ноги на кафельном полу, подпрыгнула, чтобы защитить хозяйку от этого взмаха.
– Я знаю. Пока она не будет уверена в моей безопасности, наркоз не подействует.
Хозяйка позвонила друзьям, которых знала, в которых была уверена её собака. Те моментально отозвались и приехали. Собака стояла, оперевшись на хозяйку, настороженно оглядываясь вокруг:
– Пока я одна, я тебя не брошу.
– Вот, всё, они приехали!– хозяйка радостно бросилась навстречу друзьям. Собака узнала людей, которым доверяла, обнюхала их, затем обернулась, и, не обнаружив в любимых глазах растерянности или страха, стала заваливаться набок.
– Срочно! В операционную!
– Милая моя… соба-а-ка…
– Она будет спать несколько часов.
– Ага, как же! А чей это хвост вон там мотается метрономом? Мой?!
Собака лежала на железном столе к верху пузом. Кожа, стянутая длинным кровоточащим швом, выглядела ужасно. Лапы, привязанные бинтом. Язык, расположившийся рядом с собачьей мордой, почти что независимо от неё, казался отдельным, посторонним организмом. Но хвост, ещё мгновение назад канатом свисавший со стола, живо отреагировал на появление хозяйки.
– Сволочь твоя собака!
– Почему?!
– Впервые такое в моей практике.
На обратном пути собаку тошнило. Дома её положили на диван. Она металась в полудрёме. Судороги отходящего наркоза сменялись периодами забытья.
Хозяйка всё время сидела рядом, тихонько пела и гладила собаку по голове. Казалось, та спала. Но стоило мелодии споткнуться, хозяйка время от времени засыпала, как собака открывала глаза.
– Спи-спи… Прости.
Туман, сплошная пелена.
Мой день опять вблизи окна.
Окна автобуса, работы,
Безделья или же заботы…
Окна из тьмы на светлый двор.
Где нет беды, смешон – забор,
деревья, птицы и кусты…
Прозрачные ручьи чисты.
Пленительно-спокоен плес,
И добрый, лопоухий пес
Моргает влажно у порога,
И отгоняет прочь тревогу.
Меняет жизнь на ломтик неба.
Благодарит за крошку хлеба.
Он, как и я, погибнуть рад
За твой, но только верный взгляд.
Мой мир так просто обмануть,
как псу тому – хвостом вильнуть.
Опустошителен предлог:
"Я полюбил бы, если б смог…"
Какая мелочь – расстоянье
Впитала противостоянье
Чужому искреннему злу
Судеб гордиеву узлу
Я ж полюбила в одночасье.
Такое вот со мной несчастье.
И не могу остановиться.
Душа моя к тебе стремится.
И чье-то частое вниманье,
И редкое непониманье…
Я все отдам за твой "порок":
"Я позабыл бы, если б смог…"
Когда утром хозяйка открыла глаза, то первым делом обнаружила, что собаки на диване нет. На полу лужица крови и дорожка капель, в сторону выхода.
– Ты куда?!
Собака стояла на дрожащих ногах у двери и недвусмысленно давала понять, что ей надо выйти.
– Не ходи никуда, давай тут!
– Нет. Пойдём, выйдем.
– Тут давай, не дури.
– Открой дверь же!– собака стукнулась лбом о дверь.
Делать нечего. Пришлось открывать. И идти, попеременно переставляя одну ногу за другой. Так медленно, чтобы собаке не приходилось догонять. Хозяйке было больно смотреть на это безрассудное перемещение в пространстве. Но, едва оно благополучно подошло к своему логическому завершению, как одному нетрезвому типу вздумалось показать свою несусветную дурость. Ни с того не с сего, размахивая кулаками, влекомый алкогольными парами, он пошёл на хозяйку. То ли не увидел собаку, то ли не посчитал её, бредущую в окровавленных бинтах, серьёзной помехой.
Собака упредила нападение, даже не воспользовавшись зубами. Подпрыгнула и ударила хулигана в нос. Тот взвыл, отпрянул, даже протрезвел слегка и с криками “Помогите, убивают!” побежал прочь.
Вечером, принявшись за перевязку своей защитницы, хозяйка не ожидала увидеть ничего хорошего. И оказалась права. Швы на животе разошлись. Все до единого. С ужасом взирая на то, что должно было быть сокрыто под кожными покровами, хозяйка не знала, как ей быть. А собака? Она спокойно лежала на спине и наслаждалась безраздельным вниманием со стороны любимого человека.
