Иоанн Шенка
Ростки безумия
«Спасибо!» – звонко и как можно более утвердительно крикнул я, словно хотел показать этим силу голоса и, собственно, раз и навсегда отбросить домыслы о моей болезни и тем более об ее опасности.
«Неужели такого рода мысли, чистый бред, без оснований появляются у них в голове? – задавал я себе вопросы, сидя за столом и смотря на однотонную стену. – Неужели можно просто так обвинить человека по пустяку, не подкрепив это никакими фактами, быть убежденным в том, что если твой сосед заболел, то он обязательно заразился от того, с кем общался? Это совершенная глупость!»
Я остался напуганным даже не столько бессмысленными обвинениями, сколько действиями, которые совершались и могли совершаться в отношении меня.
Относительно повезло, что я смогу, по крайней мере, получать помощь еще неопределенное количество времени, пока весь чертов дом не охватит панический страх при приближении к моей входной двери. А после просто схожу – раз уж так им нужны эти бумажки, – покажу справку о моем выздоровлении, о чем я надеюсь, ведь доктор, который примет меня, большой профессионал в своем ремесле и уважение к таким людям возникает не само по себе, оно растет с годами трудов.
17.
Наверное, я слишком много думаю. Сама мысль о необходимости врачебного обследования не дает покоя. Я всегда был здоров, не было проблем ни у родственников, ни у кого-то в окружении. Каким-то образом так получилось, что события попусту навалились на меня, не оставляя в покое и без того уставшую голову. Сегодня днем я попытался выйти из квартиры, перед этим внимательно прислушался, чтобы не застать людей в подъезде, которые меня и без того сторонятся, точно я чумной. Выйдя на лестничную площадку и осмотревшись, я обнаружил, что на моей двери находится какая-то пометка, нарисованная с помощью мела, в тот момент это выглядело нелепо и ужасно. Значок представлял собой маленький круг и линию, переходящую в ключ, что напоминало средневековые эстампы. Значило ли это, что нельзя входить ко мне или приближаться к двери? – не знаю. Должно быть, обозначение не имеет смысла, это всего лишь чья-то гнусная шутка, а может и того хуже, решили меня довести до ручки. Я заключил, что правильнее всего будет стереть эту идиотскую безосновательную маркировку и тут же сделал это без всяких затруднений. После чего я услышал гулкие шаги на верхних этажах. Кто-то стремительно несся, перепрыгивая, как мне показалось, по две-три достаточно широкие ступени, будто услышал звук отворения двери в мою квартиру и решил во что бы то ни стало попрепятствовать этому. Пришлось моментально впрыгнуть в дверной проем и быстро, но в то же время крайне осторожно прикрыть дверь, чтобы не попасться на глаза. Я подтянул ее как можно ближе к порогу, доверившись в полной мере своим навыкам, и, хотя я никогда до этого не делал подобное, получилось закрыть дверь бесшумно и аккуратно. Через десяток секунд я услышал, как ноги несут крупное, судя по ударам тяжелой поступи, тело мимо моей квартиры. Удостоверившись, что никто не пойдет за ним, я решил было снова выйти за порог, но меня охватила мысль об абсолютной бессмысленности этого решения, да и вообще всего происходящего, что, собственно, заставило меня пойти в комнату и лечь в кровать.
21 н.
За последнюю неделю я очень устал, мне не ясна причина, почему и для чего я попал в такое состояние и есть ли это мое настоящее состояние? Я перестал понимать, что вообще происходит. Без нормального общения, сидя в четырех стенах я превратился в форму из собственных страхов и непонимания, беспричинности. Дело даже не в том, что все вокруг представляет сумасшествие, а в том, что я не понимаю – сумасшествие это для меня и норма для всех, или же наоборот. Что происходит – знать не могу! Наверное, если объективно проанализировать тот факт, что я не выхожу уже почти месяц из квартиры, не общаюсь с людьми, кроме тех, что приносят еду, скудно питаюсь, мало двигаюсь, вдобавок ко всему постоянно в подвешенном и тревожном состоянии, то отсюда причина расстройства.
Благо, удалось договориться с соседом, и теперь он приносит мне еду почти каждые два дня. В то время как я приоткрываю дверь на достаточную ширину, чтобы можно было просунуть обе руки, он стоит метрах в двух от меня и пододвигает или, если может, закидывает длинной, крючковатой палкой гречневую крупу, сухари и банку консервов, после чего сломя голову убегает к себе. Но я рад даже такому, пускай думают, что я заболел, так я просто остаюсь в покое, а покой – это, на мой взгляд, сугубо важная вещь.
24 число.
Завтра необходимо ехать к доктору. Я полагаю, что вызвать такси труда не составит, а вот выйти из квартиры – дело особое. Если на лестничной клетке будут находиться жильцы, то мне станет неловко, ведь я совершенно напрасно побеспокою их и куда уж страшнее этого – заставлю нервничать по поводу их здоровья, ведь они-то думают, что я заражу их при первом же контакте. По их мнению, сосед Лука подхватил инфекцию, в то время как передал мне пакет с продуктами. Как бы все это нелепо не звучало, мне помогают, значит и я должен думать о людях. Еще одно тревожит меня. Не встречу ли я вновь гражданина Н. на улице, не увяжется ли он за мной, дойдя в этот раз до подъезда?
Я продумал все до мелочей. Безусловно. Сперва вызову такси на определенное время, но, чтобы точно остаться незамеченным, я выйду заранее, подловив момент, когда в подъезде не будет никого и быстро выбегу на улицу. Затем сверну за угол и сяду на лавочку, хоть на улице уже и пошел снег, я в любом случае предпочел бы промокнуть, чем попасться на глаза кому-то из соседей или, не дай бог, этому безумцу, наверняка караулящему меня под дверью. Так и сделаю.
25.
Больница была совершенно в непригодном для оказания медицинских услуг состоянии: стены с потрескавшейся краской, местами отвалившиеся куски бетона, сколотые, видимо, уже давно у главной лестницы резные балясины и фризы, различные элементы полностью угробленной архитектуры – все погружало в атмосферу отсутствия людей, но на самом деле последних на удивление было много. Персонал, включая санитарок, сестер и докторов, бегал туда-сюда по коридору, а пациенты, ожидающие в очередях, напротив, сидели, чуть ли не прижавшись друг к другу, многие из них что-то бормотали и почти все смотрели в пол. У меня возникло ощущение, что если я чуть ускорю шаг, проходя коридором, то у кого-нибудь точно случится приступ.
Все началось с того, что врач, к которому я попал крайне быстро, спросил меня, попутно перебирая бумажки: «Известно ли вам, что вы опоздали на обследование на полтора месяца?» – он ничуть не выглядел обеспокоенным и рассасывал конфету.
«Как! – спохватился я. – Но ведь я верно следил за каждым днем на календаре и даже отмечал даты до дня отправки в больницу!»
Ответ прозвучал как оправдание, но я не верил в этот ужасный факт, что упустил такой огромный кусок времени.
«Поэтому я должен вас заверить, что, записавшись несколько месяцев назад, вы оплатили услугу и теперь я должен вас обследовать вне очереди, помешав другим пациентам!» – продолжил доктор, растягивая нижнюю губу, чем-то похожую на кольцевидный дверной молоток. В его белых зубах пролетела желтая конфета.
«Примите мои извинения, если это необходимо, я могу прийти в другой раз!» – я пожал плечами и посмотрел на седые усы доктора Семионова.
«Как вам будет угодно! – строго и выразительно сообщил он и достал из стола коричневатые тетради. – Но я посоветую пройти обследование именно сейчас».
«Ну, если это критически не повлияет на время процедур других пациентов, то я соглашусь!» – в этот момент в кабинет вошла молоденькая сестра в смешной, слегка мятой медицинской шапке, из-под которой были видны вьющиеся каштановые волосы, и буквально швырнула на стол огромную пачку бумаг, которые попали рядом с упаковкой сосательных конфет, доктор пересыпал конфеты к себе в карман.
«Что вы! Что вы! О других пациентах вам беспокоится не стоит, уверяю, они у нас такие смирные и беспомощные, того и гляди помрут! – протараторила сестра и захихикала, глядя на доктора. – Если вам нужно будет пройти обследование в любой момент времени, вы только скажите, никто из пациентов и не осмелится даже сказать что-то против!»
Я не ответил – слишком уж резкими мне показались ее слова о беспомощности пациентов, вероятно, я мог и себя отнести в их категорию и, оставаясь в том же положении, я тяжело вздохнул, делая вид, что кротко соглашаюсь со всеми словами.
«Ничего, Ниночка, господин сам решит, когда ему проходить обследование», – с преломленной улыбкой, а, верней даже будет сказать, что с некоторой нахально-издевательской ухмылкой сказал доктор и указал на круглые часы, висящие над дверью.
«Сейчас, – ответил я с такой утвердительностью, чтобы они точно поняли. – Сейчас, думаю, самое время, благодарю вас, Филипп Андреевич!»
Доктор еще раз улыбнулся, а медсестра выпрыгнула за дверь, точно балерина, все еще хихикая и, время от времени прикрывая лицо своей маленькой ручкой. И, хотя мне от всего этого стало не по себе, и я даже захотел поскорее покинуть столь угнетающее место, но все же мысль об ужасающе долгом ожидании подобного осмотра не оставляла мне иного выбора, кроме как пройти необходимые мероприятия.
«Вот и славно!» – отметил профессор и сделал некоторые пометки в своих бумагах.
«Нужно ли мне что-то сейчас рассказывать?» – спросил я, надеясь на ускорение процедуры, доктор же лишь неодобрительно покачал головой.
«Вам всего лишь нужно подождать ровно две минуты, восемь секунд и не отвлекать меня», – сухо ответил он.
Я решил не мешать и оставался в неподвижном состоянии, спокойно следя за его рукой, она словно скользила единой линией, неразрывно оставляя след на бумаге. Я надеялся на то, что сейчас доктор допишет свои замечания и начнет обследование, но каково было мое удивление или, вернее будет, негодование, когда он вдруг вскочил, снял со стены часы, нажал на них какие-то кнопки и громко сообщил: «Ваше обследование завершено удачно, поздравляю! Вы совершенно здоровы!»
