Иоанн Шенка
Ростки безумия
Записи из ежедневника
Делаю эту запись вследствие замеченных мной странностей. Неделю назад, а точнее: числа 19-го октября месяца, я заметил, что в доме через дорогу, в квартире, которая до этого дня пустовала лет семь, поселился сутуловатый гражданин в грязном пиджаке. Не знаю, что сподвигло меня именно в тот день, но благодаря моему желанию подмечать разные моменты вблизи дома не без помощи хорошего окуляра, я решил посмотреть на нового соседа. Само собой, это не вызвало ни единой лишней мысли, я подготовил все, что необходимо, сел в кресло и, естественно, выключив предварительно весь свет в квартире, начал наблюдение. То был сухопарый мужчина с гладко выбритым лицом, обвисшими, будто выцветшими острыми бровями, с немного, как могло показаться, сальными прядями волос и крючковатым носом. Ему можно было дать лет сорок, чуть моложе меня. За какое-то время удалось подметить, что одежду он носит приталенную и монотонную. Я нашел схожесть в наших вкусах, в нашей холостятской обстановке. И не то чтобы у меня была острая необходимость устраивать слежки за новыми жильцами, но в этот раз я не смог найти ничего лучше подобного времяпрепровождения, плюс ко всему меня интересовал факт – кто-то же умудрился въехать в такую старую, запущенную квартиру, в откровенно говоря дыру. В чем причина такого выбора или же, возможно, как и у многих, выбора особо и не было?
За эту неделю я успел провести дурацкие наблюдения раза три-четыре после работы. Заметил я, впрочем, не так много, но что меня заинтересовало в этом человеке и заставило просидеть у окна до полуночи, это интересная схожесть наших суетных дел, но в то же время странность его поведения и действий. Он тоже любит побездельничать, иногда выпивает, ест на ужин мало, в основном блюда похожи были на салаты – я их тоже предпочитаю как легкую пищу, – занимается всякого рода пустой деятельностью.
А вчера я наблюдал следующее: он достал из шкафа довольно нелепые, на первый взгляд, фарфоровые, темно-серые фигурки, поставил их на стол и два часа вытирал с них пыль. Что-то идиотическое было в этих безостановочных взмахах тряпки и прибора, которым протирают пыль с расписных ваз прислуги в домах. Фигурки были безобразные, и, хотя мне такое искусство даже нравилось в недалеком прошлом, будь я любителем посещать выставки, в любом случае испытал бы неприязнь к мастерам-изготовителям. Три статуэтки, которые он поставил в линию, напоминали животных, только будто вывернутых наизнанку. Если напрячь воображение и добавить некоторые детали, то можно увидеть кота, пуделя и птицу, по виду напоминающую сову. Так вот, этот мужчина протирал пыль в течение пары часов, вдумайтесь (если кто-то вообще будет читать эти смехотворные мои заметки, ибо я пока что не совсем могу даже сам оценить смысл всего словосложения), столько времени он потратил, мне даже удалось засечь по часам; потом он накинул на эти фигуры полотенце и убрал в шкаф. Я не мог представить, что значат эти формы для моего «подопечного», но понял, что лично для меня смысл смахивания пыли несколько часов отсутствует полностью. И вот что самое неясное и тревожное: после того как он засунул эти бесоподобные статуи в их постоянное место хранения, он обернулся и пару секунд смотрел прямо в мое окно, или как тогда показалось – прямо на меня. Смотрел с такими глазами, словно в них отражались лишь эти страдающие сюрреалистичные образы. Обычно я могу отличить случайность от намеренности, но вчера я не успел даже подумать, мне захотелось сжаться в маленькую куклу и спрятаться в один из ящиков прикроватной тумбы. Мое тело, будто самостоятельно, бесконтрольно пригнулось и село под подоконником. Появилось ощущение, которое можно описать как затруднение дыхания и закупоривание кожных пор, будто объем легких сократился в несколько раз. Я был уверен, что рассчитал все идеально, меня невозможно увидеть ни под каким углом, тем более с включенным в его квартире светом. Просидев так еще минут пять, я медленно приподнялся и посмотрел на противоположное моему, находившееся метрах в пятнадцати через дорогу окно. Света в окне не было.
Число 26. Октябрь.
Ночь. Почему я выбрал писать в более-менее художественной форме? Так приятнее читать и мыслить мне самому, ведь пишу я строго для своих заметок, что ли от безделья, да и будет что почитать на досуге в последующие года. Когда есть время, обдумываю, а затем и излагаю все в такой конструкции. Художественное слово погружает в ту действительность, в которой нахожусь сейчас я – автор.
Лишь на мгновение мелькают мысли: «Зачем я взялся за это, почему так внезапно стал уделять этому время, словно полезному занятию?» Смысл моих слежений, толкований, заметок в ежедневнике стоит под вопросом от самого изначального прочтения до последующего извлечения. Блажь сознания? – вероятно. В сегодняшний поздний вечер не хотел делать никаких наблюдений, но в момент, когда я оторвался от работы – она заключалась в написании комментария к заказанному редакцией материалу – и подошел к окну, то вновь увидел, даже без какого-либо телескопического устройства, как этот человек натирал свои чертовы статуи снова и снова. Мне показалось, что процедура длилась даже дольше и с большим энтузиазмом, чем несколько дней назад. В этот раз я забыл притушить свет в комнате, и вспомнил об этом только когда гражданин Неизвестный (далее Н.) неожиданно дернул плечом как-то резко и в сторону. Это заставило меня даже на секунду запаниковать от неожиданности, я вообразил, что он сейчас снова повернется и уставится в мое окно, как было в тот раз. Я как ошпаренный отскочил влево за стенку, чтобы меня не было видно, затем переполз под окном в другую часть комнаты – выключил лампу.
«Ну какой же стыд и маразм! Это чистейший позор, если б меня сейчас кто видел. На кого я похож? – мне пришлось ругать себя за нелепость и неоправданные, а со стороны и смехотворные действия. – Я так могу вообще забыть о существовании собственных дел, работы, отдыха и сна. Неужели нельзя приказать мыслям остановить процесс?»
И я сел посередине кровати, откуда не было видно ни улицы, ни домов, не было видно ничего, кроме моей комнаты, узенького коридора, ведущего на кухню и в ванную; где-то в темноте и входная дверь с всегда надоедливым исходившим от нее гулом. Уснул я довольно быстро и, когда глаза уже закрывались, видел на стене полосу света от ночных фонарей и горбатые силуэты, которые разбивали эту полосу своими туловищами.
30 октября.
Сегодня шел из офиса через рыночную площадь. Решил запастись крупой и свежими овощами, естественно, что недостаток витаминов осенью вредит мозгу, возможно, поэтому я так подставлю себя под удар. Рынок казался каким-то несуразным. Люди на улице: у половины была грязь на лицах и одежде, все они кашляли и чихали с открытыми ртами. Одни крупные торгаши буквально вываливались из своих закутков, впаривая любого рода безделушки, другие – размахивали рыбными хвостами. Все кругом представляло огромную, обрюзгшую, вонючую тушу, вымазанную в осенних соплях. Вдобавок ко всему в городе и, вне сомнения, на площади царили холод и сырость. Но как только я перешел порог квартиры и закрыл входную дверь, я ощутил себя в полной безопасности. Спокойное состояние вкупе с комфортом, сухостью, сытостью. Так было всегда, но обстановка гнетет теперь по какой-то причине и в моей собственной квартире, в моем форте, защищенном со всех сторон от городской суеты и грязи.
Утром было светло и я чуть понаблюдал за квартирой нашего странного подопечного (теперь точно будем называть его строго гражданин Н.), не уверен, что это может продолжаться долго, должно быть, в скором времени я найду определенного рода занятие, помимо работы, и оно отвлечет, позволит забыть даже о существовании того дома напротив. Хотя в какой-то степени я отдаленно, всматриваясь в то окно, хотел понять все же смысл его действий.
Человека в комнате не было, поэтому мне удалось разглядеть некоторые детали весьма интересные. Прежде всего, я приметил, что на стене около шкафа висела картина, которой будто раньше и не было, по крайней мере, я ее не замечал. Она показалась мне очень похожей на полотно, которое находилась раньше на моей стене у кровати. Я купил его у уличного торговца ровно девятого августа, помню эту дату, потому что в этот же самый день меня чуть не сбил автобус; тогда я жил некоторое время в Европе, а вернулся обратно… полтора года один месяц и шесть дней назад (точно). Изображена была просто груда каких-то неясностей, но не абстракции, а напротив даже нечто пестрящее детальностью, мелочами и проработанностью, только в каждом элементе представлялся субсюжет, общая же форма на первый взгляд не имела ничего, казалось, цельного, и вот поэтому как раз новое целое рождалось откуда-то извне. И когда я глядел подолгу на свою покупку, лежа на кровати, мне казалось, что все фигуры, сюжеты, символы, краски, смыслы – все оставленное творцом, когда оно сливается воедино, адресовано именно мне и нацелено только лишь на то, чтобы показать, какая кара ждет меня за праздную мою и бездуховную жизнь. Поэтому я убрал холст подальше. Картина в комнате г-на Н. была небольшой, потому сложно было ясно разглядеть все-все детали и выяснить их схожесть, но в общем – что и показалось довольно странным – рисунки походили друг на друга. «Сосед наш, видимо, очень любит современное искусство, ежели это оно, ежели я прав в своей оценке современности», – рассуждал я, перемешивая в голове нелепые темные фигурки с картиной на стене и очевидной закрытостью, которая, как можно было предположить, и создавала помешательство этого человека.
Я, более не испытав подобного изумления от наблюдений, свернул процесс, тем более, не находилось ничего, что имело бы ценность для моей описи.
