Я вестника крылатого богов.
С вершины быстро спускается Гермес. Он в характерном фетровом шлеме, из-под которого выбиваются волнистые волосы. На сандалиях, как шпоры, поблескивают крылышки. В руках у него стик с головой змеи. В лице, несколько утомленном, характерны профиль и складка губ, обличающая скептика.
Хор, Гермес, Иксион и спящая Лисса.
Корифей
Будь счастлив, бог, сын Майи легкокрылой.
Гермес
Вы радуйтесь, богини, легче птиц,
Как облака, вы, нимфы. Если девой
И нежною, и томной кто из вас
(Смотрит на уснувшую нимфу.)
Не вздумает, играя, притвориться.
Но в этот край, холодный, грустный край
Что ж привело моих сестер воздушных?
Первая нимфа
Что привело? Желание с тобой
Увидеться, конечно.
Вторая нимфа
К солнцу ближе,
Где ж и искать посла богов, Гермес?
В это время Лисса привстала и прислушивается, но Гермес делает вид, что не замечает ни ее, ни Иксиона.
Гермес
Бьюсь об заклад, что вы кого-нибудь
Спасали здесь. Нет тучки в небесах
Такой воздушно-розовой, чтоб дождик
Не мог пойти из ней, и нимфы нет,
Чтоб каждый день немножко не всплакнула.
Но не хочу сердить вас, девы, нет!
И перед вами сцены удивленья
Разыгрывать не буду. Я не сам
Сюда спешил, конечно. Я от Зевса.
(Быстро оборачивается.)
Смелее, царь без царства, Иксион,
Ты ж, Лисса, дочь божественная Ночи,
Нам не нужна пока. Вернись домой.
Знаки радостного удивления в хоре.
Лисса
(вставая и сдержанно, хотя и не без иронии, обращаясь к Гермесу)
Сын Майи речь со мною начинает
С прощального приветствия. Иль там
(Указывает наверх.)
Все наверху так мирно? Или жертва
Готовится мне новая?
Открой,
Крылатый бог…
И жребий Иксиона
Хотела бы узнать я. Целый год
Мы прожили, и мой туман тяжелый
Был сладостней измученной душе,
Чем яркие лучи сознанья будут.
Что станет с ним, Гермес? И где приют,
Где силы он найдет для жизни новой?
Я думала отдать его другим
Богам, надежней вас, небесных, Гермий.
Гермес указывает на дворец Зевса. Пауза.
Молчишь ты, бог, рукою в облаках
Кронидов дом указывая Лиссе?
О, слов не надо ей, тебя поймет
Она и так.
(К хору.)
Простите, нимфы, – ваши
Я унесу цветы в мой тихий дом.
У очага холодного напомнят
Они мне нашу встречу, ваши хоры,
Напомнят и того, кому «прости»
Сказать теперь должна я.
(К Иксиону.)
Ты ж, тоскуя,
Меня не раз помянешь, Иксион.
(Уходит, унося с собой несколько цветков, которые она прикладывает к лицу.)
Несколько мгновений длится общее смущенное молчание.
Те же без Лиссы.
Гермес
(провожая Лиссу глазами, к Иксиону)
Печальную ты проводил подругу,
Царь Иксион, бессмертные тебе
Готовили иное ложе, впрочем.
Но ободрись. Верховный бог небес,
Отец людей, мой светлый повелитель
Тебя спасти решил, и мы сейчас
К Нему идем.
Хор
Победа! Радость! Радость!
Иксион
(начинает тихо)
К безумию и слабости зачем
Меня зовешь, крылатый?
Иль, как Лисса,
Из дома в дом меня ты поведешь?
Иль, может быть, ошибка тут? Иль сердце
Ты среди нимф над нищим тешишь, Гермий?
Мне нужен меч, мне нужен только меч…
Гермес
Один ли меч? Рассудок Иксиону
Не помешал бы также… Но Кронид
На этот счет мне не дал указаний…
Ты рассмешил меня. Я не сержусь.
Иксион
О Майи сын! С тобою острой речью
Бороться мне невмочь. Но ум мой цел.
Ты выслушай меня, посланник Зевса.
Немало благ мне жребий даровал,
Но ты ведь знаешь все, мне ж память, Гермий,
И так тяжка.
Я дерзко погубил
Все, что вы мне, небесные, вручили,
Сам погубил. Ты слышишь? Ни при чем
Ни фурии, ни Лисса в этом страшном
Деянии. Вы, боги, как один,
Передо мной захлопывали двери,
Когда меня, как слабое дитя,
К вам Лисса приводила, и молил,
И плакал я у алтарей душистых.
Год… целый год мой длился сон. Но вот
Безволья цепь порвалась. Я хочу
Себя убить. Ужель своею жизнью,
Остатком этим жалким от игрушек
Ребяческих, которыми Кронид
Мне колыбель наполнил, я не смею
Располагать? Но для чего ж тогда
Вы волю в грудь мою вложили, боги?
Иль ветру я, или волне морской
Завидовать, избранник неба, должен?
Гермес
(помолчав)
Нет, Иксион, ни ветру, ни волнам
Завидовать не должен ты. Я знаю:
Ты завистью иной томишься, царь,
И уж давно. Но что же делать? Богом
Не быть царю Фессалии, избей
Хоть всю родню коварством он. Он будет
Преступником, и только. Есть одна,
Царь Иксион, свобода… Там, в эфире,
На небесах она, и ею нас
Из золотых богиня поит кубков.
Иксион
Увы, Гермес! Зачем же к очагу
Меня ведешь ты Зевсову, коль богом
Не стану я среди его гостей?
Дай умереть… дерзанием насытив
Тень божества в груди моей. Равны
Все гости там, в туманном царстве мертвых.
Гермес
Я не могу сказать тебе, зачем
Тебя веду к Крониду, фессалиец.
Но гордеца такого и дракон
Не зародит, насытив землю ядом,
Чтоб от порога Зевсова бежал.
Одумайся, лапит, и повинуйся.
Корифей
Он исцелит тоску твою, герой:
Он, может быть, вернет тебе и Диву —
Никто еще божественных путей
Кронидовых не мог постичь гаданьем.
Гермес
Да, наконец, при Зевсовом дворе,
Там в глубине чертога ты найдешь
И демона[3] того в одеждах черных,
Которому ты столько гордых слов
И мыслей, царь, здесь посвятил сегодня.
Силач, с его таинственным мечом
Средь Зевсова чертога, безопасен,
Усерден он, и, черный сдев доспех,
Нередко он гостям готовит ванны.
Идешь ли ты, однако, иль вернусь
Один, а ты здесь подождешь перуна?
Иксион
Иду, Гермес. Но только не с мольбой
К отцу богов и без надежды тайной
Понравиться державному, чтоб лесть
Ему продать дороже.
С богом черным
Охотней бы сошелся я в лесу,
Где б говорить могли мы, алых уст
И жемчуга зубов твоих не видя…
Не Лисса ты и не безумец я,
Недугом обезволенный. И Зевсу
Понравлюсь ли, не знаю. Да и сам
Хорошее ль, слуга, ты дело сладил
Для строгого хозяина, смотри.
Гермес
Идем, идем. Да, вижу: не безумец,
Ты хуже, чем безумец, Иксион.
Ты с божества, но неудачный слепок.
Я не смеюсь… Ты для меня больной.
Уходят.
Хор
Где сиянием Феба
Без огня налиты,
Голубее, чем небо,
Зацветают цветы,
Где меж листьев пушистых,
В свежей гуще садов,
Много зреет душистых,
Небывалых плодов, —
Там, гурьбою веселой
Облетая сады,
Золотистые пчелы
Собирают меды,
Чище раннего неба
И заката желтей, —
И Кронидовых Геба
Ими поит гостей.
Если краев золотых
Бога уста коснутся —
В сердце мечты проснутся,
Полны огней святых.
Мощная сила дланей
В этой влаге златой,
Жар высоких желаний,
Сердца гордый покой.
Если к чаше прильнут
Губы рожденных в прахе,
Муки, сомненья, страхи
В сердце людском уснут.
Сын Кронида блаженный,
Тантал ту чашу пил,
Тяжко потом надменный
Сладость ее искупил.
С гор в виде клубящегося облака спускается Ирида. Она нежная и тонкая блондинка, вся в пышных волнах шелковистой ткани, которая переливается цветами радуги; в руках у нее в виде жезла золотой лотос. На голове белые лилии. Из-под длинной одежды видны золотые туфельки с крылышками.
Хор и Ирида.
Хор
Сквозь туман, как видение сна,
Отливая живыми цветами,
Будто радуга, сестры, над нами.
Корифей
Здравствуй, Ирис, Зефира жена!
Но богиня сегодня бледна,
Яркой ризы увита клубами.
Ирида
Ваши ландыша щеки свежей,
Безмятежны девичьи отрады:
Рады стрелам вы жарких лучей,
Рады волнам вечерней прохлады,
Одного у отца, ореады,
Не просите – красавцев мужей.
(Тише.)
Когда тени сгустятся черней,
А луна не осветит эфира,
Подарите улыбкой сатира, —
Но не надо венчальных огней.
Корифей
Разве ты уж не любишь Зефира?
Ирида
Все сильнее, увы! и сильней
Я люблю дуновенье лиле́й
И венчанного ими кумира,
Но красавец от вечного пира
Средь златых сицилийских полей
Стал Борея со мной холодней,
И на ложе не знаю я мира.
Стали ночи черней и длинней,
Стало в радуге меньше огней
С той поры, как люблю я Зефира.
Хор
Ты не найдешь Зефира между нами,
Спроси о нем вечернюю звезду.
Мы не его увенчаны цветами
И не в твоем срывали их саду.
Ирида
Я не за ним, за Герой я иду, —
Она гостит в своем Самосском храме.
Корифей
О, как тяжел, богиня, твой удел,
Как вечная томительна забота…
Ирида
Когда своих нам не уладить дел,
Чужие нам улаживать охота…
Кронид слегка задет стрелой Эрота,
И сцен бы он семейных не хотел.
Корифей
Царица чар! Тебе дивиться надо:
Иль негой слов, или обманом сна
Богов мирить умеешь ты одна…
Но кто ж очей Кронидовых услада?
Ирида
Вы чарам нимф дивиться бы должны,
А не моим… Узнать была я рада,
Что во дворце, украдкой от жены,
Одна из вас… Дориппа-ореада.
Смех.
Корифей
Мы польщены, мы очень польщены.
Ирида
Но удалить Дориппу все же надо…
Корифей
Постой, жена Зефира! при дворе
Верховного ты видела, конечно,
Сегодня Иксиона… К очагу
Кронидову он вестником крылатым
Был отведен. Душа узнать горит,
Что сталось с ним… Он сердце мне растрогал.
Ирида
Про гордого царя ты говоришь,
Что кровью был покрыт и всеми проклят?
Надменного узнала я, когда
Переступал порог он… Все невольно
На темное пятно мы обернулись.
Державный царь, и тот со ступеней
Своих спустился, чтобы видеть гостя.
Но гордо шел оборванный лапит.
Чела он не склонил, и даже ветви
Он не держал молящих.
К очагу
Кронидову пошел он за Гермесом,
Не кланяясь и не разжавши губ.
Молчание сковало нас, – мы ждали,
Что станет он молить и плакать, нем
И прям стоял пред ними олимпиец.
Так несколько мгновений пронеслось,
И на чело Кронида будто тучка,
Мы видим, набежала, но грозы
В ней не было; державный улыбнулся…
Как из-за тучи солнце иногда
Проглянет, и нахмуренные сосны
И гордые осыпаны, глядишь,
Златистыми лучами скалы, – лица
Улыбкою и наши засветились
Кронидовой.
И так сказал отец
Бессмертных и людей:
«Дитя, тебя я
Призвал сюда, чтобы простить», – и губ
Тут дрогнула у Иксиона складка.
«Я не хочу, – так продолжал Кронид, —
Признаний и молений – за порогом
Пускай злодей и грешник остается,
Отверженный богами и людьми,
Живи у нас моим веселым гостем».
И шум слова его венчал, но был
То светлый шум. Кронид на трон высокий
Вернулся свой, – у царских ног его
С златой косой и белыми плечами,
Сверкавшими из-под небриды, нимфа
Влюбленная уселась, и играть
Ее косой рука Кронида стала.
А Иксион из нежных рук харит,
Как из руки художника картина,
Пленяя глаз, выходит, обновлен,
И свеж меж нас явился, и прекрасен.
С его ланит недуга и страстей
Тяжелое упало иго. Пурпур
Сияющий плечо ему покрыл,
Заколотый аграфом многоценным,
И волосы на голове царя,
Как завитки, клубились гиацинта.
Тут с чашами, как повелел Кронид,
Из тени две богини вышли. Геба
Была в тунике розовой, как утро,
И с золотою чашей. А за ней
Печальная и в пепельных одеждах,
Потупившись, стояла муза Лета,
И кубок был серебряный в руках
Обвит змеей у девы среброглавой.
От дочери Эриды мы гурьбой
Отхлынули пугливо: вид ее
Хранил глубин подземных отраженье.
И Зевс оказал лапиту:
«Сам решай,
Которую ты чашу выпьешь. Геба
Амвросией язык твой усладит,
И смерти не познаешь, а у девы,
Которая печально вежды клонит,
Забвения холодную струю
Ты обретешь в ее нездешнем кубке».
И первою неслышно, точно тень
Ступая, дочь Эриды к Иксиону
Приблизилась и стала, и в царя
Она, подъяв ресницы, взор глубокий
И черный, как земля, вперяет молча.
И без улыбки к розовым губам
Ему печальный кубок придвигает.
Минутное сомненье по лицу
Его скользнуло, вижу, но рукой
Решительной он отклоняет чашу…
И тихий стон послышался… Эфир
Объемлет дочь Аида… Ризы серой
Расходится унылое пятно,
И кубок, и змея, и все исчезло.
Тут весело воскликнули кругом
И боги и богиня. И неспешно,
Победою заранее гордясь,
Свой подает красавцу кубок Геба…
И светлый хор младых твоих подруг
Блаженное воспел рожденье бога.
Не видела я пира, и тебе
Я не могу сказать, что дальше было,
Но думаю, что розовый венок
Возлегшему с богами Иксиону
Надел Эрот… Тот маленький… его
Ты видела и крошкой любовалась…
С утра ко мне сегодня он пристал,
Чтобы ему свила из роз пурпурных
Пышнее я венок. Я нарвала
У Геры роз, в саду ее – душистей
Не знаю я и ярче, – и Эрот
В восторге был, конечно… Любят дети
И у богов за трапезой бокал
Допить порой тайком от няни, нимфа,
Но не таков мой маленький Эрот:
Он, как орленок, когти потихоньку
И крылышки попробовать не прочь,
А иногда и укусить, целуя…
Но солнце уж клониться начинает,
И мне пора… На перепутьи ваш
Мы навестим веселый табор с Герой.
Корифей
Не забывай, Ирида, ореад.
Ирида уходит.
Корифей
Сюда идет блаженный фессалиец…
Что будет здесь он делать? Поскорей…
Мы спрячемся… Хотите, ореады?
Наскоро поднимают уснувших и легко взбираются на заросшую лесом скалу, так что Иксион их не видит, но они его видят и слышат. Входит Иксион, молодой, нарядный, свежий, в розовом венке.