Он уехал. После очередной страстной ночи, полной открытий, он коротко сказал, что появится через несколько дней. Отпивая густой кофе, увлеченно просматривая газеты и, казалось, теперь почти не озираясь на завтракающую рядом Элиссу, он даже не стал вдаваться в подробности, куда едет, что будет делать.
Девушка не унижала себя расспросами, но стоило мужчине покинуть огромный, сразу опустевший дом, почувствовала такое одиночество, что стало горько. Раньше Эли тосковала только по родителям, а сейчас испытывала совершенно новый вид тоски- она была сродни жажде, жажде по мужчине, жажде по Кабилу. Эти эмоции дезориентировали ее, смущали, настораживали. Зависимость, уязвимость, привязанность- все эти качества неизменно делают нас слабее. А дочь Фахда Макдиси не хотела быть слабой.
Перед отъездом он дал ей свободу передвижения по Константине в сопровождении охраны. И это было замечательно в ее положении. Элисса уже не первый день изучала город- накопилось немало мест, которые она хотела бы посетить.
Первым на повестке был дом народного творчества- уникальное арт-пространство, созданное женщинами-активистками этого края. Они не только придали красивую вывеску древним промыслам для привлечения туристов, но и обеспечили работой малоимущих. В уникальном пространстве были представлены наиболее популярные в этих краях ремесла, а мастерицы, изготавливающие и продающие свои изделия, с любовью и почтением рассказывающие визитерам об их истории, как правило, происходили из классов, где женщинам приходилось тяжело работать, чтобы прокормить семью.
Эли уже имела возможность взаимодействовать с этими девушками, пару раз надевая на официальные мероприятия наряды и украшения их работы, но лично встретиться все никак не получалось.
Тем теплее был оказанный ей прием, стоило только переступить порог этого замечательного места, размещавшегося в одном из старинных особняков древней части города. Окруженная вниманием и заботой мастериц, она слушала старинные легенды и наслаждалась простой красотой народных промыслов Кабилии. Зал за залом, Элисса знакомилась с работами местных мастеров- кожевники, ювелиры, ткачи, гончары… В последнем зале она задержалась дольше всего- она еще не была знакома с местными традициями керамики, так горячо любимой у нее на родине, и очень удивилась, рассматривая незнакомые ей узоры на красно-терракотовых черепках.
–Никогда не видела такого орнамента, произнесла она, всматриваясь в причудливые линии, вычерченные с геометричной точностью, и в то же время, складываясь в узоры, отсылающие к реальным живым образам. Он вроде бы даже и не анималистичный, но и для арабской традиции нехарактерен…-задумчиво произнесла девушка, трогая гладкую поверхность с ребристыми узорами.
–Узоры Северной Африки, Лалла Элисса, как линии судьбы,– нежно проворковала Джиджан,– девушка, представлявшая ей эту экспозицию,– в каждом из них сокрыт тайный смысл. Эти узоры древнее арабов и всего того, что мы считаем историей. Они связаны с первородом, с инстинктами, с тайнами природы, которые нами так и не были постигнуты, ибо мы не сведущие… Никто не говорит о том, что было на Земле до прихода сюда потомков современных людей, а ведь это и есть наши корни, тайны, составляющие смысл нашего бытия…
Она провела Эли дальше по композиции, открывая ее взору все новые и новые объекты.
–Как правило, рисунки на керамике соответствуют тому, что рисовали на коже женщин. Ведь история татуировок такая же древняя, как история человека. Знаете, почему? Древние народы верили, что мир был создан из глины. Глина- мать всего сущего. Как и женщина. И глина, и женщина созданы созидать…
Джиджан улыбнулась и увела Элиссу к столику с разнообразными кисточками и чернилами.
–Наши предки верили, что правильно нанесенные на кожу знаки способны пробудить правильную энергию. Позволите?– она нежно взяла руку Элиссы, слегка подняла короткий рукав, оголив предплечье.
Она хотела что-то нарисовать. Элисса не противилась. Она была здесь гостьей, ей стоит быть терпеливой. Она здесь для того, чтобы постигнуть…
Нежный хвостик из меха пушистого зверька побежал по руке, слегка щекоча- и Эли увидела, как четкие очертания на ее коже приобретают интересный символ- два треугольника, смотрящих в разные стороны, параллельные прямые и точки, обрамляющие этот узор.
–Кабилы называют этот знак «семенем», Лалла Элисса,– это символ плодородия, любви и новой жизни. Все мы молимся о том, чтобы Всевышний послал Вам наследника…
Девушка немного сконфузилась. Тема ребенка болезненно щекотала ее нервы. Она и сама понимала, от нее этого ждала вся страна. Это большой крест, большая тяжесть- жить с мыслью, что вся страна ждет, пока твой живот округлится…
Внезапно сознание подкинуло ей другой образ. Другую татуировку, другой символ, который всплыл в голове тревожными сигналами.
–Можно?-она попросила у женщины кисточку, взяла лежащую на столе бумагу и начертила приблизительно то, что смогла разглядеть на руке Моники в тот роковой час.
Четыре буквы S, стоящие вряд. Возможно, это какой-то современный символ, но почему-то хотелось показать его этой женщине, вдруг она смогла бы разглядеть в нем смысл…
Та долго всматривалась в символы. Потом взяла кисточку и соединила буквы в местах разрыва. Получилась волнообразная кривая.
–Я могу ошибаться, Лалла Элисса, но такой символ тоже хорошо знаком землям Северной Африки. Этот знак присутствует и на керамике. Древний период Накада, Северная Нубия. Змея, возникающая из Лотоса. Символ Богини Млечного Пути, любви, женственности, красоты, веселья и танцев- великой Хатхор. Ее храм до сих пор есть на территории современного Египта, только эти земли относятся к древнему Нубийскому царству.
Элисса слушала ее и чувствовала, как холодеют ее конечности. Нубийский знак на Монике. Теперь у нее точно не было сомнений- это Мейза подослала ее. Оставалось только понять, чтобы убить или чтобы не дать произойти тому, что случилось между ней и кабилом.
Ей срочно нужно было поговорить с Агиласом, поделиться своей находкой. Не помнила, как распрощалась с женщинами, только чтобы быстрее доехать до дома и подняться к себе в комнату.
Набрала Бензему и отшатнулась, когда услышала, как ей с его телефона ответил до боли знакомый женский голос…
–Здравствуй, Элисса. Это Залия. У тебя что-то срочное? Агилас сейчас отошел. Ему следует что-то передать?
Внутри взорвалась граната. С едким, удушающим эффектом. Настолько едким, что глаза слезились. Настолько удушающим, что в легких не было места воздуху.
Эли подошла к обрыву, на который выходила терраса ее спальни, схватилась за горло, не в силах продохнуть. Боль внутри настолько сильно ее сжала, что она в буквальном смысле скрутилась пополам, прогибаясь навстречу пустоте внизу.
Она уже вот так стояла на краю пропасти в этом красивом чужом городе. Да, он снова стал чужим для нее. Без него здесь все было враждебным и чужим, все не имело смысла. Такая же одинокая, такая же потерянная, такая же заблудившаяся. А ведь ей казалось, что в ней столько силы и духа. Удивительно, как ломает людей зависимость от другого, как сильно наши эмоции влияют на стойкость характера. Может поэтому по-настоящему алчущие влияние и власти люди избегают чувств? Сильные люди Ближнего Востока любили создавать свои прекрасные дворцы на краю мира- будь то далеко в горах, на отрогах скал или на море. Для уединенности и приватности? Не только, для того, чтобы легче было скрыть слезы тех, кого они подпускали к себе и кому потом разбивали сердце.
Элисса чувствовала боль. Ревность. Беспомощность. Залия была с ним. Не она. Ее он спрятал в доме на обрыве, оставив один на один со своим одиночеством, в тоске по нему, в печали и нелепых мечтания о той жизни, какую бы она могла прожить, если бы только они встретились при других обстоятельствах.
Она ведь обещала себе, что не будет думать сердцем, когда дело касалось Кабила. Когда она шла к нему в комнату, ее мозг отключил переживания и сомнения, тогда почему сейчас так плохо?
Тогда зачем она судорожно шерстила интернет в поисках компромата? И ведь как обычно бывает, она ведь нашла то, что искала… Нашла их очередные совместные фото. На этот раз они были не у папарацци, а на странице самой Залии. Шлюха, она словно специально выкладывала детали их встречи, в то же время явно не афишируя, что с ней рядом Бензема. Таинственный спутник в окружении крайне романтичной атмосферы являлся Эли на этих фото через знакомые лацканы рубашки, телефон, попавший в кадр, знакомого пола из знакомой квартиры в Париже, где Элисса жила сама…
Состояние этой почти физической боли продолжалось несколько дней, пока торжественным голосом Эдме не анонсировала, что сиди Агилас вернулся и ждет ее к себе.
– Я не пойду, Эдме. Передай господину Бенземе, что я плохо себя чувствую и хотела бы провести вечер сама.
Она старалась говорить как можно спокойнее. Хотела, чтобы в голосе ее не звучала ядовитая обида, чтобы жалкость, какую она сама сейчас к себе испытывала, не была транслирована в ее интонации и переживаниях.
Она уже хотела отходить ко сну, когда он вошел в ее комнату, предварительно громко постучав. Эли распахнула глаза спросонья- от удивления и волнения одновременно.
–Что с тобой, Эли? Ты правда плохо себя чувствуешь?
Подошел к ней было, протянул руку к ее лбу, но Эли отшатнулась.
–Не нужно,– повела плечами раздраженно.
–Что случилось, Элисса?– более строго спросил мужчина.
– Себя спроси, Агилас Бензема, что случилось. Вернее, свою подружку, с которой ты так сладко проводил эти дни.
Он на секунду замер, а потом в буквальном смысле почернел от гнева.
–Объяснись.
–Нечего объяснять. По-видимому, ни тебе, ни мне. Ты был с ней. Я этого не потерплю, Агилас. Я не хочу, чтобы мужчина, которому я отдалась, приносил мне запах другой женщины. Еще и безвкусный запах. Никогда не понимала, почему она душится такими приторными духами.
–Ты сейчас чувствуешь на мне ее запах?– он приподнял бровь и слегка хмыкнул. Элиссу это даже выбесило. Ни капли смущения на лице, ни капли расстройства или переживания…
– Наверняка, если принюхаюсь…
–Попытайся.
–Не буду… Я не ищейка, Агилас, пусть ты и назвал меня недавно верной сукой без цепи…
–Не ищейка?-снова хмыкнул, -зачем тогда выискиваешь то, что не следует? Саму не унижает, что вместо того, чтобы заниматься собой, занимаешься глупостями, еще и жалкими?
Он больно ранил своим высокомерием. И он ведь был прав. Это было обиднее всего.
–Уверяю, я бы и не помыслила. Твоя подруга сама сказала мне, что вы вместе. Я звонила тебе. Нужно было кое-что обсудить… Но уже все, неактуально. Для тебя-то точно.
–Элисса, ты совершаешь сейчас очень большую ошибку, разговаривая со мной в таком тоне и так категорично,– строгий тон, холодный, выдержанный. Он включил того Агиласа, который одним взглядом мог сломать хребет. Такая уж о нем ходила слава. Жесткий переговорщик,– разве мудрая мама не учила тебя, что не стоит копаться в делах мужчины, ибо там всегда выплывет то, что тебе не понравится?
–Агилас, я не желаю продолжать этот разговор. Я прошу тебя меня оставить…– ее голос дрогнул. Она была сейчас обижена, как маленькая девочка. Настолько, что ее горло скребло.
– Запомни, Элисса. Никогда не вынуждай меня объясняться перед тобой. Просто потому, что я никогда не буду этого делать. Сегодня-исключение. Ты ведешь себя как девчонка, потому что по сути ты и есть девчонка. Я должен быть снисходителен и терпелив. Будем считать, что это тоже часть твоего опыта. Так вот, я действительно видел Залию. Она забирала свои вещи на квартире. Более того, я поужинал с ней и сделал это публично- резкое исчезновение пассии из моей жизни не могло бы не насторожить недругов и желтопрессников. А ее уязвленное самолюбие могло бы сыграть еще более деструктивную роль. Мы ведь не желаем компромата, Эли? Ты сама накануне озвучивала свои переживания на этот счет… Нам нужно прятаться, Элисса. И это понятие включает еще и то, что я не должен давать повода, что мое сердце занято тобой. Именно поэтому я должен появляться в свете с другими, как делал это раньше. Но этот факт не имеет ничего общего с тем, что происходит между нами двумя. Хорошенько подумай над моими словами. Я дам тебе на это время. А пока исполняю твою просьбу- оставляю тебя одну для размышлений. Постарайся не попадаться мне на глаза. К ужину я тебя тоже больше не зову, раз ты выбрала такую нелепую позицию нападающей…
Он развернулся на каблуках и тут же вышел наружу, громко хлопнув дверью, а Элисса горько заплакала.
Он был зол. Нет, не на неё. На самом деле не на неё. Она еще девочка- импульсивная и эмоциональная. Молодая. Ревнивая. Последнее на удивление даже приятно щекотало самолюбие. А ведь его всегда раздражала женская ревность- он отмахивался от нее, как от назойливой мухи, не принимал, презирал, смеялся ей в лицо.
Он был зол на себя. Что вспылил. Что налил кипятка и так на свежий ожог. Эли была еще слишком невинна во всем, чтобы правильно воспринимать подобные инсинуации.
Первой его реакций с ней была такая же- тоже захотелось посмеяться, тоже захотелось облить скепсисом и высокомерным раздражением. Но когда уходил из ее спальни, отчитав, когда увидел в ее глазах такое искреннее отчаяние, такую жару горечи, что обжигало нутро, ему стало в физическом плане плохо. Захотелось снова ворваться внутрь, притянуть к себе, не отпускать, броситься в ноги и целовать ее ступни до тех пор, пока на них не появятся мозоли. Потому что другие для него не стоили теперь даже пола, на котором она стояла. Остановил себя только для того, чтобы дать ей время подумать и над своими ошибками. Девочке нужно учиться быть менее импульсивной, менее зависеть от посторонних факторов, от собственных неверных выводов и суждений, которые могут быть использованы против нее самой.
А еще хотелось вырвать волосы сучке Залии. Она специально устроила это фото- шоу в своих соцсетях. Про Элиссу она подозревала, но вероятнее всего, отвергала эту мысль как труднореализуемую со стороны их обоих. Наверняка думала, появилась новая- её и колола исподтишка. Она за это еще получит. Никто не смеет играть у него за спиной, еще и вот так- мухлюя.
Еда не лезла в горло, аппетита не было никакого. Агилас несколько раз с шумом отодвигал кресло, чтобы встать и кинуться к ней, но останавливал себя. Элисса пусть и молоденькая, но хищница. А хищникам нельзя давать возможность чувствовать свои слабости.
Сон не шел, голова раскалывалась… Как же его вело по этой девчонке, как же ломало. Одна мысль о том, что она так рядом- доступная, его, сводила с ума.
Когда в последний раз он такое чувствовал? Да и чувствовал ли вообще? Как можно было сравнивать эмоции к ней- естественной, желанной, свежей, той, что затмила сотни до нее, с тем, что он испытывал даже тогда, когда только дорвался до власти и денег- а значит, до красивых, но продажных женщин. Элисса не было шкурой. Она не была Золушкой. Она не была невинной овечкой. Она была Королевой. Он понял это сразу, как только в первый раз ее увидел. Возможно малышка до конца сама не осознавала своего будущего величия, но оно было написано на ее образе точно так же, как складность и шарм юной девочки наметками выдавали в ней будущую роковую красавицу.
Отменил все дела в Бумердесе, сосредоточившись на паре встреч в Константине, чтобы не уезжать от нее далеко, раз это позволяет график. Но сам к ней не шел. Он ведь дал ей время подумать. Пусть осознает ошибки и придет сама.
Но строптивица не шла. Первый день, второй… Агилас снова загрузил себя делами, решил разобрать старую документацию, закрыть несколько подвешенных дел. Интенсивное погружение в работу позволило скоротать время за делами, но стоило отвлечься хотя бы на секунду, голова сразу становилась тяжелой, а на сердце было неспокойно.
–Господин Агилас, ужин сервирован в гостиной Вашей спальной зоны,– услышал вкрадчивый голос Эдме.
Отвлекся от бумаг, нехотя подняв взор на служанку.
–Как Лалла Элисса? Лучше ли себя чувствует?
–У нее все хорошо,– резко опустила глаза Эдме, уйдя от взгляда с ним, что сильно его смутило.
Но расспрашивать служанку он не стал. Происходящее было только между ними.
Что ж, раз Эли продолжает артачиться, он подождет… правда, и его терпению придет конец. Ее поведение напоминало ребячество. Она явно перегибала палку- и это не могло не раздражать и разочаровывать… Шел к себе в наисквернейшем настроении. Хорошо, что в этом дворце почти не было прислуги- он бы обязательно накинулся на любого, кто бы сейчас попался на его маршруте.
Зашел в свое крыло и громко выругался. Что за черт? Почему темнота? Почему Эдме не удосужилась включить свет?
Громко хлопнул дверью, почти в ярости, сам нажал на выключатель и… застыл.
В столовой зоне его покоев на привычном длинном деревянном лакированном столе, где обычно ему сервировали трапезы, если он ел в одиночку, сейчас лежала… Она.
Агилас даже сморгнул пару раз. Может он с ума сошел? Нет, ему не кажется. Совершенно голая Элисса лежала на столе. Ее волосы были аккуратно собраны в высокий пучок, а на теле красовались куски сырой рыбы, суши и роллы, словно в лучших традициях эротических фильмов. Наверное, увидь он эту картину со стороны, с другой женщиной, его бы это только выбесило или рассмешило, но с ней…
Шок, удивление, интерес… Она так уступила ему? Сдалась? Признала, что не права?
Подошел к столу. Внимательно посмотрел на идеально выточенный силуэт прекрасной девушки. Осиная талия, гладкие бедра с красивой родинкой справа, слегка выпирающие ребра, аккуратная, но высокая грудь с острыми розовыми сосками. Она была самим воплощением желания.
Поправил выбившийся из прически волосок. Их взгляды пересеклись. Агилас улыбнулся, но Элисса сохранила совершенно серьезный вид.
–Приятного аппетита,– тихо, но уверенно проговорила она.
Агилас хмыкнул. Взял бутылку с соевым соусом и тонкой струйкой стал лить на тело девушки. Она вздрогнула.
Палочки, аккуратно лежащие рядом, брать не стал. Начал есть с нее, цепляя еду губами, намеренно задевая кожу, от чего Эли каждый раз вздрагивала.
Опустил смазанный в соевом соусе большой палец ей на губы, слегка их приоткрыл, протолкнул его внутрь, во влажную теплоту, сам облизнувшись…
– Чем тебя угостить?
–Это твой ужин, Агилас Бензема,– ответила тихо Эли, но тут же ухватила его палец зубами и облизнула красным языком. Внутри у него все зарычало в предвкушении.
–Эли-Эли, строптивая девочка,– хмыкнул. Его голос стал ниже, более глубоким, даже утробным. Он хотел её. Зверски. Сейчас, когда она лежала перед ним- вся как на показ, желание снова овладеть ею стало невыносимым.
– Было вкусно,– произнес он, вытирая рот салфеткой,– но впереди еще десерт…
Резко схватил ее за ноги, притянул к себе, на ходу разводя ее бедра.
Сладкая. Какая же она сладкая. Как сильно он этого хотел. Агилас практически никогда не ласкал женщин языком, но с Элиссой это превратилось в наваждение. Ее вкус, ее запах опьяняли, заставляя забывать обо всем на свете.
Эли отстранилась. Проворно вывернулась из его захвата, ушла из поля зрения затуманенного похотью и желанием взгляда.
–Нет,– категорично произнесла и встала со стола,– мне пора…
–Элисса, хватит чудить,– осек ее Агилас,– хватит…
Не договорил, потому что в этот момент девушка качнулась и начала медленно оседать на пол.
Кабил резко подорвался к Эли, успев подхватить в полуобморочном состоянии.
–Что за черт?!– обеспокоенно, даже испуганно закричал мужчина, прижимая девушку к себе.
–Эдме! Быстрее сюда!
В комнату испуганно ворвалась служанка и охнула, увидев девушку на руках у мужчины.
–Вай Аман,– начала причитать женщина,– видит Всевышний, сиди Агилас, я уговаривала ее поесть…
Мужчина поднял на прислужницу удивленный взгляд. О чем она сейчас?
– Госпожа ничего не ела с тех пор, как…– Эдме осеклась и отвела глаза. По всей видимости, она все-таки знала, что они поссорились…
–Воды…– тихо простонала Эли.
Отпив несколько глотков, девушка приоткрыла глаза. Ее губы были бледными.
–Что это значит, Эли? Почему ты не ела?– почти кричал Агилас, все больше лютея на самого себя.
–Потому что мы договорились, что будем есть вместе, даже если поссоримся, Агилас. Если ты рядом, мы должны есть вместе. Ты сказал это, а потом прогнал меня… Так нельзя. Если ты хочешь доверия, я буду воспринимать каждое твое слово всерьез, а ты моё… Иначе это уже не доверие. Иначе всё это не имеет смысла…