Ильяс Сибгатулин
Бой Кухулина с Фердиадом
Их взгляды встретились. Только сосредоточенная ярость и злость. Никакого намека на дружбу.
«Неужели можно вот так быстро забыть обо всех товарищеских разговорах и общих мыслях. Почему он так делает?» – мысли в голове Фердиада промелькнули за долю секунды.
– Прикончи его, Джон! – послышался за спиной голос Митчелла.
Как будто в подтверждение неизбежному Кухулин, не отрывая спокойного, но от этого еще более яростного взгляда от Фердиада, кивнул и произнес.
– Нам нужно сразиться. Чтобы остановить это безумие.
Джон кивнул и тут же ударил Кухулина эфесом сабли в грудь. Он был ужасно зол на весь мир. Но больше всего – на Дэна Митчелла, который развязал эту войну, и на Серого глаза, который повелся на поводу у хитрого англичанина.
«Ну будь по-твоему, Кухулин! Хочешь умереть, я тебе это устрою».
***
«Упрямый белый человек! – Необычно сильно для себя злился Кухулин. – Он ведь прекрасно знает, что я бы не убил его друга! Зачем он затеял все это? Мог просто не мешать! Но раз уж он хочет биться, то пусть будет так».
Кухулин сделал шаг назад, но затем резко, крутанувшись на месте, обрушил на Фердиада сразу целую серию ударов. Молниеносные выпады индейца на какой-то миг вывели англичанина из равновесия, и он успел пропустить парочку мощных затрещин древков копья, пока не начал отбивать атаки. Серый глаз намерено бил не острием и не в полную силу – он хоть и был зол, но убивать вот так быстро не хотел.
Джон тоже отвечал не в полную силу.
Тем не менее их бой запустил цепную реакцию. Удар за ударом – и вокруг снова начался ад. Чероки против англичан, англичане против чероки. Томагавк против сабли, пистолеты против ружей. Человек против человека.
Смерть по своей сути для всех одинакова. Может поэтому ее боятся.
Кухулин Серый глаз и Джон Фердиад не боялись своей смерти. Но хотели прекратить чужие. Поэтому их послабления друг к другу скоро закончились, и удары стали сильнее и точнее, а затем переросли в ожесточенные атаки.
Чаще нападал индеец, но в какой-то момент ход сражения переменился, и удача улыбнулась Фердиаду. Бой был равный и, несмотря на кровавый исход, зрелищный. Возможно поэтому вскоре окружающие перестали сражаться и просто стали наблюдать за смертоносным танцем Кухулина и Фердиада.
Каждый удар плавно и естественно переходил в следующий, каждый шаг был точен, каждое движение было оправдано.
Тьма начала рассеиваться, уступая место свету. Миссисипи готовилась встречать утро, но Кухулин и Фердиад все еще сражались. Даже две армии двух таких разных народов уже начали уставать от этих головокружительных атак и блоков, мелькающих перед глазами. Но всем нужен был исход, поэтому никто не уходил.
Для двух сражающихся организовали круг – вряд ли они это заметили. Не видели воины и того, что, глядя на них, и ирокезы и англичане опустили оружие и встали рядом.
Сейчас для Фердиада и Кухулина существовали лишь одни они, да их оружие. Злость прошла, сменившись холодным расчетом, из которого проистекали выверенные движения рук и ног. Не было не нужных пируэтов, лишь самые необходимые выпады и блоки. Но даже они были прекрасны.
Настал момент, когда инициатива была на стороне индейца. Он провел мощную атаку, от которой Фердиад еле сумел отбиться. Затем тут же сделал выпад копьем, но Фердиад неожиданно отбил саблей Габульга и, сделав шаг вперед, ударил эфесом по кистям Кухулина. Копье отлетело в сторону, а его хозяин получил еще и кулаком в челюсть. Хук Фердиада был мощным, но крупный ирокез устоял на ногах, успев при этом вытащить из-за пояса томагавк со стальным топорищем и рукоятью из секвойи. Он не стал медлить и тут же ударил Фердиада в плечо. Томагавк разрубил бы Джона пополам, но англичанин уверено отскочил назад, а затем вообще отбежал на несколько ярдов назад, чтобы разогнаться и нанести удар саблей в голову Кухулину. Но еще до этого индеец успел метнуть топор во врага, бывшего друга. Гренадер пригнулся, продолжая бежать на ирокеза. Он замахнулся саблей для удара, но Серый глаз разгадал его план и успел еще в полете хватить англичанина за ворот, хорошенько крутануть и швырнуть куда-то в толпу людей. Полет получился эффектным, приземление – жестким. Но Фердиад почти сразу встал на ноги и ринулся на друга, вновь ставшего врагом.
Англичанин вдруг уяснил для себя одну вещь – он не хочет здесь умирать, а хочет жить. Такая простая и ясная мысль впилась своими когтями в разум Джона, что офицер так же просто принял ее и решил сделать все, чтобы притворить в жизнь. Он начал атаковать, веерная атака, затем круговая… по движениям, а главное по огню в глазах Кухулина, Фердиад понял, что и индеец не намерен заканчивать свои дни, пав в этом бою.
– Что… Кухулин… я вижу… ты не собираешься… расставаться с жизнью, – сбивая себе дыхание произнес Джон, ни на секунду не останавливая поток ударов.
– Так же как и ты, Джон… Фердиад
Атаки гренадера закончились – пришло время нападать Кухулину.
Он успел поднять Габульга и теперь начал кружить копьем над головой. Это, конечно, заставило Фердиада немного отступить, но он тут же сгруппировался и, сделав кувырок в ноги ирокеза, попытался саблей проткнуть его в живот. Но индеец отбил удар древком копья и пнул Джона коленом. Сабля упала на землю: а самому англичанину пришлось уворачиваться, и от этого он неудачно отпрыгнул в сторону – нога поехала дальше тела, и Фердиад растянулся на земле.
«Это конец», – подумал Джон, закрывая глаза и слыша, как свистит в воздухе копье.
Но удара не последовало.
Вместо него Фердиад увидел возле своего лица древо Габульга.
– Держись за него, Джон Фердиад, и вставай. Мы не закончили сражаться.
Англичанин встал и поднял оружие.
– Благородству твоему только завидовать.
Кухулин приложил сжитый кулак к груди.
Жест благодарности и примирения. Но оного не последовало, потому как индеец тут же нанес сокрушительный удар древком по корпусу Фердиада. Бил он словно обычную дубину держал.
Послышался треск, но не от ломающегося дерева, а от раздробленных ребер.
Удар был настолько мощный, что Фердиад снова осел наземь. Голова закружилась. В глазах потемнело.
Но сознание все же не покинуло Джона. Он встал, пошатываясь еще сильнее, и сквозь улыбку выдавил.
– Хитер ты, индеец
Кухулин не слушал. Он сделал резкий выпад вперед и бил уже острием копья, но Фердиад немыслимо быстро увернулся, уйдя влево по диагонали. Он оказался за спиной врага и нанес рубящий удар в район головы ирокеза.
Все, что успел сделать Кухулин, так это подставить под сокрушительный удар древко копья, держа его обеими руками.
Металл врубился в дерево, оставив глубокий рубец. Тем не менее древко не сломалось.
Но Кухулин не успел подняться, потому что последовал еще удар по копью.
И еще.
И еще.
Фердиад ожесточенно бил саблей по мощному копью, пока в один момент не послышался треск.
Габульга не выдержало.
В последний раз сабля гренадера рассекла воздух – Кухулин все же увернулся. От неожиданности Фердиад немного завалился вперед, что позволило индейцу встать и сразу же нанести удар коленом по челюсти.
Фердиад отшатнулся. Кухулин добавил, пнув Джона ногой в грудь.
Тот отлетел назад, сделав несколько кувырков назад.
Пока Фердиад катился, Кухулин выбросил обрубок сломанного древка, оставшись с той частью, на которую был насажен наконечник.
Встав на ноги в шести ярдах от ирокеза, Фердиад почувствовал боль во всем теле. Он уже не обращал на ноющее плечо и вновь кровоточащие пальцы правой руки. На него накатилась усталость, которая, наверно, копилась всю его военную карьеру. Джон все еще пошатывался, но ему нужны были силы на последний бросок. Он яростно зарычал от боли и внезапно подкатившего отчаяния и, раскрутив в руке саблю, метнул ее в Кухулина.
Джон и не мечтал попасть в цель, но ему все же удалось порезать грудь индейца, обагрив пыльную землю еще несколькими каплями туземской крови.
«Так много крови пролито», – подумал Фердиад и рухнул в ту же пыль.
Из его груди торчало сломанное древко Габульга.
Кухулин метнул его в тот же миг, когда Джон кинул в него саблю.
Но ирокез не промахнулся.
Бросок получился такой мощный, что копье вошло в грудь капитана Фердиада и на три дюйма показалось из спины.
Мгновение Кухулин медлил, стоя на месте. Но затем рванулся к умирающему.
Глаза Джона были широко раскрыты. Он схватил подбежавшего индейца за руку и, с хрипом втянув в легкие воздух, произнес.
– Кухулин, мой дорогой друг, вот и настал третий день нашей битвы… как жаль… что… мы… расстаемся врагами…
– Не врагами. Для меня ты друг, Джон Фердиад. Ты храбро сражался. Смело отправляйся на каноэ через реку забвения, чтобы тебя встретили наши предки. Теперь ты один из нас… Мир тебе, славный воин.
Последние слова Кухулин произносил, опуская пальцами веки умершего Фердиада, врага ставшего другом. По его руке, лежавшей на лице Джона медленно проползли первые яркие лучи солнца. В Новом свете наступил новый день.
Кухулин Серый глаз еще какое-то время сидел на земле, прижав к себе тело Джона, пока к нему не подошел Дэн Митчелл. Англичанин положил руку на плечо индейца – не для того, что задушить или воткнуть кортик, а чтобы утешить.
– Все кончено, – тихо произнес англичанин, – мы проиграли и уходим отсюда.
И только тогда Кухулин обернулся и взглянул, сначала на Митчелла, а затем и на всех остальных. Лица, белые, красные, в поте, грязи и крови, такие разные и одинаковые одновременно. Были среди них и радостные, и печальные, уставшие и приободрившиеся. А потом Кухулин взглянул в лицо Фердиада. Оно было мертвенно белым. И от этого Кухулин закричал. Сильно и надрывисто.
А когда перестал кричать, бережно опустил тело друга наземь и встал.
Митчелл стоял рядом и молчал.
– Его надо похоронить, – произнес Серый глаз.
– Я позабочусь об этом… Мы отвезем его на родину, – в горле у Дэна пересохло, поэтому говорил он хрипло и тихо.
– Теперь уходите. Все. И больше не являйтесь в эти земли.
Такой же тихий голос Кухулина внушал ужас, потому что за вновь появившимся спокойствием крылась буря.
И индейцы, и англичане начали расходиться. Живые забирали немногочисленных мертвых, раненые опирались на тех, кому повезло чуть больше. Настал мир, полученный, как обычно, через до дна выпитую чашу, переполненную кровью и насилием.
К стоявшим возле тела Фердиада подошел вождь племени.
Он сразу начал что-то говорить, и Кухулин перевел.
– Он сказал, чтобы вы пригнали к деревне два воза еды и шкур. Сделайте это до отплытия, иначе эти ирокезы чероки вновь нападут на форт, – Кухулин устало вздохнул, – иначе Джон Фердиад умер напрасно.
Митчелл кивнул и жестом приказал двум гренадерам положить тело Фердиада на носилки.
А потом они молча разошлись.
***
Через пять дней двое встретились на том же самом перекрестке, одна дорога которого вела в американский форт, где останавливались английские гренадеры, а вторая – уходила на север к месту, где поселилось племя речных ирокезов чероки.
– Здравствуй, индеец.
– Здравствуй, белый человек.
Помолчали.
– Куда ты направляешься? – Спросил все-таки Дэн Митчелл, сменивший военную форму на обычную фермерскую одежду.
– Я идти на запад. Искать новый дом и работа, – ответил Кухулин, тоже переодевшийся в куртку из кожи буйвола и такие же штаны.
Дэн ухмыльнулся, как это он делал всегда.
– Хватит изображать из себя несмышленого краснокожего. Я знаю, что ты гораздо умнее и хитрее, чем выглядишь. И я знаю, что ты прекрасно знаешь английский язык.
– А ты куда идешь, белый человек? Ты ведь должен был уплыть за океан, к себе домой.
– Да, так и есть, – Митчелл кивнул и снял шляпу, чтобы рукой стереть пот со лба, – ух, жаркий выдался денек… хм, я остался, чтобы выполнить одно дельце здесь. Иду на север. Не бойся, мимо твоей деревни не пройду. Обойду это треклятое место стороной… А потом направлюсь на юг, в Баден-Руж. Там есть один капитан, согласившийся взять меня пассажиром до берегов Англии… Уплыву домой… А ты стало быть на запад идешь? К неосвоенным землям?
– Да. Там обитает большая часть моего народа. Присоединюсь к ним.
– Тогда иди, индеец. Удачной дороги тебе, – больше ничего не сказав, Дэниел Митчелл пошел дальше по дороге.
Но сделав пару шагов, все-таки остановился, развернулся и добавил.
– Слушай… мне не жаль, что в ту ночь погибли твои соотечественники, я ни капли не сострадаю ни тебе, ни другим краснокожим… но мне жаль, что из-за меня погиб мой друг… и вот за это я себя корю.
Второй раз за всю эту историю Кухулин Серый глаз улыбнулся. Но сейчас это была печальная улыбка.
– Вы, белые люди, редко думаете, прежде, чем что-то сделать. Не глядите в сторону горизонта, а утыкаетесь себе под ноги.
– Можно сказать, что твой поступок был обдуман…
– Да. Я готов был отправиться к праотцам. И знал, что Джон Фердиад – тоже…
Вновь наступило молчание.
– Что ж, – прочистил горло Митчелл, – может ты и прав…
Он посмотрел себе под ноги, поворошил камни на земле.
– Что ж… – он сухо кивнул индейцу и пошел своей дорогой.
Кухулин еще какое-то время смотрел ему вслед, а потом двинулся дальше.
И больше их пути никогда не пересекались.
Кухулин ушел на запад и прожил там всю свою жизнь, поселившись в деревне Сан-Диего, которая потом разрослась до огромного города. Индеец работал на фермах, потом ловил рыбу на промысловом судне и уже больше никогда не охотился на диких зверей, и уж точно не убивал человека. Кстати, его лучшим другом стал капитан судна Айра Коберян, похоронивший индейца чероки в 1810 году. Моряк говаривал, что старик Кухулин, будучи в здравом рассудке до конца своих дней, часто пересказывал ему их бой с Джоном Фердиадом. И так же часто раскаивался в смерти друга.
Дэниел Митчелл же после встречи с Серым глазом на перекрестке у старого форта, как и сказал, отправился на север, чтобы навестить могилу своей дочери и ее семьи. Митчелл сначала нашел то ранчо, где работали его дочь Сара и ее муж Гордон. Хозяин сказал, что похоронил их за свой счет (и намекнул Дэну, что пора бы и оплатить должок) у себя на участке, так как очень привязался к молодой семье. Митчелл отдал деньги и, и поблагодарив старика, направился к могилам.
Они были ухоженные, хоть и без особой роскоши: три хорошо сколоченных креста с вырезанными на них именами.
Дэн подошел поближе и, сняв шляпу, прочел «отче наш». А затем, протерев потный лоб, положил руку на крест дочери.
– Вот как вы тут хорошо устроились, – произнес тихо Митчелл, – местечко у вас благодатное. Коров значит пасли? Это хорошо. Это мы с матерью одобряем. И дочка у тебя хорошая была девчушка… Ты же знаешь, я твоего паренька не одобрял, но письма-то твою тайком читал, пока мать не видела…
Он замолчал, сдерживая ком в горле и вспомнив какой умной и веселой была его Сара.
– Надеюсь, там на небесах вы будете счастливы втроем…
Дэниел все-таки заплакал. Тихо, но горько.
Он медленно опустился на колени, утирая слезы и проговаривая.
– Прости меня, Сара, прости за то, что не был рядом. Ты же знаешь, мы с твоей матерью любим тебя… и твою семью…
Через какое-то время он успокоился и встал.
Вновь протерев лоб, Митчелл взглянул на могилы, а потом посмотрел на ясное небо.
– И ты тоже меня прости, Джони. Не хотел я, чтобы ты вот так кончал свою жизнь, вдалеке от дома и таким молодым… Я, кстати, встретился с твоим другом-индейцем, буду весьма рад, если вы однажды встретитесь с ним на небесах, чтобы подать друг другу руки. И я к вам потом присоединюсь.
Он замолчал, но потом решил добавить.
– Я бы тебе, Джон, этого не сказал бы на твоих похоронах – струхнул бы. А тут… у могилы дочери, совесть не позволяет молчать. В общем, прости меня друг. Надеюсь, ты запомнил меня именно другом. И прощай. И вы прощайте, Сара, Гордон и маленькая Эмили.
Он провел рукой по самому маленькому кресту. Постоял еще немного, а потом надев шляпу, отправился на юг.
«Теперь и мне пора домой», – подумал Дэн Митчелл, шагая вдоль широкого русла Миссисипи.
И так и случилось – Дэн Митчелл переступил порог своего дома ровно через два месяца после выше описанных событий. Он рассказал жене о всех своих делах и прегрешениях. И это, надо отметить, их только сблизило. А еще Дэн бросил пить и подал в отставку. Жили они с женой еще долго, вплоть до 1815 года, пока оба не умерли во время пожара фабрики, на которой работали.
Что же касается Джона Фердиада, то он обрел покой на одном из безымянных кладбищ восточного Уэльса. Кстати, Кухулин, даже один раз приезжал на это кладбище, чтобы почтить память человека, с которым они были сначала врагами, а потом стали друзьями.
Надо отметить, что смерть Джона не была напрасной – чероки и белые люди (в той местности жили и французы, и англичане, и даже голландцы) больше никогда не воевали там, где всего в семи милях друг от друга стояли старый форт колонистов и деревня индейцев.
В оформлении обложки использован вижуал https://www.shutterstock.com/ru/image-vector/profile-indian-logo-icon-vector-illustration-1396089182 (автор bayu8448)
Высматривает слабину? Да вот же она – я без двух пальцев, контуженный!..
Что ж ты, чероки хитролицый, не бежишь на меня?..
Давай! И я распорю тебе живот саблей… или ты меня затопчешь, как блоху! Давай, действуй! Только не играй со мной в эти игры. Я слишком устал…
Мы завершили круг, и я, наконец, увидел причину пассивности необычайно спокойного индейца.
Копье.
Он поднял его очень быстро, но так бережно, будто подавал руку английской леди с Пикадилли.
– Откуда ты знаешь язык «белых»? – неожиданно для самого себя спросил я у Кухулина.
– «Белые» люди добры, но не многие. Они обучили. А потом другие «белые» всё разрушили.
– Что же ты не отомстишь? Не защитишь своё племя?
– Индейцы неправильно воевать. Ни за то. И «белый» человек – тоже ни за то. Но если «Белый» притронется к жилищу Кухулина и его племени, «белый» умрет! Умрет от моего Габульга, – он поднял копье в воздух.
– Справедливо, – рассудительно заметил я, – я тоже бы защищал свою семью. Но сейчас мои солдаты умирают, я должен помочь. Не мешай, Серый глаз.
– Вот и иди, «белый» человек, Фердиад. А Кухулин пойдет в свой вигвам.
Послышались выстрелы – битва снова приближалась к разрушенной баррикаде.
Я посмотрел на почерневший Восток – англичане гнали индейцев в нашу сторону.
Шорох.
Я огляделся.
Кухулина – Серого глаза нигде не было видно.
Ко мне подбежали уставшие, раненые, но всё же радостные гренадеры.
– Капитан! – окликнул меня лейтенант Шпинг, – Мы отогнали краснокожих! Форт снова наш!
– Хорошо. Сколько наших погибло?
– Не могу сказать точно, сэр. Но потери не велики.
– Хорошо. Собираемся и возвращаемся в форт.
– Но как же погоня, капитан?! – удивился Шпинг, – Разве нам не подобает догнать этих сволочей и убить всех до одного! Они разорили наше укрепление и корабли!
– Нет, лейтенант! – я резко прервал его, – мы отходим. Больше никаких смертей на сегодня.
***
На следующий день Джон Фердиад проснулся поздно. Солнце уже добралось до зенита, а капитан только-только умылся в поставленном на улице тазу с холодной водой. Ночью он спал крепко, несмотря на распухшие и ноющие пальцы.
После умывания Джон отдал лейтенанту приказ трубить построение, а сам уселся на ступеньки небольшой хижины, расположенной у южной стены форта, и начал промывать отстрелянные пальцы. Заражения не было, поэтому капитан просто макнул руку в банку со спиртом, а потом, зарычав от боли, быстро перевязал рану. Голова закружилась, но бывалый вояка не дал себе слабины. Зато боль окончательно развеяла сон, и капитан английской армии даже взбодрился.
Он все думал о том индейце, Кухулине, не захотевшим драться с капитаном и полностью проигнорировавшим войну с белыми людьми.
«Ну, почему? Почему в родном Лондоне за 35 лет жизни я ни разу не встречал родственную душу, понимающую меня и принимающую мои взгляды на жизнь. А стоило вступить на землю Нового Света, так сразу же нашел такого человека! Как же жаль, что этот Кухулин из краснокожих. Я думаю, нам было бы, о чем поговорить».
Мысли капитана прервал подошедший к нему лейтенант Шпинг.
– Сэр, гарнизон построен по вашему приказу.
– Отлично, Джеймс. Сколько людей из прислуги форта осталось в живых?
– Шесть человек, сэр.
– Хорошо. Узнай у них, где живут те индейцы, что напали на нас вчера.
–Да, капитан.
Фердиад встал.
– А я пойду оденусь.
Капитан поднялся по ступенькам, по дороге ощупывая раненую руку – пальцы болели, но гниения не было. Поэтому Джон, слегка улыбнувшись, надел свой камзол и вышел во внутренний двор форта.
***
Солдаты, построенные в ровные шеренги, ждали меня.
Снова подошел Шпинг, его лицо покраснело от натуги и жары, мундир явно жал ему в груди. Лейтенант отдал честь и доложил.
– Сэр, местная повариха сказала, что это были чероки из речного племени. Их деревня находится в десяти милях к северу отсюда.
– Что ж им все неймется. Зашли в такую даль просто для того, чтобы попугать нас что ли?.. – меня часом уже раздражало такое соседство, хоть мы и были в Новом свете новичками, – Как там капитан Митчелл?
– Лежит в лазарете. Сестры из прихода Святой Марии, что рядом с фортом, подлатали его, сэр. Но капитан Митчелл напился ночью и чуть не придушил одну из монашек, думая, что она из индейцев. Его связали, но утром он попросил отпустить его.
– И что же вы?
– Я развязал путы, взяв с него слово, что он пить сегодня не будет, – высокий Шпинг пожал плечами, – вы же знаете его, капитан, Митчеллу не верит даже собственная жена. Поэтому я на всякий случай убрал подальше все спиртное.
– Да, устроил старикан нам проблемы.
Я уже пять лет служил бок о бок с Дэном Митчеллом, отличным воякой, который был на десяток лет старше меня, но так и остался в звании капитана, потому что из-за пьяных выходок выше его никто не решался поднять. Вчера, во время штурма крепости, Дэн получил пулю в живот. Слава Деве Марии, что он остался жив, ведь, если б я погиб, то гарнизоном командовал бы он. А с его горячностью и жаждой быстрой расправы, гренадеры атаковали бы племя чероки еще вчера ночью, усталые и измотанные. И это скорей всего была бы последняя атака моего гарнизона.
– Ладно, Джеймс, трубите на марш и отправляйтесь на север. Я загляну к нашему дебоширу и догоню вас на разъезде, что в двух милях отсюда.
– Есть, сэр.
Лейтенант Шпинг еще раз отдал честь и пошел отдавать приказы. Вскоре я уже мог наблюдать, как гарнизон почти в полном составе марширует по пыльной дороге, идущей на запад, а через две мили, у разъезда, круто забирающей на север.
Я вздохнул и пошел в сторону основного здания форта, где располагался лазарет.
Мой старый друг Дэниел Митчелл встретил меня хмурым, даже злобным, взглядом и тирадой возмущений, суть которых сводилась к незаконному лишению капитана положенного ему количества спиртного.
– Успокойся, Дэн! – я сел, усмехаясь, – это был мой приказ.
– Зачем ты так говоришь? Я же знаю, что это чёртов Шпинг!
– Ну, не отдам же я тебе своего лейтенанта на растерзание, – я вновь улыбнулся. Но Митчелл мой оптимизм не разделил.
Я вздохнул, что ж ты поделаешь с этим скрягой.
– Как рана, Дэн? – я решил пойти на мировую.
– Царапина, Джон, – ответил мне все тем же тоном Дэн, – Ты лучше не будь скотом и принеси мне бутылку привезенного виски и мое снаряжение.
– Во-первых, для тебя наступил сухой закон… по крайней мере, пока рана не заживет. Во-вторых, ты что не слышал трубы? Гренадеры Его Величества уже выступили в путь. Надо разузнать про этих ирокезов, а уж потом брать тех беглецов-англичан, переметнувшихся на сторону полосато-звездных ублюдков.
– Свое задание выполняй сам, Джон, – ответил Митчелл, садясь на кушетке, – моих парней в это не втягивай. Нам было приказано расчистить форт, что мы и сделали. Еще по возможности устранить прочие помехи на пути дальнейшего расширения Английской Колонии. То бишь, я сейчас встаю, собираюсь и отправляюсь догонять гарнизон.
– Остынь, старина, – я подошел и примиряюще положил руку на плечо, собравшегося вставать капитана. Рука легка по-дружески, но жестко, – предоставь краснокожих мне, а сам отлежись пока. Я знаю, ты рвешься в бой, но сейчас я возглавляю эту кампанию, а значит, ты обязан выполнять мои приказы.
Митчелл побагровел, глаза выкатились. Я счел бы это за последствия пьянки, но он же был трезв.
– Ах, ты скот! Я сам себе приказы отдаю! Эти твари изрубили вчера на куски пятерых моих парней! Я не буду сиднем отсиживаться, пока ты там собрался дипломатию вести с ними! Рубить надо этих краснорожих!
– Успокойся, говорю! – Я тоже начал злиться. Мало того, что жизнь ему сохраняю – не известно, что там будет с ирокезами, вдруг сражение очередное – так этот вояка хренов еще и оскорбляет, приказы не слушает и драться хочет, словно мальчишка, у которого старшие отняли деревянную саблю.
Мы так и стояли, пялясь, как дураки друг на друга, пока молнию между нами не разрядила сестра из монастыря. Она принесла бинты и воду на перевязку раны Митчелла. Ее появление разрядило ситуацию.
– Ладно прости, Джони, – выдавил из себя Дэн, – Пожалуй ты прав, полежу еще денек.
Его рана начала кровоточить. И он снова лег.
– Хорошо, Дэн. Я уже засиделся у тебя. Боюсь придется поспешить, чтобы вовремя прибыть на разъезд. Выздоравливай, старина. Я зайду к тебе после возвращения.
Я вышел, краем глаза заметив, как сестра начала смачивать бинты.
Разъезд находился на равнинной местности. Здесь было жарко, но духота и влажность южных болот должны были скоро отступить, потому как нам только предстояло ощутить свежий воздух Миссисипи – до реки оставалось еще три мили. Мой отряд уже повернул на север, и теперь солдаты шагали по пыльной дороге, забиравшей немного на восток, к реке. В пойме Миссисипи нам нужно было пройти еще около семи миль, чтобы выйти к поселению чероки.
До прошлой ночи я мало, что знал об этих местных жителях и с глупыми мыслями в голове считал, что наше прибытие не вызовет такой очевидной и яростной агрессии.
Подумав об индейцах, я вспомнил свой несостоявшийся поединок с чудным и таинственных Кухулином – здоровенным чероки, который вопреки логики отказался вступать со мной в схватку.
«Вот так и происходит, Джон, – говорил я про себя, – один краснокожий мыслит, как ты. Хотя он тебя даже не знает толком. А человек, который прослужил с тобой пять лет, презирает твои миролюбивые взгляды и попытки пройти дипломатическим способом этот жизненный путь. Ну, как этот упертый осел Митчелл не понимает, что это не наша война и не наша земля, и умирать здесь ради кучки индейцев и пары перебежчиков из Англии – глупо. Вся эта война пропитана корыстью верхушки и глупостью офицеров. Господи, о чем я вообще думаю! Мне просто нужно разобраться сейчас с этими чероки».
***
На следующее утро, после бездумного нападения, Кухулин Серый глаз проснулся с восходом солнца. В ночном сражении он участвовал совсем немного – оглушил парочку англичан и еще трех французов из жителей форта. А потом просто побрел домой. Он, как и Джон Фердиад, был весьма удивлен неожиданной встречей у перевернутого обоза.
И сейчас, после беспокойной ночи, индеец не прекращал думать об англичанине, которому, как и ему, опротивела война.
«Много лун назад я встречал такого же чужеземца. Но я и не представлял, что так скоро увижу человека, ненавидящего смерть также сильно, как и я сам, – размышлял чероки, выгоняя лошадей на пастбище, – он наверняка придет, и придет не один. Сам он не захочет войны, а захочет объяснений и мира. А вот те, кто прибудут с ним, будут разговаривать оружием».
Через несколько часов Кухулин уже натачивал свое копье, потому что одним из первых увидел, как на горизонте появились чужеземцы. Он уже тогда составил свой план действий.
***
К Фердиаду подъехал лейтенант Шпинг.
– Сэр, впереди поселение чероки. Уже виден дым от костров.
– Хорошо. Спасибо, Джеймс. Двигаемся вперед.
Два отряда гренадеров, за две небольшие битвы потерявшие двадцать отличных солдат, двинулись по широкой дороге, тянувшейся вдоль реки Миссисипи и проходящей мимо деревни речных индейцев.
Через час англичане вышли на широкое поле перед поселением краснокожих. Взору капитана Фердиада представились два десятка высоких вигвамов, сложенных из шкур коров и лошадей, а также полдюжины деревянных строений, видимо оставленных еще голландскими первопроходцами – вид у них был сильно обветшалый. Но судя по всему, смекалистые и изворотливые чероки сумели приспособить дома под свои нужды и быт. Деревянные постройки находились поодаль от вигвамов, выстроенных традиционно, кругом. В центре – большая площадь с костром и идолом предков. Всю деревню по периметру окружал невысокий, но плотно сооруженный частокол.
– Я думал, что индейцы не строят частоколов, – произнес поравнявшийся с капитаном солдат. Он был из отряда Митчелла и замещал умершего вчерашним днем лейтенанта Уиллера. Вместе с ним к Фердиаду подскакал лейтенант Шпинг.
– Сэр, – обратился к Джону его лейтенант, – это Майлз Шепард. Он замещает покинувшего нас Уиллера и попросил меня просить вас – возвести его в лейтенанты.
Фердиад стоял чуть впереди и поэтому после слов Шпинга полуобернулся в седле. Внимательно посмотрел на молодого Шепарда – тот держался молодцом, не отрывая взгляда от капитана – и произнес.
– Ты же из отряда капитана Митчелла. Вот пусть он и повышает тебя.
– Сэр, – ответил Шепард, – мне сообщили, что из-за ранения и буйного поведения капитан Митчелл временно отстранен от командования нашим отрядом. Поэтому прошу вас, сэр, оказать мне честь и возвести меня в звание лейтенанта, чтобы я мог доблестно нести службу и помогать вам и армии Его Величества.
После такой чеканки и смелого взгляда Фердиад довольно улыбнулся.
– Что ж, Шепард, хотите умереть за Британию в звании лейтенанта, так тому и быть. Поздравляю, вы лейтенант. Официальные бумаги составим по прибытии в форт. А что касается вашего первого замечания в адрес наших немиролюбивых краснокожих соседей, то предположу, что частокол чероки возвели совсем недавно. Может быть. После нашего с ними первого сражения после высадки. Да, видно, что сделали они его и эти ворота наспех. И насколько я осведомлен, частоколы не сродни индейцам, ң факт остается фактом… Я надеюсь, теперь вам ясно, зачем здесь эта ограда?
– Так точно, сэр. Ясно. И спасибо за оказанную честь. Я не подведу вас, капитан!
– Не спешите так радоваться, лейтенант Шепард, – ответил Джон, который уже устал наблюдать за тем, как очередной юнец с реденькой бородкой, рвется в бой, умирать ради эфемерных идеалов, рушащихся после пары лет войны.
Джон еще раз взглянул на Шепарда и Шпинга, а затем перевел взгляд на поселение индейцев. Там все было тихо, словно и не ждали воинственные ирокезы ответного хода противника.
