bannerbannerbanner
полная версияОн и Лилит

Илья Славицкий
Он и Лилит

Полная версия

–– Месье желает на другой берег? – раздался голос из темноты. – Монета туда, монета обратно, дама бесплатно. Кстати, ее зовут – Лилит.

Я протянул в темноту тускло блестящую монету. Недолгая пауза.

– Садитесь, тут невысоко, я придержу лодку.

Почему-то мне пришло в голову, что обратно мы, возможно, и не поплывем.

***

…Над рекой неслись клочья едва различимого в темноте тумана. Я снял пиджак, уже намокший от кустов и камышей, и накинул ей на плечи. Она взглянула на меня с благодарностью, но ничего не сказала, только подтянула к себе острые колени, обхватив их полукружьями худых рук.

Часы на ратуше за рекой пробили четыре. До рассвета было еще далеко. Дождь все усиливался, и скоро забарабанил по черной воде. Я вытащил из кармана рубахи мокрый пакетик с орехами. Как он туда попал? Наверное, моя спутница засунула его там, в баре.

Лилит обрадовалась орехам, как чуду. Как мало, оказывается, нужно для счастья!

События этой ночи постепенно начинали приобретать какой-то смысл. Возможно, мне и не дано его ухватить целиком. Возможно. Возможно! Бар, лодочник, река, дождь, орехи… Лилит.

Лилит опустошила пакетик, и протянула мне мокрую ладонь, на которой лежали два последних ореха. Я прижался губами к ее руке и взял один. Он был все еще твердый и соленый. Второй орешек соскользнул вниз и исчез в потоке воды под ногами. Мне было все равно. Ее губы коснулись моих, слизывая остаток соли…

…А потом я ослеп. Исчезли отсветы огней за рекой, и черные силуэты соседних кустов слились в непроницаемое для взгляда бархатное покрывало. Стало тепло и шелест дождя по прошлогодней листве отступил, утих, сменившись шорохом тяжелых портьер и полога, невидимого, но явно ощутимого. А потом пропало и это, и я летел через темноту, вниз или вверх, и звезды сливались по сторонам в прочерки белых линий.

…И было утро. Лодочник приплыл, как мы и договорились. А ведь мог и не приплыть. Мог ли?

Я подхватил спящую Лилит и сел в лодку. На другой стороне все было по-прежнему. Последние пьяные матросы расползались из бара. Певица и музыканты сели в подъехавшее такси. Бармен запер двери и опустил жалюзи на окнах. Закрыто. До следующего вечера.

Лодочник взял монету, попробовал ее на зуб, и, видимо удовлетворенный результатом проверки, сунул в шелковый кошелек у пояса.

Лилит сопела у моих ног, завернувшись в мой, уже начавший просыхать, пиджак.

Лодочник зачем-то начал возиться с решеткой на дне, он явно не торопился, будто чего-то ожидая.

В свете нарождающегося утра ночные события уже не казались мне столь ясными. Точнее, они все больше казались мне бредом.

Перемазанные до колен и выше в иле и глине брюки. Худущая девчонка, сопящая на мокрой земле в моем пиджаке. Похожий на пирата старик, гремящий чем-то на дне своей едва живой лодки.

Что еще? Неожиданно, мир вокруг завертелся волчком похожего на ханукальную игрушку рулевого колеса на дороге.

Резко заныли плечо и левое колено. Соленый привкус на разбитых губах. Наклонившись, я подхватил свой грязный, в пятнах запекшейся крови пиджак. Кажется, в нем что-то было. Кажется. Но мне было все равно.

Резко развернувшись, я едва не потерял равновесие – страшно болела голова.

–– Постойте, месье! Вы что-то оставили в лодке.

Лодочник протянул мне складной матросский нож, каким режут канаты и дерутся в пьяных драках. Я сунул его в карман и пошел прочь от берега.

Что-то мешало. Не отпускало меня. Я снова, как и ночью, ощутил руки, обхватившие мою правую руку. Девчонка едва поспевала за моими быстрыми шагами, но руки не отпускала. Временами мне казалось, что я просто тащу ее по дороге. Зачем? Куда? Я не видел никого. Наверное, я сошел с ума.

Тяжесть матросского ножа в кармане вернула меня к действительности. Лодочник прав.

Лодочник всегда прав.

***

Он размахнулся и со всей возможной силой воткнул стальное лезвие в податливое тело, сразу обмякшее и ставшее похожим на пеструю кучу осенних листьев.

Потом он вытер нож полой пиджака, сложил и сунул в карман. Быстро огляделся. Воробьи все так же деловито рылись в мусорной куче у газетного киоска. Толстый сизарь делал очевидные пассы своей избраннице. Кудрявое облако зацепилось за антену на крыше соседнего дома и пыталось освободиться. Наконец, это ему удалось, и оно весело понеслось догонять своих легковесных приятелей.

Молодой жандарм, проходивший мимо по своей казенной надобности, улыбнулся ему, даже вроде бы – подмигнул понимающе, но ничего не сказал и скрылся за углом. Таксист за рулем синего «Шевроле» слегка притормозил, но, видимо, поняв, что его услуги тут не нужны, стряхнул пепел в полуоткрытое окошко и умчался вперед, искать клиентов.

Нет, мир не перевернулся. Он все так же устойчиво стоял на голове, весело помахивая левой ногой, обутой в кроссовку «Найки», и полуостывший кофе из пластикового стакана в его руке медленно капал на мокрый асфальт тротуара, смешиваясь с гранатовыми потеками, быстро темнеющими под лучами утреннего солнца.

…Глазок телеобъектива. Вспышка. Щелчок. Еще один. Привет, ребята! Что бы ни случилось, утренние газеты не должны быть пустыми…

Осенние этюды

Женщина

Женщина с влажными глазами бежит по желтой аллее.

– Постойте, куда же Вы!? – окликает ее дворник Степан, едва не уронив свою метлу.

Женщина не отвечает, и падающие листья скоро скрывают ее следы.

– O, tempora. O, mores – думает дворник Степан и отирает вспотевшее чело брезентовой рукавицей.

Рейтинг@Mail.ru