Илья Славицкий
Он и Лилит
– Не сегодня, милый мой мальчик. Не сегодня… Пожалуйста…
Кажется, ты всё прочитала по моим глазам. Или я все же выдавил из себя несколько слов?
А потом… Потом ты как-то обронила случайно, что любишь Оперу. Этого было достаточно для меня, чтобы броситься в волны искусства, которому я до того уделял очень немного внимания. Я заказывал самые дорогие билеты на самые дорогие премьеры. Я дарил тебе платья и украшения и еще много чего, чтобы ты, только ты одна блистала в ореоле всеобщего обожания. Я купил этот костюм, и другие, чтобы соответствовать твоему положению.
Появились некоторые долги. Потом больше. Повышение по службе чуть помогло, но я уже не мог остановиться.
Мы стали встречаться реже, но регулярнее, как бы следуя расписанию текущего сезона. Ты приезжала свежая, благоухающая дорогими духами – я дарил их тебе по первому капризу.
Кончался спектакль, разъезжались зрители, пустели ложи вокруг нашей. Иногда, ты позволяла мне обнять себя. Иногда – нет. Почему-то для меня это постепенно стало уже не столь важным, как просто видеть свет окружающего тебя восхищения.
Но однажды… Я стоял на нашем обычном месте на ступеньках у южного входа, и уже звонил третий звонок, и швейцар махал мне удивленно… Ты просто не пришла. Эти билеты так и остались у меня. «Фигаро». Ла Скала. Целое состояние. Вот они, в кармане пиджака.
Я пытался тебе звонить. Иногда ты отвечала что-то искусственное, иногда не брала трубку. Я потерял интерес к своей работе, а вскоре и саму работу. Квартиру пришлось продать. После оплаты долгов осталось не так много. Но я еще на что-то надеялся, каждое утро посылая тебе умопомрачительные букеты с глупыми записками внутри.
А потом ты уехала в Буэнос-Айрес с каким-то богатым скотопромышленником. У меня не осталось даже твоей фотографии.
Пойти, что ли, с бюргерами напиться? Может, это позволит хоть ненадолго забыть… Впрочем, вряд ли…
– Эй, там! Виски за мой счёт. Двойной. Всем. И побыстрее, приятель!
Платье
Ножницы противно скрипели, и тонкий шёлк платья всё время застревал между лезвиями. Приходилось выдёргивать его и повторять рез снова. Мелкие, раскромсаные вкривь и вкось ошмётки падали на пол, постепенно формируя белую, почти снежную горку.
Наконец, с силой дёрнув за последний рукав, она оторвала его от остатка блузки и с ненавистью кинула прочь. Со стороны могло показаться, что несчастный Лаокоон борется с невидимыми змеями, пытаясь защитить себя и детей. Но не было ни змей, ни детей. Только разодранное в клочья платье и растрёпанная рыжая заплаканная девчонка с тупыми ножницами в руках посреди пустой спальни.
…В тот день с утра обещали дождик, а к полудню – переменную облачность. Но, по традиции, случилось как раз наоборот. Понадеявшись на прогноз, Марина выскочила из дома в легком ситце и босоножках, и, ещё не успев даже добежать до автобусной остановки, промокла насквозь. Возвращаться домой было поздно – последняя утренняя электричка уходила через четверть часа, а потом длинный перерыв. Как раз целую пару пропустить придётся. Хорошо ещё, что положила конспекты и книжку, чтобы почитать в электричке, в крепкий пластиковый мешок с портретом Мадонны – подарок одного из туристов, которых она водила недавно по городу.
Вскочив в полупустой автобус, Марина немного отжала волосы – на полу возле сидения образовалась заметная лужа, и тётка, выходящая на следующей остановке, укоризненно посмотрела на Марину, но ничего не сказала.
Вместо неё в автобус вошёл, а точнее, влетел парень примерно одного с Мариной возраста, в джинсах и спортивной куртке Адидас-маде-ин-Чайна. Тоже мокрый, как мышь, он встал в проходе у двери, пытаясь отряхнуть с себя воду. Тут автобус резко дёрнулся на повороте, и парень полетел назад – прямо Марине на колени. Пакет с конспектами выскользнул из рук хозяйки, и тетрадки разлетелись по полу. Он бросился их собирать, натыкаясь на ноги пассажиров. Последней он поднял книжку, прочёл имя автора – Экзюпери, и с интересом взглянул на Марину…
…Вышли они на конечной остановке, у вокзала. Удивительно, но Андрей учился в том же институте, что и Марина, но на другом факультете, куда он недавно восстановился, отслужив два года в армии. После перерыва учёба давалась нелегко, да и работать приходилось тоже, чтобы не сидеть на шее у матери. Это Марине было знакомо, хотя мама и отговаривала её, мол, проживем, лишь бы ты диплом получила.
В электричке немного обсохли. Андрей накинул Марине на плечи свою куртку, и она согрелась, прижавшись к его крепкому плечу. Почему-то, ей казалось, что они знакомы всю жизнь. Такого с ней никогда ещё не было, Это было удивительно, и немного страшно, будто в своём доме она обнаружила давно живущего в нём родного человека, про которого она раньше ничего не знала, но который знал про неё всё.
Андрей ждал её после лекции, хотя они ни о чём не договаривались – просто махнули друг другу рукой у входа в институт и побежали в разные стороны. И снова Марине показалось, будто они так делали уже не раз.
Они были похожи почти во всём – в любимых книгах, фильмах, способах отдыха, выборе друзей. Пожалуй, Андрей был немного сдержанней. Марине это казалось естественным.
Она помогала Андрею по куче разных предметов – и по той общей половине, которую изучала сама, и, нередко, даже по той, которую не изучала. Она писала ему скучные рефераты, подбирала слайды и строила графики. Стала читать дополнительные книжки по работе с компьютером, чтобы его презентации выглядели лучше чем у других, преуспела в этом и была счастлива, когда, после очередного семинара или экзамена он говорил ей – Мы сдали лучше всех.
О себе она почти забыла. Постепенно отметки поползли вниз, хотя, благодаря хорошей памяти и, наверное, способностям к профессии, она удержалась на курсе. Руководитель диплома сначала удивлялся, пытался узнать, что случилось с ней, прежде столь аккуратной и успевающей, но она только отшучивалась. Он махнул рукой, обратив своё время и внимание к другим студентам.
Они переехали в маленькую съёмную однушку – при молчаливом неодобрении Марининых родителей и мамы Андрея. Денег катастрофически не хватало, Андрей должен был учиться, и Марина стала давать частные уроки в дополнение к работе экскурсовода. Тем не менее, они умудрялись рвануть куда-нибудь в выходные и во время каникул.
Это было прекрасно. Спуск на байдарках в Карелии, походы по горному Крыму, песни у костра. Андрей был всегда в центре и всегда лучше всех. Но дальше дело не двигалось. Андрей как-то вскользь обронил, что сначала надо получить дипломы и встать немного на ноги, а женитьба подождёт.
– Ты же меня не за штамп любишь? – добавил он, глядя Марине в глаза, и, крепко прижав к себе, поцеловал в губы. Конечно, Марина с ним согласилась. Да она бы и институт бросила, лишь бы быть с ним рядом. Только маму с отцом было жалко – они так хотели увидеть ее диплом.
Между ними не было тайн. Если не считать одной. Совсем маленькой. Однажды, получив неожиданную премию в своём экскурсионном бюро, никому ничего не сказав, даже маме, Марина купила себе белое шёлковое свадебное платье и чудесную кружевную фату. Тайна хранилась в самой глубине платяного шкафа, за куртками и свитерами.
Незаметно пролетел год, потом ещё.
На последнем курсе Андрею неожиданно предложили годовую стажировку сначала в Варшаве, а потом в Германии, в Бонне. Программа обмена по линии ЕС для будущей элиты новой России, с перспективой получения европейского диплома и последующей работы в дипкорпусе.
Когда Андрей, взволнованный новостью, рассказал об этом Марине, она была счастлива. Её Андрей опять – самый – самый! В этом и её труд, и её любовь и поддержка. Только через несколько дней, когда процесс оформления документов уже пошёл полным ходом, она решилась спросить, а что же будет с ней, с ними, с их планами.
Ей показалось, что Андрей удивился, и даже немного рассердился на неё за столь наивные вопросы. Конечно, всё будет хорошо, сказал он. Всего год, а ещё, наверняка, Марина к нему сможет в гости приехать. Теперь с визами просто. А уж потом…
