Илья Шелудяков
Стихотворения о людях, одиночестве, любви и жизни
Миссис Гайн, обретшая новую фамилию спустя довольно быстрое время, хоть никогда и не была красавицей, по сравнению с обрюзгшим, плешивым и крайне неприятным внешне мистером Гайном казалась, надо признаться, что все таки в большей степени из- за своей еще пышущей молодости, просто ангелом. Но несмотря на непривлекательность нового супруга мать мистера Фолка, действительно, испытывала к нему нежные чувства, граничащие с настоящей влюбленностью. Он был неплохим собеседником, способным рассказать нетривиальную историю, будто бы случившуюся в его собственной жизни. И, несмотря на то, что безусловно, практическая каждая из таких баек была всего лишь плодом его воображения, окружающих его людей забавляли подобные рассказы и они могли позволить себе порой даже именовать мистера Гайна «душой компании», что было ему крайне лестно. Помимо этого, он имел очень мягкий и добродушный характер, почти всегда был спокоен и вежлив в общении, а маленького мистера Фолка называл исключительно «сынишкой» и никогда его не бил. Работал он нотариусом с окладом выше среднего, способным обеспечить семью. Всех этих фактов из биографии мистера Гайна было достаточно для его молодой супруги, чтобы уверенно строить планы на долгую и счастливую жизнь в браке с ним. Но природа решила внести свои корректировки и спустя шесть лет совместного проживания второй муж матери мистера Фолка был убит молнией.
Затем последовал мистер Хаммер, а после мистер Блум, его сменил мистер Эммет, но и он не был последним и умерла мать мистера Фолка в возрасте шестидесяти шести лет, имея фамилию Аллен. Четыре брака, случившиеся после кончины мистера Гайна были все, как один и не подарили матери нашего героя ни крупицы счастья – лишь слезы, скандалы и предательства. Они сделал ее сердце черствым, разум холодным и полным скептицизма, а отношение к жизни безразличным. Проще говоря, мать мистера Фолка была очень несчастной женщиной.
Сегодняшним ужином были выбраны фрикадельки под томатным соусом со спагетти. Итальянские макароны были доведены до своей идеальной кондиции, именуемой «аль дэнтэ», что в переводе с языка средиземноморского государства означает – на зубок. Самое главное при готовке спагетти и любых других паст не переварить их, превратив в кашеобразное состояние и мистер Фолк не допустил подобной оплошности. В фарше для фрикаделек он чуть переборщил с добавлением лука, но обилие только что приготовленного густого томатного соуса исправило ситуации, убрав его привкус. Неспеша поужинав, он решил направиться к письменному столу, но в его голове сильнее прежнего зазвучала мысль, таившаяся все это время внутри его сознания, что неплохо было бы посмотреть, что сейчас происходит в доме Фишеров для того, чтобы убедиться в том, что человек совсем недавно напавший на свою жену не пытается убить ее вновь. Его прежний страх к этому времени заменила тревога за эту хрупкую, слабую женщину и он быстрым шагом устремился к окну, находившемуся в его спальне на втором этаже, прихватив с собой бинокль, лежавший в тумбочке в прихожей. Мистер Фолк однажды купил его, планируя отправиться с одним своим коллегой на охоту, но в последний момент путешествие отменилось, в связи с нахлынувшей страну, в которую они хотели направиться эпидемией лихорадки. Это было одно из государств африканского материка.
В нижних окнах дома Фишеров свет был уже погашен. Время близилось к десяти вечера. Мистер Фолк стоял у окна и пристально наблюдал за соседним домом, жильцы которого по всей видимости уже легли спать и чувствовал себя полным идиотом. Это продлилось около двух минут и не заметив ничего интригующего или хотя бы странного он начал отдохить с точки обзора с мыслью о том, какой ерундой вынудило его заниматься сегодняшнее происшествие, как, вдруг, в верхнем левом окне появился свет. Мистер Фолк тут же вернулся в свою прежнюю позицию и попытался сконцентрироваться на происходящем в спальне дома Фишеров. Перед его глазами предстал силуэт, очертания которого были размыты из-за зашторенных занавесок, но, тем не менне, было понятно, что это женский силуэт и что принадлежит он миссис Фишер. По всей видимости, она только поднялась с первого этажа, где вероятно ее пьяный муж уже спал глубоким сном. Женщина подошла к шкафу и постепенно начала снимать с себя одежду. Мистер Фолк, увидев это, несмотря на то, что занавески скрывали все то, что недозволено видеть постороннему мужчине, мгновенно отвернулся и отойдя от окна подумал: «Господи! Слава Богу моя мать мертва – она бы не пережила тот факт, что ее честный и порядочный сын Джимми Фолк подглядывает за чужими женами.»
Про Фишеров было решено забыть. Он пострался убедить себя в том, что сегодняшняя сцена во-первых, скорее всего, исключительная, вопиющая и для мистера Фишера в том числе случайность и узнав завтрашним утром о содяенном он покаиться и не позволит себе впредь злоупотреблять выпивкой, а во-вторых к нему самому не имеет никакого отношения и что ему не следует беспокоиться о соврешенно незнакомых ему людях.
С таким настроем мистер Фолк проделал положенную работу по изучению догоров, а после лег спать. Ему снилась история любви между французом и испанкой и отчего-то этот француз носил в девятнадцатом веке современную американскую шляпу и костюм, а испанка постоянно кричала о том, что ее нужно спасти, хотя никто не причинял ей вреда. Проснушвшись мистер Фолк удивился, поскольку прежде ему почти никогда не снились такие глупые сны. «Это все от волнения» – подумал он.
II.
Жизнь мистера Фолка продолжила свое плавное течение. Он, как и прежде каждодневно приезжал к зданию компании ровно к девяти утра и не раньше шести вечера покидал свое рабочее место. Как и до сцены в доме Фишеров он был вовлечен в волокиту судебных процессов и разбрительств с заявками и исками целого множества клиентов фирмы. Раздел имущества между разведшимися супругами, споры о присуждении наследства погибшего родственника или же обычные передачи собственности в следствии ее покупки вторым лицом – все эти составляющие юридической деятельности наполняли его размеренную жизнь. За прошедшие две недели он бывал в своем доме лишь будними вечерами, поскольку оба уикенда мистер Фолк провел в небольших командировках в городе ближе к северной границе страны и, к его счастью, за все это время он ни разу не столкнулся ни с кем из семейства Фишеров и неблагоприятный осадок от воспоминаний о встревожащем его прошествии в их доме практически выветрился из уголков его сознания, но, тем не менее, ожидал мистер Фолк первый субботний выходной день, планируемый провести в стенах своего дома с небольшой опаской.
Его утро началось с привычной для него чашки черного кофе, который он не разбавлял ни сахаром, ни молоком и овсяной каши, приготовленной им на воде. Как вы могли догадаться, мистер Фолк не слишком сильно любил молоко. Он решил насладиться утренними блюдами никуда не спеша, растянув завтрак на целых полчаса. Во время приема пищи его глаза были направленны на только что принесенную к порогу его дома газету, в которой мистер Фолк читал новостные колонки и журналисткие статьи, в которых, безусловно, рассказывалось о насущных сенсациях. Во время чтения ему, вдруг, вспомнился французский роман, оставленный им две недели назад и в нем появилось желание заменить прессу им, как только он закончит есть.
Так он и сделал. Безусловно, мистер Фолк не забыл и про сигару и раскинувшись в своем любимом кожаном кресле, раскурив при этом только что заженный им табак он продолжил чтение согнутой в аккуратный уголок страницы.
«Прозвучал стук в дверь. Жан раздражено поднял глаза и разрешил войти.
– Прошу прощения, месье, но мадам Буффо просила передать, что она уходит. Также она сказала, что юноше непозволительно столько времени заставлять ждать даму в годах.
«Мадам Буффо!» прогремело в голове молодого графа. Он посмотрел на часы и осознал, что она прождала его в малой гостиной около двадцати минут, не считая пятнадцати минут до начала чтения письма. Он стремительно направился к выходу, надеясь опередить ее и после пламенных извинений приступить к запланированному обсуждению дел.
Уголок тянувшейся по полу скошенной юбки, поверх которой было надето платье из тафты был замечен Жаном, когда он ступил на лестницу, ведущую на первый этаж. Он решил немедля окликнуть рагневанную гостью:
– Мадам! Я приношу свои глубочайшие извинения! Постойте! – уголок юбки начал становиться больше и спустя несколько секунд перед его глазами предстала женщина в годах небольшого роста, глаза у которой были наполнены детской грустью от того какое неуважение проявил к ней юноша, но несмотря на это она, будучи очень мягкотелой и добродушной дамой смогла лишь по матерински произнести:
– Месье Арно, вам следует поучиться благородным манерам у вашего дядюшки, как следует встречать гостей.
– Мадам Буффо, этот самый дюдяшка и волзложил на мои плечи неимоверный объем работы, погрузившись в которую я совсем потерял счет времени… Я прошу у вас прощения.
– Ах… Ну как я не могу смилостивиться над вами, тем более, когда с утра до меня дошло известие, которое мне просто необходимо обсудить с кем-либо и вы на эту роль также вполне подходите. Месье Арно, два дня назад Париж охватила идея революции! Этот никчемный человек, его фамилия Круазье, он республиканец. Вы, скорее всего, слышали это имя. Его идеи, которые еше пару месяцев обсуждались лишь в кулуарах таверн, кабаков и прочих мест, которые не пристало посещать людях высшего общества, словно в считанные дни охватили все молодые умы столицы, включая представителей аристократии. Теперь это не лишь болтовня шайки недовольных жизнью, а действительная угроза трону. Эти люди требуют конституцию, установление республики и прочее, и также обещают на днях перейти от слов к действиям. Ожидаются массовые протесты и забастовки, строительство баррикад…
Услышав лишь два слова – революция и Круазье, Жан увяз глубоко в своих мыслях. Он подумал, что, скорее всего, именно об этих событиях хотела рассказать ему в письме Анна и что революция является для них шансом быть вместе, ведь гораздо проще нарушить установленные порядки, когда вокруг творится хаос. Но и другое занимало его размышления в этот момент, а именно месье Круазье. Он не только слышал множество раз это имя, но и в прошлом являлся его поклонником. Безулосвно, никому из его окружения это не было известно. Еще год назад впервые в тайных, запрещенных государством оппозиционных сообществах появился труд двадцатидвухлетнего сына разжаленного генерала с фамилией Круазье под названием «Сыны отечества». Это был сборник размышлений о том, что из себя должен представлять строй государства и какими правами и благами оно должно наделить людей, проживающих в нем. Тогда это работа не получила массовой огласки и лишь некоторые люди, которым удалось прочитать ее узрели в ней истинный взгляд на положение дел в стране. В их ряду был и Жан. С тех пор, он интересовался деятельностью молодого оратора и его выходившими письменными изречениями, но вместе с попаданием Круазье на пару месяцев в парижскую тюрьму за нарушение порядка в одном из ресторанов столицы, угас и его интерес. Скорее всего, помимо этого причиной появления незаинтересованности стала и Анна Десант, ворвавшаяся так внезапно в жизнь молодого графа. Теперь же, услышав о надвигающихся переменах, о которых он так сильно мечтал и осознав, что его любовь не безнадежна среди его беспорядочной уймы мыслей осталась лишь одна – ему немедленно нужно было отправиться в Париж.»