Илья Сергеевич Ермаков
Не забывай и не прощай
Какого хрена он творит?
Как же я его тогда ненавидела. Всем сердцем!
А потом… я наткнулась на видеозапись. Мое внимание привлек голый живот Токарева на картинке. Я включила видеозапись.
На ней Токарев лежит у себя дома на диване с голым животом и снимает сам себя на телефон. Словно… видео-дневник или что-то в этом роде.
– Как же я люблю свою крестницу, – говорит он.
И все во мне сжалось.
Токарев на видео берет в левую руку мою фотографию, распечатанную на фотобумаге. На фото – стою я в купальнике на пляже у озера. Это было лет пять назад!
– Юленька, – говорит он на видео, – такая красивая девочка…
А потом он откладывает телефон в сторону на кровать. Камера снимает его с боку. Он положил левую руку с моей фотографией себе на живот, а правую отправил к ногам, за пределы кадра.
И начал дергаться.
Я видела быстрые ритмичные движения правой руки. Он не сводил взгляда с моей фотографии в купальнике.
Я все поняла.
И мне стало страшно.
Впервые страшно так, как еще никогда прежде не было.
В ужасе я выключила запись, не желая досматривать ее до конца. Одним нажатием кнопки вышла из «Галереи» и бросила телефон в ящик, с силой захлопнув его.
Я уже хотела расплакаться прямо на месте, но он вернулся.
Печально улыбаясь, Токарев стоял в дверях кабинета. Прихрамывая, он направился ко мне и спросил:
– Ты как?
А я… А я…
– Мне пора.
Я вскочила с места и без оглядки скорым шагом покинула кабинет, не слушая, что он говорил мне вслед.
* * *
КОМНАТА ЮЛИ. ИЮЛЬ, 2020 ГОД
– Сволочь, – произнесла шепотом Вика.
В моей голове крутились те жуткие картинки: свернутые прокладки в зеленой коробочке, сток моих фотографий в его телефоне, то видео, на котором он…
– Подонок! – рявкнула Вика, прервав цепочку моих мучительных воспоминаний.
На этот раз я не плакала.
За все эти месяцы я выплакала достаточно.
– И он еще твой крестный? Вот же гнида… я даже представить себе не могла подобное! Черт…
Вика бросилась меня обнимать снова. Она чувствовала, как мне этого не хватало.
И чем крепче она меня прижимала к себе, тем сильнее мне этого хотелось снова и снова.
У меня в принципе появилось отторжение к мужскому телу.
– А родителям ты рассказывала? Говорила с ними?
– О да… говорила. Лучше бы даже не начинала…
– В каком это смысле? Что случилось?
Еще одно неприятное воспоминание.
– Ну…
* * *
КВАРТИРА ЮЛИ. ФЕВРАЛЬ, 2020 ГОД
Вернувшись со школы, я встретила родителей на кухне. Папа уже доедал борщ, а мама накладывала ему плов из большой кастрюли. От плова и я бы не отказалась.
– Милая, мой ручки и садись кушать, пока горячее.
– Да, мам!
– В школе все хорошо?
– Да! Сейчас расскажу.
Я оставила свои вещи в комнате, переоделась в домашнюю одежду, помыла руки и присоединилась к родителям на кухне.
Папа уже расправлялся с пловом, закусывая черным хлебом.
– Садись. Борщ пока горячий.
Меня уже ждала тарелка борща.
– Сметану будешь?
– Я без нее поем.
– Как скажешь.
Пришлось ждать, пока немного остынет.
– Как в школе дела? – спросил отец.
– Вы слышали, что дядю Славу уволили?
Я завела эту тему в спокойном тоне. Будто невзначай так, словно обычный разговор.
Отец прекратил есть и даже отложил вилку. Он переглянулся с мамой, и двое смотрели на меня.
– Это омерзительно, – выругался отец.
– Что именно?
– Так оклеветать честного человека! Он же твой крестный! Я не верю.
– Ты же его не знаешь…
– Ты его обвиняешь? Мы служили вместе. Юля, не будь, как они. Дядя Слава – член нашей семьи. Он – мой сослуживец. Я лично через многое с ним прошел. Он не раз выручал меня в беде. Да, после армии у него случилась эта неприятность с глазами, а потом добавился артрит. Поэтому он и хромает.
Тогда я и узнала, почему Токарев хромал.
– Но это гадкое, мерзкое, несправедливое обвинение… головы бы им всем оторвал за клевету на такого человека! Он – твой учитель. Я надеюсь, ты не думаешь, что он мог.
Отец был готов до конца защищать своего армейского товарища.
– Если это случилось, ты не думаешь, что это не просто так.
– Ты это к чему?
– Дыма без огня не бывает, пап.
– Да причем здесь это?! Юля! Я тебя не узнаю! Одумайся! Дядя Слава был с тобой с раннего детства. Вспомни как вы с ним хорошо общались и играли. Он всегда к тебе относился с теплом и лаской. Он очень любит тебя.
Ага, не то слово…
– А ты не находишь его привязанность ко мне навязчивой?
– Это ты сейчас к чему клонишь? Ты тоже хочешь обвинить своего крестного в этой гадости, Юля? Не в моем доме!
Отец стукнул кулаком и встал из-за стола.
– Прекрати, – шикнула на него мать.
Но отец и бровью не повел.
– Что он такого сделал? Что?
Я не могла ему ответить.
Я не могла рассказать ему обо всем, что происходило на самом деле. Он бы все равно не понял – посчитал бы за ложь. Взрослых людей вообще сложно в чем-то переубедить.
Он с армии знает Токарева. Они – лучшие друзья. Папа сделал Токарева моим крестным. Конечно, он будет защищать друга до конца.
О чем я только думала, говоря ему все это?!
– Может, Юля права, Саш? – встряла мама.
– В чем права? Лен, ты серьезно думаешь, что он способен на такое?
– Мы же не знаем, как он ведет себя при других. Никто бы не стал обвинять человека в таком грязном деле. Ты прав. Значит, был повод…
Отец сорвался:
– Он. Не. Педофил. Он не мог домогаться. Не мог и все тут! Кому вы верите? Тем тварям, которым по жизни заняться нечем, чем обвинять людей в домогательствах? Или другу семьи. Или мне.
– Саш…
– Я его знаю. Понимаешь? Я его знаю всю свою жизнь. Он не может оказаться таким человеком. Если бы это было так, то оно бы все вскрылось уже давно! Подобные вещи оставляют свои знаки, сигналы. Это дает о себе знать! А не вот так, как вы это преподносите!
Знаков было предостаточно, но отец закрывал на них глаза.
Он ничего не видел.
– Все это чушь собачья! Мы должны защищать честь семьи. Я не позволю делать из моего друга последнего подонка и гниду! Не в этом доме, ясно вам?!
Я вообще никогда не видела отца в такой ярости. Он просто рвал и метал! Он пыхтел, как бык.
И совершенно не желал меня слушать.
– Но папа…
Я пыталась его образумить.
– Хватит!
– Но…
Он ткнул в меня пальцем и процедил снова:
– Хватит. Юля. Я больше не желаю ничего об этом слышать.
Тогда он просто отшвырнул вилку в сторону, которая уже лежала на столе и никому не мешала. Тот еще знак протеста! Пострадала неповинная вилка.
Отец даже не посмотрел на нас с мамой, а просто вышел из кухни, оставив в тяжелом молчании.
– Может… твой отец прав…
Мать взглянула на меня.
Не знаю, что именно она увидела в моем взгляде, но он кричал: «Одумайся! Я – твоя дочь! Я вижу Токарева, в отличии от папы, почти каждый день! Я общаюсь с людьми! Я знаю, что происходит! Ты должна понять, что эта история коснулась и меня!».
Мама замерла, заметив все это во мне.
Надеюсь, что заметила.
Возможно, она даже поняла, что Токарев и ко мне приставал. Но дело было не столько в приставании, как в маниакальной одержимости…
Мной.
Личный кошмар, который всегда рядом.
Но она явно не собиралась ничего делать, и я это видела. И я так разозлилась! Я видела это в ее лице! Она совершенно не собиралась ничего с этим делать, если бы даже поверила в то, что Токарев приставал к девочкам и был одержим мной.
Доказательств нет.
Токарев в легкую мог сказать: «Они не так все поняли. Им просто показалось. Дети всякое могут выдумать».
Он никого не насиловал, никого напрямую не домогался, ни к кому не приставал…
Он просто…
Просто…
– Милая…
– Лучше молчи дальше! – бросила я в мать.
И ушла.
Она даже не пыталась меня остановить или поговорить снова. Ни в тот день, ни потом.
Больше мы об этом не говорили.
В нашей семье вообще не поднималась эта тема после того разговора. Я и сама не видела в этом смысла.
Злилась ли я на отца? Меньше, чем на мать… Да, она разрывалась между двух огней, но я все равно хотела, чтобы она была на моей стороне. Она же моя мать в конце концов!
Черта с два!
Но что она могла сделать?
Что я могу сделать?
* * *
КОМНАТА ЮЛИ. ИЮЛЬ, 2020 ГОД
– Почему это все так дерьмово?
Вика опустила голову на подушку и устремила свой взгляд в темный потолок.
– Дерьмово? – я легла рядом с ней. – Не то слово.
– Родителям этого не понять. Ужасно! Вот стану мамой – всегда буду верить своей дочери. Всегда. Потому что она – моя дочь. Других причин не нужно. Родители должны беспокоиться о безопасности ребенка. Они должны это чувствовать через невидимые узы. Как мама и ребенок, связанные пуповиной. Они не должны закрывать глаза тогда, когда ситуация настолько очевидно. Это глупо!
– Да, ты права. Глупостей сейчас хватает.
Вика повернулась ко мне лицом. Она осмотрела меня и взяла за руку, крепко обняв ладонь.
– Что еще случилось?
Я задумалась.
– Ты не поверишь, но он… даже во снах меня достает.
– Правда? Токарев?
– Да. Вот совсем недавно мне снился сон про нас с тобой.
– Нас?
– Была неестественно большая луна над водой. Это был пляж, озеро или море. Что-то такое. Скорее всего море. Море, пляж, ночь и большая луна над водой. Очень большая. Мы с тобой держались за руки и бежали вдоль берега. Сначала это было что-то радостное и приятное. Я даже помню те ощущения. Мне это нравилось. Нам было хорошо вместе, но потом… я вдруг почувствовала неприятность.
– Это был он?
– Он… выбежал из кустов. На нем были только большие шорты на тему «А'ля Гавайи». Совсем как трусы. Голые кривые ноги и большой волосатый живот. И он бежал за нами, размахивая руками и что-то выкрикивая вслед.
– Боже мой! Ты серьезно?
– Ага, полнейшее безумие, ты не находишь? Этот подонок решил поохотиться за нами у меня во сне.
– Но мы убежали?
Я внезапно умолкла.
Я сделала вид, что пытаюсь вспомнить конец сна, но на самом деле я его и не забывала.
– Он догнал нас. Он коснулся своей липкой рукой моего плеча, и по всему моему тело прошла ледяная волна. Я проснулась с жутким ознобом, вся в поту. Это было ужасно. Стоило мне сесть в кровати, как изо рта на пол вывалилась слюна. Понимаешь, Вик, весь мой рот был полностью заполнен жидкой слюной. Не густой такой, а именно жидкой. Проснувшись, я не успела этого понять и ничего не проглотила. Лишь приоткрыла рот, и оно все… было уже на полу, на футболке и на мне. Потом меня тошнило весь день, а сон не выходил из головы.
– Какая же дичь тебе снится, Юлька! Боже… как ты это вообще выдержала?
– А я и не выдержала. Он испортил такой чудесный сон. Гадкий засранец. Как видишь, я вспоминаю это все до сих пор. Наверное, никогда не забуду.
Все то, что я рассказывала Вике, была правда. Настоящая правда, которую я впервые не намерена скрывать или приукрашать.
И вот пришло время новой ужасной правды.
– Ты говорила, что он был с вами с твоего детства, верно?
– Да. Он же мой крестный. Он часто бывал у нас дома – папа всегда его приглашал. А после развода с женой он вообще у нас жил почти месяц. Точно не вспомню.
– Ого! Даже так… Прости, у меня до сих пор не укладывается в голове, что Токарев – твой крестный. И ты даже жила с ним.
– Знаю, это сложно представить. Но это было очень давно.
– Что еще он делал? Он же не видел тебя головой?
Я ответила не сразу, давая ей самой догадаться.
– Юль…
Я повернулась к ней лицом.
– Ты меня пугаешь.
Действительно, на Вики лица не было!
– Помнишь я говорила про ту фотографию, где я в купальнике? Та фотка из его видео с телефона.
– Помню, да.
– Это случилось на Северном озере. Мне было двенадцать.
* * *
СЕВЕРНОЕ ОЗЕРО. ИЮЛЬ, 2015 ГОД
Денек выдался знойным. Бывают такие летние деньки, когда хочется не вылезать из прохладной воды. А еще лучше иметь при себе рожок мороженого. И есть его прямо в воде! Кажется, что охолодить тело снаружи – нереальная задача. Нужно помогать охлаждать себя и изнутри. Наверное, это все глупо прозвучит, но именно это мне хотелось делать с собой в тот день – охлаждать себя снаружи и изнутри.
Мороженое я получила дома уже вечером, а днем могла довольствоваться прохладной водой на озере. Не сказать, что там было прям очень прохладно – вода успела довольно сильно нагреться под палящими лучами. Но даже это было намного лучше, чем находиться весь день в духоте, обдуваемой горячим ветром.
На озеро поехали я, мама, папа и Токарев. Сначала хотели позвать и крестную с ребенком, но, узнав о том, что на озеро с нами едет ее бывший муж, она отказалась. Ее можно понять. Вообще было глупо звать ее, но не позвать мы не могли.
Токарев любил купаться. Я видела его в одних плавках, а потому эта картинка сохранилась в моем мозгу, чтобы потом транслироваться мне в безумных снах.
Мама, конечно, загорала. Отец отвечал за обед, вечно бегал туда-сюда за напитками. Рядом с озером какой-то умник решил разбить палатку, где торговал прохладительными напитками и мороженым. Подсуетился, хитрый жук.
В общем, купалась я с Токаревым. Делали мы с ним заплывы до маленького островка с камышами, а потом обратно, к берегу. Общались с ним о всякой ерунде. Вообще ни о чем! Он рассказывал какие-то свои байки из жизни, которые я пропускала мимо ушей. Возможно, единственное, что я слушала более внимательно, так это армейские истории про моего отца. Больше я ничего не помню из его рассказов. И шутил он… ни так, ни сяк.
Сам пошутил – сам посмеялся. Так это было.
Он души ни чаял во мне: разрешал вставать ему на плечи и прыгать в воду, словно с трамплина. Надо признать, он научил меня быстро плавать. Плавать я и так умела, но как-то медленно и неспешно. Токарев научил меня работать руками.
Это был один из тех моментов, когда он прикасался ко мне в целях обучения, чтобы показать, как правильно двигать руками. Конечно, я совсем не придавала этому значения. Для меня важен был сам урок, а не его грязные мысли в голове.
Я даже думаю, что именно в тот момент у него не было никаких мыслей. Мне хочется в это верить, потому что уроки быстрого плавания мне нравились. Даже отец не уделял мне столько внимания.
Единственное, что меня сильно напрягало – его взгляд.
Мне двенадцать. Я в бикини. Плаваю и бегаю по горячему песку. Он видел все это. Он видел мою маленькую грудь, мою попу, мою обнаженную талию.
Смотрел ли он на меня? Конечно, смотрел.
Как можно обвинить человека в том, что он на тебя смотрит? Одно дело просто видеть это, а совсем другое – смотреть… с вожделением.
Вот, как это называется – то, что я постоянно вижу в его глазах. Вожделение. Оно управляет им. Низший инстинкт.
Хорошо, что ему не позволили намазать мне спину кремом от загара. Это сделала мама.
Что же случилось на том озере?
Когда мы уже собирались ехать домой, я пошла переодеваться в специальную кабинку. Да, на пляже стояла такая маленькая кабинка для переодеваний, представляющая собой четыре ширмы с дверцей без крыши. Дверь там не закрывалась ни на какие засовы или шпингалеты. Просто прикрываешь дверь и переодеваешься. Ширмы не стоят вплотную к земле, а потому всегда видны голые ноги того, кто стоит в кабинке.
Я сняла мокрое бикини. Стою голая и поправляю трусики, чтобы надеть их.
