Илья Александрович Шумей
Кукольное личико
– Надо полагать, – хмыкнул полковник, – ничего, разберемся. Открывайте!
Густая мутная завеса словно дожидалась, когда ее выпустят на свободу, и немедленно заволокла почти весь салон, не позволяя ничего толком разглядеть даже на расстоянии вытянутой руки. Огоньки под потолком потускнели и лихорадочно заметались, мельтеша по стенам чересполосицей размытых теней.
– Ай-ай-ай, как нехорошо! – послышался звон стеклянных пузырьков, которые перебирал полковник, доставший из-под сиденья свой походный арсенал, – А как тебе такое?
Он несколько раз качнул резиновую грушу и окатил распахнутый ящик мелкой водяной пылью, распыленной из выбранного флакона. Заполнявшая экипаж мгла немедленно съежилась и исчезла, будто ее и не бывало. Что ни говори, а Кассоди не зря щеголял золотыми пуговицами, он прекрасно знал свое дело.
Снедаемый нетерпением сержант подался вперед, рассматривая открывшееся их взорам содержимое футляра.
– Вот уж действительно, – заключил он чуть погодя, – та еще мерзость!
Внутри ящика, в окружении мягкой подкладки из тонкого шелка лежала большая кукла в красивом и явно недешевом платьице.
Но отнюдь не богато украшенный вышивкой и блестками наряд привлекал к себе главное внимание.
Любой брошенный на куклу взгляд неотрывно впивался в ее фарфоровое личико, искаженное жуткой гримасой уродства.
Сморщенная левая щека обнажала кривые желтоватые зубы, словно скалящиеся в зловещей ухмылке. Растянутый ею рот почти доставал до уха, сползшего ему навстречу. А зажатый меж ними глаз и вовсе таращился куда-то в пол, так и норовя вывалиться из оголившейся глазницы.
Сильней всего поражала невероятная детализация кукольного лица. Были прорисованы мельчайшие детали, вплоть до отдельных волосков бровей, мелких морщинок в уголках глаз и крохотных родинок. И чем дольше Войкок всматривался в уродливый фарфоровый лик, тем сильней ему казалось, что он вот-вот оживет и заговорит…
– У Вас есть какие-нибудь соображения насчет возможного адресата? – сержант даже вздрогнул, когда Кассоди его окликнул.
– Что? Эм-м-м, нет, ни единого, – он помотал головой, пытаясь избавиться от наваждения, – это Кривая Чума, да?
– Она, родимая! И кто-то из зараженных сумел прокрасться в самый высший эшелон, если судить по качеству изготовления и отделки. Одно только платье чего стоит!
Войкок снова склонился над футляром. Несмотря на испытываемое отвращение, его снова и снова странным образом тянуло к кошмарной кукле.
– Есть какие-то намеки? – в руку сержанта легло толстое увеличительное стекло в латунной оправе, – смотрите внимательно, вдруг что-то да найдете.
Он взял в руку лупу, которая так и норовила выскользнуть из вспотевшей ладони, и навел ее на изувеченное лицо. Где-то на краю его сознания забрезжило смутное подозрение. Движимый тревожным предчувствием, сержант заслонил ладонью искаженную часть кукольной головы, пристально всматриваясь в ее нетронутый уродством правый глаз. Подозрение плавно переросло в пугающую догадку.
– Ну?
– Это слишком безумно, чтобы быть правдой! – Войкок, тяжело дыша, откинулся на мягкую спинку дивана и вернул лупу полковнику.
– Что Вы увидели? – в голосе Кассоди зазвенела сталь.
– Всего лишь ее взгляд… но ведь… кукла – не улика!? Нельзя же по фарфоровому кукольному личику пытаться опознать реального… человека!?
– Это уже не вам решать, юноша, – отрезал полковник, – говорите!
– Ее глаза… они удивительно напоминают мне Герцогиню Карсидскую! – выпалил сержант и весь обмяк, – но это же невозможно!
– Вы полагаете? – Кассоди, сам взяв в руки увеличительное стекло, придвинул футляр к себе, – любопытно… определенное сходство несомненно присутствует… похвальная наблюдательность, молодой человек!
– Ничего удивительного, – проворчал Войкок, забившись в угол и недовольно сложив руки на груди, – если бы и Вам Герцогиня являлась во снах почти каждую ночь…
На востоке уже забрезжила бледная полоска рассвета, когда экипаж полковника, шипя и лязгая, остановился у ворот особняка Герцогини. Кассоди захлопнул деревянный футляр и оглянулся на сержанта.
– Что-то Вы бледно выглядите, юноша. Вы сегодня не выспались? Вам нездоровится?
– У меня в голове не укладывается! – тот прижал ладони к вискам, пытаясь удержать свой мозг от неминуемого взрыва, – как такое вообще возможно!? Герцогиня – образец красоты, достоинства и благородства! Подобный обман для нее просто немыслим! Зачем!?
– Жизнь порой устроена куда сложнее, чем нам кажется, мой юный друг, – Кассоди распахнул перед ним дверь, – пошли, внесем в наши дела некоторую ясность.
–Но как!? – сержант испуганно уставился на высокий забор, ограждавший обитель того, кто принадлежал к касте Совершенных, от окружающего грешного мира, – таким, как мы, сюда вход заказан!
– Расслабьтесь, сержант, – полковник поправил зажатый подмышкой футляр и достал из кармана поблескивающий жетон, – для таких случаев у меня имеется Абсолютный Ордер. И я очень надеюсь, что сегодня я потрачу его не напрасно.
Сержант зашагал следом, невольно припоминая все свои прежние прегрешения. Уж коли кто-то из Совершенных разгневается на него, то материала для анафемы наберется более, чем достаточно. Только подноси. Хорошо еще, если все обойдется низложением в Смиренные без права на апелляцию.
– Ну что? – палец полковника застыл над кнопкой звонка, – заглянем?
– Вот черт!
Кассоди опустил жетон в открывшееся отверстие, и спустя пару минут послышался щелчок отворившегося замка. Тяжелые чугунные ворота, украшенные витиеватой кованой листвой, под глухой перестук шестерен неспешно поползли в сторону. Полковник приказал прибывшим с ними полисменам ждать его сигнала, и они вдвоем с сержантом зашагали по усыпанной гравием дорожке к роскошному особняку, ярко освещенному парящими в воздухе фонарями.
– А что, если мы ошиблись? – не унимался Войкок, – что если все наши подозрения – ошибочны!?
– В таком случае… – протянул полковник, – знаете, сержант, в чем между нами разница?
– В чем?
– Ежели Ваша догадка верна, то я получу вполне заслуженную премию и даже могу претендовать на перевод в касту Прекрасных, ну а если мы ошиблись, то Вам грозит строгий выговор, – Кассоди оглянулся на своего поникшего спутника, – но я все же верю, что Вы были правы, молодой человек, и беспокоиться Вам совершенно не о чем.
На крыльце их встречал невозмутимый седовласый дворецкий, чья работа как раз заключалась в том, чтобы делать вид, словно ничего необычного не случилось, пусть даже небо упало на землю, и наступил конец света. Он распахнул перед прибывшими широкие входные двери и пригласил следовать за собой. Пройдя через центральную анфиладу, Кассоди и Войкок оказались в главном зале, который выглядел куда просторней, чем весь полицейский участок Заречного Округа, и где уже ярко горели свечи, несмотря на то, что известие о прибытии нежданных гостей поступило лишь минуту назад.
– Думаю, Вам лучше помалкивать, молодой человек, – негромко буркнул Кассоди одним уголком рта, сняв фуражку и машинально провел рукой по своим идеально уложенным иссиня-черным волосам, – в таких местах изъясняются на немного других языках, и Ваш праведный гнев может оказаться крайне некстати.
– Я все понял, – кивнул сержант, до глубины души потрясенный увиденным величием.
Еще никогда ранее ему не доводилось заглядывать в тот круг мироздания, где обитают Совершенные. Запоздало спохватившись, он тоже сдернул с головы фуражку и торопливо пригладил топорщащиеся кудри. Его охватил самый настоящий мандраж, как в преддверии первого свидания или перед экзаменом в Училище. Ему пришлось изо всех сил стискивать фуражку одной рукой и поясной ремень другой только для того, чтобы скрыть дрожь. Так высоко он еще никогда не забирался.
Переступив порог еще одной двери по правую руку, двое полицейских вошли в роскошную приемную, полную красного дерева, позолоты и дорогой кожи. Герцогиня встречала их, сидя в большом кресле, непринужденно расслабленная и спокойная, как и всегда. Недовольный излом ее тонких черных бровей, опустившихся к переносице, любому гостю ясно давали понять, что его визит создает ей массу неудобств, но Ее Светлость готова терпеть любые издержки, пока они служат улучшению жизни простых горожан.
Сержант вдруг почувствовал, что задыхается. Передним предстала та, что долгие годы являлась смыслом его жизни, целью его вожделений, объектом его преклонения и предметом его жарких юношеских сексуальных фантазий.
Дорогое темно-синее платье, облегающее идеальную фигуру, тонкий, едва заметный макияж на идеально чистом лице, словно сделанном из тончайшего фарфора, легкая надменность в повороте головы, способная свести с ума кого угодно – герцогиня очень хорошо знала, как обращаться с противоположным полом.
– Добрый вечер, половник Кассоди, – приветливо кивнула она, всколыхнув водопад роскошных волос цвета пламенеющего заката, ниспадавших на обнаженные плечи, – чему обязана столь поздним визитом?
– Покорнейше прошу прощения за беспокойство, – полковник аж пополам переломился, стремясь продемонстрировать свое почтение. Сержант склонился следом, почти уткнувшись головой в паркетный пол, – но у нас имеется пара вопросов к Вашей Светлости.
