Игорь Зимин
Александровский парк Царского Села. XVIII – начало XX в. Повседневная жизнь Российского императорского двора
Что касается места, то одним из условий было обязательное расположение домика поблизости от решетки Александровского парка, для того чтобы имелась возможность торговать молоком, пропуская на территорию парка покупателей. Было составлено несколько проектных эскизов, для того чтобы представить, как будет выглядеть домик с той или иной стороны. Наконец, с местом определились: «Рядом с Белой башней на развилке дороги на Ферму и к Железнодорожному павильону».[138]
Билибин И. Эскиз интерьера Охотничьего домика
Хотя за Александровским парком следил довольно многочисленный штат, это не избавляло его от текущих и внезапно возникающих проблем. В январе 1917 г., буквально накануне Февральской революции, покончившей не только с 300-летней династией, но и с привилегированным положением Александровского парка, был составлен документ, который можно считать неким итоговым отчетом о состоянии парка на начало XX в.
В отчете указывается, что в результате заболачивания почвы в 1909 г. отмечена гибель деревьев. Эту проблему, естественно, пытались решить и в 1912–1913 гг.: провели несколько совещаний «об улучшении парков», на которых рассматривались различные способы осушения Александровского парка. 6 марта 1913 г. под председательством князя М. С. Путятина провели совещание, посвященное всестороннему обследованию природы Царскосельских парков, т. к. в них обнаружили короедов. В целях борьбы с ними в парках начали вырубать мертвые и больные деревья. О масштабе проблемы свидетельствует то, что в Александровском парке больных деревьев насчитывалось 772, из них предназначались к вырубке 636 стволов. В Баболовском – 2151 больных деревьев, в Екатерининском парке – 119, в Отдельном парке – 234. Всего было выявлено 3276 мертвых и больных деревьев. В результате проведенной работы с 26 июля 1913 г. до января 1917 г. в Царскосельских парках вырубили 1572 ствола. Кроме того, в это же время были намечены работы по устройству птичьих гнезд, посадке ягодных кустарников у мест гнездования птиц и отстрелу хищников.
Не единожды деревья Александровского парка валили сильные ветра. Например, 2 июня 1912 г. Николай II записал в дневнике: «…погулял до 12 ч. В это время началась гроза, сопровождаемая таким вихрем, что масса старых деревьев оказалась поваленною. Когда мы вышли погулять – по многим дорогам нельзя было проехать шарабанчику Аликс».
Катастрофически на Царскосельских парках сказалась буря 17 апреля 1914 г., приведшая к гибели свыше 6000 деревьев. Работы по уборке поваленных деревьев носили такой масштабный характер, что к ним привлекли солдат лейб-гвардии Стрелкового Его Величества полка «при надзоре и содействии садовников и сторожей парков».[139] Работы по расчистке парка продолжились и после отречения Николая II, который принимал самое деятельное личное участие в распилке поваленных и мертвых деревьев. Записями об этом пестрит его дневник за весну-лето 1917 г.: «После завтрака хорошо поработали там же; срубили две ели – подходим к седьмому десятку распиленных деревьев» (11 июля 1917 г.); «Поработал на той же просеке; срубили одну ель и начали распиливать еще две. Жара была большая» (30 июля 1917 г.).
Николай II пилит ствол дерева в Александровском парке. 1917 г.
Нельзя не упомянуть и о захоронении Г. Е. Распутина близ территории Александровского парка[140]. Старца, столь чтимого семьей Николая II, решением императрицы Александры Федоровны временно[141] похоронили поблизости от Александровского парка, на месте, где началось строительство Серафимовской церкви и приюта для выздоравливающих воинов. В день похорон (21 декабря 1917 г.) Николай II записал в дневнике: «В 9 час. поехали всей семьей мимо здания фотографий и направо к полю, где присутствовали при грустной картине: гроб с телом незабвенного Григория, убитого в ночь на 17 дек. извергами в доме Ф. Юсупова, кот. стоял уже опущенным в могилу.
О. Ал. Васильев отслужил литию, после чего мы вернулись домой. Погода была серая при 12° мороза».
Спустя годы А. А. Вырубова вспоминала, что в этот день «Его похоронили около парка, на земле, где я намеревалась построить убежище для инвалидов. Приехали Их Величества с Княжнами, я и два или три человека посторонних. Гроб был уже опущен в могилу, когда мы пришли; духовник Их Величеств отслужил краткую панихиду, и стали засыпать могилу. Стояло туманное холодное утро, и вся обстановка была ужасно тяжелая: хоронили даже не на кладбище. Сразу после краткой панихиды мы уехали. ‹…› Государыня не плакала часами над его телом, и никто не дежурил у гроба из его поклонниц».
Лили Ден уточняет в воспоминаниях, что Александра Федоровна поначалу была категорически против захоронения Г. Е. Распутина в Царском Селе, но ее сумели убедить, что это захоронение будет носить временный характер: «Анна уладила вопрос, предложив похоронить тело Распутина в центральной части часовни, рядом с ее лазаретом для выздоравливающих. Часовня и лазарет строились на земле, приобретенной Анной на ее собственные средства»[142].
Вид недостроенной Серафимовской церкви с юго-западной стороны
План Серафимовской церкви. Современная реконструкция по фотографиям 1917 г. Крестом обозначено место, где было погребено тело Г. Е. Распутина
Могила Г. Е. Распутина время от времени посещалась. Например, 27 февраля 1917 г. (понедельник) Александра Федоровна, среди прочего, записала в дневнике: «9.55–11. С Аней встретили Лили на станции, панихида, могила». И буквально в следующем предложении в дневнике появилось роковое: «Ужасные вещи происходят в Санкт-Петербурге. Революция». Под словами «панихида» и «могила» имеется в виду, что императрица присутствовала на панихиде в домовой церкви Александровского дворца по убитому Г. Е. Распутину, а затем посетила его могилу.
Для новой демократической власти фигура Распутина была неким символом «темных сил», окружавших трон. Поэтому Г. Е. Распутина «преследовали» и после смерти. 8 марта 1917 г. по распоряжению министра юстиции Временного правительства А. Ф. Керенского солдатами Царскосельского гарнизона под командованием начальника батареи воздушной охраны Царского Села капитана Климова гроб с телом Распутина выкопали из земли и 9 марта отправили в Петроград на автобазу Временного правительства, находившуюся в помещении Придворно-конюшенной части на Конюшенной площади. В конечном счете, гроб с покойным Г. Е. Распутиным был сожжен в кочегарке Политехнического института. В 2003 г. в память о событиях 1917 г. поблизости от бывшего захоронения Г. Е. Распутина, близ Нижне-Ламского пруда, был установлен памятный знак.
После отречения императора, с марта по конец июля 1917 г. все прогулки Николая II с членами семьи в парке проходили под охраной, которая старалась, как могла, унизить «гражданина Романова». Николай II в письме к сестре Ксении писал из Тобольска (5 ноября 1917 г.): «Выход наш в сад вместе со всеми нашими людьми, для работы или на огороде, или в лесу, должно напоминал оставление зверями Ноева Ковчега, потому что около будки часового у схода с круглого балкона собиралась толпа стрелков, насмешливо наблюдавшая за этим шествием. Возвращение домой тоже происходило совместное, т. к. дверь сейчас же запиралась ‹…› Летом было разрешено оставаться на воздухе до 8 час. вечера; я катался с дочерьми на велосипеде и поливал огород, т. к. было очень сухо. По вечерам мы сидели у окон и смотрели, как стрелки возлежали на лужайке, курили, читали, возились и попевали».
На центральной аллее, напротив полуциркульного зала, соорудили памятник жертвам Февральской революции. 30 марта 1917 г. Николай II записал в дневнике: «…сегодня проходили похороны „жертв революции“ у нас в парке против середины Александровского дворца, недалеко от Китайского. Слышны были звуки похоронного марша и Марсельезы». Всего в могилу опустили семь гробов солдат Первого стрелкового полка, «павших» в дни революции. Трудно сказать, откуда взялись эти жертвы, поскольку боевых действий вокруг Александровского дворца не велось[143]. Скорее всего, это были жертвы «дружественного огня»[144].
Похороны жертв революции в Александровском парке
Памятник Жертвам революции
Николай II в том же письме упоминал, что «в марте и апреле по праздникам на улицах проходили процессии (демонстрации) с музыкой, игравшею Марсельезу и всегда один и тот же Похоронный Марш Шопена. Шествия эти неизменно кончались в нашем парке у могилы „Жертв Революции“, кот. вырыли на аллее против круглого балкона. Из-за этих церемоний нас выпускали гулять позже обыкновенного, пока они не покидали парк. Этот несносный похор. марш преследовал нас потом долго, и невольно все мы посвистывали и попевали его до полного одурения».
Позже в этой же могиле похоронили погибших в дни Октябрьской революции 1917 г. и Гражданской войны.
Упомянутый выше огород перед полуциркульным залом, как следует из камер-фурьерского журнала, начали разрабатывать 30 апреля 1917 г.: «в 2 ч. дня… общими усилиями начали разрабатывать огород под овощи, было также предложено и прочим, живущим во дворце»[145]. Даже в день рождения Николая II 6 мая 1917 г., отмеченного семейным завтраком на 7 персон, «в 2 ч. дня работали на огороде»[146]. Так же был отмечен день рождения императрицы Александры Федоровны 25 мая 1917 г. – сначала семейный завтрак, а затем «работа на огороде», за которой последовала велосипедная прогулка императора с дочерьми.
Глава II. Павильоны Александровского парка
Александровский парк на протяжении многих лет застраивался самыми разными парковыми павильонами. Многие из них до сих пор несут на себе отчетливый отпечаток личностных предпочтений монархов: увлечения Екатерины II стилем шинуазри, увлечения Александра I идеей развития скотоводства или коллекционирования Николаем I средневекового оружия. Все это приводило к тому, что в разные годы на обширном пространстве Александровского парка появлялись строения, каждое из которых со временем приобретало не только историю, связанную со строительством, отделкой интерьеров и перестройками, но и историю, связанную с различными эпизодами жизни первых лиц Российской империи. В таком ключе, учитывая обе составляющие, и будет вестись повествование в этой главе…
Китайская деревня
В XVIII в. мода «на Китай» стала общеевропейским трендом, сохранявшимся беспрецедентно долгое время. Свое отражение эта мода нашла и в Российской империи. Пик увлечения «китайщиной»[147] пришелся на время правления Екатерины II. Масштабы проявления этой моды были различными, от грандиозных архитектурных проектов в Александровском парке (Китайская деревня и Китайский театр) до различных стилизаций «в китайском вкусе» и подлинной китайской «мелочевки» в интерьерах императорских резиденций. Китай для дворянской элиты имперского периода на десятилетия стал неким символом загадочного Востока, и этот символ воплощался как в бесчисленных китайских вазах в парадных интерьерах, так и различных павильонах-увеселениях в «китайском духе». В Царском Селе возник целый комплекс построек в китайском стиле.
Наиболее масштабно увлечение столь модным в Европе[148] стилем шинуазри проявилось в 1770-х гг. в ходе реализации проекта Китайской деревни, авторство которой приписывается как А. Ринальди, так и В. И. Неелову[149]. Идея сооружения Китайской деревни в Александровском парке была заимствована из Европы, в разных концах которой появлялись подобные стилизованные «под Китай» павильоны-игрушки.
Екатерина II как главная заказчица и человек, «принимающий окончательные решения», не единожды лично вмешивалась в принятие архитектурных решений. Вероятно, источником ее архитектурных идей стала книга У. Чемберса «Планы, фасады, разрезы и перспективные виды садов и построек в Кью в Суррее», попавшая в руки императрицы в 1770 г. Именно оттуда она почерпнула главные идеи «англо-китайского» сада.
Финансирование проекта началось в 1772 г., когда русскому посланнику в Лондоне А. С. Мусину-Пушкину отправили деньги на сбор материалов, которые должны были стать основой для изготовления натурной модели некоего «китайского строения». Тогда же Кабинет Е. И. В. ассигновал средства на оплату работ по изготовлению «Китайской модели», которая исполнялась в мастерских Конторы строений домов и садов мастерами, работавшими под началом А. Ринальди в Ораниенбауме.
Композиционным центром Китайской деревни должна была стать восьмиярусная пагода-обсерватория, вокруг которой были сгруппированы восемнадцать домиков в китайском стиле, окруженных галереями. При въезде на маленькую улочку, вдоль которой располагались домики-павильоны, предполагалось поставить ворота в китайском стиле. Таким образом Екатерина II, принимая окончательное решение, имела перед глазами модель Китайской деревни[150].
Пагода-обсерватория. Копия с чертежа В. И. Неелова. 1826 г.
Композиционный план Китайской деревни. Копия с чертежа В. И. Неелова. 1826 г.
Следует подчеркнуть, что павильоны Китайской деревни изначально планировали использовать не только как архитектурную игрушку, но и вполне прагматично, поселив в ярких домиках, как на дачах, сановников из окружения Екатерины II. Домики были разной планировки и площади, самые маленькие включали по два помещения, самые большие – по 5–6 комнат различной планировки. Отапливались домики печами и каминами. Как очень часто бывало, реализованный проект серьезно отличался от планов, прорисованных архитекторами. Причин к тому было множество, но главная – нехватка денег на причудливые архитектурные фантазии и последующие перестройки[151].
Реализовал проект Китайской деревни Ч. Камерон, который в октябре 1781 г. представил на утверждение Екатерине II строительные сметы, в которых детально перечислены главные строительные объекты: «19 китайских домов[152], 3 ворота, да башню о семи этажах разными красками из фаянца сделать, 4 или 5 раз жечь и работу надежну сделать, также лаком навести, который против мороза и дождя простоит и все закрепит, чтоб вода между не проходила».
Кваренги Дж. Китайская деревня в Царском Селе. Вторая половина 1780-х гг. Вокруг центрального павильона-обсерватории видны строительные леса, что свидетельствует о продолжающихся работах
Кваренги Дж. Китайская деревня. Рисунок сделан с площадки Большого каприза
Строительство «Китайской деревеньки» Ч. Камерон начал в 1782 г., и ее возведение продолжалось до начала 1786 г. На этот проект были потрачены огромные деньги – 420 092 руб. 69 коп.[153], но при этом к началу 1786 г. строительство было далеко от завершения. Екатерине II докладывали, что китайские домики и трое ворот отделаны, но некоторые еще «не совсем совершенно». Екатерина II на свой запрос[154] о готовности Китайской деревни получила в 1789 г. ответ, что хотя отделано уже десять домиков, все работы остаются неоконченными, потому что в 1787–1788 гг. деньги на строительство не были ассигнованы, поэтому «по несовершенной отделке» жить в этих домиках «еще не можно». При этом, еще 22 января 1778 г. Екатерина II распорядилась, в числе прочего, «отпустить из Кабинета»: «На строение между каприсами Китайского дома – семь тысяч сто тридцать рублей шестьдесят копеек»[155]. В результате, несмотря на потраченные колоссальные средства, в конце 1780-х – начале 1790-х гг. жилыми были только четыре домика, да и то очень условно, поскольку внутри домиков было очень сыро. Для борьбы с высокой влажностью пришлось проложить дополнительные дренажные трубы под черными полами домиков, засыпав их колотым кирпичом и песком.
Следует заметить, что проект был довольно сложен в реализации, поскольку требовалось возводить изогнутую «в китайском духе» кровлю, украшать домики многочисленными декоративными «китайскими» элементами: зонтиками, пальмовыми листьями, цветами, раковинами, фигурами фантастических животных, дельфинами, на углах домиков сидели драконы, крыши расписывались «под рыбью чешую».
Китайская деревня на тарелке из Бабигонского сервиза. Сер. XIX в. Использован рис. Дж. Кваренги
Дракон на крыше одного из домиков Китайской деревни. Современное фото
Оформление калитки в Китайской деревне. Современное фото
Крестовый мост
Большой каприз. Конец XVIII в.
Малый каприз. Первая пол. XIX в.
Так или иначе, но заботами Екатерины II к 1780-м гг. в Царском Селе формируется комплекс построек, выдержанных в стиле шинуазри: Китайская деревня, Большой и Малый капризы[156], Скрипучая беседка[157] и пять мостов через Крестовый канал, также выдержанных в духе шинуазри: Крестовый мост[158], два почти одинаковых Китайских мостика[159], Драконов мост[160] и Большой Китайский мост[161].
Один из двух Китайских мостиков
Драконов мост
В конце 1792 г. объем невыполненных из-за отсутствия ассигнований работ оставался значительным: в шести домах Китайской деревни необходимо было завершить столярные работы, доделать тротуары и цоколи, а также покрыть домики и ворота железом, докрасить кровли, двери, колонны, украшения; изготовить, а затем вызолотить недостающие «различные на китайский вкус украшения» из железа и жести для установки на воротах и кровлях, окончить «средний китайский дом, называемый купольным» (пагоду-обсерваторию). На все это требовалось 71 751 руб. 30 коп., и так до бесконечности. В результате Екатерина II отказалась от идеи строительства восьмиярусной башни-пагоды, которая превратилась в «купольный китайский дом». Так или иначе, царскосельский долгострой под названием «Китайская деревня» так и не был завершен на момент смерти Екатерины II в ноябре 1796 г.
Со смертью императрицы Екатерины II работы в Китайской деревне, как и над многими другими проектами в Царском Селе, прекратили. Более того, Павел I приказал разобрать уже построенные домики, т. е. уничтожить Китайскую деревню, рассчитывая получить строительные материалы для возведения Михайловского замка. Фактически это был предлог для уничтожения архитектурного проекта, столь любимого Екатериной II.
Распоряжение Павла I выполнить не успели, и «недострой» простоял в замороженном состоянии до 1811 г. С 1811 г. в Китайской деревне ремонтно-строительные работы возобновили, их по 1822 г. курировал архитектор В. П. Стасов. Одной из главных проблем оставалась непроходящая сырость в домиках.
Когда в 1817 г. Александр I принял радикальное решение о восстановлении «ветхостей» в Царском Селе и других дворцовых пригородах, некоторые средства были выделены и на продолжение бесконечных работ в Китайской деревне. Фактически перед В. П. Стасовым стояла задача не столько завершения строительства, сколько реконструкции Китайской деревни. В 1817–1818 гг. В. П. Стасов соединил между собой попарно восемь одноэтажных домиков, которые образовали два низких длинных здания, разделенных на две квартиры каждое. Пятые домики каждой стороны соединили с угловыми, и получилось еще 2 дома. В остальных домиках, окружавших площадь деревни вокруг круглого храма, устроили квартиры и службы. Недостроенный павильон-обсерваторию В. П. Стасов завершил сферическим куполом. Фактически эта реконструкция оставила ничтожно мало от первоначального замысла А. Ринальди.
Одна из фигур Большого Китайского моста
Проект Китайской деревни В. П. Стасова
Китайская деревня. Кон. XVIII в. Китайские садики еще не разбиты
Одновременно со строительными работами в самой Китайской деревне облагородили прилегающую к ней территорию парка. Так, в 1818 г. А. А. Менелас разбил у каждого из восьми домиков миниатюрные «китайские садики», окружив их железными решетками с калитками и фонарями. По заказу А. А. Менеласа в 1818 г. закупили саженцы деревьев[162] и кустарники[163] на 395 руб. Кроме этого, в 1818 г. было профинансировано строительство деревянного моста. Общие затраты в 1818 г. на «сделание в Царскосельском Новом саду вокруг Китайской деревни 8 садиков и деревянного моста»[164] составили 83 461 руб. Тогда же выделили «за починку крестового мостика» 552 руб. В 1819 г. финансирование проектов было продолжено[165]. Эти работы продолжались и в 1820 г., когда на отделку «при Китайской деревне садиков» потратили еще 5461 руб. 81 коп.[166].
В конце 1830-х гг. было принято решение усилить «китайскую составляющую» вышеописанных садиков, для чего через Кяхту в Китае заказали «китайские цветочные семена», которые доставили в Царское Село в апреле 1840 г.[167].
После завершения ремонтных работ в 1820 г. привели в порядок обстановку каждого из домиков. 3 ноября 1820 г. на рапорте гоф-фурьера появилась резолюция «осмотреть и донести» о состоянии «попорченной и изломанной мебели» в «домах Китайской деревни во время проживания в оных разных особ». Буквально на следующий день была составлена соответствующая ведомость, в которой зафиксировали различные «неисправности». Например, в кабинете домика № 1: «У ломберного стола березового дерева не ровна пола, надобно сделать ровно против другой польи» (так в документе. – И. З.); в кабинете домика № 2 «у письменного стола ясеневого дерева кожа истерлась и у 8-угольного стола того ж дерева ножка изломалась, маленький стол круглый покрыть вновь лаком», в детской «у шкафа с глухими дверцами приклеить ножку и у круглого с полами стола приклеить ножку и приделать петли»; в столовой домика № 5 «у буфета красного дерева починить у замков личинки, у одного раздвижного стола красного дерева у ножки починить медное колесо»; в кабинете «у зеркальной рамы ясеневого дерева нет круглых фигур – отклеились и потеряны. У дивана на матраце починить черную кожу»[168] и так далее, по всем домикам. Надо сказать, что утраты не носили катастрофического характера.
В 1822 г. Стасов вновь осуществил тщательную отделку всей деревни. Как и в 1817 г., белые крыши окрасили в зеленые и красные цвета, «в китайском духе». Тогда же все фасады перештукатурили и нанесли на них полихромную роспись. Таким образом, коренная перестройка и приспособление китайских домов для жилья под руководством В. П. Стасова была произведена в 1817–1818 гг., отделка же фасадов и благоустройство – в 1822–1824 гг.
Надо заметить, что с летней сыростью в домиках, несмотря на все усилия так и не справились, и в них даже летом было прохладно. В последующие годы ремонты в Китайской деревне производились примерно каждое десятилетие, причем наиболее существенной была перестройка в 1859–1861 гг., когда архитектор И. А. Монигетти соединил в длинные корпуса все домики по улице, создав два параллельных непрерывных фасада.
Проект И. А. Монигетти по соединению домиков в Китайской деревне. Высочайше утверждено 10 июля 1859 г.
Реализация проекта И. А. Монигетти. Фото начала XX в.
С XVIII в. и вплоть до 1914 г. Китайская деревня использовалась как гостевые апартаменты. По замечанию П. П. Свиньина, домики Китайской деревни «служили во времена пребывания здесь пышного Екатеринина двора жилищем для царедворцев». Подтверждает это и И. И. Дмитриев[169]: «Это было пристанище ее секретарей и очередных на службе царедворцев». Графиня Шуазель-Гуффье, вспоминая лето 1824 г., писала: «…Так я дошла до Китайского города, как называют построенные в китайском вкусе хорошенькие домики, числом около двадцати, где живут адъютанты его величества. У каждого из них свой особый дом, конюшня, погреб и свой сад. В средине этого небольшого городка, расположенного в форме звезды, находится окруженная тополями круглая беседка, где г.г. адъютанты собираются на балы и концерты…»
За годы существования Китайская деревня повидала немало гостей, но, пожалуй, самым знаменитым из них был историк Н. Карамзин. В 1822–1825 гг., живя с весны до глубокой осени в домике Китайской деревни, он работал над главным своим трудом – «Историей государства Российского». 19 мая 1822 г. в одном из писем он упомянул: «Мы уже 10 дней в Китае: чисто и красиво».
И. И. Дмитриев, побывавший летом 1822 г. в Китайской деревне, позже вспоминал: «Живущие в домиках имеют позволение давать… для приятелей и соседей и своих обеды, концерты, балы и ужины. В каждом домике постоялец найдет все потребности для нужды и роскоши: домашние приборы, кровать с навесом и ширмами; уборный столик, комод для белья и платья, стол, обтянутый черною кожею с чернильницею и прочими принадлежностями, самовар, английского фаянса чайный и кофейный прибор с лаковым подносом и, кроме обыкновенных простеночных зеркал, даже большое, на ножках, цельное зеркало. Всем же этим вещам, для сведения постояльца, повешена в передней комнате у дверей опись, на маленькой карте, за стеклом и в раме. При каждом домике садик: посредине круглого дерна куст сирени, по углам тоже, для отдохновения железные канапе и два стула, покрытых зеленою краскою. Для услуг определен придворный истопник, а для надзора за исправностью истопников один из придворных лакеев».
И далее, вспоминая первые числа июня 1822 г., Дмитриев сообщает: «Я нашел Карамзина в Сарском Селе. Государь… назначил ему с семейством его два китайские домика, которые и были занимаемы с начала весны до глубокой осени… В Сарском Селе, мне был отведен для временного житья один из китайских домиков, в ближайшем соседстве с Карамзиным… Наши домики разделяемы были одним только садиком, чрез который мы друг к другу ходили. Всякое утро он, отправляясь в придворный сад, захаживал ко мне и заставал меня еще в постели… По возвращении с прогулки Карамзин куривал трубку табаку и пил кофий с своим семейством. Потом уходил в кабинет и возвращался к нам уже в исходе четвертого часа, прямо к обеду. После стола он садился в кресло дремать или читать заграничные ведомости; потом, сделав еще прогулку, проводил вечер с соседями или короткими приятелями. В числе последних чаще других бывали В. А. Жуковский и старший Тургенев».
Самому Карамзину, несмотря на сырость Китайской деревни, очень нравилось это дачное житье близ императорской резиденции. 14 октября 1822 г. он писал Вяземскому: «Живем в уединении, которое имеет свои прелести. Поутру занимает меня „История“, а ввечеру романы. Сидим семейным кружком, читаем вслух и плачем. Барышни наши уверяют, что таких приятных вечеров не может быть в городе. На сей раз и домики наши довольно теплы. Думаем остаться здесь до ноября». Результатом работы Карамзина в «Китае» стали 9-й и 10-й тома его «Истории», вышедшие в 1824 г.
В Китайской деревне у Карамзина бывали многие, в том числе и А. С. Грибоедов. «…Стыдно было бы уехать из России, не видавши человека, который ей наиболее чести приносит своими трудами. Я посвятил ему день в Царском Селе и на днях еще раз поеду на поклон», – писал Грибоедов Вяземскому перед отъездом в Персию.
В свою последнюю осень 1825 г., проведенную в Китайской деревне, Карамзин писал И. И. Дмитриеву (22 октября 1825 г.): «…я точно наслаждаюсь здешнею тихою, уединенною жизнью, когда здоров и не имею сердечной тревоги. Все часы дня заняты приятным образом: в девять утра гуляю по сухим и в ненастье дорогам вокруг прекрасного, нетуманного озера… В 11-м завтракаю с семейством и работаю с удовольствием до двух, еще находя в себе и душу, и воображение; в два часа на коне, несмотря ни на дождь, ни на снег, трясусь, качаюсь – и весел; возвращаюсь с аппетитом, обедаю с моими любезными, дремлю в креслах, и в темноте вечерней еще хожу час по саду, смотрю вдали на огни домов, слушаю колокольчик скачущих по большой дороге и нередко крик совы; возвратясь свежим, читаю газеты, журналы… и девять часов пьем чай за круглым столом, и с десяти до половины двенадцатого читаем с женою и с двумя девицами Вальтер-Скотта, романы… Всегда жалея, что вечера коротки….Рад жить так до конца жизни….Что мне город?…Работа сделалась для меня опять сладка: знаешь ли, что я со слезами чувствую признательность к небу за свое Историческое дело?»
15 ноября 1825 г. Карамзины переехали в Петербург. В январе 1826 г. Карамзин тяжело заболел и 22 мая умер. Он не успел закончить «Историю». Двенадцатый том обрывался на фразе: «Орешек не сдавался…»
Весной 1826 г. по распоряжению Николая I домики Китайской деревни заселять не стали. Тогда же к Я. В. Захаржевскому от кн. А. Н. Голицына последовал запрос: «Кто, когда и где жил во дворцах Царского Села и Китайской деревне?» На что 2 апреля 1826 г. в ответе, среди прочего, указывалось, что «под коллонадою» жили врачи: лейб-медик Я. В. Виллие (врач Александра I) и К. К. Штофреген (врач императрицы Елизаветы Алексеевны), а в Китайской деревне домики № 5–6 занимал действительный статский советник Карамзин[170]. Видимо, этот запрос был связан с тем, что в июне 1826 г. в домиках Китайской деревни разместился дипломатический корпус, приглашенный на праздник в Царское Село, поскольку церемония коронации в Москве была перенесена в связи с кончиной императрицы Елизаветы Алексеевны.
Китайская деревня. Современное фото
Традиция летнего, дачного проживания в домиках Китайской деревни сохранялась вплоть до 1917 г. Например, С. Н. Карамзина сообщала в одном из писем к Е. Н. Мещерской (8 августа 1839 г.), что «В четверг целый день у нас была м-ль Плюскова[171], которая приехала провести неделю в „Китае“». В 1865 г. «в Китае» жил граф Б. А. Перовский[172]. В 1909 г. в доме № 1 «Китая» жил адмирал Д. С. Арсеньев (1832–1915), который с 1864 по 1885 г. состоял воспитателем, а затем попечителем великих князей Сергея и Павла Александровичей. Там же несколько сезонов (в 1912 и 1913 гг.) жила его дочь – фрейлина Н. Д. Арсеньева. Кроме жилых помещений в Китайской деревне при Николае II разместили Придворную аптеку, переведенную туда из левого пулуциркуля Екатерининского дворца.
Яркую оценку поздней Китайской деревни дал в одном из своих писем Н. Н. Пунин (19 сентября 1911 г.). Он писал, что Китайская деревня «это удивительное сочетание китаизма, наивного и странно-глубокого вкуса, желтого, красного и голубого экстаза и мистики, грубости и чванства с роскошью, блеском, непревзойденным величием Людовиков, отраженным в несколько варварском, несколько татарском и слишком умном зеркале екатерининского двора – наша „китайская деревня“ может восхищать, восторгать не за чистоту стиля – Китай, эта загадочная страна, меньше всего, может быть, рассказана в этих прямых линиях стен и зубцах крыш, но остроумие, но несравненный вкус, такт вкуса, если так можно выразиться, с каким Екатерине удалось соединить слишком чуждый нам стиль со стилем века».
