Игорь Вереснев
Ремесло Небожителей

Часть I. Наземье

Прелюдия, 899 г. Эры Небожителей

Адмирал Веттрайя, володарь Милакии, Северный король, махараджа Весура и Гунга, султан Панджвура, шахиншах Аштвая, императорский регент Лунных Пределов стоял у панорамного окна, полукругом охватывающего капитанский мостик, смотрел, ждал. Молчал. Ему было неуютно на просторном мостике «Грозы мира», флагмана армады, лучшего дирижабля, когда-либо построенного в Наземье. Не из-за людей, что толпились за его спиной, – из-за собственных титулов, собранных за неполные три года. Они казались такими значительными прежде. За ними была держава, раскинувшаяся от Восточного океана до Западного, от льдов полюса до южных пустынь. Почти весь мир, населённый людьми. И последний неподвластный ему клочок этого мира, Великое княжество Тарусия, сейчас проплывал внизу. Хватило бы дня, чтобы завоевать и его. Да что там дня – часа! Иной армии, кроме той, что собрал Веттрайя из разбойников, убийц и прочего отребья, приговорённого Небесами, в мире не существовало. Добропорядочные граждане слишком трусливы, чтобы рисковать жизнью.

Все титулы адмирала Веттрайи не значили ровным счётом ничего. Небесный Город не желал признавать их. Для Небожителей он – никто. Меньше, чем никто, смертник, «огрызок», лишённый права на мену. И значит, ему остаётся либо умереть, либо…

– Ваше величество, может, не стоит торопиться? – подал голос советник Коэно, единственный меняный в свите. – Мы продемонстрировали им свою мощь. Наверняка они не ожидали увидеть столько судов, они примут наши условия. Дадим им больше времени на раздумье…

– Больше времени?! – взревел Картош, старший бомбардир армады. – Ты предлагаешь отступить, пиявка? И что дальше? Ресурс батарей скоро иссякнет, а новые, сам знаешь, небесные уроды продавать не хотят. У нас восемьдесят шесть боевых дирижаблей, три сотни аэропланов. Если вернёмся через год, сможем собрать едва ли треть нынешнего, через пять лет – ничего не останется! Твои умники ни батареи, ни эфирный газ делать так и не научились. И не научатся!

Веттрайя невесело усмехнулся. Пять лет, эк загнул! Батареи, газ – спустя пять лет всё это потеряет значимость. Да, меняные трусливы. Пока уверены в мене. Но когда обнаружат, что обречены умирать от старости как последние безудачники, станут ли терпеть своего «володаря»? А его собственная армия? Эти подонки ведь тоже рассчитывают на новую молодость и бесконечные мены. Нет, давать Небожителям отсрочку он не собирался. Если за без малого тысячу лет они разучились торопиться – их беда!

Внезапно ожил радиотелеграф. Разговоры на мостике смолкли, Веттрайя повернулся к аппарату.

– Что там? – поторопил телеграфиста.

Безусый парнишка – вчерашний школяр из Геннебергского университета – опасливо посмотрел на адмирала.

– Это от великого князя…

– Читай!

– «Уважаемый брат наш, Володарь! Настоятельно просим Вас незамедлительно увести флот из воздушного пространства Великого Княжества. Иначе Мы вынуждены будем просить о защите и покровительстве Небесный Город…»

– Мерзавец меняный! – выругался Картош. – Сбросить на него десяток фугасов, чтоб от его вонючего городишки один пепел остался, да и посмотреть, как Небеса его защитят. Вот это будет настоящая демонстрация нашей мощи!

Мнение бомбардира разделяли почти все, кто стоял на мостике. Вопросительные взгляды скрестились на Веттрайе. Что ж, предложение Картоша выполнить проще простого – «Гроза мира» висел точно над Цитаделью Княжграда.

Веттрайя отрицательно качнул головой. Да, он мог бы уничтожить Княжград, как перед этим мог уничтожить столицы всех завоёванных стран, стереть с лица земли города, а поля завалить трупами. И потерпел бы поражение, как все завоеватели древности. Потому что там, где начинается смерть, заканчивается страх смерти. Власть Веттрайи держалась на страхе смерти, как и власть Небожителей. Разница в том, что они знали тайну мены, а Веттрайя – нет. Поэтому у Небожителей в запасе вечность, а у него – лишь сегодня.

– Что-то ещё? – спросил он телеграфиста.

Паренёк отрицательно покачал головой.

– Небесный Город по-прежнему молчит? – уточнил Коэно.

Как будто не ясно! О чём Небожителям разговаривать со смертными? В особенности с теми, кто посмел бросить им вызов! Веттрайя отвернулся к окну. Бронированное стекло было недостаточно прозрачным, но огромный кристалл Небесья он различал вполне отчётливо. Шлюзовые ворота заперты, причальные мачты втянуты. Не ждут гостей хозяева. Там, за зеркальными стенами Небесного Города скрыты несметные сокровища – золото и драгоценные камни, волшебные механизмы и запретные для наземцев книги, тайны, о которых разве что догадывались мудрейшие из людей. И самая манящая, самая заветная: тайна ремесла, позволяющего обмениваться телами, получать взамен старого, источенного болезнями, молодое и здоровое. И жить вечно.

Обещанием этих богатств и этой тайны Веттрайя собрал свою армию. Единственно возможную в этом мире: преступники, лишённые права на мену. Что они могли потерять? Десяток лет оставшейся жизни? Награда – бессмертие, богатство и власть – окупала риск.

Адмирала Веттрайю бессмертие не интересовало. Власть и богатство нужны ему были только затем, чтобы достигнуть цели. Той, что он поставил себе, когда шестнадцатилетним хорузским гимназистом получил дурную весть из родного улуса: мать умерла, приобретя по нечестной мене неизлечимую хворь, отец же обменялся вполне удачно, на радостях закатил пир, пьяный упал с коня и свернул себе шею. Так и закончилась, не начавшись, вечная жизнь его родителей.

– Господин адмирал, ваше величество, что ответить князю? – робко спросил телеграфист.

– Ничего. Всё, что нужно, он скоро увидит сам.

Алое вечернее солнце коснулось горизонта. Его лучи играли на хрустальных гранях Небесного Города, окрашивая его в цвета рубина и граната. В цвета крови… Пора!

– Сигнальщикам передать на корабли: первая линия – залп! – Адмирал скомандовал, не оборачиваясь. Тут же услышал, как затопали подошвы по гулкому полу мостика, где-то за переборкой засвистели боцманские дудки.

Как замигали разноцветными всполохами семафоры флагмана, Веттрайя видеть не мог, но через несколько минут разглядел ответные сигналы ближайших к флагману посудин. Дирижабли окружали Небесный Город, точно огромные металлические мухи. Вернее – осы, хищные, готовые жалить.

Огненно-алые кляксы вспыхнули под гондолами всех дирижаблей первой линии почти одновременно, дымные полосы метнулись к кровавому кристаллу. Не ожидали? Сюрприз! Веттрайя искренне надеялся застать Небожителей врасплох. Пороховые ракеты – штука куда более страшная, чем стреломёты и болтострелы. А главное – дали это оружие людям не хозяева Небесья. Мудрецы Лунных Пределов изобрели порох задолго до их пришествия. В прежние времена использовался тот исключительно для развлечений – запускать в ночное небо рои разноцветных светляков. Но если смастерить ракету побольше, снарядить стальным наконечником, то игрушка превратится в оружие. Посмотрим, устоит ли против него небесный хрусталь.

Первая ракета достигла цели, разорвалась, оставив лишь пятно копоти. Вторая оказалась удачливей – Веттрайя различил сеть трещин, побежавших по стене. Это хорошо, значит, уязвимые места там есть. А ракет, чтобы нащупать их, у армады достаточно.

– Вторая линия – залп!

Вновь засвистели дудки, замигали семафоры, но адмирал уже не смотрел на свои корабли. На миг ему показалось, что бронестекло ещё сильнее помутнело. Но нет, очертания дирижаблей он видел отчётливо. Небесный Город подёрнулся туманной чуть искрящейся пеленой. Меняные рассказывали, что подобный туман скрывает силуэты Небожителей. Эфирная защита. Сколько же мощи требуется, чтобы укрыть весь Город?!

Ракеты продолжали взрываться, но причиняет ли это хоть малейший вред Городу, теперь видно не было.

– Прекратить огонь! Коэно! – Веттрайя окликнул советника. – Как много эфирной силы требуется, чтобы поддерживать защиту Небесья?

– О, мы ничего не знаем о ёмкости батарей и…

– Спрашиваю ещё раз – сколько эфирной силы требуется?!

– Думаю, гораздо больше, чем производят все станции Наземья. Но, ваше величество, мы черпаем эфирную силу только из воды и воздуха – Небожители открыли нам этот секрет. Мудрецы утверждают, что куда больше её можно получить из солнечного света. Если знать – как!

– Солнце скоро сядет, – в голосе бомбардира Картоша звучала неуверенность. – Мы можем и подождать.

– Не аэропланы, – возразил капитан флагмана Богурра. – У некоторых заряд батарей на исходе.

– Мы не можем остаться без аэропланов! Если нас атаку…

Он замолк на полуслове – скрывающая Небесный Город пелена дрогнула, пошла прорехами.

– Ага! – обрадовался Картош. – Запасы эфирной силы у этих уродов не бесконечные. Залп, адмирал, залп!

Веттрайя ответить не успел. В одной из прорех вспыхнула белая звёздочка. Ослепительно яркий в темнеющем вечернем небе лучик метнулся навстречу армаде, чиркнул по гондоле «Славы Севера», мимоходом срезал лопасти пропеллеров, остановился, ткнувшись в обшивку аэростата.

– Что за…

В следующую минуту дирижабль взорвался. Огненный шквал ударил в соседние корабли, расшвырял клочья обшивки, рули, обломки гондолы, изуродованные тела, а белый луч уже выискивал следующую жертву. И не он один! Добрая дюжина била по окружившей Город армаде, выжигала её. «Роза Весура», «Утренний всадник», «Золотой дождь», «Стремительный» – Веттрайя не успевал считать вспыхивающие один за другим дирижабли.

– Всем линиям – залп! – наконец опомнился он. – Аэропланы – в атаку!

– В атаку?! – Картош подскочил, дёрнул за плечо, заставляя развернуться. – Ты спятил, адмирал?! Богурра, командуй отход!

– Изменник! – Веттрайя сбросил с плеча руку бомбардира, схватился за кортик… и тут же повалился на пол, сбитый ударом в челюсть.

– Это ты нас предал! Признавайся, небесные уроды тебя подослали? Чтобы ты собрал нас и привёл прямо к ним на костёр? Ты заранее знал об их лучах смерти, ты же умник! Признавайся!

Впрочем, ответить Веттрайе он не позволил. Что было силы ударил носком сапога по рёбрам, ещё раз, ещё. Веттрайя закашлялся, едва не захлёбываясь кровью. А рядом ползал на коленях Коэно, скулил противно:

– Мы все здесь умрём, все, все! Мы смертники, безудачники!

Скольким дирижаблям удалось отступить, Веттрайя не знал. Удивительно, что уцелел хоть кто-то. «Грозе мира» повезло. Утром они были далеко от Небесного Города, пробирались между скалистыми вершинами Серединного хребта. Всё, что было ниже вершин, скрывал непроницаемо-густой туман. Это хорошо, тарусийцы не увидят, куда подались налётчики, не сообщат своим небесным хозяевам.

Ночь Веттрайя провёл на капитанском мостике, связанный по рукам и ногам. Не то чтобы Богурра и Картош интересовались его советами – он для них перестал существовать. Свои планы они обсуждали так, точно кроме них на мостике никого не было:

– Что будем дальше делать? Возвращаемся в Милакию? Или сразу в Геннеберг?

– Зачем? Чтобы сплясать последний танец на виселице? Думаю, Небесье уже оповестило весь мир о гибели армады. А если не они, то этот урод, что сидит на троне Княжграда. Мы теперь снова вне закона… как будто и не было ничего.

– Говорят, по ту сторону Западного океана тоже есть земля. Мы могли бы попробовать туда долететь. Заряда батарей должно хватить.

Картош захохотал:

– Ты хочешь стать володарем дикарей? Ходить нагишом и жрать сырую рыбу?

– А что ты предлагаешь?! – взвился Богурра.

– Лететь к побережью, затопить дирижабль в безлюдном месте, добыть именные грамоты, затеряться.

– Топить «Грозу мира»?! Да я всю жизнь мечтал о собственном дирижабле!

– Вот и сдохнешь вместе с ним.

Капитан насупился, отвернулся от подельника. Взгляд его тёмных, глубоко посаженных глаз вперился в Веттрайю.

– С этим что делать будем? Может, перерезать ему горло? Или оставим здесь, пусть рыбами покомандует? Эй ты, чего молчишь? Выбирай, как тебе лучше!

– Жирно для него будет – выбирать. Сколько хороших ребят из-за него сгорели заживо, оземь расшиблись – ещё больше!

– Они погибли в бою, а не сдохли на виселице или в сточной канаве со вспоротым брюхом. Благодаря мне вы людьми себя почувствовали, а не падалью! Я вас летать научил!

– Пасть закрой! – Богурра шагнул к нему, готовый доломать уцелевшие рёбра.

Но Картош остановил:

– Погоди! Летать, значит, научил? Ну и мы тебя сейчас научим. Узнаешь, каково это, с высоты – оземь.

Матросов они звать не стали: люк – рядом, в углу мостика. Распахнули, подтащили, приподняли – и Веттрайя ощутил, что опора исчезла, что под ним пустота. Холодный влажный воздух ударил в лицо, сбил дыхание. Мир вокруг, днище гондолы, серебристо-жёлтая сигара дирижабля пропали, слизанные туманом. Он не увидит даже землю, о которую расшибётся, – успел подумать…

Падение, только что стремительное, начало замедляться. Уже и не падение это было – Веттрайя словно парил, медленно снижаясь. Может, чувства обманывают? Он завертел головой по сторонам, но что увидишь в таком тумане? Потом всё-таки увидел – ветка дерева медленно проплыла вверх в полуметре от него. Пожалуй, он бы дотянулся, если бы не связанные за спиной руки. А вон ещё одна, чуть поодаль. Веттрайя опускался на землю мягко и плавно, как сорвавшийся с дерева лист. Он летел лицом вниз, потому видел, как из тумана вынырнули низкорослые кусты, каменистая осыпь, трава. На эту траву он и лёг.

Минуту Веттрайя лежал неподвижно, пытаясь понять, что происходит. Понять не получалось. Тогда он перевернулся на бок, сел. Тотчас из тумана выступили двое. Они во всём походили на людей – две ноги, две руки, на каждой по пять пальцев, глаза, нос, рот, уши. Но всё же это были не люди: слишком высокие, в каждом по два метра роста, слишком красивые, слишком правильно сложены. И кожа слишком светлая. Волосы белые, будто снег, и большие яркие глаза цвета молодой весенней травы.

Одеты незнакомцы были одинаково – серые с грязно-зелёными разводами комбинезоны наверняка делали их незаметными среди камней и деревьев. Очертания фигур указывали, что одна из них женщина, второй – мужчина.

– Я знаю, кто вы такие, – объявил Веттрайя. – Вы Светлые Боги. Мои предки верили, что вы правили миром до того, как в него пришли Небожители.

Незнакомцы переглянулись. Женщина присела рядом, коснулась верёвок на лодыжках, и узел тут же распался, хоть Веттрайя поклясться мог – она и пальцем не пошевелила для этого. С верёвкой на запястьях произошло то же самое. Мужчина положил ладонь ему на голову, и Веттрайя услышал голос внутри черепа:

– Мы никогда не правили твоим миром.

– И мы не боги. – Женщина взяла его за руку, и её голос, напевный и звонкий одновременно, он тоже услышал. – Мы Наблюдатели.

– Но это как раз не важно. Можешь считать нас богами, если тебе так проще.

– «Светлые Боги», поэтично звучит. Мне нравится, – улыбнулась женщина.

Губы её не шевелились, и было странно слышать звук голоса. Веттрайя пожал плечами:

– Вы спасли мне жизнь так, как могли это сделать только Боги. Значит, вы Боги. Мне интересно другое. Зачем вы это сделали? В мире погибают тысячи людей. Наверняка многие среди них куда достойнее, чем я.

– В мире погибают миллионы, – поправил мужчина. – Но один ты рискнул пойти наперекор Небожителям.

– Небожители – ваши враги?

– Нет. Они ваши враги. Враги вашего мира.

Веттрайя хмыкнул:

– А то я не знаю! Только против их оружия никто не устоит.

– Люди не могут победить Небожителей ни силой, ни хитростью, – подтвердил мужчина. – Небожители предусмотрели всё.

– Их власть над миром людей абсолютна и безупречна, – добавила женщина.

– Они думают, что их власть безупречна.

– Они уверены в этом.

– Они не знают, какую оплошность допустили. Один человек может изменить весь ваш мир. Если окажется в должном месте в должное время.

Веттрайя вскинулся:

– И где эти место и время?

– Пока мы не знаем.

– Мы будем ждать.

– А я? Мне-то что делать? Зачем вы мне всё это рассказываете?

– И ты должен ждать. Жить. Стать отцом. Дедом. Прадедом…

– Хотите сказать, это кто-то из моих потомков победит Небожителей? Откуда вы всё знаете? Выходит, вы всё-таки Боги?

– Мы Наблюдатели. – Женщина поднялась с колен. – Мы наблюдаем ваш мир сегодня, вчера, завтра. Всегда! Твой сын… внук… правнук окажется в должное время в должном месте.

– Хорошее дело! Вы хоть подскажите, где и когда это будет?

– Мы подскажем. – Женщина сделала шаг в туман. – Мы помогли сделать ошибку, поможем её исправить.

– Мы пришлём весть. – Мужчина тоже отступил.

– Эй, постойте! – Веттрайя опомнился, вскочил на ноги. – Куда вы уходите? Я заблужусь в этих горах!

Он бросился в туман, туда, где секунду назад растаяли силуэты Светлых Богов. И едва не сорвался с обрыва. Ему понадобилось минут десять, чтобы найти ведущую вниз тропку. Побежал по ней, то и дело спотыкаясь, цепляясь ногами за камни, за узловатые корни. Он уже понимал, что не отыщет Богов, что остался один в незнакомых горах чужой страны.

В конце концов ему надоело спотыкаться, и он перешёл на шаг. И сразу услышал шум. Шум доносился спереди, тропинка вела как раз к его источнику. Веттрайя остановился, размышляя, что делать – продолжать путь или вернуться назад? Потом махнул рукой: Светлые Боги спасали его не для того, чтобы подвергнуть новой опасности.

Это был водопад. Горная речушка срывалась с утёса, дюжиной струй падала вниз, разбиваясь по пути о камни. Внизу собиралась небольшим озерцом и продолжала свой путь дальше, среди невысоких кустов с тёмными жёсткими листьями на колючих ветвях. Под водопадом плескалась девушка, совсем не похожая на недавно виденных Богов: тонкая, черноволосая, узкобёдрая. Веттрайя выскочил из тумана внезапно, но девушка не испугалась, а скорее удивилась его появлению. Прикрыла рукой лоно, посмотрела вопросительно.

– Извините, – Веттрайя попятился, отвернулся смущённо, – я, кажется, заблудился.

Девушка засмеялась, спросила что-то на гортанном, не похожем на напевную речь Богов языке. Веттрайя спохватился – по привычке он заговорил с ней на геннском.

– Извини, я чужой странец, – повторил он, с трудом подбирая тарусийские слова.

Девушка опять засмеялась.

– Ты смешно говорить. – Её акцент был ничуть не лучше. – Откуда ты браться? Упасть с Небеса?

– Почти угадала, – хмыкнул Веттрайя.

– Ты хотеть знать дорога в долина?

Веттрайя готов был кивнуть. Спохватился. Что, собственно, ему делать в долине? Прятаться от княжьей стражи? Собирать шайку смертников, промышлять разбоем на больших дорогах? Нет уж, увольте.

Он повернулся к девушке, уже не смущаясь, оценил её фигуру. Сильные ноги, по-мужски крепкие плечи, тёмные бусинки сосков на маленьких девичьих грудях. Спросил:

– Ты согласишься родить мне сына? И как тебя зовут?

Девушка выбралась из воды, запахнулась длинным чёрным плащом. Поинтересовалась деловито:

– Ты взять меня в жена, чужой странец? Меня звать Изимия. Какой калым ты платить моему отцу?

В карманах у Веттрайи было пусто. Однако подельники так торопились сбросить его с дирижабля, что не удосужились снять перстни и серьгу.

– Этот камень называется сапфир, а этот – рубин. – Он протянул девушке руку. – В Княжграде за них наверняка дадут хорошую цену.

Она осторожно взяла его ладонь, провела пальчиком по каменьям, разглядывая. Когда опять подняла голову, в глазах её светилась радость.

– Да, это очень, очень хороший калым! Отец сделать мену себе и маме, не умирать. Я родить тебе три сын за это!

Веттрайя усмехнулся. Заказывали ему одного, но запас карман не тянет.

– Договорились. Пошли к твоему отцу, Изимия. Как у вас принято свататься?

Глава 1. Трай

Гончарная мастерская господина Капоша стояла в самом конце Глиняной улицы, там, где та превращалась в просёлочную дорогу, петляющую между огородами, зарослями терновника и мелкими оврагами. Дальше просёлок уходил вправо, перебирался вброд через Тычкин ручей, – благо дно у ручья в этом месте каменистое, – делал изрядный крюк, огибая дубовую рощу, и натужно взбирался на гряду невысоких, но крутобоких холмов. За холмами он терялся окончательно.

Стол, за которым Трай расписывал горшки, стоял как раз напротив окна, выходившего на просёлок. Поздней осенью и зимой смотреть в окно было неинтересно: грязь, слякоть, низкие серые тучи, а то и завеса дождя, делавшая мир маленьким и неуютным. Редкое разнообразие – протарахтит по просёлку телега селянина, вздумавшего наведаться в волостной городок за какой-то надобностью, да и завязнет в бочаге по самую ось. Трай глядел, как тужится мужик, пытаясь приподнять телегу, как упирается копытами тощая лошадёнка. Глядел, вздыхал, сочувствовал – издали.

Когда убогую серость ненадолго прикрывал снег, краше не становилось. Снег – это вовсе зябко и сыро. Стынут руки, под ногами чавкает, и затянутые тонким ледком колдобины оказываются вдвойне коварными. Снег, холод и зиму Трай не любил. Кто их только выдумал? Говорят, на юге, на берегу океана, их и вовсе нет, сплошь весна да лето. Вот повезло тамошним!

Весной и летом картинка за окном преображалась. Сначала появлялась зеленоватая дымка на терновниках. Затем сплошь зелёными становились рощи, расцветали жёлтым, синим, алым пустоши вокруг овражков. Наконец, приходила пора огородов, и просёлок делался многолюдным, весёлым и шумным. Утром, едва солнце поднимется из-за холмов на востоке, – селяне спешат на рынок. Днём, когда оно подойдёт ближе к зениту, – едут обратно. А какое пронзительно-высокое небо весной! Начинаешь верить, что мир не заканчивается грядой холмов, опоясывающих городок, что он огромный – даже до столицы державы, Княжграда, без малого полторы тысячи вёрст!

На цветущие пустоши, зелёные рощи, синее небо Трай мог глядеть часами. Господин Капош бурчал, что работа идёт медленно, но скорее для порядка, без злобы. Руки и подавно не распускал. Потому как Трай не зазря таращился в окошко, а запоминал цвета, чтобы после перенести их на глину. Весной и летом роспись получалась яркой, солнечной, живой, а осенью и зимой, как ни старайся, ничего не выходит. Вроде и глина та самая, и краски те же, и обжигает горшки господин Капош по одной и той же методе, а не получается. «Зимняя» посуда большей частью пылилась в кладовой, распродавалась селянам за бесценок, а то вовсе шла на шамот. Зато «летняя» – ого-го! Летняя кормила и гончара, и его вечно хворую жену, и троих детишек, и единственного подмастерья – Трая. Летняя позволяла содержать мастерскую, закупать глину и уголь, платить рыночный сбор и подушный налог. Пока что позволяла…

Господин Капош был безудачником. Десять лет назад он, такой же бедняк по рождению, как и Трай, обменялся вперёд. На вырученные монеты приобрёл гончарную мастерскую на краю городка и твёрдо вознамерился начать долгую богатую жизнь. Ан не вышло. Хоть и научился ремеслу, пока ходил в подмастерьях, но на поверку оказалось, что всё его умение – горшки на гончарном круге лепить. Правильно обжечь их, чтобы прочными и звонкими были, не боялись ни огня, ни влаги, у него не получалось. А старые мастера, многие десятки лет простоявшие у горна, не единожды менянные назад, делиться секретами с выскочкой не собирались, во всяком случае забесплатно. Но и «за платно» ничего путного не вышло. Когда жена господина Капоша добыла для мужа секрет обжига и поливы за мену с супругой одного из мастеров, оказалось, что к секрету этому нужно приноровиться. Потратить годы и годы жизни, чтобы к знанию добавилось умение.

Незадачливый гончар уже разорился бы, если б случай не привёл в его мастерскую Трая. Прежний подмастерье работать за похлёбку отказался, а у осиротевшего в тот год парнишки выбора не было. Не то чтобы Траю нравилось возиться с глиной, – измельчать, просеивать, разминать, – и уж тем более ковыряться в саже, вычищая горн, но эта работа была ничем не хуже другой. И она была единственной, которую он смог найти в ту стылую, зябкую зиму.

А потом Траю в руки попала кисточка. Случайно попала – хозяева как раз обедали, плошки с красками стояли на столе в мастерской. Они были такие яркие, красивые! Трай не удержался и разрисовал предназначенный в шамот обломок блюда. Затем ещё один, ещё. Увлёкся, не заметил госпожу Капошеву. Та понаблюдала за подмастерьем, кликнула мужа. Гончар с ходу отвесил мальчишке подзатыльник – нечего дорогие краски без толку переводить! Но жена остановила и предложила Траю разрисовать целую тарель. С этого всё и пошло. Разумеется, разрисованная Траем посуда оставалось всё такой же хрупкой, малопригодной в использовании. Зато она была красивая! И зажиточные мещанки нашли ей применение: взялись украшать тарелями стены гостиных и трапезных, чашечками – посудные горки, чтобы глаз радовали и душу веселили. Мол, так и в Княжграде заведено! Правда, там для этого использовали дорогой фарфор аж из Лунных Пределов, но на то он и Княжград.

Из окна мастерской Траю был виден большой кусок мира, окружающего город. Зато сам город виден не был. И дворик, неприбранный, неухоженный, заваленный черепичным мусором, битым кирпичом и прочим хламом виден не был. Калитка в почерневших от времени, едва держащихся на петлях воротах – тоже. Потому Трай не увидел Кветтину, а услышал, как она зовёт:

– Трай, ты дома?!

– Здесь он, здесь, в мастерской, – тут же отозвалась откуда-то справа, не иначе из курятника, хозяйка. – Где ж ему быть? Работает, самые сочные денёчки для него. У нас знаешь как – лето весь год кормит.

Кветтина что-то ответила вполголоса – Трай не разобрал. Должно быть, просила позвать, потому как хозяйка возразила:

– Да сама зайди и кликни. Чай, не барыня.

Не дожидаясь, пока девушка войдёт, он быстро вытер ветошью пальцы, поднялся из-за стола, аккуратно взял свежерасписанный – краски не успели обсохнуть – кувшин, поставил на полку, в ряд с такими же красавцами-собратьями. Развязал тесёмки фартука, сбросил его на лавку и заспешил к выходу.

К двери они поспели вместе. Трай толкнул, Кветтина потянула на себя, распахнула от неожиданности настежь – ах! Трай замер, ощутив, как девичьи грудки ткнулись ему под рёбра. Они у Кветтины были крепенькие и упругие. Да и вся она была такой же крепенькой, словно яблочко, налитое молодым летним соком. С круглыми розовыми щёчками, маленьким, чуть вздёрнутым носиком, пухлыми медово-сладкими губками и огромными карими глазищами. Кветтина была очень красива. И очень нравилась Траю. Глядя на неё, он мечтал, что когда-нибудь решится, обнимет, прижмёт к себе, поцелует – по-настоящему, в губы, а не в щёчку, как сестрёнку, – и… предложит выйти замуж, ясное дело! Трай уверен был, что обязательно сделает это – как только представится случай. Он начал ждать случая ещё пять лет назад, когда Кветтина была нескладной отроковицей. Всё ждал, ждал, ждал… а случай не представлялся.

Зато рыжий конопатый Ламавин Пука – увалень, нос картошкой! – на случай не надеялся. Уже с полгода зажимался с Кветтиной по укромным уголкам, целовал её в губы, и кто знает, не сговорилась ли парочка о женитьбе? У Трая кулаки чесались – расквасить бы рыжему его картофелину, даром что приятели!

…Трай сообразил вдруг, что они так и стоят в дверях, прижавшись друг к другу. Кветтина не отступила, лишь разглядывала его и улыбалась. Стрельнуло в голове – так вот же он, случай! Вскинул руки, готовясь облапить…

– Ой! – Не успел. Девушка хихикнула, ловко проскользнула под его ладонями – у неё всё ловко получается! – Ты чего это надумал? Ты же в краске весь, испачкаешь!

– Я снял фартук… – растерянно пробормотал Трай. Кажется, удобный случай опять обошёл его стороной.

– Фартук… а руки? Глянь – по локоть серо-буро-малиновые! – Кветтина засмеялась заливисто и отскочила на пару шагов, пока Трай не сообразил, что руки у него чистые – он же их вытер! – Ладно, иди мойся и переодевайся. Мави сегодня угощает.

– Это по какому же поводу? – удивился Трай.

– А то ты не догадываешься! Он целый год этот повод ищет.

– Он менщика нашёл?! И кого же?

– Сам расскажет. Да поторапливайся ты! Они с братом сумки потащили на наше место, а я за тобой забежала.

Трай неуверенно покосился на хозяйский дом.

– У меня работа…

– Ой, завтра поработаешь! Можно подумать, эти безудачники посмеют тебя выгнать из-за двух кувшинов.

– Квета! – укоризненно промямлил Трай. – Они же не виноваты…

– Виноваты! Удача каждому даётся. Проворонили – выходит, виноваты. А ты не стой, Ард с рыжим уже ждут, наверное.

Трай вздохнул, но спорить больше не захотел. Поплёлся к сараюшке в углу двора, рядом с собачьей будкой – своему жилищу. Из курятника выглянула госпожа Капошева, открыла было рот, готовая что-то сказать, но, встретившись с парнем взглядом, промолчала. А когда спустя пять минут он снова вышел во двор, умытый, переодевшийся в чистое, никого из Капошей видно не было, одна Кветтина сидела на корточках, чесала за ухом Гривастика. Пёс грустно глядел на неё, вяло помахивал куцым обрубком хвоста. Выглядел он таким же менянным вперёд безудачником, как и его хозяева.

– Знаешь, они ведь боятся, – Кветтина подмигнула Траю. – Что ты мену удачную подыщешь и уйдёшь от них навсегда. Хотя ты и так от них уйти можешь, верно?

Трай промолчал.

Кветтина не ошиблась – Ардис и Ламавин ждали их в условленном месте. Место в самом деле было хорошее. Вроде бы и околица недалеко, и просёлок в полусотне шагов, а тихо, безлюдно, словно на десятки вёрст вокруг нет ни одной живой души. Склоны овражка сплошь поросли густым терновником, так что с дороги казалось – кроме колючих кустов и нет там ничего. Но если пройти вдоль оврага, спуститься по едва заметной тропинке, то за стеной терновника увидишь просторную полянку и звонкий ручеёк. Трай, Ардис и Ламавин нашли это место много лет назад, босоногими сорванцами, и с тех пор ревниво оберегали от чужаков.

Они дружили, сколько себя помнили. Все трое были бедняками по рождению, сверстниками и соседями – достаточно, чтобы стать приятелями. Когда выяснилось, что родители всех троих не сумели поймать удачу, мальчишки ещё крепче стали держаться друг за друга. Как иначе? Вскоре у Ардиса умер отец – надорвался, таская неподъёмные тюки на кожевенной мануфактуре. Он ничего не умел, кроме как таскать тяжести, и когда монеты, полученные по мене, закончились, вынужден был взяться за старое, но силы в плечах оказалось куда меньше, чем прежде. Трай к четырнадцати годам и вовсе осиротел. У Ламавина родители пока были живы, да толку от этого? Отец пил не просыхая, будто старался быстрее пропить и невеликий свой заработок сапожника, и оставшуюся после мены жизнь. А мать смотрела на это и медленно сходила с ума.

Братьев-сестёр у Ламавина и Трая не было – их родители вовремя поняли, что катятся на дно и прокормить второй рот не сумеют. У Ардиса сестра была – младше на три года. Такая же темноволосая, кареглазая, невысокая, зато крепкая в кости – как и брат. И такая же упрямая. Лет до тринадцати она была их общей младшей сестрёнкой, хвостиком, неотвязно следовавшим всюду за приятелями. А потом вдруг оказалось, что Кветтина, в отличие от брата, становится красавицей. Унаследованная от родителей широкая кость вовсе не портила её. Пусть не могла она похвастать осиной талией и длинными ногами, зато бёдра у девушки были пышными и грудь высокой. Кто из «братьев» влюбился первым – Трай или Ламавин, – не важно. Теперь, когда Кветтине исполнилось шестнадцать – взрослая! – в неё были влюблены оба. И если выросший белокурым красавцем Трай пока что робко вздыхал, поджидая случая, то рыжий шёл напролом к поставленной цели.