Игорь Сотников
Несвоевременный человек. Книга 1. (Хаос)
– Мы через своё осмысление или умопостигание, раскрашиваем красками значений этот мир. – Сделал вывод воодушевлённый своим открытием Иван. С чем он смотрит на Гая и своим неожиданным заявлением вводит его во временным ступор. – Я помогу тебе найти этот загадочный камертон. – Говорит Иван и, не дожидаясь когда Гай как-нибудь радостно или заумно отреагирует, уже со всем своим вниманием переводит свой взгляд за шумный стол и многозначительной улыбкой (эта говорящая о том, что он что-то знает) говорит:
– А хочешь, я тоже предскажу его будущее.
Гай поворачивается вслед за Иваном и, посмотрев вначале на Ивана, затем на шумный стол, где противостояние достигло некой незримой границы, где никто из сторон уже не мог отступить назад и на месте стоять уже времени не было, после чего опять смотрит на Ивана и кивком даёт ему согласие на его прогноз будущего взъерошенного типа. Хотя после того, что он сейчас там видел, это не сложно предсказать – если взъерошенный тип не владеет какой-нибудь специальной техникой рукопашного боя, то ему, как минимум, намнут бока и в кровь разобьют лицо. Но так как прогноз на будущее всегда такая увлекательная тема и мало кто откажется его послушать, а когда прогноз не сбудется, то будет можно с укоризной покачать головой в сторону этого горе-эксперта будущего, то Гай не стал возражать против такого желания Ивана. – Пусть погадает на кофейной гуще, а я потом посмеюсь. – Не менее иносказательно улыбнулся Гай, переводя свой взгляд от Ивана в сторону шумного стола, куда им ничего не мешало смотреть по причине того, что они сидели к нему лицом. Ну а причиной тому, что они так не совсем обычно сели за стол, не напротив друг друга, а на одну сторону стола, было то, что стулья с другой стороны стола отсутствовали, а доносить другие стулья им было лень.
Тем временем Иван приступил к своему прогнозу будущего. И как сейчас выяснилось Гаем, не с позиции дилетанта, а чуть ли не с позиции профессионального астролога. И он как делают все профессиональные астрологи, вначале обратился к будущему, и при этом не лица рассматриваемого, а того, кому этот прогноз вкладывается в уши. – А знаешь, на какую мысль навёл меня этот тип? – Иван начал с риторического вопроса, чтобы сбить с мысли своего клиента или Гая. И пока он неосознанно, даже понимая, что ответов от него не ждут, начинает искать в себе ответы на этот вопрос, Иван ошарашивает его откровением на его счёт – на этот раз оно заключалось в том, что он, как оказывается, его ранее слушал, а не пропускал мимо себя все его разглагольствования.
– Ты вот, ты выдвигал предположение, что люди теряют или забывают своё собственное я, по причине некоего сбоя в собственной системе существования, и в лёгких случаях их настройка производится на месте, – человек выводится из себя на сутки или на более продолжительное время, на время его запоя, – а в сложных случаях, для их обстоятельной наладки пришедшего в негодность элемента, из них вынимается их внутренний стержень тональности. Сам же человек при этом сохраняется из-за своей уникальной дороговизны, а может и там сверху сидят одни экономисты, и на всём экономят. – Здесь Иван позволил себе усмехнуться. Но видя, что Гай серьёзен, оставил свои смешки и продолжил свой рассказ. – И вот это твоё предположение навело меня на весьма и весьма интересную мысль. И если всё то, что ты предполагал, со своей долей вероятности может иметь место быть, – даже один шанс из бесконечности, – то никто не сможет утвердительно сказать, что в его случае сейчас не настал именно этот шанс. Ведь все предпосылки для такого развития ситуации есть. Тут и одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, что у него в жизни случился некий сбой, который и привёл его в такое состояние выхода из себя. И тут остаётся единственное, выяснить насколько серьёзный сбой с ним произошёл, и какое решение насчёт него примут те лица, кто отвечает за вопросы гармонии. Назовём их, к примеру, настройщики. – И только Иван высказал эту свою мысль, которая явно заинтересовала Гая, как взъерошенный тип, как будто он сумел услышать, что тут о нём ведётся речь, своим резким изменением себя в своём поведении, решил дать Ивану подсказку насчёт себя.
Так он из состояния лица равнодушного к окружающим, на которых ему только и наплевать охота, явно мотивированный чем-то внутренним, – может устал сидеть или захотел в туалет, – переходит в состояние человека экспрессивного и крайне неравнодушного к окружающим лицам, которых он готов отблагодарить нецензурным словом, а самым настойчивым готов заехать кулаком куда придётся. В общем, взъерошенный тип в ответ на особенно не лестное замечание в свой адрес со стороны администратора бара, – сейчас ты, мурло, пойдёшь у меня грязную посуду языком вылизывать, – несмотря на несопоставимые силы и силовую поддержку администратора в виде охранника, не сдерживается и подскакивает на ноги, чтобы … Перевести стрелки на того, на кого он сейчас вызывающе посмотрел и ткнул пальцем своей руки.
И Гай с Иваном, на одно мгновение, в нервном испуге обмерев, даже растерялись, когда взъерошенный тип посмотрел в их сторону и ткнул в них пальцем руки, чтобы, скорей всего, отомстить им за всё то, что они тут о нём напридумывали и наговорили друг другу. А ведь он, как человек всё же приличный и достаточно терпеливый, сколько мог терпел все эти их голословные выпады в его сторону, под собой не имеющие никаких должных оснований, пока они в конец не заврались на его счёт. Да хотя бы в том, что никакой он не банкир или госслужащий, а он есть представитель интеллектуальной элиты общества, а уж одно этого говорит о том, что он не мог оказаться на стороне человека обманутого своей супругой Лисичкой, а вот на другой стороне, человека не обманувшего надежд сейчас одной, а так не одной дамы приятной во всех отношениях и наружности, заскучавшей без экстрима и всё у неё дома хорошо и спокойно, то это вполне соответствует по своему жестоким реалиям жизни, где люди с интеллектуальным образом мышления, вечно недопонимаемы и часто гонимы со своих насиженных мест обманутыми ими мужьями.
А так как все эти истории с недопониманием со стороны обманутых мужей, которые почему-то всегда столь нервно реагируют, когда тебя ловят за точно тем же делом, каким они время от времени занимаются со своей супругой, – при этом спустя рукава, без должного прилежания и отдачи сил, что и заставляет жён поглядывать на сторону, – случаются так для всех неожиданно, – никто из участников этого события, ничего подобного не ожидал друг от друга увидеть, а некоторые из них, вообще, не были знакомы друг с другом, – что приходится всё делать на бегу, в крайне разориентированном и расстроенном состоянии. Где часто не обходится без своих трагических последствий – можно ноги переломать себе, неудачно спрыгнув с балкона или как в случае со взъерошенным типом, удариться несколько раз головой об кулак рассерженного почему-то именно его поведением мужа (а ведь во всём этом участвовало двое), затем под его присмотром пересчитать все ступеньки на лестнице, – 36, если не изменяет память, – и как итог, рассерженный муж вливает в него бутылку самой крепкой смеси и, забрав бумажник в качестве оплаты своих услуг и выпивки, пинком под зад посылает взъерошенного типа восвояси, которые и приводят его сюда.
И вот он, столько неправды о себе услышав, вначале со стороны официанта, который видите ли, посчитал его проходимцем и мерзавцем, затем со стороны администратора, который склонен больше верить своему работнику чем ему, человеку оказавшемуся в сложной жизненной ситуации, а не как он его назвал – прохиндею и сволочи, когда понял, что и с их стороны поддержки не найти и они не менее креативно насчёт него мыслят, уже не мог удержаться от того, чтобы не вспылить и, подскочив на ноги, ткнув указательным пальцем в их сторону, во всеуслышание заявить. – Обратитесь вон к ней, на неё я спустил все свои деньги и всё что имел за душой!
Ну а такой удивительный поворот событий, на котором настаивает взъерошенный тип, в один момент переводит все взгляды присутствующих в баре людей, в том числе Гая и Ивана, в ту сторону, куда он своим пальцем ткнул. А как только Иван с Гаем обернулись назад и увидели ту, на кого указывал и кого призывал к порядку взъерошенный тип, то они, в момент открыв рты, удивились своей такой странной слепоте и неосмотрительности, вдруг не заметившей то, что в их возрасте неопределённости во всём, не заметить просто невозможно и не простительно – там, за одним из столиков, сидела потрясающего вида девушка, которой особый шарм придавал её ошеломлённый, с долей испуга вид, вследствие этих действий взъерошенного типа. Отчего у них, у обоих, одновременно возникла одна и та же мысль, – а не наваждение ли всё это. Тем более внутренняя обстановка в баре, с приглушенным освещением, способствовала возникновению всей этой таинственности вокруг неё (даже её замершие в испуге подруги, не отвлекали от всего этого).
Между тем, при виде этой испуганной девушки, всем вокруг становится понятно, какая же всё-таки сволочь этот взъерошенный тип, готовый ради насыщения своего ненасытного брюха на всё, в том числе и на то, чтобы оболгать первую встречную девушку, предъявляя к ней безосновательные претензии. – Думал, гад, ткнёт своим грязным пальцем в беззащитную девушку, затем прибавит к этому общие фразы о женском вероломстве и коварстве, и мы из мужской солидарности ему поверим. – Заскрипел от злости охранник, которому уже сил нет терпеть это хамло и чешутся руки от бездействия. И судя по грозным лицам окружающих взъерошенного типа людей, то чаша их терпения начала переполняться и если он сейчас же и притом немедленно, что-то более существенное не скажет, то ему точно больше слова не дадут.
И взъерошенный тип видимо отлично это понял, и сумел не только найти это слово, но и весьма правдоподобно и красочно его оформить своим жалостливым лицом, жертвы женского коварства. – Вера, не отворачивай от меня полностью свою душу. Ну, скажи хотя бы, что знаешь меня. – Так бесконечно жалостливо, потерянным голосом сказал это взъерошенный тип, что только у людей не имеющих сердца, оно не дрогнуло от жалости к этому потерянному и безнадёжно влюблённому человеку. Ну а то, что эта девушка нервно вздрогнула, когда взъерошенный тип назвал её по имени, не оставляло ни у кого сомнений в том, что её зовут именно так, Верой, и что они между собой знакомы. И теперь все присутствующие в баре люди, вновь перевели всё своё внимание на эту девушку с именем Вера, и принялись ждать от неё ответных действий. Но Вера, как стояла в одном положении человека застанного врасплох, с широко раскрытыми глазами и раскрывшимся ртом, так в недоумении и стоит, не шевелясь.
И тут опять всех и внутреннюю обстановку бара потрясает своим пронзительно громовым голосом взъерошенный тип, который вместо того, чтобы воспользоваться отвлечённостью от себя административных лиц бара, и незаметно смыться из бара, – а это говорит о его некоем благородстве и честности, – теперь с переполнившим его негодованием, в возмущении орёт:
– Так вот значит как! Решила окончательно растоптать меня. Что ж, ты не оставляешь мне другого выбора, динамо. – И вот на этих словах взъерошенного типа, на которого опять все смотрят, все в тревожном предощущении напряглись и стали следить за его резкими движениями рук, которые начали в своих движениях и в себе нести опасность – взъерошенный тип схватил со стола полу наполненный бокал и сделал внушительных размах, чтобы скорей всего, его не просто бросить, а непременно попасть бокалом в намеченную им цель – Веру.
О чём в момент все находящиеся здесь люди сообразили, а вот к каким действиям с их стороны привело это их соображение, то тут всё по разному и много зависело от того, где они находились в этот момент, и как за себя и о себе отважно подумали (чем они думали в этот момент, то это другой вопрос). И если насчёт представителей администрации бара, стоящих сбоку от взъерошенного типа, то тут без особых разночтений – их дело сторона, то вот те, кто оказался на острие атаки взъерошенного типа, – а это в первую очередь Иван с Гаем, а затем уже находящиеся позади них, Вера со своими подругами, – то у них времени на подумать и на дальнейшие решения, как действовать, совсем не было, и за них можно сказать, решала их внутренняя душевная константа.
А между тем от их решения (имеются в виду Иван и Гай – Вера и её подруги уже будут принимать вторичные решения, в зависимости оттого, как они себя поведут) и при том немедленного (промедление тоже будет своего рода решение), будет зависеть многое, где главное, сумеет ли достичь заявленной цели бросок взъерошенного типа. И если у них и времени сообразить, как действовать, было всего ничего, – то время, за сколько долетит до них брошенный взъерошенным типом бокал, – то, что уж говорить о том, чтобы успеть осмотреться по сторонам – взгляд на своего сидящего рядом друга позволит действовать слаженно, а брошенный взгляд назад, на Веру, укрепит тебя в сознании того, ради чего ты всё это делаешь.
И им, каждому по отдельности, пришлось без оглядки назад и друг на друга, срочно соображать и принимать решения по тому, как им всё-таки поступать – уклониться от летящего прямо на них бокала или же встать на пути этого бокала и не пропустить его дальше себя, возможно в голову Веры. И они сообразили, да так, как свойственно людям близким друг к другу ментально, со свойственным им единодушием – они, как будто сговорившись, решили проявить отвагу и задержать собой бокал и при этом буквально, по причине хотя бы того, что они и каждый из них в частности, просто не успевали выставить руки и пришлось выдвигать самого себя навстречу летящему бокалу.
Ну а тот был так коварно закручен в броске, – его траектория полёта проходила как раз между ними, – что действующие по своему геройски и отважно, Гай и Иван, для которых в тот момент ничего вокруг не существовало кроме летящего на них бокала, и навстречу которому, каждый из них, правда, не забыв зажмуриться, стремительно устремился своей головой, ясно, что позабыли обо всякой обоюдной и вообще осторожности, и как итог, оглушающий сознание каждого из них результат – они с треском своих голов и до умопомрачения сознания столкнулись вначале своими лбами, а затем, всё же проскочивший в образовавшуюся брешь между ними, скользящий по боковым поверхностям их лбов звонкий удар бокала, довершил всё это удивительно со стороны смотрящееся дело, сбросив их со своих мест на пол.
Правда, летя вниз со своих стульев куда-то вниз, где их ждала не слишком мягкая и чистая встреча с полом, Гай и Иван ещё были в сознании и не утратили некоторую связь с внешней реальностью, что позволило им догадливо понять, каких же всё-таки итоговых результатов достиг бросок бокалом взъерошенного типа, и заодно выяснить, не напрасны ли были те их, со звоном в головах, жертвы, которые они принесли, чтобы спасти Веру. И как ими до момента окончательного завершения их падения и дополнительного их там сотрясения об пол осознаётся, то они могут со спокойной душой на время утихомириться на полу – судя по раздавшемуся откуда-то, с задней от них стороны, недовольному крику с мужской окраской: «Каково хрена?!», – они всё-таки сумели изменить траекторию полёта бокала, и он миновал Веру и в тоже время не миновал ещё чем-то недовольного типа с противным и истеричным голосом.
После чего для Гая с Иваном наступает момент их успокоения в забытьи и не на таком уж и жёстком полу, на котором лежать такое же плёвое дело, как и для основополагающего элемента, приведённого в пример дела. Когда же они не без посторонней помощи приходят в себя и открывают глаза, то первое, что они видят, так это того, без чьей помощи они бы сейчас не пришли в себя, и если уж до конца быть честным, то и без чьего косвенного участия им бы в итоге не потребовалась эта помощь – как уже можно было догадаться, это была Вера. Правда не успевают Гай и Иван так порадоваться за себя, как их всех отвлекает на себя поднявшийся со стороны входа шум борьбы, со своим обязательным сопровождением – скрежетом зубов, треском ломающейся мебели и костной основы людей, и так же как же без них, без громких, в пылу борьбы выкрикиваемых обязательств участников этого противостояния.
– Я ещё не таких как ты, падла, в бараний рог скручивал. – Свирепствует охранник, пытаясь заломить руки взъерошенному типу.
– А это ты видел!? – не менее свиреп в ответ взъерошенный тип, сумев своим многозначительным ответом заинтриговать не только прямых участников этого противоборства, но и всех остальных присутствующих в баре людей, принявшихся высматривать в нём то, чем он хотел так поразить охранника. Но там вроде ничего такого необычного не наблюдается, да и сложно увидеть, когда на взъерошенного типа со всех сторон насели люди и их количественная и весовая составляющая стала постепенно брать верх. Что в итоге привело к тому, что взъерошенный тип, на себе испытав всю ярость и злобу людей подневольных, чей ничтожный заработок итак не даёт им чувствовать себя полноценными людьми, а тут такие как он, только добавляют им мотивации не быть добрыми, был выведен на улицу и там отпущен на все четыре стороны (кто ж виноват в том, что он выбрал для себя приземлённую сторону, прямиком вниз). Правда, перед тем как его отпустить, с ним на дорожку был проведён ещё один обстоятельный разговор, сопровождаемый уточняющими и памятливыми ударами ног куда придётся.
– Теперь, гад, на всю жизнь запомнишь. – Отбив все свои ноги об взъерошенного типа, сплюнув на него всё, что во рту было, с остервенением сказал охранник и направился назад в бар. Где за время его отсутствия и других лиц из числа работников бара, кто вместе с ним наставлял на путь истинный взъерошенного типа, мало что изменилось, за исключением разве что того, что Вера, чья оказанная помощь была очень кстати для Ивана и Гая, – и что с того, что она ничего существенного не сделала, для кого-то и доброго слова и просто благодарного взгляда вполне достаточно, – вместе со своим подругами ушла. И она бы вот так сразу не ушла, без того, чтобы уже более развёрнуто выразить свою благодарность её спасителям, – как минимум, они бы без номера её телефона не остались, – но уж больно её подруги были напуганы и в результате чего, не дали ей ни малейшего шанса выразить Ивану и Гаю всю степень своей благодарности им, остолопам – могли бы и сами сообразить насчёт телефона, а то, что у них голова на тот момент не соображала, то это отговорка для начальных классов.
– И нам пора. – Глядя на входную дверь бара, сказал Иван, после того как Вера покинула помещения бара. И Гай не имел ничего против, чтобы подышать свежим воздухом и восстановить пошатнувшиеся силы.
Когда же они вышли из бара на улицу, то свежий воздух достаточно необычно на каждого из них подействовал – у них в глазах всё потемнело, закружилась голова и к горлу подступила тошнота. И если Иван по причине слабости в ногах, принялся сдерживать свои тошнотные позывы и остался крепиться на месте, то Гай, в отличие от него более крепкий в ногах, но не такой стойкий в том, чтобы всё лишне удержать в себе, рванул в боковой проулок, чтобы там, так сказать, выговориться. И судя по раздавшемуся оттуда громкому выговору Гая, с применением нецензурных деепричастий, невероятно замысловатых словесных изгибов и чертовщин, то ему это всё же было нужно. О чём, скорее всего, знал Иван, и оттого он не обращал особенного внимания на все эти пугающие мимо проходящих прохожих выкрики Гая. Правда, когда в конце этого своего спитча, Гай истерично рассмеялся, то Иван, более менее пришедший в себя, заинтересовался этим его поведением и выдвинулся к нему, чтобы посмотреть и убедиться, что с ним всё в порядке.
Когда же он заглянул в этот проулок, то сразу же там, в шагах десяти от поворота, наткнулся на стоящего посередине дороги Гая, с большой заинтересованностью разглядывающего нечто находящееся напротив него в кустах. Из-за которых Иван, со своего места нахождения не мог увидеть то, на что так внимательно смотрел Гай. И Иван, как это свойственно всем обычным людям, вначале спрашивает: «Ты чего там увидел?», – а уж затем идёт к Гаю, даже и не думавшему отвечать на его вопрос.
По мере своего приближения к Гаю, перед Иваном стало постепенно раскрываться то, на что так заинтересованно смотрел Гай. Так вначале он увидел торчащие из-за кустов ботинки, что максимально приблизило его к открытию предмета наблюдения Гая, и можно было, в общем-то, дальше и не догадываться – предметом наблюдения Гая, был выведенный из бара взъерошенный тип. Который скорей всего, так же как и они, выйдя на улицу, хапнул лишка свежего воздуха, не справился с собой и присел здесь в тиши, чтобы никому не мешая, перевести дух.
И отчасти это было так, в чём вскоре убедился Иван, присоединившись к Гаю.
– Вот же его жизнь побросала. – Проговорил Иван, после внимательного изучения того, что из себя сейчас представлял взъерошенный тип, чья встреча с кулаками и ногами работников бара, явно не на пользу пошла его лицу и всему его виду.
– И не говори. – Не мог не согласиться с ним Гай.
– Можно используя компьютерные термины, даже сказать, что он сейчас находится в одной из точек своего сохранения. – Добавил Иван.
– Я бы сделал существенную поправку, – сказал Гай, – точки отсчёта.
– Скорей, новой точки опоры. – Вставил Иван. – Опираясь на которую, он с этого момента начнёт для себя новую жизнь. – Иван посмотрел на Гая, ожидая его ответа.
– Если он примет для себя такое решение, то тогда да. – После небольшого размышления, дал свой ответ Гай.
– Да, всё будет зависеть оттого, насколько для него будет памятливым это событие. – Уже размышляя, сказал Иван. А вот этот отсыл Ивана к разговору в баре, навёл Гая на мысль. – Интересно всё-таки получается. Для кого-то вот такой отправной точкой отсчёта становится их обеспамятство в результате некоего знакового события, тогда как для других всё наоборот, их хорошая память, и возможно, что о том же событии. Это как две стороны одной медали, где номинал монеты остаётся прежним, какой бы стороной не падала монета. А это наводит на свои глубокие мысли. Получается, что все эти действия преследуют одну и ту же цель, – сохранность номинала человека, – а применённый к нему способ зависит от его человеческих характеристик. – И Гай, наверное, продолжил и дальше, если бы его не перебил Иван.
– Всё может быть и так, если он очухается. И ты бы послушал его пульс на предмет наличия. А то я боюсь, что если это не так, то ты не сможешь в будущем опираться на него в подтверждении своих теорий. – Сказал Иван. Гай в ответ переводит свой взгляд от него на взъерошенного типа, внимательно на него смотрит и со словами: «Пульс я у него слушать не буду, а вот дыхание послушаю», – присаживается рядом со взъерошенным типом на корточки и, приблизившись к нему головой, вроде как принимается прислушиваться к нему. На что уходит совсем ничего времени и Гай, махнув на взъерошенного типа рукой, с искажённым гримасой недовольства лицом поворачивается к Ивану и говорит. – Не просто дышит, а благоухает.
– Вот и хорошо. – С довольным видом говорит Иван. На чём он не останавливается и, не давая возможности Гаю подняться на ноги, начинает развивать так интересующую Гая тему, о которой он весь обед не умолкал. – А знаешь, что мне тут надумалось при виде него. – Кивнув на взъерошенного типа, сказал Иван. Гай рефлекторно поворачивает свою голову в сторону взъерошенного типа, в ком ничего не изменилось и, возвратившись назад с малопонимающим лицом, принимается слушать, что надумалось Ивану.
– То, что ты в твоём рассуждении о человеке потерявшем память, не заметил самого главного. Ты не учитываешь того, что в памяти любого человека крайне мало места занимает он сам. В основном, там, в его памяти, записано его сопровождение жизни, то, что в ней присутствует и что он видит вокруг себя на протяжении своей жизни, а на себя ему достаточно несколько раз в зеркало посмотреть, чтобы не забывать и убедиться в том, что репортаж с места событий ведёт именно он. И исходя из этого, человека можно образно назвать некоей точкой зрения, с которой он позиционирует себя и смотрит на существующий мир вокруг себя. – Иван сделал внимательную к Гаю паузу, ожидая от того каких-нибудь замечаний. Гай же ничего не говорит, и Иван продолжает свои рассуждения.
– А если это так, а я думаю, что это именно так, то можно предположить, что в лёгких случаях, когда, например, твоя фокусировка взгляда расстроилась, возникли технические проблемы, – твои цветоощущения начали давать дальтонический сбой и ты, к примеру, вместо белого видишь чёрное, или с оптимизмом смотришь на трагическое прошлое и с пессимизмом на светлое будущее, – или же может кого-то там, – Иван куда-то вверх кивнул, – из службы технического контроля, не устраивает эта твоя точка зрения, то этот вопрос решается на месте, через определённую коррекцию этого твоего взгляда на жизнь. И в некоторых запущенных случаях, – Иван на этот раз кивнул в сторону взъерошенного типа, – корректировка его затуманенной собственным эго точки зрения производится так запоминающе кардинально.
– В сложных же случаях, – продолжил Иван, после того как перевёл свой взгляд на Гая от взъерошенного типа, – а это такие случаи, когда ты увидел нечто такое, чего на твоём месте обывателя, недопустимо было видеть…– Здесь Иван задумался, видимая соображая над тем, что это может быть такое, чего не позволяется видеть обычному человеку. – Что же всё-таки нельзя видеть? – в задумчивости задался вопросом Иван, после чего начал рассуждать, – я думаю, что эти запретные вещи нужно разделить на две основные категории. Так первая категория, это всё то, что касается лично тебя. Например, какие-нибудь события из твоей личной жизни, которые ведут тебя к неминуемым катастрофическим последствиям, что может быть не входило в планы конструкторов этого мира, и они, дабы обезопасить тебя от гибели, устанавливают в тебе автоматический датчик, который срабатывает в таких экстренных ситуациях, выключая в тебе запоминающее устройство. После чего твою память зачищают и возвращают тебя к прежней жизни, но только для тебя. – Иван опять задумался над собой же сказанным. Где детальное уточнение в последнем предложении навело его на весьма прискорбные мысли.
– Что касается второй категории, – заговорил после небольшой паузы Иван, – то здесь всё гораздо сложнее. К ней относится всё касаемое общего. А это, наверняка, что-то опредёлённо системообразующее, что-нибудь связанное с пространственно-временным континуумом, в котором мы все существуем. А любые механизмы работы столь сложных систем, всегда находятся под строжайшим контролем и секретом. И если тебе в результате какого-то сбоя в системе, вдруг удалось заглянуть за покрывало этих тайн, то система, частью которой ты тоже являешься, всё сделает для того чтобы изъять и стереть у тебя все эти знания. Так она обезопасивает саму себя от не санкционированного вмешательства с чьей-либо стороны.
– Вот чёрт, – Гай аж хлопнул себя ладошкой по лбу, от пришедшего ему откровения, – а я даже не подумал, какие это даёт огромные перспективы для того чтобы докопаться до сути нашего существования. Мы можем …– Быть стёрты из памяти системой, – перебил на полуслове Гая Иван, – которая вряд ли допустит нас и кого другого к этим знаниям. И тут даже в свидетелях быть не безопасно, не раздумывая сотрут у тебя память обо всём, и знать не будешь, как тебя звали. – Тут Иван вдруг в оторопи замер на месте, глядя куда-то за Гая. При виде чего Гай, собравшийся было возражать Ивану, замирает с открытым ртом и начинает с опаской поворачивать свою голову назад, пока не натыкается на смотрящий на него, в крайней близости от себя, приоткрытый и главное, не мигающий глаз взъерошенного типа.
Что ещё не самое страшное и что может до икоты перепугать, а особую устрашающую зрелищность взъерошенному типу придавал даже не его окровавленный вид, а то, что он смотрел на Гая сквозь эту окровавленность не двумя, а именно одним в прищуре глазом. И у каждого из них, Ивана и Гая, создалось такое тревожное ощущение, что этот тип всё это время притворяясь бездыханным, сам тем временем подслушивал их разговор. Ну а как только всё про них выяснил, то тут же решил дать знать, в большей степени Гаю, а в меньшей Ивану (оттого что он стоит далеко), что теперь они у него на крючке и что только от него зависит, как дальше сложится их жизнь.
Впрочем, Гай не теряется и даже не отводит в сторону своего лица от этого типа, – а перегаром от него разит ещё как, – а слегка хриплым от напряжения голосом, тихо спрашивает его. – Ну ты как, живой? – Взъерошенный тип в ответ впадает в зрячее соображение насчёт себя, – он как-то удивительно закрутил свой глаз, затем закатил его вверх, после заглянул им в сторону своего второго глаза и, вытащив его из своего укрытия, века, уже вместе с ним посмотрел на Гая, и с некоторым затруднением на выговор слов сказал. – Вроде как да.
– Тебе помочь или ты сам разберёшься. – Приподымаясь в рост, спросил взъерошенного типа Гай.
– Разберусь. – Сказал взъерошенный тип, принявшись осматривать себя на предмет повреждений и дееспособности.
– А ты хоть знаешь, кто ты такой? – вдруг с вопросом влезает Иван, слегка отодвинув в сторону Гая, с удивлением посмотревшего на Ивана, а затем переведшего свой взгляд на взъерошенного типа. Взъерошенный тип оставляет своё занятие, смотрит внимательно на Ивана и своим ответом вгоняет его в умственный ступор. – Глупо задавать такие вопросы, не найдя на них ответы для себя. – И пока Иван с Гаем в умственном ступоре соображают, что это сейчас такое было, взъерошенный тип поднимается на ноги, потягивается как после долгого нахождения в одном тесном положении, затем осматривает себя, в неудовольствии покачав головой, делает выводы по поводу своего вида и после всех этих своих манипуляций, вдруг обнаруживает перед собой Гая и Ивана – так им это показалось.
– Какие-то вопросы? – на удивление чистым голосом, без примесей душевных переживаний, настроения и тонизирующих дух напитков, обратился к Ивану с Гаем с вопросом взъерошенный тип, чей прямо сейчас вид, несмотря на все эти внешние кровоподтёки и лицевые сбитости, на удивление не соответствовал всему прежнему о нём представлению Гая и Ивана. И если буквально пять минут назад, он был всё тем же взъерошенным типом и не мог быть никем иным, то сейчас в нём что-то такое незримое изменилось, скорей всего во взгляде, что ему, независимо от всех прежних взглядов на него, теперь хотелось бесконечно верить и в тоже время не верить собственным глазам и всему тому, что раньше о нём знал – он во всём себе источал уверенность и благопристойность.
