Дорогой Игорь!
<…> Очень интересуюсь знать следующее: когда выйдет № 4. Высылаю фотографию моей работы для города Граца. Её данные: сталь, 8 м, с двумя турбинами из нержавейки. Стоит среди липовых деревьев в парке, где имеется ещё с полдюжины разных пластических объектов, кои сделаны разными скульпторами: американцами, немцами, австрийцами и, может быть, итальянцами. Если удастся напечатать в 4-м номере что-то про эти скульптуры, будет неплохо.
Теперь о другом. Сегодня имел беседу с местными масонами. Они устраивают выставку в день республики (26 октября). Часть их программы посвящена особенной роли Австрии, как посредника, в качестве нейтральной державы, между Востоком и Западом: человеческие права, Хельсинки, и тому подобная …ня. Вот почему они хотят устроить в залах Академии Художеств или местного университета выставку нескольких художников из восточного мира. В этой связи прошу тебя ответить на такой вопрос: имеется ли ещё в твоём распоряжении выставка, или её часть, которая показывалась тобой в Chapelle de la Villedieu и позже в N. Y.? Если да, сообщи, сколько стоит пересылка материалов о деятельности 3-4-5 художников, среди которых желательно быть особенно полюбившемуся австриякам Э. Булатову?
Какие условия пересылки? Я должен иметь эти данные к следующей среде, т. е. к 28 июля. Далее. К этой выставке будет хорошо прислать номеров 30–40 «А – Я» для продажи. Я об этом говорил и встретил интерес. После следующего обсуждения напишу подробнее. Но думаю, уже сейчас покупать журналы будут.
Игорь, прошу ответить мне безотлагательно, т. е., говоря – по-русски, скорее.
Обнимаю тебя с надеждой повидаться осенью.
P. S. Пожалуйста, пришли мне адрес Глезера.
Может ли он заинтересоваться, на твой взгляд, несколькими моими конструктивными работами из фарфора и металла? Твоё мнение о нём и музее. Я не хочу иметь сраные предубеждения против кого-либо. У меня в Америке 15 работ. Мне надо думать, у кого останутся те, что не удастся продать. Это только между нами, пожалуйста.
Дорогой Игорь!
Мы так уже привыкли к твоим частым письмам, что чувствуем себя совершеннейшими сиротами из‐за твоего долгого молчания. Наверное, очень много работаешь? Как дела с 4-м номером? <…>
Сейчас отчитаюсь тебе о последних моих достижениях. В Толстовской библиотеке недавно был вечер Войновича, и я, вооружённая экземплярами «А – Я», отправилась туда. Но это, конечно, самое «негрибное» место. Мне отказали все состоятельные русские, в том числе и один очень прилично зарабатывающий музыкант, на которого я возлагала большие надежды. Долго подготавливала его телефонными разговорами, но он ловким ходом разрушил все мои уловки, сказав, что пришел сюда отдохнуть и ни о каких делах сейчас говорить не может, но, впрочем, когда-нибудь в неопределённом будущем, возможно, у него найдётся минута для такой беседы. Все мои состоятельные музыканты из различных городов, как один, не желают знать ничего про изобразительное искусство. А ведь творческие люди! <…>
Один экземпляр (вернее, 3 журнала) я дала Ирине Войнович временно, с тем чтобы она подписывала всех своих знакомых, также я дала ей комплект открыток для рекламы. То же самое я сделала ещё с одной знакомой, которая имеет много русскоязычных немецких друзей, – сама она давно уже мною подписана.
Неделю назад мы были с Борей в Вельтенбурге – его пригласили туда читать лекцию для немецких учителей. Я, конечно, захватила журналы и открытки. И тут неожиданный успех, несмотря на то что этих учителей было всего 15 – это такой узкий семинар – они купили у меня 5 комплектов открыток и 4 номера журнала. Но с журналами произошло следующее: так как Борин доклад им понравился, они все потребовали первый номер с Бориной фотографией (о подписке они и слышать не захотели, и я решила торговать в розницу, думаю, что ты не в претензии?). Соответственно, они купили 3 первых номера, которые у меня были в этом количестве, а одна дама, которая не успела схватить первый, удовольствовалась вторым после моего объяснения, что там есть тоже Борина статья. Прости мне мою мотивировку для рекламы в данном случае, но они все не владеют английским, как я понимаю, и этот жест с их стороны чисто дружеский. Да, по-русски они тоже ничего не понимают, и Боря выступал с переводчицей. Итого, сейчас у меня на руках некомплектные три третьих и два вторых номера.
Пожалуйста, если у тебя есть первые номера, пришли мне, а также пришли ещё, пожалуйста, и несколько комплектов, так как я и впредь буду всё время заниматься подпиской и продажей и, надеюсь, более интенсивно, когда кончится эта проклятая жара, от которой я совсем больна. Как ты предполагаешь, не предвидится ли некоторого снижения цены на номер журнала – это очень оживило бы, я думаю, продажу. Да, открытки, пожалуйста, тоже пришли, их берут вполне охотно. Все подписчики в один голос спрашивают про 4‐й номер и очень трогательно советуют почаще издавать журнал. <…>
Насчёт квартиры даже писать грустно – положение самое трагическое. Для того чтобы её снять, эти наши деньги оказались смехотворно недостаточными: за одну только очень среднюю трёхкомнатную квартиру, например, просят восемь тысяч марок отступного, а нам ведь надо две квартиры: ещё однокомнатную для папы. К тому же мы уже немножко потратили из этих денег на путешествие в Кассель. Я занималась квартирой 2 месяца 24 часа в сутки, но никакого, даже отдалённо напоминающего приемлемый, варианта не обнаружилось. Результатом явилось то, что наш милый приятель, огорчённый нашими неудачами, поселил на месяц нас в квартиру своей мамы, уехавшей в отпуск. Это прелестная крошечная однокомнатная квартира на берегу Штарнбергского озера, огромного и весьма живописного. Единственно, что неудобно, – это полтора часа до Гёте-института и дорогая дорога. Но так как я две недели из этого месяца проболела, то в Гёте-институт ходить не нужно было, и я всё время просидела на берегу озера. Теперь даже как-то страшно из этого рая возвращаться в наш невозможно душный, шумный и неудобный пансион. <…>
Наташа
Уважаемый господин Roland Schibli,
большое спасибо за Вашу посылку и за вести от Игоря М. [Макаревича].
Если Вы его увидите ещё, то передайте ему мой привет и благодарность. Совершенно согласен, что журнал не должен публиковать материалы, которые могут оказаться вредными для оставшихся в России. Но дело в том, что само понятие «вредные» может толковаться очень растяжимо. Кое-кто может посчитать любую публикацию в журнале, да и сам факт существования журнала очень «вредными».
Художник должен иметь мужество отвечать за свои произведения. Когда писателей судили за их произведения, то некоторые из них не отказывались от того, что написали и шли за это в лагеря (Синявский, Даниэль), некоторые раскаивались и шли на сделку с властями.
Мой ответ таков: пусть художники не делают таких произведений, за которые они не готовы отвечать. Тогда все стороны будут довольны. Я вообще считаю, что в журнале надо публиковать не тех, кто «ищет известности», а тех, кто занимается искусством.
Дорогой Игорь!
Спасибо за письмо. Рад, что мой текст понравился тебе. Делай, что хочешь с ним.
Что касается возможной публикации в «Р. М.» [ «Русской мысли»], то я думаю всё-таки, что это нереально. Однако я ещё раз напишу А. К. Ларионовой, вдове Ларионова, хотя подозреваю, что её реакция будет негативная.
Игорь! Ты так и не заходил к Михаилу Фёдоровичу Андреенко, слепому старику? Ты помнишь, как мы условились встретиться у него, но его не было? Я думаю, что стоило бы заглянуть к нему с магнитофоном.
Твой John
P. S. Когда выйдет следующий выпуск?
Николетта [Мислер] говорит, что сейчас у неё нет подходящего текста, поэтому она не может проверить все варианты (большая часть находится в ЦГАЛИ [Центральный государственный архив литературы и искусства, с 1992 года – РГАЛИ (Российский государственный архив литературы и искусства)]. Один текст она уже публиковала в апрельском номере журнала Russian Literature21, а сейчас второй готовит. От неё большой привет.
Дорогой Игорь!
Я очень рад, что Вы познакомились с моим другом Карлом Аймермахером, который, как мне кажется, знает обо мне и о моей работе даже больше, чем я сам.
Карл переслал мне первые 3 номера «А – Я». И раньше я слышал о существовании Вашего журнала, но не предполагал, что он так информативен. Полиграфические его качества также вполне удовлетворительны. Очень приятно, что большинство материалов, опубликованных в «А – Я», имеют гораздо большее отношение к искусству, чем к политике.
Когда Карл был в Москве, он специально для «А – Я» взял у меня интервью. Мы совместно сделали макет тех 6-ти страниц, которые Вы мне отводите. Мы решили не мельчить и не гнаться за количеством фотографий. Не удивляйтесь, что и в начале, и в конце публикации не поместили фотографии с портретом. Но казалось, что так лучше будет передана атмосфера моего подвала. На первом слайде видны несколько больших скульптур, а на последней чёрно-белой фотографии можно разглядеть много эскизов и моделей, дополняющих впечатление от больших фотографий в тексте.
Посылаю Вам также слайд «Головы Эйнштейна». Это на тот случай, если Вы сочтёте возможным предоставить мне 4-ю сторону обложки.
Желаю Вам успехов и всего самого хорошего. Буду рад получать от Вас новые номера «А – Я».
Ваш Вадим
Игорь!
Относительно книги Паперного (я в Париже не сформулировал своё отношение к его работе, а также статье Голомштока)22, мне кажется, что он как учёный исследует анатомию процесса всем знакомого, описывает состав крови, давление, пр. К сожалению, другого пути для выяснения правды нет. Здесь лежит подлинный интерес к жизни. Выводы он предлагает разрешить с читателем, вполне полагаясь на его ум.
Большая уважительность метода к интеллектуальным силам читателя. Голомшток во второй части статьи окрашивает всё в один цвет (чёрный), предлагая читателю разделить его (белый). В этом я вижу демагогичность и директивность сильно нам знакомую, увы. Трубы, барабаны, знамена, ура! Мы победно маршируем!
Это не интеллектуальный подход. Я глубоко уверен, что отсутствие искусствоведения у нас – от неумения думать и вдумчиво наблюдать, привычки ходить только по прямым, играть одну ноту, красить одну краску. Почему наши искусствоведы просто на дух не переносят современного? Откуда это?
На сегодняшний день паралич мышления и чувствования видится мне трагичнее, чем известные зверства ком-фашизма.
На таких хилых ножках из тупика не выйдешь. Я против всего, что делает наш лоб ниже, а брови гуще (вожди). Может это немного резко. Вспоминаю своего старика Рабиновича в Строгановке, который на вопрос: в чём он видит цель преподавания? – ответил: «не потушить способности думать». Я думаю, это применительно почти ко всему.
Дорогой Игорь!
<…> Очень жаль, что ты не можешь никак изменить заглавие моей книжечки. Может быть, всё же это возможно? Я бы очень этого желал. Да и вообще это было бы разумно. Имя «Хайдеггер» мало что говорит русской публике и может её только напугать. Я с самого начала так думал. Но только не говорил. И вообще, с коммерческой стороны, разумно оставить в названии одного Малевича.
Относительно Косолапова. Он неправ, когда отрицает влияние Малевича на американцев. Об обратном есть свидетельства Saul Le Witt, Judd и мн. прочих. Ad Reinhardt работал под сильным влиянием Родченко и Малевича и т. д. Мне трудно вспомнить, на что сослаться, но достаточно указать статью Maurice Tuchman и «The Ruseiu Avant-Garde auch the Contemporary Artist» in.: «The Avant-Garde in Russia 1910–1930. New Perspectives». Los-Angeles, 1980, pp. 118–121. Эта статья как раз посвящена тому, как русское искусство того времени, в особенности Малевич, влияло на американцев. Я думаю, что американский патриотизм Косолапова здесь перевесил русский.
Мои дела без изменений. Пиши, что нового. Привет Дельфин.
Борис
Дорогой Игорь,
надеемся, тебя заинтересует творчество нашего друга [Мариса Бишофса]. В Нью-Йорке он недавно, но его очаровательные сатиры уже нашли многих поклонников – свидетельством чему публикации во многих «серьёзных» изданиях.
Его юмор, как нам кажется, сохраняя «прибалтийские» черты, весьма интернационален, так же как русское и советское и т. д. (писать можно много, но работы говорят за себя).
Всегда дружески К/М
P. S. Журналы ещё не получили. Эстамп со Сталиным вышлем на следующей неделе.
P. P. S. Спасибо за тёплые слова в последнем письме.
К/М
Дорогой Игорь Шелковский,
Я только что вернулся из Москвы, где я провёл довольно интересное время. Как Вы увидите, я взял у Сидура совсем новое интервью. Надеюсь, что оно и Вас удовлетворит. В Москве я занимался, между прочим, и скульптурами Липшица, Архипенко и Мура. При этом я обнаружил, что эти художники в своих «теоретических высказываниях», независимо друг от друга, выразили (иногда) почти дословно совпадающие мысли по отношению к искусству, к жизни, к музыке, к традициям и т. д., как Сидур в теперешнем интервью. Мне кажется поэтому, что наше интервью с ним и в таких «мелочах» представляет большой интерес. И всё остальное отличается довольно сильно от предыдущих с ним интервью, так что Вы получаете совсем новый (оригинальный) текст, в котором он даже ссылается на последние события в связи с покупками советской живописи в Германии.
Всего Вам доброго. Ваш Карл Аймермахер
Дорогой Игорь!
Получил Ваше письмо, открытку и ксерокопию от Саши Косолапова.
Спасибо! Письмо читал с огромным интересом, но совершенно с ним не согласен. Точнее так: мне очень близка позиция «ответственности», о которой Вы говорите – но всё дело в том, что книга написана о другом. Правда, что Мандельштам не укладывается ни в «культуру 1», ни в «культуру 2» – но я это и утверждаю.
Моя основная идея, что чудовище сталинской культуры надо рассматривать не как отклонение от «нормальных» зверей, а как ещё одного зверя, который не хуже и не лучше других зверей – просто другой.
Я не верю, что культуру можно создать указами и запретами, полицейский аппарат не создаёт культуры, он скорее находится в ней. Таким образом, этот «зверь» рос по каким-то своим законам, возможно даже генетически обусловленным.
И потом ещё: миф о «светлых 20‐х годах» развеивается, как только начинаешь работать с документами этой эпохи. Страшное время! Действительно, было много талантливых людей, но я пишу не о них. Мне близка идея Г. Вёльфлина об «истории искусств без имён».
Простите за бестолковое письмо – пишу в страшной спешке: проклятая Америка, совсем замучила капиталистической эксплуатацией. С нетерпением жду журнала (и особенно фотографий, которые срочно нужны). Не теряю надежды с Вами повидаться, хотя мы сможем выбраться в Европу не скоро.
Обнимаю Вас
Дорогой Игорь!
Пишу очень кратко – мы совершенно замотаны, времени не хватает ни на что.
Думаю, что ты, конечно, это знаешь, но на всякий случай сообщаю: в Париже есть некая Анна Анатольевна Рудченко, которая официально закупает все русскоязычные журналы для пересылки в Россию (не знаю, в каком количестве). В Америке тоже есть такой человек. Не знаю также, как называется эта организация, которая занимается этими закупками. Есть только телефон этой Рудченко <….>
Были в Ленбаххаузе23, отнесли журналы и открытки – они пока думают.
Была у Нейманиса, где мне сообщили, что журнал хорошо продаётся (кстати, ты знаешь, что он здесь стоит сейчас 18 марок, что намного больше, чем 40 франков?), и где сказали, чтобы я принесла и открытки, когда вернётся Нейманис.
Возможно, что скоро Боря опять будет выступать с докладом, и я смогу попытаться устроить распродажу. Пожалуйста, пришли открыток – цветных и чёрно-белых, сколько сможешь. Есть ли у тебя новые переводы от Киса [Хэммонда] и в каком количестве? Как у тебя дела? Может быть, мы можем чем-нибудь помочь? Получил ли ты деньги и переводы из Америки? <…>
Жду журналы и, если есть время, письма. Борька очень кланяется и напишет, как только чуть разгрузится. Имеем сведения от Пивоварова, из Праги. Автоматическая связь с Москвой прекратилась – катастрофа!
Ваша Наташа
«На зеркало неча пенять…» [Заглавие, опущенное редакцией «Новой газеты»]
В своём открытом письме, озаглавленном «Кривое отражение», А. Глезер высказывает недовольство той оценкой его деятельности, которая даётся в опубликованной журналом «А – Я» книге Л. Бехтеревой «Варианты отражения».
Известно, что наши самооценки иногда расходятся с мнением людей, наблюдающих нашу деятельность со стороны. Далеко не все оценивают деятельность А. Глезера, а также творчество тех художников-нонконформистов, которых он представляет, так, как ему хотелось бы. Вот цитата из статьи, принадлежащей перу известного нью-йоркского критика: «Разочаровывающим было появление репродукций этого искусства (имеются в виду первые выставки неофициальных художников на Западе). Это были усталые, блёклые, навязшие в зубах перепевы парижской школы, большинство этих работ невозможно выставить на выставке в Вашингтонском сквере (ежегодная выставка художников-любителей). Эти работы демонстрируются и сейчас в музее Джерси-Сити» (Петер Шелдал, «Виллидж Войс», 17–32 июня 1981 года. Кстати, совершенно противоположного мнения тот же критик о выставке «Новые тенденции», подготовленной и осуществлённой журналом «А – Я», а также о самом журнале: «…это мужественный, интеллектуально гордый и информативно богатый журнал…»).
Находясь вне каких-либо кланов и группировок, журнал «А – Я» стремится в первую очередь отразить то новое, яркое, современное, что создаётся в неофициальном искусстве. А. Глезер считает журнал «А – Я» «сектантским» изданием. Если просмотреть три вышедшие номера журнала, то нетрудно заметить, что количество охваченных им художников (и их круг постоянно расширяется) в несколько раз превосходит число художников, напечатанных в одиннадцати номерах журнала «Третья волна» (который как раз в центре своего внимания поставил несколько избранных имён). Спрашивается, чьё же издание является «сектантским»?
Резкие протесты А. Глезера – дело не новое. Они возникали после открытия многих выставок: в Венеции, Турине, Беллинзоне, Бохуме, Париже, после каждой экспозиции, устроенной не им, Глезером. Мотивы недовольства были всегда одни и те же: искажена подлинная картина развития неофициального искусства. Будто эта подлинная картина – вещь законченная и навсегда решённая и известна она лишь одному человеку – А. Глезеру. Но искусство не стоит на месте, как кому-то этого и хотелось бы, новые идеи, новые направления, новые имена приходят на смену прежним. И искусство так же переменчиво и динамично, как и жизнь, и дело русских изданий, не создавая преждевременного «табеля о рангах», по возможности отразить этот процесс. Окончательные оценки даст время.
В конце можно добавить следующее. А. Глезер пишет о редакторе журнала «А – Я»: «Он наотрез отказался публиковать в журнале статьи о творчестве Б. Свешникова, Д. Плавинского, В. Калинина и В. Немухина». Эти, приписываемые мне слова, являются целиком выдумкой А. Глезера. Жаль, что борясь, якобы против инсинуаций, сам он использует именно подобные методы.
Дорогой И.! Впервые за эти месяцы появилась возможность послать тебе нормальное письмо. Прости, что не посылаю ничего больше, но необходимо проверить этот канал после столь длительного перерыва: вдруг что-нибудь изменилось?! К тому же обстановка в Москве крайне напряжённая, задержания и обыски в метро и на улице; милиция, дружинники, солдаты и представители анонимных организаций патрулируют не только все дворы и подъезды, но бесцеремонно входят в квартиры, проверяют паспорта, заглядывают в шкафы и под кровати, словом (это их слово) – режим. Думаю, что через несколько дней, когда новая власть освободится от страха и неуверенности (а объяснить все эти предосторожности можно только страхом), всё встанет на свои места и жизнь потечёт как прежде: как заболоченная река. Тем не менее я не смогу сразу же после «великой церемонии» вынуть свои архивы из «холодильников», поскольку в метро возможен обыск (да и не только в метро!), а такси не подпускают даже к Садовому кольцу. В субботу и воскресенье в центре из метро выпускали только по предъявлению паспорта, т. е. только тех, кто прописан где-то поблизости. На утрамбовывание ситуации, я думаю, уйдёт неделя-другая. Одним словом – потерпи (теперь уже недолго).
В моей жизни никаких серьёзных изменений не произошло. Всё лето ушло на зарабатывание денег; в наших делах продвинулся мало, т. к. в эти месяцы никого нет – вплоть до конца октября, но кое-что всё же набралось – осень начинает приносить свои плоды. Прежде чем загружать канал, хотелось бы обсудить с тобой несколько проблем, но прежде я хотел бы поблагодарить тебя за всю ту бесценную помощь, которую ты мне оказываешь. Естественно, что я чувствую себя неловко, т. к. знаю, что все эти игрушки стоят бешеных денег, но слегка утешаю себя тем, что все эти инструменты помогут мне заработать кучу денег, столь необходимых и для нашего дела. Особенно я радуюсь пирометру – он спасёт меня от досадных промахов. Уже несколько раз я безвозвратно портил почти готовые изделия, на которые перед этим затрачивал несколько дней напряжённого труда, пережигая их при последнем обжиге всего лишь на 20–30 °C, т. к. косвенные методы определения температуры в муфеле не точны, а самому изготовить такой прибор очень трудно, т. к. в нём применяется криминальный металл – платина.
<…> Ничего пока не знаю о судьбе 4. Меня раздирают вопросами – когда? Кто? Но т. к. я никому (даже самым близким, даже Ване [Чуйкову]) не говорю о содержании, то, кажется, поползли слухи, что мы с тобой рассорились, что дело умерло и, как следствие этого, некоторый спад деловой активности. Кстати, если ты сможешь продолжить присылку №№ 1, 2, 3 – не пренебрегай этим и делай, как прежде, поскольку нужда в них есть всегда. Мне было бы крайне важно знать наперёд твои планы по поводу № 5, чтобы нам скоординировать усилия и не делать лишней работы. У меня есть кое-какой проект, но это скорее предварительная версия, вокруг которой могло бы что-нибудь да воплотиться, нежели готовые предложения. Т. к. у нас уже начались повторные публикации наиболее интересных художников (с интервалом через номер) – Эрик [Булатов], Франциско [Инфантэ], Иван [Чуйков] – то мне кажется, что совершенно необходимо вновь уделить внимание Илье [Кабакову], тем более что у него всегда готов какой-нибудь интересный материал. Кроме того, ждут своей очереди Пивоваров, Орлов, Дышленко – материалы которых у тебя уже давно есть. Кстати, ты должен мне срочно сообщить, получил ли ты слайды Пивоварова и что ещё было в той посылке. По поводу твоей оценки Дышленко как опознаваемого «американца» – продолжаю в корне не соглашаться и по-прежнему считаю его самым интересным ленинградским художником. Не забывай к тому же, что ленинградцев у нас ещё не было ни разу! Материалы по всем этим художникам, на мой взгляд, хорошего качества (дополнительные слайды и негативы к «архиву» я тебе вышлю в ближайшее время). Кроме этого, я предлагаю кого-нибудь из примитивистов (например, Пурыгина), кого-нибудь из «классиков» 60‐х годов (например, Немухина), кого-нибудь из самых молодых (например, Слава Щербаков), плюс тот материал, который есть у тебя. Иное «Галерея» (недостатка в этом материале у тебя не будет на этот раз, т. к. я учёл свои ошибки). Можно подготовить материал о ком-то из эстонцев (например, Рауль Меэль). Но всё, что требует подготовки, необходимо наметить заранее и приниматься за работу только после окончательной договорённости, поскольку специально заказывать, а потом не использовать статью или другой материал – невозможная роскошь, т. к. люди тратят силы, время, средства и после этого долго ждут. А потом так же долго мучаешься и не знаешь, что им сказать. Можно уже сейчас спрашивать к № 6, и работать параллельно. Одним словом, я предлагаю обменяться проектами, обсудить их и остановиться на чём-то определённом. Свои развёрнутые предложения я вышлю следующим письмом. <…>
Теперь несколько разрозненных сообщений.
1) Клише цветных графических работ Фёд. Вас. [Семёнова-Амурского] к «Типажам» в размер открытки – готовы.
2) Альбом Хр. Хр. Сп. [храм Христа Спасителя] переснят полностью, страница за страницей, профессиональным способом, но пачка этих негативов довольно внушительных размеров. Может быть, для начала сделать контрольки и прислать тебе, а потом изготовить клише? Подумай!
3) Я купил у Э. [Эрика Булатова] «Опасно» и рисунок цветными карандашами – «Горизонт», сделанный даже лучше, чем оригинал, теперь серьёзная проблема, как всё это доставить тебе. Рискнуть первым попавшимся способом не могу – слишком дорого.
Целую.