Игорь Николаевич Бобков
Рита скрыта
– Док, незадолго до всего этого она сказала, что черви не чувствуют боли. А после этого она подошла к своему пианино и со странной улыбкой на меня смотря, спела сама себе аккомпанируя:
«Как хорошо не чувствовать боли, Тедди.
«Как хорошо забыться в мечтах»
Проходя между гномиками в полутьме и тишине Ирвинг поймал себя на мысли, что кромешная тишина нарушалась сейчас только его дыханием. Поднявшись по ступеням дома, он достал из кармана белые перчатки и надев их, присел на корточки. Здесь, из-под коврика на котором написано «Добро пожаловать» он достал ключ.
Твердик не соврал. Ключ был на месте.
«А что если Твердик не соврал и в остальном?» подумал Ирвинг и тут же ужаснулся этой мысли. Появилось желание развернуться и бежать отсюда, но ключ уже был в двери, которая спустя мгновение тихо заскрипев, открылась.
Ирвинг стоял на пороге не решаясь войти и думал, что он делает большую ошибку. На самом дне его сознания настойчивый голос у него серьёзно спросил:
«Что ты хочешь тут найти?»
– Ответы… – сказал Ирвинг вслух и затворил за собой дверь. Свет он включать не рискнул. На крайний случай в кармане у него был маленький фонарик. Но спустя минуту нахождения в полутьме он понял, что обойдётся и без фонарика. Он медленно шёл по недовольно скрипящим половицам туда – где, видимо из-за лунного света, было светлее всего. Перед тем как он вошёл в залитую лунным светом комнату, вспомнились слова Твердика который сказал, что Рита сначала была очень довольна как черви рыхлят землю для её любимых роз. Но в один из вечеров она чуть ли не плакала причитая, что черви бездельничают и не рыхлят землю как прежде. Твердик, разум которого уже стал сдавать, стал её успокаивать. А она вырвалась из его объятий и надув губки убежала в свою комнату с большим окном и пианино сказав перед этим, что всё нужно делать самой.
Марк Ирвинг затаив дыхание вошёл в комнату с большим окном и пианино.
Луна своим призрачным светом заливала всё, что было здесь. Твердик говорил, что большая часть роз Риты была на втором этаже, но и в этой комнате кроме пианино, кровати (на которой стояли горшки с цветами) и цветов не было ничего. Розы в больших и не очень горшках были повсюду.
Пианино стояло у стенки на которой висела небольшая картина, где был изображен борющийся с морскими волнами корабль. Белые и черные клавиши этого музыкального инструмента всегда выглядят так величественно, что превосходство клавишных вы осознаёте даже в том случае, если ничего не понимаете в музыке. Рядом с пианино стоял стул и сев на него Ирвинг невесело подумал, что в скором времени он, наверное, окажется в больнице Святого Франциска. Но уже в качестве пациента.
Вдруг в полуночной темноте он услышал шорох прямо над собой. На крышке пианино рядом с картиной, где превозмогая волны плыл корабль и там, где стояли несколько горшков с цветами, виднелось что-то белое, двигающееся. На миг ему показалось, что картина ожила и этот шорох был ничем иным как шумом волн стремящихся потопить маленький корабль. Ирвинг вспомнил высказывание, авторство которого в разные годы присваивалось разным людям и даже кажется Эйнштейну, что «безумие заразно». Как уместно об этом он вспомнил сейчас. Немного отодвинув стул от пианино и усаживаясь поудобнее, одновременно ища в карманах фонарь, он намеревался рассмотреть внимательно, что именно двигалось в кустах роз рядом с картиной. В этот момент он был испуган конечно, но не настолько, чтобы бежать стремглав. Он холодно думал, стараясь не давать волю эмоциям, что причиной галлюцинаций обыденно бывают две вещи: эпилепсия и поражение головного мозга из-за опухоли. Если у него нет ни того ни другого и если ни того ни другого нет у Твердика, то всё происходящее сейчас…реально? Наконец он достал фонарик и включив его, столп света направил на клавиши. Он хотел в первую очередь рассмотреть, что именно шуршало близ картины и крышки пианино, но на клавишах увидев воду замер. Это была даже не вода.
Это была слизь…
Дотронувшись к белым клавишам он презрительно отшатнулся и поднимаясь со стула не удержался и упал назад через стул ударившись головой об пол. Стул загрохотал в полночной тишине. В этот же момент белый, отвратительный червь освещаемый луной, извиваясь сполз с крышки пианино на клавиши. И от этого поползновения инструмент выдал из своих глубин что-то грустное, утробное, но лишь на секунду… Потом наступила тишина, в которую Марк Ирвинг, как во сне, поднял фонарь и осветил мерзкого, склизкого червя, который сползая с пианино направлялся теперь к нему-беспомощно распростёртому на полу.