Игорь Николаевич Бобков
Рита скрыта
– Она заговорила о том, что её цветы нужно рыхлить.
– Рыхлить? – переспросил Ирвинг чувствующий, что теряет связь с реальностью.
– Да, рыхлить – сказал Твердик не моргая смотря впалыми темными глазами на доктора. – И ещё она в один из зимних вечеров тогда мне сказала, что с этой задачей могут хорошо справляться…черви.
Доктор Ирвинг откинулся в кресле и выдохнул смотря на человека сидящего напротив с другой стороны его рабочего стола. За спиной у этого человека окно в которое настойчиво стучал, требуя войти как будто, осенний дождь и завывал холодный ветер.
– Черви… – повторил Твердик и в этот момент доктор вспомнил, что Твердик из Чехии убил тещу, жену…и кажется чуть не убил своих детей. Марк Ирвинг не понимал почему он вдруг вспомнил этого маньяка из Праги. Но сейчас смотря на этого человека с немигающими глазами и рассказывающего ему про червей Ирвингу виделось, что Твердика из Чехии мог бы очень убедительно сыграть в кино этот Твердик – сидящий перед ним сейчас.
– Что было дальше? – тихо спросил доктор и пациент моргнув наконец глазами сказал.
– Появились черви. Они были везде. Я не знаю где она их брала. Может заказывала где-то. Может сама их выкапывала. В какой-то момент, док, мне стало казаться, что она уже разводит не розы, а этих чёртовых червей…
*****
Спустя два часа Марк Ирвинг в своём зелёном джипе чероки проехал по древнему, каменному мосту через реку «Блэк» из-за которой этот маленький городок и получил своё название «Блэкривер» ещё в те далёкие года – когда Америка была разрываема гражданской войной между Севером и Югом. Проехав мимо кладбища, которые по старым обычаям люди всегда устраивали где-то за городом(и это кладбище не было исключением), доктор наконец подъехал к своему дому. За одноэтажным, ничем не примечательным в этих местах строением – протекала неспешно река «Блэк» и так же неспешно теперь Ирвинг вышел из машины и посмотрел на тёмные окна своего дома.
Пол Маккартни в его машине продолжал объясняться в любви давно умершей от рака Линде и доктор сел в свою машину снова. Сначала он хотел просто выключить магнитолу и зайти в дом пустив в его пределы хоть какой-то уют своим присутствием, но сегодня он этого не сделал. Он ещё не знал, что домой он не войдёт больше никогда. И от этого скромного строения, где прошло всё его детство, он отъезжал теперь в последний раз.
Дождь прекратился и ночь под покровительством луны холодно, равнодушно смотрела как машина отъезжала от дома и ехала теперь в обратном направлении. Фары джипа выхватили из мрака ограды старых могил – на которых вальяжно расхаживали вороны и повернув Ирвинг миновал и старый мост.
«Безумие… То, что ты хочешь сделать – чистое безумие» говорил он сам себе «но… Ведь никто не узнает…»
– Никто не узнает – сказал он вслух и посмотрел на себя в зеркало заднего вида.
– Кроме меня – произнёс на заднем сидении его машины Твердик в смирительной рубашке. В его безумных глазах на миг блеснула луна и Ирвинг зажмурившись ударил по тормозам. Чероки взвизгнул шинами и остановился на пустынной дороге немного не доехав до мигающего фонаря. В машине был только Марк Ирвинг. Зеркало заднего вида в кое он снова посмотрел открыв глаза – было тому свидетелем. Посмотрев на часы на приборной панели он увидел цифры:21:30. Для него сейчас это были ничего не значащие цифры, но для сорокапятилетнего пациента психиатрической больницы Святого Франциска Теодора Твердика это было то самое время, когда он вот уже 5 минут был мёртв.
Никто из персонала психлечебницы и прибывшей вскоре полиции так и не понял как он воплотил свою больную затею в жизнь, но Твердик повесился. Бывшие коллеги Теодора Твердика войдя в помещение где он свёл счёты с жизнью, увидели настежь открытое окно с решётками и его покачивающееся на верёвке тело. Примерно 2 часа отделяло сие событие от его последнего разговора с доктором.
Не зная всего этого, Марк Ирвинг – остановившийся на пустынной дороге и смотрящий теперь как загипнотизированный на мигающий уличный фонарь, вновь завёл двигатель джипа и направился к дому Твердиков, возвращаясь мысленно то к разговорам с Твердиком, то к истории их с Ритой отношений.
Она была голубоглазой блондинкой с вьющимися волосами. Одной из тех беспечно – милых, симпатичных девчушек, которые поддерживали бейсбольную команду «Блэкривера» своими танцами в коротких красных юбках и незамысловатыми кричалками. Словом«несерьёзная». Так по крайней мере отозвалась об избраннице Ирвинга его мать однажды, добавив также, что: