Игорь Матрёнин
Роман без «Алкоголя»
Вселенский Праздник Души вопреки «стращателю» Джорджу Оруэллу
Я стал чрезвычайно опытен и хитёр. Покупать сразу четыре рюкзака разнокалиберной «синьки» в теперешние, словно жутко сошедшие с провидческих страниц Джорджа Оруэлла, «временищи» было бы крайне безответственным. Ошалевшие от выдуманной заразы и тотального надзора граждане могут и спонтанно озвереть, завидев такое спиртовое изобилие в руках какого-то жалкого, явно не трудящегося на фабрике и рыночной палатке, тощего интеллигентика-волосатика: «А, сука! Откуда это у него столько бабок и на такое буржуйское бухло?! Надо, б…я, падлу тряхнуть, проверить, обшмонать, отп…здить и сдать, куда полагается!!! Развелось, понимаешь, дармоедов-блоггеров! Снимает, понимаешь, сучонок, всё подряд, потом приличных трудящихся выкладывает, деньги гребёт электрическим совком и квасит, пидарасина, в полный рост!!!!». Думаю, что и не слишком-то я и преувеличил в «простодушных» реакциях «корневого народа».
Короче, закупаюсь я сугубо осторожно, понемножечку-потихонечку уже целую бесконечную неделю. Испанская вкусняшка Rioja, итальянская «коронка» Sanjiovese, наши массандровские сладенькие «портвешки», армянские самохвальные «коняшки» о пяти звёздочек, ну и прочие «по мелочи опохмелочки», вроде столовых коробочек Don Garcia. Их уже так немало, моих разнокалиберных утешителей, что уставшая от одиночества душа уже сейчас, до Вселенского Праздничка так и пытается выпрыгнуть к весенним, душистым, как свежая зелёная травка, небесам.
Сегодня педантично запланировал последний заход за «майским горючим – ещё элегантный пузанчик коньячку «Авшар» и парочку «чего-либо на ход ноги», на что падут «графские лучистые глазоньки». Немедленно примечаю двух мрачновато-затравленных азиатских гостей, что уж намного более «карэнный масскичи», чем ваш недоделанный дворянский отпрыск. Один на грязноватой кассе, второй мается осёдланным ишачком в полупустом торговом зале. Оба крайне не уверены в национальной принадлежности друг друга, а посему «по-родственному челомкаться» не спешат. А так бы страстно желалось услышать знакомый аромат и журчание далёкой речи из дома, где мама. Да, как-то не срослось. С явным сожалением проводив друг друга какими-то обиженными щенячьими глазами, восточные граждане так и не сказали друг другу ничего «очень родного». Не решились прощупать национальную почву простым, да вербальным «ты откуда, брат?»
Другое дело, когда я вполглаза засёк очень похожий случай в «зашкваренном злою заразою» метро. Чуть наискосок, напротив друг друга сиживали два очень похожих на «магазинных», не слишком «мытых» субъекта из Средней Азии. Тот, что был к несчастью прижат к моему плечу, изматывающее обдавал меня «сказочным флёром» никогда не чищенных зубов и дивными ароматами неделю как «уставшего от физических трудов мужчины» без перемены рубашек. Второй же «наискосок и напротив» явно не мог понять, куда со страшной космической скоростью несёт его странный московский поезд. Он поминутно вскакивал и зачем-то абсолютно непонимающе всматривался в «зашифрованную» схему метрополитена, беззвучно шевели губами и вновь обречённо падал на насиженное местечко. И тут, наконец-то восточная его судьба-удача богато одарила его – не отдавая себе отчёт в спонтанно происходящем, он отчаянно запричитал что-то вполголоса на жарком языке праотцов.
Мой изнурительный сосед, заслышав интонирование родной речи, моментально заголосил от счастья, истово вскочил и немедленно подлетел к «раскрывшемуся сородичу»! Сколько же было «налопо́тано» азиатских слов за эти ничтожные мгновения, что я ещё находился в душном вагончике – европейскому ничтожному человечку не перечесть. Крепко обнявшись, словно разлучённые когда-то братья-погодки, они с пулемётной скоростью, и не делая ни малейших пауз, даже чтобы перехватить горячее дыхание, оглушающе громко бубнили нечто сакральное о многочисленной родне, о замечательной хлебной работе, что обязательно их ожидает, о прекрасных съёмных квартирах на моей любимице – станции «Динамо» и прочих самых важных во Вселенной вещах. Я же, признаться, тоже был безмерно счастлив – сдёрнувший с соседнего места азиатский мужчина наконец-то нежданно-негаданно лишил меня «радости наслаждаться различными иноземными миазмами».
Я восторженно выскочил на родной моей станции, предвкушая финальную закупку «русской эйфории», ловко обогнул ещё двух близнецов-азиаточек, что так же, как и «вагонные», шокирующе без перерывов лепетали своё бесконечное, замешанное «балы-бала, «женская консультация», балы-бала, «Билла магазин», и, опытный и хитрый, залихватски цапнул последний армянский пузанчик коньячку, да пару «утренних, бодрящих» Донов Гарсия! И плевать мне теперь на новые опасные и унизительные «временищи», на «стращателя» Джорджа Оруэлла с его доставшим «Тыща девятьсот восемьдесят четвёртым» – уставшая от одиночества душа сегодня обязательно впрыгнет к весенним, душистым, как свежая зелёная травка, небесам!
Закрыта моя нелюбимая и возлюбленная Горбушка. На веки вечные?
Снова воспоминания с далёкой Горбушечки. Совсем я старпёр? Да вы даже знать не знаете, какой я знатный старпёрище! Окончательный и бесповоротный.
Закрыта моя нелюбимая и возлюбленная Горбушка. На веки вечные, быть может, Или нет? Я бы пережил любую чёртову депривацию драгоценных «си-дишек», но самый первый диск Акцепта, 1979-го годочка, с обложкой, «где баба с пилой», заказанный, привезённый. Лежит там, родимый, мёрзнет. Или наоборот, плавится от немыслимой жары. Жары невнимания.
Жара невнимания неслабо затронула всех нас, гадко сытых и некрасиво голодных, но фик со всем этим, я ж всё про мою хитрую Дилершу Горбуленцию.
«Сольники Билла Уаймена?» – словно матёрый гиперуслужливый официант с салфеточкой на руке наперевес, безумно комично предложил моему «корефану в законе» Серёже седеющий патлатый дядёк в очках и полнейшем меломанстве.
Сольники великого басиста Роллингов «чёта как-то сёдня не пошли», но как же это было потешно увидеть и заслышать.
Я записываю все эти дурацкие строчки совершенно бухим, и в придачу беспрестанно грызу хлебные палочки «Mix Bar», так дико напоминающие по вкусу советские (я безобразный старпёр, помните) наши эти штучки из длинных, мать их, коробок. И мне нихренашечки не стыдно. Вот.
Ещё пару словечек о славных продавцах с не менее прославленного «Горба». Один (или одна, не помню) в распьянцовском удальском угаре, с коньячной пеночкой в углу рта кричал: «Да я этих геев, пидарасов и жидов убивал бы нах…й!!! Вешал бы жёстко!!! Сидеть бы рядом не стал, так богомерзко!!!».
Буквально через пару недель я с ужасом заметил «у рабочего станка» вышеуказанного крикуна (или крикунши, как вам больше полюбилось) именно вот того самого «гея, пидараса и жида». На мой же растерянный вопрос, мол, а как же насчёт «вешал бы жёстко», мне было поразительнейшим образом «отповедано», словно козлина Онегин бедняжке Татьянке: «А мне пофик, кто он, жид, гей или пидарас! Лишь бы бабло приносил! Он поднял наш филиал (!) на такой невиданный уровень продаж, что никто и никогда.».
Ну, пиз…ец же. А я ведь «душевно» выпивал с этими «беспринципными беспринципами».
А бесконечная (или уже конечная?) Горбуха была когда-то наполнена не то что пиратскими сиди-шками, как две капли воды похожими на иностранных «благородных», а просто тупо болванками, с нарезанными «недоступными кинами и музыками». Они, сердешные, кругленькие, были повсюду. Горы болванок хранились в округленьких таких же коробочках. По десять штук. По двадцать. По сто. И по «х…яццать».
Злостно курировали тамошнюю Горбушкенцию всякие инспекции, налоговые «и ваще».
Согласно очередной замечательной байке неугомонного старожила Серёжи, он, что называется, «по-босяцки» предупредил безалаберного соседушку, обложенного этими вот самыми коробейками с болваньём по самые потолки: «Чувак, ты там «роллтон» свой, волшебно пахучий оставь на мгновенье, к тебе проверяющая шпилит, здоровая такая тетёха, будь настороже, дружище!!!».
Сосед-корешок, невозмутимо не прекращая поглощать дымящиеся «вкусами Китая» макарохи, степенно ответствовал: «За инфу благодарен, и даже должен буду. Но она сюда просто не пролезет.».
Я этого не мог счастливо наблюдать, я в сии милые годы «был дитя». Огромная, очень недоласканная тётка тщетно и трагикомично пыталась проникнуть и бочком, и прочими женскими ухищрениями через крошечный проём для «хозяев-посвящённых», дабы проскочить «к явно пиратско-нарезанным товарам». Наружу, естественно, были выставлены просто башни из чистых нетронутых болванюшек. Бедная. Она так и уволоклась без своего вожделенного стукаческого гешефту.
Закрыта моя нелюбимая и возлюбленная Горбушка. На веки вечные, быть может, Или нет? Навеки, я знаю. Во всяком случае, для меня.
Ни фига не интересно
Так уж мне интересно, как понял маленький азиатский человек (но чрезвычайно широкий в плечах, ибо непременная секция борьбы в школе) трясущегося алкаша в торговом зале? «Местный» восточный чувачок трудился тут напропалую совершенно универсальным работничком – мог мгновенно пересесть и за кассу, мучительно разгрузить самые неприятные поставки-поклажи, помыть-протереть, отодрать «кого надо» в подсобке, словом, золотой паренёк, «без-ат-каз-най» (ежели с прононсом неистребимых бабулек).
В данном конкретном инциденте он горделиво представлял из себя «опасного сесурити», то бишь, охранника, я не знаю, «жёсткого смотрителя зала» или что-то около «серьёзного» того.
Затравленный абстиненцией алкалоид притащился в мою маленькую «Пятёрочку» за единственно одним – каким-то сказочным чудом спи…дить пузырь, ну хоть химического чего-нибудь. Он озверело бродил по рядам со спасительной «алкашкой», но зоркий «смотритель зала» неизменно появлялся то тут, понимаешь, тот там. Он беспрестанно, «как бы деликатно услужливо» предлагал нелепому бедолаге: «Вы вот, пожалуйста, в этом отделе посмотрите.». В «этом отделе» по нашим «вирусно-разносным» временам мог приобрести шикарный «шустовский» коньячок разве что «случайно погибший» гениальный аферист Мавроди.
Незадачливый алкашонок шугался, убегал бродить по лоткам с сугубо полезными макаронами и крупами, затем вновь глупо возвращался в «спиртяшный» и там, разумеется, борцовски выпятив грудь, его вновь встречала «восточная охрана».
Наш дурацкий алкаш не сдавался и даже «типа прилично» слетал за тележкой. И вновь отправился на охоту.
Можно было бы и дальше выстраивать этот некрасиво повторяющийся сюжетец, но я упрямо клоню вовсе не к этому псевдо-комическому финалу. Мне интересно другое – нерусский юноша и вправду не понимал, что тот алканавт прибрёл «сюды» исключительно воровать? А тогда «серьёзное» дело-то выглядело намного похуже? А может, просто иезуитский иудейский инструктаж был таков: «Даже с такими будьте предельно вежливы и за ручку подводите к «спиртному», пусть лопают, пока не «крякнут». И наивный азиат без единой задней мыслишки просто подталкивал русского вороватого безумца, мол, «купи-купи, тут самый дорогой вин»?
Не знаю и не хочу знать правды! Лучше пошучу.
Знаете, как звучит реальная угроза зашуганному прохожему в «городе трудовой доблести» Северодвинске? «Щас как Северодвину!!!».
Конечно, не смешно. И снова о грустном (чуточку-чуточку).
И почему пожилые (да и вообще непонятные) люди, поймавшие «отечественную гриппозную заразу», немедленно стараются придвинуться к вам, как можно ближе? Подлость? Мол, пусть и он, «сердешнай» подцепит? Думайте. У меня лично больше нет времени праздно размышлять. Я дико строчу второй, страшный свой том.
Так уж мне интересно, как понял маленький азиатский человек. Ни фига не интересно.
В маске до магазки. В маске лучезарного шута
Я бы мог и вправду никуда не бегать. Жёстко, кошмарно переломаться и начать снова этот бесконечный круг бессмысленности. Но денёк!!! Какой славный денёк я сегодня увидел!!! Это волшебное, хрустальное Небо, великое Солнышко, как тогда, в забытом детстве, после прочтения очередного рассказа кудесника Конан Дойла. И не нужно мне было этих, отягощающих задушенную душу и безличную личность, дорогущих пузырьков.
Чарующий запах кофе, поджаренной колбаски, чего-то там такого «далёкого ещё». Наверное, доступного пифка и глупых чипсов, а почему и нет? Почему?!!
Глупые побрякушки, что непременно напяливал я на себя, почему я перестал это делать? Сегодня я «принципияльно» возобновил сию идиотическую традицию. Остервенело навешал на себя всю индуистскую чушь, словно полувождь из республики Мозамбик. Правда, из-под пропахшей похмельным потом и дорогущим парфюмом кофтейки всё одно ничего до обидного не выкатилось (а ведь позорно собирался «блеснуть»). Короче, симпатичная кассирша в суровой маске и не заметила моей «противоречивой, нестандартной» фактуры.
А «цацки»… Я ж «нынче» собрался кошмарно расстраиваться и страдать. Серьёзно. Вам просто смешно или даже «рассмешно»? Я посеял свою хрестоматийную цепочку из буддийских черепков на запястье.
Вариантов было два: беззаботно забить и вольготно жить дальше, либо жёстко рыдать. Я метался. Казалось бы, выбрав первое, я победил жалкую людскую цепочку непоняток. Но обманываться было бы совсем самонадеянным – и я принялся ужасающе страдать.
Она нашлась!!! Немедленно и чудесно. Великий Господь вновь милостиво пожалел меня. И мягкой своею рукою вернул любимую игрушку непоседливому своему сыну. Вот такая очередная «дурищщя», братцы мои и сестрёночки.
Но ведь «я же и так», без индийской этой «цацки» чего-то, да стою? Упрямо не тружусь «на благо», согласен. Но славные песенки, дурные строчки мои развеселили вас хоть чуть, на капелюшку растрогали? Во-о-от. И мяу. И ваще.
А я и вправду мог бы никуда и не бегать. И в маске. До магазки. Да и без моей этой вечной рыжей лукавой масочки. Маски лучезарного шута.
Я никогда на юзал «сальвию»
Я никогда не «употреблял» «сальвию». «Опытные люди» сообщают, что она крадёт душу. Ну, то есть, в тот момент, когда происходит «страшное это», душа в экспериментирующем элементе улетучивается.
У меня и так в лихой жизни хватает «траблов». Я вдоволь знавал эти залихватские рассказы. «Мы еле-еле добежали, отталкивая друг друга, до белеющего фарфором сортира. Нас страшно рубили комбайны бесконечных жерновов.».
Молодость. Наверное, молодость. А я ведь никогда не был молодым. Я все истерично херачил мои песенки-лесенки.
Кстати о «драге».
Два паренька, худющие, высокие, молодые, не то чтобы модные совсем уж, «но в теме» – балахончики-серьги в ушах. (Сальвия или кетамин, судить по-старпёрски не смею).
Один, рыжий, вдумчиво и страстно откровенно «спикает» другому: «Ты прикинь, я вдруг осознал, что я – Мозг!!! Хожу, ощупываю его. А нож – это ложка. А них… я смешного – это жуть было, как страшно, я задыхался, без пиз…ы, задыхался по-настоящему.».
«Молодые, озоруют, чего им» – вспомнилось мне из Первой (Ух!!!!) моей книги.
Да и пусть наивно эпатируют вас мои записочки про несуществующие и разнообразные наркотрипы. Чуток каюсь, малясик юродствую. Но я уж точно никогда не принимал. Крэк. Ужасный наркотик. Думаю, самый последний, что выдумал Сатана. Женщины отчаянно готовы продать своё единственное дитя за дозу.
И вот я, вроде бы относительно нормальный чел. Люди, граждане, гражданочки, я просто пытаюсь вызвать малюсенькую улыбочку перед грядущим Апокалипсисом.
Человечек, сидящий на крэке – «крэкер».
Не, тяжёлые наркотики не для вашего Мотеньки. Но! «С каждой затяжкой возвращается счастье…».
Отголосок снова и снова зовущей Ямайки. Куда мы без Великого Боба! Ещё бы!!!
Наркотики. Связующе звено «Моти и народа». Мотя – это я. Мочу дальше.
«Давай-ка ко мне, нах…й и пох…й!!!» – а это ведь два совершенно приличных и накачанных мужика остались без баб под Новый Год. Не жалею. Обхожу «как можно подальше». Разухабисто гуляю под крупненького «гангста-подстрелёныша» Notorious B.I.G. Йоу.
Вот это реальный рэп, а не говно из ваших автомобилей, это, кстати (или некстати), строчка из моей новой, «чиста чёрной» телеги.
Резюмируя, я никогда не юзал «салвию», ибо почти бессмертную душу пропить не собираюсь, и вообще, Солнышку – «Да!», «Сальвии» – категорическое No-No-No!!!!
«Цветочный Поц», или 07–53 поутру
Люди либо мертвы, либо пьяны. Так подумал я в 07–53 поутру, «бойко прибравшись» опосля «очередной одиночной» попоечки.
«Всё окружающее» было в масле, майонезе и, что называется, «вообще». Однако, вооружившись парой бокалов «красненького-огнеопасьненького», я таки, произвёл сие великое действо. Ну, может быть, не дитя зачал. Но затёр-замыл-заштопал эту поганую гору сковородок, тарелок и вилок-ложек. Сколько же человек может дико жрать и просто загадить собою наш волшебный мирок.
Вновь тупенько обращаюсь к заметкам, ибо идей-то, по большому счёту, нет. «Кишки выдирают» – понятно, «выход из тумана». Ну, чуток жалко глупого Игорёшу. Поделом и назидательно. «Стишата, да тексты не пишутся просто.» – да, расплата за беззаботное бумагомарание безжалостная и неизбежная, признак) и присягаю.
«Мотька не хочет, Мотька смотрит.» – странная фраза, но красивая сама по себе, не буду, пожалуй, нудно расшифровывать, пусть и живёт сама собою.
«Я вам чужой на Ямайке?» – иногда и вправду досадно вспоминаются фальшивые тупости из той далёкой земли. Чужой, смешной, нелепый. Чёрные – чёткие. Я – белый, жаргон ваш дебелый. Я не умею «на вашем». Вы чуток не тянете «в нашем». Вы злобненько смеётесь надо мной. Я над вами нет. Так вот, давайте «по чесноку» – вы же просто бесконечная шайка попрошаек и бездельников, да? Не-е-ет? Только очередная мелочь, выклянченная из «потешного интуриста» для вас хороша и зачётна. Так-то, чёрные львы Ямайки. Курить, пить. Лечу, хочу, дрочу. Значит, жив. Значит, лив (live, то бишь). И в отрыв. Уважайте друг друга «респектами», а не фразами, «все мы разные». И вообще, настоящий растаман (на минуточку) кротко не кушает мяса и стоически не употребляет спиртного и наркоты. Кроме травы. «Трава – не наркотик», как в нашем заюзанном криминальном фильмике.
«Жизнь из маленьких пакетиков» – ну что ж, такая она и есть, злодейка и оторва. Роллтоны-Дошираки-Кетчупы. Та же наркота, что твоя Ямайская отрава. Говорят, что «эпический» арт-рок лучше всего идёт под наркотиками. А по мне так лучше под кетчупом, в самом деле. Он красный и знойно пахучий, как. Цветы.
Когда я «подрубаю» или совсем уж выбрасываю цветочки, я ощущаю, осознаю себя… «по́цем». Ну, тем самым хрестоматийным еврейским «прокалывателем» мёртвых несчастных дев, что печально ушли, так и не познав мужской ласки.
Объяснюсь – никто не хочет взять на себя тяжкую Миссию – гнусно сломать стебельки и прочее нехорошее. Я же должен выполнить пугающую, мягко говоря, неприятную, «миссию». И никто, кроме меня. Никто, Гошкин, никто.
Люди либо пьяны, либо мертвы. Неужели только я, смешной Гошка, это болезненно чувствую. В 07–53 поутру.
Ты исчезаешь навсегда? Не навсегда
Ты исчезаешь навсегда. На четыре тоскливых денька. Но для меня это Невиданная Бесконечность. Инфузория моя Трюфелька. Это от потешно оставленной тобою конфетки-трюфеле прямо в домашней твоей туфельке. Понятно иль не очень, дурашки вы мои?:) Целый солнечный смайлик рисую для совсем недогадливых. И целую-целую твою милую пяточку для очередной неземной, «наднебесной развраточки».
Готовлю пельмешки (дымящиеся и с чёрным перчиком), которых «не можно» ни тебе и ни мне, ни на Луне, ни на Земле. «На всю кодлу готовлю» – немыслимый гастрономический хит. Помешиваю-взвешиваю и неумолимо слышу поганую рекламку краешком любопытного своего уха: «Мы хотим избавить вас от мечты.».
Кто это, мы? Кого это, вас? Плохие люди. Без совести. Без роз, но со звёздами.
«Поц – подстригатель роз» – это из той главы, что раньше. Не стал бы пошло повторяться, но хитяра по теперешним хитрюжным временам был бы мощный.
Не покушала и запашистого кофейку не выпила. Ко «фейку». От модного (или уж не модного) словечка. Фальшивка, то есть, не реальный кофе. Мягко говоря.
Возможно, я жутко самовлюблён, Любимая. И этот случайный каламбур «Любима-Я» не так-то и прост по внутренней своей сути.
Я хочу жить. Ты тоже. Мы страстно и бесконечно любим друг друга. Я только чуточку устал постоянно ждать тебя, сладкая. Но как же вольно-довольно живётся нам тут, в нашей съёмном тайном мирке!
Я дико оглушаю себя своим чёрным «Rocken-Rollom», да прочим «тройным одеколоном», моя прелестная Кися, и прочим, и прочим, и прочим.
Ты исчезаешь навсегда. Ведь не навсегда же, да?
