© Игорь Матрёнин, 2024
Если бы мне сказали, что я когда-нибудь соберусь всеми своими старческими «малосуществующими талантишками» и засяду ваять второй том моего «и без того бессмертного трудищи», я бы гомерически, героинически, а также героически расхохотался бы вам в ваши недоумевающие невинные личики. Без защитной, «противоинфекционной» маски, кстати.
Но буквально через пару-тройку месяцев суетного, трагикомического и престранного издания моей милой книжули накопилось столько новых «мыслей об жизни», пьяных и полутрезвых строчек на пыльных пакетах, покрывающих мой виниловый «вертак», на крышках коробок из-под «сидишек» (изнутри и снаружи, между прочим), что я покорно и совершенно незаметно для себя самого вновь засел за сладостно-болезненную, очень похожую на алкогольный крючок, работу…
Назвать свой новый громоздкий томище я решил самонадеянно «Роман без «Алкоголя». Ну, в самом-то деле, я всё ещё не теряю надежды прийти к внезапному дзенскому щелчку в своей нервной душеньке и продолжить окончательную фазу моего земного существования абсолютно «сухим». Правда, поговаривают, что в пресловутом дзене-то это как раз и совершенно неважно – прозрачно трезв ли ты, иль «беспросветно выпимши».
И ещё решил я, открыв свежую, полную приключений страну «Алкоголию», не начинать сразу с эффектных козырей, а пусть оно всё течёт по мере появления современных, да актуальных моих заметок.
Короче, с самого бреда. Вот прямо с самого «разбредного бреда». Итак, знаменитый пролив, открытый великим русско-датским дядькой Берингом, через который каким-то непонятным науке чудом понапрыгали из Сибири на Аляску и вообще шустро разбежались по всей Арктике крохотные эскимосы. И напротив, крайне неприятный жирный нацистский элемент Герман Геринг. Хотя, лётчик, говорят, был просто чёртов асс. Морфинист, бабник, параноик. Короче, прекрасный человек, прекрасный. Даже сам паскуда Адольф лишил его за преступные понты в сорок пятом всех диких званий и величий, исключил из партии и напоследок элементарно посадил. Беринг – героический мореплаватель. Геринг – садистический лётчик. А если б тот секретный пролив так и не открыли бы в далёком восемнадцатом веке? А слепо шныряя по морозным облакам, наткнулся бы на него небезызвестный наш бутуз Герман с нарушенным обменом веществ? Герингов пролив. Вот именно так он тогда бы и назывался. Ну как вам сия мрачная сага от безумца Игорёши? Нет, в дурку не согласен. Сразу предупреждаю – буду драться. И даже кусаться. Болезненно и бесконечно.
И вправду, героиновый бред какой-то вышел. Не серчайте – сознание-то затуманено. Философскими размышления о бренности сущего. В основном. А я, знаете ли, за свои экзерсисы шизофренические дворянского титула-то и не жду. Будешь юзать героин – тут же станешь дворянин. О, как я выдал! Отбрил просто! Ладно, сам знаю, что лажанулся. Зато я! Зато я.
Достояние Республики – так меня почти ласково назвала одна красивая немочка со странным именем Кисуня, откуда-то прознав о моих мифических похождениях, да шалостях по дамской части в пресловутом магазинчике «Репаблика». Да, эта непростая девочка бывает порой необыкновенно остра на язычок и филигранно точна в хирургических формулировках.
Вы ведь не опозорите себя и не ляпнете на людях, что и слыхом не слыхивали об одноимённом крутейшем китче из СССР «Достояние Республики»? Кстати, одного года рождения с «сиятельным» мною. Гадайте какого? Ах, интернет-интернет, никакой, ну самой вот жалкой «информашечки» не спрячешь от тебя, всепожирающее монстроподобное создание.
Ну что же, возможно, я пока ещё и не собрался всеми своими старческими «малосуществующими талантишками», но крохотный, нетвёрдый шажочек в сторону второго, крупногабаритного томищи, не без понятной неловкости, но уже проделан.
А неловкости… Я ж тока с Ямайки, поймите, потряхивает, штормит и всё на вторую растаманскую долю. Ибо Роман, вроде как, почти без Алкоголя.
Робко прогуливаясь после панковского набега на далёкий остров Ямайка, а также последующего лютого выхода из запоя, я еле увернулся от двух диких самокатчиков. Дурацкие самокаты эти были вполне одинакового размера, а вот седоки габаритами – весьма различны. Это был жокей-папа – рослый обалдуй. И его крохотный, крайне зловредный сыняра с весьма обозлёнными глазками. Они вихрем вывернули откуда-то слева, и я еле увернулся от их «замечательного» тандема. Относительно нестарый папашка почти истерически голосил следующее (чем меня, признаться, немало поразил): «А настроение у тебя плохое, так это от того, что ты очень долго в телефон играл. И я, если честно, даже боюсь теперь с тобой домой возвращаться…». И как вам эдакое? Поганенький отпрыск уже в таком юном возрасте был вполне законченный домашний тиран и фашист. И также, вероятно, крайне опасный энергетический вампирюга. И задерганный папашка ведь ни капелюшечки и не шутил – он реально жутко боялся возвращаться домой, предвкушая неслабую травлю взрослой части семейства. А может, и их маниакальная мамашка-жёнушка, а то и кошмарная тёща были с малолетним подонком заодно?
«Паранормальная малыша» от бешенства, вызванного словами затравленного папочки, аж чуть не потеряла равновесие и, криминально наклонившись вправо, явственно царапнула металлическим «надкрылком» бордюр. В накалённую эмоциями атмосферу от трения предметов полетели футуристические искры. Мелкий бесёнок рванул вперёд, а трусиха-папаша покорно и суетливо «затрусил» вслед.
Тяжёлый диалог не прекращался, и поэтому я грамотно решил задержаться возле заледенелой уже остановки, и чуток перехватить воздуха. Я пока ещё не был готов к таким тектоническим сдвигам в умиротворённом было сознании. Я пока привыкал к сырому и недружелюбному моему отечеству после дурманящего растаманского дыма сладкой Ямайской чужбины.
На четвёртый, почти уже сладостный денёчек «выползания» из общероссийской нашей беды-бедушки, я почти с удовольствием побрёл к магазинчику за пивом «непьющему» нашему гитаристу-бородачу. Я благостно топал, с удивлением вдыхая такой вкусный и нежный свежий ветерок – не выходил из дому я около двух недель страшного средневекового моего угара. Бодрый пожилой дядечка в цветастом, словно почти скандинавском каком-то спортивном костюмчике, такой же бравой европейской шапочке с помпоном и странным чехлом-кейсом за спиной, трусил впереди меня. По-моему, в кейсе у него была валторна. Ну, вот так вот мне показалось. На лихой односторонней дорожке, где на переходе «почему-то» никогда не останавливаются и не притормаживают передо мной подлые, полные презрения ко мне автомобили, «скандинавскому» дядьку тут же непостижимым образом уступили дорогу. Я моментально осознал чудесный «подарок судьбы» и тут же пристроился «в кильватере». И преспокойно проскочил! Да, мне сегодня определённо везло.
Как я уже откровенно докладывал, купить было необходимо пивка, для «сами помните, кого», кусок самого дешевущего мыла и такую же зубную пасту. Тут, в «привилегированной», крупненькой такой «Пятёрочке» необыкновенное везение как будто бы тоже продолжалось – зубная паста аж за сорок девять рупчиков, шутка ли! Уже было, затрусив за остальными благоприобретениями, я всё же каким-то сверхъестественным чутьём почуял непреодолимое желание «пикнуть» – в смысле, проверить реальную цену небесного дара на громогласном аппаратике, что так унизительно для робкого проверяющего, громогласно вещал на весь злорадствующий магазин что-то вроде: «Сто. Шестьдесят. Восемь. Рублей. Со. Скидкой. По Акции!!!!». Как бы зловредно указывая на очередного голодранца (хотя, на первый взгляд и прилично одетого), мол, «смотрите-ка, смотрите, вроде в очках и шляпе, а копеечное выискивает». Более обеспеченные окружающие мещане очень радовались, пряча уничижительную ухмылочку в немытый пол.
Шестьдесят девять, не хотите! Просто какая-то поза непристойная из забытой в веках развратнице «Камасутре». Вожделенное пивко преподлым образом оказалось за «кошмарные пятьдесят четыре» вместо заявленных манящих «тридцати восьми». И лишь только фигово моющее, но приемлемое для босяков мыльце оказалось честно восемнадцатирублёвым. Его, родимого и единственного, я и забросил в монструозных размерах, плетёную металлом тележку.
А необходимо отметить, что, разумеется, всенепременным манером в торговом зале присутствовало приличное количество «почихушников» и «кашлюнов». Они, «словно неожиданно» постреливали из-за всевозможных углов, хитросплетённых закутков и прочих торговых рядов. Я ловко пригибался, старательно припадал, падал и даже полз по-пластунски. Но полупьяный старикан с немытыми паклями-волосами, нечистым щетинистым рылом, удручающим перегаром и клюшкой в обязательной изоленте, всё же подло настиг меня. Я спуртом ринулся к кассе, надеясь опередить грязного дядю, ибо он обязательным образом был должен задержаться у винных полок.
Фигушки. Так очаровательно хорошо всё не бывает. У самой крайней от ряда с бухлом кассе некая пожилая, но эдак «интеллигентски молодящаяся тётушка» «благожелательно» посоветовала: «А вот на другой кассе всего один покупатель, так туда и… Пожалуйста…». По своей идиотической привычке быть некстати вежливым, я натянуто улыбнулся и понуро отправился на указанное местечко, и. Ну естественно – за мной моментально пристроился тот самый небритый, немытый, перегарный и кишащий бациллами клошар с «импровизированной тростью». Я обречённо принялся подавать «чумным императорскую длань», словно сам великий карлик Бонапарт.
Но не это пренеприятное событие было в сей момент самым гадостным. Я внезапно заслышал визгливый оклик: «Девушка, девушка!!!». Я сразу узнал этот «интеллектуальный голосок». Но вида, естественно, не подавал по понятным причинам – один взгляд на голосившую, и всё – ты непоправимо «зашкварен». Гей, гомик и пидарас. «Девушка, де-вуш-ка!!!!» – мерзкий ноющий тонкий голосок заметно повысился в тоне и в раздражительности – его почему-то не слышали и не замечали. Наконец, писк превратился в совершеннейший истеричный визг, и престарелая мегера в берете подскочила ко мне и, схватив костистою лапой за предплечье, просто-таки потащила меня к своей, а теперь уже и моей кассе, одновременно голося военной сиреной: «Девушка, девушка, это не вы оставили?!!» – указуя на стеклянную банку консервов такой непотребной цены, что я не приобрёл бы даже после сказочного наследства от дядюшки Ротшильда. «Нет, это не моё. Вы ошиблись» – неприязненно процедил я сквозь зубы. Мой вполне баритонистый тембр несколько обескуражил «невсебешную» фурию, и она несколько сконфужено залопотала: «Ой, вы, наверное, юноша. Просто с длинными волосами, и я подумала. Извините». «Да, я юноша. Да, вы ошиблись. Ничего страшного. Да, у вас железная логика, если с длинными волосами, значит, без вариантов девушка. Вы абсолютно правы и невиновны в своём ошибочном выводе».
С одной стороны, я без сомнения находился в определённом выигрыше, явно чахоточный полубомж оказался на безопасном для здоровья расстоянии. Но с другой. Вся эта разномастная кодла, что пристроилась за мной в пролетарской очереди явно предвкушала и даже жаждала бесплатного средневекового представления. Я же, еле сохраняя нелепое в моём положении английское достоинство, стоял «аристократическим лордом», красный как рак и глупо скрестив руки на груди. Да ещё нерасторопная кассирша, как нарочно, неправильно посчитала мою мелочь с паперти, то требуя, то смутившись, возвращая лишний рубль. Плебс, хоть и радостно лыбился, но рассчитанного «скандалиссимуса» всё же не случилось, и я степенно удалился, едва не ударившись в «тормознутые» двери на фотоэлементах.
«Глупая ты престарелая тётка, где ж ты видела такую плечистую, хоть и худую девушку, чокнутая ты дура» – так по-христиански и всепрощенчески ласково размышлял я, «психически» неся в дрожащей «от нервности» лапке здоровенную зелёную авоську из «Ашана» с крохотным кусочком мыла по проклятой этой нашей «акции».
Оставались пресловутые пиво и паста. Делать было нечего, и я истово двинул к очередной «Пятёрочке», той, что поменьше и несколько роднее. Каковы были её расценки на зубную пасту и пиво мне уж и не припомнить, так как я был обескуражен диковатым зрелищем. Мужичок, годиков определённо повыше средних, явно засланный своей супружницей за провизией, был чрезвычайно и даже чересчур благовоспитан. Он неловко продвигался с увесистым кульком с провиантом от кассы к выходу, одновременно неуклюже толкая ненужную теперь тележку. И вот тут-то его и подвела чрезвычайная и даже излишняя «интеллигентность на три копейки», очень, знаете ли. Показная. Даже, пожалуй, показушная.
Есть такие люди, которые, за чтобы они не брались и не принимались, всё делают, словно мамонт в зале ваз Музея Востока. Иногда таким бывает и ваш покорный слуга. Но только лишь иногда. А вот этот сорт гуманоидов просто заклят, заколдован и проклят сей тотальной неповоротливостью, неуклюжестью и, вообще, всё у них невпопад и невовремя. Так вот. Завидев вдетые друг в друга линейки тележек, приготовившихся покорно принять горы покупок, он принялся старательно пихать свою в тот ряд, где, по его мнению, явно одной и не хватало. Это у него получалось крайне неважно. Тележка-бедолажка непрерывно выскакивала предательской пулей из непокорного отверстия своей недовольной товарки. Тогда упрямый полноватый дядёк краснел от неловкости, покрывался нервным потом, но неотступно продолжал своё неблагодарное деяние. От отчаяния и уже истеричных каких-то своих толчков, он принялся весьма амплитудно разворачиваться всем своим полноватым туловищем. При этом он уже психически разворошил все стройные ряды тележек, свой же ряд он просто разворочал и раскидал напрочь так, что все тележки его «взлётной полосы» разлетелись и укатились по всему предбаннику магазина. Мало того, при всём этом «интеллигентском» жесте помощи «несчастной челяди», он нещадно задевал и даже просто лупил уже окружающих и даже в страхе уворачивающихся женщин, детей и стариков огромной своей авоськой со снедью. Ему было так страшно стыдно, что, полагаю, это был самый кошмарный миг его маленькой жизни. Его стало невыносимо жалко. Но он всё равно продолжал своё патологическое представление. Глазеть на самоунижение бедного существа было крайне неприлично, но я был вынужден это делать, так как он перекрыл все возможные и невозможные проходы в царство гастрономии. Наконец, выждав, когда временная брешь всё-таки появилась, я отчаянно юркнул вовнутрь.
Тут меня ожидало новое комическое приключение. Две нахальные и крикливые сикухи вызывающе хаотично шлялись по народному гастроному. То есть, чисто визуально они могли запросто потянуть и на четырнадцать, но полудетское «лолитское» поведение упорно указывало на то самое молоко, что на дерзких губах явно не обсохло. Явственно противоестественное акселератское развитие и разгулявшиеся, не совсем оформленные хулиганы-гормоны заставляли этих недодевушек уже быть совершеннейшими кокетками. А посему, завидев инопланетянина-меня, они тут же принялись голосить ещё громче и заметнее, ещё сильнее размахивать конечностями в каких-то полосатых чёрно-белых гетрах и вообще отчаянно изображать хитрющую «идолшу» всех российских сопливых девочек Билли Айлиш. По залу недвусмысленно распространился аромат дешёвых энергетиков в замесе с табачищем. И тут случилось то, от чего я просто отскочил к соседнему отделу, дабы хорошенько отхохотаться. Одна, с позволения сказать, девчушка нахально и явно напоказ выдал второй, что ненамного скромнее: «Ты чё ходишь, как от бутылки беременная?!». И, разумеется, обе вульгарно, но не без ПТУ-шного обаяния, заржали хулиганским дуэтом. Потом они ещё долго выбирали какие-то хрестоматийные «чупа-чупсы», химические резиновые конфеты, не переставая, впрочем, зыркать «на прикольного олдового пацана», который и купит им сигареты и пиво. Хрен бы я вам чего купил, малолетки вы непромытые! Уроки учить, и в «чат для девчат»!
На «всякий пожарный» я всё же осторожно перебрался на соседнюю кассу, дабы совершенно исключить шанс «встречи поколений» и, счастливо выдохнув выхлопами «адреналин энд сигаретс», выпорхнул на вольную-волюшку.
Вы, вероятно, по обыкновению непрозорливо полагаете, что сие и есть всё, что случилось со мною в затейливой магазке? Не-а. Но рассказец и так вышел шибко безразмерным, а четвёртый, почти уже сладостный денёчек выползания из общероссийской нашей беды-бедушки, это ещё не райские кущи. Так что, передохну чуток, пожалуй, и побалую вас, да и себя очередной порцией посталкогольных зорких наблюдений за окружающей живой природой.
Я попытался оценить себя спьяну одним единственным словом. «Странный» – сказал я немедленно. Ну просто вот мгновенно. Ладно хоть не урод, правда?
Ваше напряжённое молчание меня несколько обескуражило, но пока ещё не обезоружило напрочь. Таить обидки на несуществующего, призрачного оппонента – такой «обескураживающей» привычки я пока ещё не приобрёл. Да к тому же, «загульный» дикий сон всё ещё довольно цепко держал меня за левую щиколотку, и я не мог пока вволю отдаться вымышленным нервным диалогам, параноидальным словопрениям и прочим аргументам с контрдоводами бывалого алкаша-неврастеника. Сон… Сон был крайне таинственен и абсолютнейшим образом бессмысленен…
Итак, я приглашён кем-то «средней влиятельности» на бесплатный концерт «сиятельного» Jay Z. Самое глупое, что сего весьма уважаемого репера я полюбить так и не смог. Какой-то он для меня уж слишком напомаженный что ли. И даже беспрерывный поток непотребного чёрного мата, плавно вытекающей из миллионерской аккуратной глотки, у него тоже изрядно приправлен дорогим итальянским парфюмом. Valentino Uomo, мать его, за «загорелую» ляжку. Короче, сам не пойму – то ли злостная халява, то ли надоевшая уже давно самому себе изнурительная вежливость, но, блин, я на почти бесплатном концерте Jay Z. На законный вопрос моего верного читателя, невероятным образом осилившего первый, «бессмертный» мой том, мол, «а чего почти-то», отвечаю откровенно. Моим улетучившимся из запьянцовской зыбкой памяти благодетелем мне было поставлено идиотическое, можно сказать, унизительное условие: «Короче: провожу тебя, но если в зале будет в этот вечер меньше тысячи человек, то охраны стерегись – выведут! Ну а если на «гангста Зи» притащится полный московский «биток», то расслабь булки, никто шмонать не станет, черномазики-охранники на всё будут взирать сквозь пальцы в золотых своих перстнях…».
В общем, протискиваясь сквозь бредовость ситуации и потные тельца отплясывающих и покачивающихся «фанатствующих», я, наконец, «залицезрел» разряженную сцену в праздничных психоделических огнях. На традиционном возвышении «гоу-гоу» выделывала всевозможные зазывные сугубо негритянские «па»… маленькая белая неформалочка, явно провинциального среднерусского пошиба. Это немного смущало. Зато за горой вертушек, контроллеров и «прочего непонятного», торжественно возвышалась серьёзная, крупная и стильная негритянка ди-джей. Рубилась она отчаянно, однако, не теряя расового достоинства – сексуальная, средних лет, суровая, но и странным образом, не без игривого кокетства. Все прославленные артисты, за исключением облачённого в до тошноты элегантный костюм маэстро «Зи», поголовно вырядились в растаманские пёстрые тряпочки. Да и вообще, со сцены тянулся явственный «дымок» ганджи такой густоты и плотности, что закружило и мою, из без того дурную головушку. Со стороны расслабленно внимающей аудитории бил приветственный дух дешёвого алкоголя и таких же препоганеньких энергетиков. В общем, единение присутствовало. И модно имело место быть.
Да! За каким-то хреном «на чёрных подмостках» присутствовал здоровенный негритянский вождь с копьём. Чего он там делал и что, так сказать, «олицетворял», было совершенно неясно, да и, собственно. Наплевать.
В зачумленном зале кружили какие-то ритуальные хороводы, выстроившись извивающейся юркой змейкой, наиболее «продвинутые» зрители. Я, было, глупо присоединился к оным, но быстро потерял интерес ко всему окружающему вообще и мерно и гладко перекатился в другой, параллельный, очень характерный для четвёртого дня запоя, сон.
Участие в изнурительном «реалити-шоу» я прошёл достойно. Теперь я мог робко посмотреть в глаза «тому самому гениальному продюсеру». Я осторожно сиживал на стульчике в центре не слишком выдающегося помещения, меня окружали довольно доброжелательные режиссёры, гримёрши, операторы и прочий киношный развесёлый сброд. «Гениальный» же пристально «зекал» мне в глаза, восседая напротив за «хай-тековским» неприличным столом. Разбор моей многострадальной и почти забытой «Лёгкой эротики» шёл уже второй час. «Продюсер-убийца» планомерно исковеркал уже почти каждую строчку, превратив мою, по теперешним временам совершенно невинную песенку в калечного, запуганного монстрика. «В общем, вот как-то, вот так. Вроде получше, получше.». После первого же моего ехидного словечка в свою защиту, мой карикатурный начальник немедленно швырнул мне в дерзкую личину что-то вроде «да пошёл ты, ещё, бл…ть, и вякать пытается, да катись в свой Нижний убогий», и собрался было с презрением ретироваться. Но окружающие милые киношники странным образом наперебой начали меня защищать, наивно суя в перекошенную физию телевизионного босса какие-то мои фотки в глянцевом «Классик Роке», невероятные видосы, где я лихо играю на барабанах и трубе (!), и перечисляя мои невообразимые достоинства прирождённого звёздного шоумена.
Блин, я проснулся просто с кретинской самодовольной улыбкой. И тут же ощутил знакомые карающие флюиды садиста-запоя. Ну и урод же я всё-таки, обещал же всем сурово осуждающим, что никогда это пакость не повторится.
Странный? Хорошо бы странный. Только бы не урод.