Игорь Матрёнин
Роман без «Алкоголя»
Только не о Ямайке, чувак…
Я не собираюсь многого рассказывать о Ямайке. Слишком уж до фига развелось неуловимых, мать их, блоггеров, а также блоггеров известных, блоггеров рок-звёзд и прочей полупакости. Я уж не говорю о доморощенных писаках, с их пугающими орфографическими ошибками и повторяющимися, набившими оскомину стереотипами родины гения Боба Марли.
Скромно молвлю одно – мне там было хорошо. Беспрестанная любовь с моей ласковой Кисуней, правильная музыка волшебников Lee Scratch Perry и Kiddus I, обилие ямайского бодрящего рома и благостные воскурения «сами знаете, запрещённого чего», ну это ли не идеально подходит вашему чокнутому «аристократу поневоле»?
И навязчивые приставания обдолбанных торговцев одурманивающим всех калибров и сортов и переодетые, частично подкупленные, частично завистливые полисмены, комично высовывающиеся то там, то сям из-за лубочных пальмочек – вся эта повторяющаяся из поездки в поездку кутерьма известна каждому культурному отдыхающему. Короче, нету тут никакого хвалёного ямайского «лигалайзу». Смаковать, да вкушать «запретное» вначале приходилось с оглядкою на уютном балкончике, и только потом, изрядно освоившись и расхрабрившись, прямо на вечернем, предзакатном пляже под каноническую курочку «джерк». «Вавилон», как с пафосом клеймят полицию и вообще власти с проклятой Америкой матёрые растаманы, нас не засёк. А мы всегда в загранке с моей рыжей панкушкой были везунчики…
О, как же милы и разговорчивы были две колоритные чернокожие лесбиянки из скучноватой Канады – крепкая и суровая мадам за сорок и молоденькая, худенькая, словно местный тростник, симпатичная подружка её Наташа. Бог мой, они совершенно понятия не имели, кто такие эти «неведомые-неизведанные» Rush, Guess Who и Нил Янг!!! И только уж «наугад, как ночью по тайге», осторожными шажками нащупывая через двусмысленных девочек-лапочек Alanis Morissette и Joni Mitchell, мы, счастливо хохоча, наткнулись на общие музыкальные островки – они ведали-таки, кто такой старый дядька Леонард Коэн, гип-гип, ура!!! Да и то, собственно, потому что фантастическую его «Hallelujah» ловко перепела главная канадская «лисичка» k.d. lang. Вот уж с ней они были знакомы на все сто шестьдесят «розовых» процентов! А впрочем, таких очаровательных и добродушных лесбияночек я не встречал ни до, ни после сего пикантного знакомства. И разумеется! Бейте шибче, барабашки! А как вы думали – наш Алкогольный шедеврик «С кем угодно» упорхал с моими нежными «лесби» на родину бессмертного хрипуна Брайана Адамса!
Жаль, конечно, что не удалось душевно «взалкать» по кружечке «международного пенного» и паре огненных «шотов» с тем весёлым придурком-американцем, что деликатным манером и крайне участливо предложил сфотать нас, разморённых изобилием и измученных выгибанием конечностей и тушек при бесконечных наших «селфи», русских. Сфотать сфотал. И рванул стометровку с дорогущим Кисуниным мобильным, стоимостью в небольшую квартиру в городе Пермь. Стометровка, к счастью, оказалась фальшивой – добродушно ухмыляясь своей грубоватой шутке, он вразвалочку вернулся и с галантным поклоном «возвернул уворованное». Эх, как бы я сладко «дёрнул» с ним «за мир во всём мире» и за «международное положение рокенрола»… Это оказалась самая счастливая, удачная и нежная наша фоточка с моей ласковой девчонкой. «Сэнкью вери матч», как говорится, мой далёкий, пузатый, немолодой, но такой обаятельный американский побратим.
Побратимы же с ямайской чужбины оказались гораздо более корыстолюбивыми и прозаическими. Впрочем, мой, так сказать, личный «дилер» оказался вполне безобидным и уступчивым чуваком – скостил мне пять баксов «за счастье» всего за один стакан халявной «колы» с нашего бара. И чего им далась эта сомнительная приторная водичка, символ достатка, что ли? Американская, растак её поперёк, мечта. А вот второй «растаманин»… Он был уличный, то бишь, прибережный музыкант. Дредастый, чёрный, как кукушка, жилистый и приставучий. Я-то, понятное дело, часам к шести вечера принял на грудь и прочие части иноземного «бледнолицего» тельца столько, что давно уже хотелось плясать, горлопанить и бренчать на различных музыкальных инструментах. Я вполголоса напевал эпическую «Exodus» от великого Бобушки Марлюшки, как к нам и подкатил этот голосистый (без ироничной, впрочем, байды) типчик. И тут же подыграл, заголосил, копируя божественного Марли, почище твоего Винокура. Я, обрадованный появлением брата-музыканта, радостно подтянул банальным, но пока ещё крепким вполне унисоном. Меня, правда, несколько смущали странные знаки и негромкие бормотания моего «надёжного поставщика», и я с трудом, но всё же, с неудовольствием догадался – мол, все песенки, даже совместно спетые, только за звонкую ямайско-америкосскую денюшку.
Но было поздно – развесёлого Игоряна понесло. На пару были задорно исполнены «Rastaman Vibration», «Legalize It» и что-то ещё, и, наконец, ваш неисправимый обалдуй испросил у хитроватого островитянина его экзотический инструмент. Строй был ужасен. Непонятен. Загадочен. Короче, гитара была расстроена так, что отстройке не подлежала даже с ушами дядьки Моцарта. С невероятными, титаническими усилиями, через нечеловеческое опьянение я всё же поймал нужный тон и так лихо сбацал «La Bamba», что меня даже снимали на мобильник иностранные дамочки, клянусь! Правда, хотел ли я бы сейчас увидеть это «примечательное» видео, я очень даже не уверен. Как бы то ни было, я закончил свой ямайский сет под «одобрительный гул толпы», небрежно вернул раздолбанную гитарку темнокожему хозяину, дружески похлопал его по каменному плечу с комплиментарными словами: «Грейт войс, мэн», собравшись победно утопать за добавкой, как. Ямайский «френд» непонимающе смотрел на меня. И через мгновение горячо залопотал про какие-то их вечные «типс». Блин, чувак, какие нах…й чаевые, мы же прекрасно провели время – ты музыкант, я музыкант, с разных сторон древнего нашего шарика, попали в общие нотки, а ты про «типсы» свои некрасивые. Да и не было у меня с собой этих чёртовых «типсов», что я их с собой каждый раз на пляж обязан таскать?!
Одним словом, обещав забашлять «черноголовому маэстро» попозже, я чуток раздосадовано потащился «в келью». Святое торжество было чуток сбито грубой реальностью. Сладкий дымок заграницы развеял мои, да и моей душеньки, печали. И пряным вечером, наткнувшись на уныло ползущего к дому ямайского лабуха, я добродушно гаркнув «оу, мистер грейт войс!», от души вручил ему обещанные несколько баксов. На что мой музыкальный мучитель тут же выхватил из пёстренькой своей котомочки какой-то самопальный диск, нарезанный на болванке и долго и нудно объяснял, что это его студийная демо-запись, которую он мне жутко желает всучить за восемь «бакинских». Тут уж «ангельское московское» терпение моё иссякло, и я предельно вежливо, но решительно отказался от счастья обладания «сиим творчеством». Блин, вот ведь липучка ямайская! Более я с местными музыкантами не «джемовал» и, в принципе, старался подобным общением манкировать. Я, блин, за искусство, за единение душ и вообще. А монет я и так могу подкинуть. Только вот уж лучше задастой кокетливой горничной, что так мастерски плетёт белоснежных гусей из вафельных полотенец. Ноу проблем? Яман!
Кстати, местные «товарищи» вполне запросто обходятся этими двумя выражениями, сильно перещеголяв знаменитую Эллочку-людоедку. И утомительно базарят исключительно о Ямайке. Чем набивают жуткую оскомину у окружающего праздного элемента. Например, у меня. А посему, по прилёту из знаменитой страны укурков, я немедленно «соткал из воздуха» милую песенку «Только не о Ямайке, чувак.».
И ещё. Одна странная история, и «яман»! То есть, извините, шабаш. Не поведать никак не могу, ибо пропадёт же забавно-жутковатый случай.
Очнувшись среди душноватой заокеанской ночи, я с умилением увидел, как счастье моё мерно посапывает, намаявшись на экзотической чужбине. У меня же сон отбило безвозвратно. Справедливо решив наведаться в ночной бар (хотя в номере каждый новый денёчек великий Джа посылал четыре литра бесплатного разномастного бухла высшего качества в минибар), я отправился в полуночный мир подсвеченных бассейнов, стрекотания незнакомых созданий, и вообще, неожиданных приключений.
Воздух ямайской свободы не играл со мною никаких «плейшнеровских» шуточек, он был свеж, изящен и сладок. «Ловко» пробежав по бортику бассейна, я чудесным образом не плюхнулся в ночную хлорированную субстанцию и, обогнув помпезный спящий ресепшн, оказался наконец-то у моего самого разлюбезного душе и сердцу местечка – ночного «спорт-бара». Предвкушая неспешные ромовые «шоты» и благостные закусывания пластмассовыми гамбургерами и хот-догами, я неожиданно похолодел.
В мой милый и уютный барчик вошли, нет, ворвались, нет, пожалуй, вломились четверо огромных и высоченных существ. Как бы мне вам их получше, да поживописнее описать. Вы помните здоровенного, пугающего и тоже «дредастого» монстрк)гу из фильма «Хищник» с обалдуем Шварценеггером? А ужасающих орков из занудного «Властелина колец»? Ну и славненько. Короче, если скрестить этих малоприятных сущностей, то на выходе и получатся эти самые чёрные ребятушки, что пожаловали в гости к запуганной тётушке-барменше в годах.
А нужно обязательно заметить, да заострить внимание любопытствующего, надеюсь, читателя, что огромные, злые, покрытые кровавой сеточкой глаза «гостей из ада», были явно дурно, нехорошо и совсем плохо по-героиновому размыты, пробиты, да и наличествовало «остальное всё», что в данном моменте распада сознания положено. Они общались каким-то просто звериным приглушённым рычанием, о членораздельной речи от этих скотоподобных упырей можно было и не мечтать. И! Я не шучу и не вымучиваю выдумок. У двоих из них в руках были пистолеты, у остальной сладкой парочки тоже явно в карманах «кое-что» топорщилось. По разноцветному, грязноватому тряпью на них можно было совершенно не гадать на знаменитой кофейной гуще «Blue Mountain», что это вовсе никакая не полиция из далёкого столичного Кингстона, и уж, конечно же, никакие они не «сотрудники отеля» с ночным инспекционным визитом. Припёрлись они сюда «убивать и грабить».
Как нарочно, только накануне этой очередной моей бредовой выходки я «счастливо» вычитал в интернете, что Ямайка занимает чуть ли не первое место. По количеству самых жестоких и бессмысленных убийств. От сего, не к месту возникшего воспоминания, на душе «заметно потеплело».
Неизвестно чем бы закончилась эта фантасмагорическая катавасия из кошмарного сна наяву, если бы престарелая, побелевшая вмиг от неизбывного страха барменша не спасла ситуацию, наш домашний барчик и одного полуночного бледнолицего волосатого дрища. Она, будто наша, родная до боли русская тетёха в момент гестаповского налёта, судорожно замахала на них руками, словно по-бабьи умоляя, и залопотала на своём нелепом сленге явно что-то, вроде: «Ребятушки, милые, умоляю, не губите! Уходите, родненькие! Рома налью, поесть с собой, только не губите, миленькие!!!». Громилы с подчёркнутым, сатанинским неудовольствием переглянулись, что-то мрачно снова заурчали и нехотя и очень медленно потащились восвояси. То ли звериным чутьём почуяли они, что старая ведьма нажмёт-таки «тревожную ямайскую кнопку», то ли привиделась им родная мать, которую обижать было ну никак уж нельзя, даже пусть под оглушительным «крэком», но ведь утащились же в свои поганые норы страшные «хищные орки».
Ну а я, немедленно «соткавший из воздуха» милую песенку «Только не о Ямайке, чувак…», закончу своё диковатое повествование о земле обетованной и «вдумчиво» молящихся на культовую фигурку ямайского Микки Мауса – Бобушку нашего Марли. Яман!
Карантинный чих, или Я вообще работать не хочу
Несколько нервно, но в общем, скорее расслабленно подходя к пресловутой «домашней Пятёрочке», я к своему неудовольствию обнаружил рядом неприятно-грязную кучку местных колдырей. Голосили они преувеличенно громко, ибо явно и надёжно были опохмелены с «доброго утречка». Какая нах…й зараза, какая эпидемия, этим мутантам было всё решительно нипочём. Разговор их безмятежный вертелся явно вокруг отсутствия хоть какой-то клошарской работы, и один из них, видимо, самый «ответственный», горячо доказывал, что «работёнка есть, и я даже могу с оной помочь». На что покачивающийся на ветру «главный анархист» компашки неприязненно перебил «жалкого штрейкбрехера» фантастическими по силе и откровенности словам: «Да я вообще работать не хочу! Пошёл ты нах…й со своей работой уё…ской!». Я, разумеется, молчаливо аплодировал в почтении и восторге.
Далее запьянцовские мужички во главе с лихим вожаком в засаленной высокой шапке ожидаемо потащились в чрево манящего удовольствиями народного универсама. Я ещё долго слышал их задорные возгласы: «Вась, ну чего, ещё бутылку брать?! Да не, ты чё, куда больше-то! Пивка возьми! Вот этого, белого!». Помотавшись ещё немного неароматными (алкоголь-пот-табак) обдолбанными привидениями, они несколько разочарованно вывалились наружу. Тут – в тепле и среди разноцветных товарцев различного назначения им очень и очень нравилось. Они были словно беспризорные дети в волшебной комнатке с игрушками, и как же тяжело и обидно было им покидать её.
Я же остался в фантастической комнатухе с различными блестящими финтифлюшками. Как вы сами понимаете, я был в той самой дебильной копеечной масочке, которая ни от чего, конечно же, не спасает. А только лишь приносит массу неудобств, в смысле затруднённого дыхания, обычному гуманоиду, да ещё запотевших стёклышек, ежели ты злостный, закоренелый очкарик, как я. Несмотря на относительное и снисходительное (со стороны Матери Природы, без сомнения) потепление, я был в кожаных чёрных перчатках, как распоследний идиот. Массовый, растак его, психоз, профессиональная геббельсовская пропаганда переколбасили даже меня, матёрого панка и нигилиста. До чего же вы доводите из без того забитых людишек, господа подонки и прочие ублюдоны?!
Итак, вот этими самыми, мягко говоря, не по сезону, перчаточками я скорёхонько забрасываю в тележку то, чем буду осторожно и строго регламентировано питаться ближайшую, скажем, неделю – свёкла в упаковках, репчатый лук прямо так, ряженка в «тетрапаках», водичка в полторашках, короче, прочее «и так далее». И, конечно же, появляется Вечная Престарелая Тётка, что моментально начинает шнырять то передо мною, то с обоих флангов, то преподленько с незащищённого тыла. И маниакально кидать в свою кошёлку абсолютно всё, что я только что счастливо сцапал. Она неприятно юрка, слегка скособочена, с постоянным маниакальным оглядом. Да! Обязательным образом от неё исходит старческий запах… смерти. Да-да, чего зря таить греха – это он, именно этот зловещий, пугающий душок.
Я с отвращением перебегаю от неё в другие, ненужные мне ряды, делаю нелогичные, неожиданные крюки и финты, но эта безумная, вонькая мегера настигает меня повсюду.
И вдруг она внезапно останавливается. Нет. Просто каменеет и цепенеет. Медленно снимает поганенькую, видавшую виды масочку. Появляется её сморщенная, какая-то закопчённая личина. Нос подозрительно начинает вертеться. И! Она оглушительно чихает. Во все стороны. Не закрываясь ладонью.
Ну ладно, почти что неразумные нерусские люди, что заполонили нашу изувеченную Россию. Что с них взять – сельские горные жители, пусть будет так. Как чихала мне чуть не в изумлённые глаза смуглявая шустрая азиаточка, заставляя меня тут же напяливать беспечно забытый карантинный намордник и спешно ретироваться на второй этаж. Или такой же чернявый, тощий, вполне ещё моложавый «восточный элемент», что обрушил на мою, почти обрадованную свободой «безмасочную» душу такой шквал растреснутого кашля с удушливым чихом прямо на свежем «марьинском» воздухе. Бог с ними, они, возможно, и вправду не понимают, что творят – воспитание, знаете ли, «своеобразное».
Но ты-то старая ведьма, ты же явно воспитывалась в нашей советской школе, где ещё учили говорить «спасибо» и мыть руки после уборной! Ты что, совсем тупая? Стащить с себя защитную антивирусную марлю, чтобы сподручнее было чихать!!!!
Ну вот когда ещё я решусь несколько нервно, но в общем, скорее расслабленно, подкатить к пролетарскому нашему магазинчику, дабы пополнить нехитрые «продзапасы комендантского часа»? После сих «трагических» эпизодов, полагаю, не ранее, чем через пару «ентих самых «факин» карантинных» деньков…
Ты как, мадам?
И снова я, плотоядно облизываясь, потащился на упыриху-Горбушку, массово скупать пластмассовые коробочки с цветными картиночками. Новьё. Музямба. На последние «гробовые» бабуленции. А что вы хотите, «граждане, делающие «благородное «фи» – полные дискографии недоступных, казалось бы, уж навеки «Funkadelic», да «Parliament»!!!! Это вам не фунт турецкого изюму. И не фунт дурного лиха. И даже не фунт стерлингов. Это вам гениальный бармалей Джордж Клинтон со своим бродячим выводком музыкантов-собутыльников и бэк-вокалисток «группиз».
Одним словом, бью мохнатой лапкой в остервенении, как голодный котяра, припавший к блюдцу с молочком. Из вагона в вагончик, с двумя нудными пересадками, топ-топ. И вот, по возможности легко выпархивая из очередной электронной дверцы подземного транспорта, ошалело наблюдаю следующую «человеческую коллизию».
Некий, так скажем, «не очень русский» человек с иссиня-колкой щетиной и характерным горным акцентом пытается эдак «нестандартно», но и «по-простому», да нехитро познакомиться с молодой, явно славянской женщиной, очень элегантно одетой и демонстративно неприступной. И что же, по-вашему, он куртуазно говорит? Не-ет, не гадайте, я бы сам не додумался на вашем месте до подобной галантерейности. Забегая перед её неприязненными очами и неприлично учащённо дыша в её фарфоровое лицо, с неповторимым прононсом абрека он торопливо и нахально лопочет: «Мадам, ты как, мадам?».
Бедная «мадам», я думаю, после сего «благородного» приступа на дамское сердце просто «никак». И вроде не улыбнуться нельзя, ну хотя бы вскользь. И модную девушку крайне жалко – ну вот за что ей терпеть подобную наглую деревенщину «с Юга»?
Что делать, я продолжаю свой бесконечный путь меломана. И всё же краем любопытного писательского глаза я вижу, как «чрезвычайно стильная дамочка» не выдерживает «джигитской» дерзости, нервно разворачивается к щетинистому прилипале и проявляет «слабоволие» – что-то весьма экспрессивно высказывает «горному орлу», конвульсивно тряся маленькими кулачками в тонких перчатках. Орёл же, в свою очередь, проявляет «слабовоние» (разумеется, мой авторский, эксклюзивный термин) – встревоженно, пожалуй, испуганно и даже трусливо ретируясь восвояси, не хлебавши, как говорится, солоно.
Ну что же, уже как-то легче лететь к заботливо приготовленным, в ровных, словно банковских стопочках, жемчужинам негритянского фанка. И я даже сладострастно предвкушаю, как я гаерски подмигну чернокожей милашке Бетти Дэвис с обложки её чумового дебютника и «нахально до обольстительности» протяну: «Мадам, ты как, мадам?».
На чёрных крыльях похмелья
Находясь в вынужденном заточении, я счастливо пережил аж три (!) качественных запоя, и всего-то за какой-то жалкий месячишко. Песен же в обозримом прошлом сочинено всего парочка. Детки мои милые, что же вы так нечасто теперь рождаетесь… Но отмечу всё же без не слишком мне свойственного хвастовства, что эти две новорождённые песни получились просто очаровательными. Не, серьёзно. Превосходные две мои дочки.
А вот тягостно разбирая недавние мои дикие заметки, я с приятным изумлением наткнулся на одну строчку, что могла бы стать основой очередной, отличной, пусть и мрачноватой вещицы.
Ну а поскольку былой уверенности в том, что песня из неё выпорхнет диковинной птахой, не наблюдается, пока что нехотя привожу её здесь в прозаическом (во всех смыслах этого слова) тексте. «На чёрных крыльях похмелья». Так это было бы декадентски безысходно. Правда? И даже вроде как печальная мелодия начинает кружиться в дикой моей головушке. Но я же всегда смогу повториться, верно? Это же мои личные строчки, это мои нерождённые пока песенки.
А пока довольствуемся выуживанием странных, совершенно лишённых логики, нетрезвых мыслишек. Следующая болезненная фразочка навеяна, скорее всего, сакраментальным лейтмотивом из «Следствия ведут Знатоки» и финальной, нелюбимой почти никем из фанатов сериала, серии «Мафия». Что, как известно, именно про морфий, «ге́рыч» и прочие нехорошие «искривители». «Мы с тобой за этот морфий отвечаем.». Вместо преступного «морфия», конечно же, когда-то был банальный «город». Бли-ин. А тут вот вспомнил, что навязчивый сей шлягер звучал в шикарной серии «Полуденный вор», а вовсе не в «новомодной «Мафии», и ассоциация не то чтобы разлетелась в пух и перья, но однозначно стала почти неуловимой. Короче, не ругайте сильно, ваш детский писатель совершенно запутался.
Ну что, меньше нужно нежно развлекаться, тем более в одиночку, дорогой Игорёша. Согласен на все сто! Однако тут же измыслил изумительный слоган для несуществующей пока что конторы по профессиональной организации мощных загулов для крайне в них нуждающихся: «Десять дней, одиннадцать ночей. Лучший запой! Всё включено». Даже сам кривенько рассмеялся, несмотря на трёхдневные похмельные корчи.
А то ещё можно открыть эдакий домашний бар для любителей, сука, весьма хорошо отдохнуть с дорогим, благородным, настоящим барским спиртным. Бар «Сучо́нок». Или же вот так: «БарСучонок». С лукавым до ехидства барсуком на празднично мигающей вывеске. Эдакая адская, гремучая смесь из «барчука», «барсука» и «сучонка». Ну и с «блэкджеком и шлюхами», как это повсеместно принято.
У меня, кстати, был испарившийся приятель, что на мою нетрезвую шутку, мол, «если б зарплата у меня семьдесят штук была… да на семьдесят я из проститутского дома не вылазил бы!», он как-то эдак изумлённо наклонил головушку, смакуя изысканный неологизм, и немедленно-восторженно оценил его: «Проститутский дом? Прекра-асно!».
Ну, если уж тихонько присутствовала у нас, уважаемые граждане, пара-тройка шальных словечек за песенки, я припомнил мою давнюю, так и не купленную хитрожопым заказчиком вещицу «Энергия жизни». Ну, типа, что-то вроде такой распоследней глупости: «Энергия жизни – приходи, расскажи мне.». А сегодня же меня поразила следующая моя антагонистическая до преступности трактовочка: «Энергия смерти – приходите, проверьте.».
Вы поймите, родные мои, я лишь потихоньку разминаю усталые, поникшие было плечи, измученные демоническими сущностями Алкоголя. И прекрасно осознаю, что всё «вышенамаранное» пока ещё весьма слабовато, пошловато и как-то. Не слишком умно. Но я упрямо буду творить пока и глуповатое «это». Ведь я так боюсь, чтобы меня снова не унесли эти мои хитрые демоны «на чёрных крыльях похмелья».
