полная версия

Игорь Чио
Дельфиния I

Глава 8. Ангажемент

В саду Магуайра перед фасадом главного здания Публичной Библиотеки Лос-Анджелеса царила сумрачная тишина. Все здесь застыло, едва Диана коснулась рубина, и теперь покорно ожидало разрешения возобновиться с того самого момента, на котором остановилось. Все, кроме фигур Диониса и Дианы.

Рука ее по-прежнему лежала в его ладони, но теперь словно была дана для поцелуя; неуверенность и смятение исчезли, линии спины, шеи и положение головы соединились в величавую осанку. Девушка осмотрелась в окружающем полумраке, слегка вскинула брови и остановила взгляд на мужчине, стоящем перед ней. Тот посмотрел на обездвиженную кошку и представился:

– Мое имя Дионис Парва, рад вашему появлению, Маргарет. Найти вас было чрезвычайно сложно.

– Я ни от кого не пряталась, – она высокомерно взглянула на Диониса из-под ресниц, – беседовала со знакомым поэтом и странным образом очутилась тут. Что это за фокусы? Отвечайте, я хочу знать!

– Сожалею, что отвлек королеву от важных дел. Мне пришлось призвать вас…

– Как джина из бутылки? – она нахмурилась. – Думаете, я стану исполнять ваши желания?

– О нет, все как раз наоборот! – поспешно возразил Дионис. – Желания ваши, а заботы по их исполнению мои.

– Кто вы? – настороженно поинтересовалась она.

– Тот, кто хотел, чтоб миг ночной не уходил, и свет дневной небесную не золотил границу, – продекламировал Парва.²⁷

– Будь эти стихи вашими, а не Пьера де Ронсара, я бы подумала, что вы поэт, которому нужна муза.

– Терзания любви мне чужды, но я ваш искренний поклонник.

– И полагаете, что это дает вам право рассуждать в моем присутствии о любви?

– Разве на это нужно просить позволения?

– Если вы удостоены чести говорить с королевой, то, несомненно, это так, – назидательно заметила она. – Или вы не верите тому, что сказали сами?

– Вовсе нет, я…

– Значит, вы назвали меня королевой из желания польстить?

– Помилуйте, разве…

– К сожалению, ощущать себя королевой и быть ею это не одно и то же, – заметила она с оттенком горечи, едва уловимой, как аромат выветрившихся духов.

– Мне жаль, что…

– Оставьте ваши жалкие попытки оправдаться, я на вас не сержусь. Почти. Или, скорее, не буду сердиться, если потрудитесь объяснить: что тут происходит?

– Вы коснулись рубина, Маргарет. Точнее, сначала не вы…

– Рубина?! – она отняла руку, но, увидев роскошные переливы, коснулась самоцвета снова и завороженно прошептала: – Ах, какой чудесный камень!

– Не более чудесный, чем вы сами. Минуту назад передо мной стояла скромница, но вы совершенно другая и…

– Застенчивость – это вуаль страха, у меня его нет, – отвлеченно сказала она, не сводя глаз с самоцвета, – и вы правы, я другая. Всегда буду другая, с кем бы вам ни вздумалось меня сравнивать. Но с чего вы взяли, что я нескромная?

– Скромность королеве не к лицу.

– Вы начинаете мне нравиться, – она неохотно отняла свою руку от кольца, приложила ее ко лбу и прикрыла глаза. – У меня слегка закружилась голова. Не подумайте, что от вас, это от рубина. Я обожаю эти камни, – она разомкнула веки и посмотрела на сумеречные очертания окружающих небоскребов. – Знакомые силуэты. Что это за город?

– Мы около Публичной Библиотеки Лос-Анджелеса. Принцесса находилась тут на экскурсии, коснулась рубина и в некотором роде… остановила течение времени. Уверяю вас, это ненадолго.

Взор Маргарет вновь притянулся к рубину.

– Где вы взяли этот шикарный камень? Расскажите скорее, мне не терпится узнать.

– Принцесса отдала его мне. Наивная дурочка была влюблена и так безрассудна…

– Вот как? – сказала Маргарет, томно поглаживая рубин взглядом. – Напомните, когда это было?

– Сто лет назад, в Лондоне, на площади Пикадилли, у статуи Антэроса. Глупышка доверила мне камень, за который вы, не раздумывая, отдали бы свою жизнь. Дичайшая насмешка, не правда ли? Фокус в том, что на Пикадилли-сёркус ирония прямо-таки фонтанирует. В сороковых, во время второй войны, рядом с Антэросом, олицетворяющим, как полагал сам автор, зрелую и обдуманную любовь в противоположность Эросу – легкомысленному и ветреному тирану, стали собираться проститутки, – Дионис рассмеялся. – Сэр Гилберт, мм… скульптор, трижды перевернулся в фамильном склепе, когда узнал, что ступеньки около его творения облюбовали прелестные «коммандос с Пикадилли» – так солдаты прозвали жриц любви…

– Довольно ностальгии, я хочу получить камень обратно.

– Сожалею, но этикет не позволяет… – Дионис помедлил и заговорил особенно вежливо, как ловкий царедворец, которому предстоит рассказать высокопоставленной особе о неприятных подробностях: – Видите ли, сей камень – королевская реликвия, но официально вы еще не королева, есть некие досадные формальности… – он сделал небрежный жест. – Ритуал посвящения, церемония коронации, придворные дамы и все такое прочее, после чего я буду рад вернуть королеве эту каплю ее величия.

– Очаровательно, а кто эта зеленоглазая с ужасной родинкой на подбородке? – Маргарет потрогала плечо неподвижной улыбающейся Китти и прикрыла пальчиком изъян. – Она мила, приятная улыбка…

– Это подруга принцессы Европа. Как фрейлина она, пожалуй, пригодится, когда характером придется вам по нраву. Соврет, коль надо, и предаст кого угодно. Располагайте ею, если захотите, но… есть кое-кто, и он задумал, «быком огромным млея, красавицу коварно умыкнуть, когда ее на пышный луг свернуть уговорят фиалки и лилеи».

Дионис почтительно замолчал, ожидая возражений и пожеланий. Маргарет, не без удовольствия играя предложенную ей роль королевы, подвела итог:

– Вам удалось завладеть нашим вниманием, нам было приятно слышать стихи Пьера де Ронсара. Очень мило, – она тронула рукой застывшую каплю из фонтана.

Вода оказалась вязкой, как прозрачный пластилин. Маргарет удивилась, но не настолько, чтобы отвлечься от того, что намеревалась сказать; глаза ее вдруг сверкнули злобным блеском.

– Скажите, что вам нужно, или катитесь со своей Европой в ад!

Дионис вздрогнул, вмиг напустил на себя благодушный вид и посмотрел на серое небо.

– Ад вокруг нас, душа моя королева. Здесь всем дано по думам и деяниям; швыряет то в одну немыслимую крайность, то в другую, но неизменно то движение по кругу, что образует бесконечные витки. По ним восходят души темные в чертоги невозврата, а светлые стремятся вниз, чтобы достигнуть дна, и нет конца падению в бездну. Где высь, где пропасть – выберите сами, но знайте, что в раю от изобилия и безделья дохнут даже крысы, – Дионис слегка поморщился и вдруг воодушевленно сказал: – Здешний мир темный, Маргарет, но это мир новых возможностей! Я подскажу вам, как сюда вернуться, невзирая на запрет и…

– Прекратите плести кружева, славный Мефистофель. Если нуждаетесь в моей помощи – так и скажите, но знайте: вам придется очень постараться, чтобы меня заинтересовать. Надеюсь, это понятно?

– Разумеется, – бесстрастно ответил Дионис.

– Вижу, что нет. Вы так уверены в моем возвращении, что даже не спросили, хочу ли я этого.

Дионис заговорил с воодушевлением:

– Принцесса живет во дворце, а королева ютится в башне. Это неправильно и несправедливо! Я был уверен, что вам захочется исправить такое нелепое положение вещей. Говоря о вашем возвращении, я руководствовался самыми благими намерениями!

– Самое время вымостить ими дорогу и отправиться по ней… Кстати, я до сих пор не знаю, кто вы и откуда. Обитаете ли вы там, – Маргарет подняла левую руку и направила пальчик в небо, – или там, – она опустила правую руку, ткнула пальцем вниз и перешла на злобное шипение: – Мне плевать! Я не нуждаюсь в богах и дьяволах, указующих перстами!

– О, вы ко мне несправедливы! – воскликнул Парва, чувствуя, как рубин нагрелся и больно обжег кожу.

Дионис поспешно сунул руку в карман брюк, тайком избавился от раскаленного кольца и стал возбужденно оправдываться:

– Указывать перстами вам?! Такая дерзость могла прийти лишь в голову злодея, который создал этот бренный мир и в нем решил повелевать единовластно. Тиран! Сатрап! Кровавый деспот! Жесток и притворяется, что любит, ввергая человечество то в войны, то в болезни, то взбеленится так, что пару городов сожжет или потоп всемирный насылает. А избранный народ? А казни египтян? Ведь то нацизм и геноцид, не меньше! А помните, душа моя, как он вам вслед кричал: «Вернись!» и гневно пальцем тыкал в небо? И что? Не смог вернуть! Нет власти у него над вами! А помните мальчишку-ябеду, которому сказали вы, что равная ему? Он с жалобами к папке тотчас побежал, – Дионис сделал плаксивое лицо и передразнил писклявым голосом: – «Хочу покорную жену и сверху быть над ней желаю». Тьфу! Да мне об этом вспомнить тошно! Я вам, чудесное творенье, совсем иное предлагаю. Быть королевой в этом темном мире, а не служанкой, как другая.

Маргарет благосклонно выслушала эту драматическую тираду и спросила:

– Почему вы сняли кольцо? Я хочу видеть этот камень, он мне жутко нравится.

– Ваш гнев меня расстроил, – Дионис заложил руки за спину и украдкой помассировал обожженный палец. – Упреки ваши мне обидны. Вы здесь благодаря моим стараниям, сделать это было архисложно и…

– Чего вы ждете от меня? – вновь бесцеремонно перебила Маргарет.

– Согласия принять на голову венец Царицы Ночи, – Дионис развел руки и приподнял плечи, будто говорил об очевидности, которую даже странно упоминать. – Золотой венец Аннет! Последние три месяца этот древний артефакт демонстрировался в европейских музеях и буквально вчера вернулся на виллу Гетти в Малибу вместе с остальными предметами выездной экспозиции.

– Я что-то читала об этом… Вы говорите о диадеме, из-за которой расцвели драконьи кактусы?

– Всего один цветок.

– Селеницереус, кажется…

– Да-да, чудеснейший цветок, сорвать который невозможно, расцвел в день вашего рождения. Он распускается лишь ночью, при луне, коснуться лепестков нельзя – осыплются мгновенно, и… если кто-то дерзновенный… – Дионис замолчал на высокой интонации, замер на секунду и небрежно добавил: – Неважно, это все потом, когда вернетесь.

– Я вспомнила, это кадупул или «Царица Ночи»! Пышный цветок с игольчатыми лепестками, по виду похож на венец!

– Да-да, чудеснейший цветок… – повторил Дионис тоном собеседника, который желает уйти от надоевшей темы. – Раз речь зашла об удивительных цветках, давайте говорить о вас. Вам надобно вернуться в истинном обличье, в лучах кровавого рубина, так сказать…

– Допустим, я согласна. Что дальше?

– Тут есть одна заминка… – Дионис снова заговорил с паузами, подстилая шелковую учтивость: – Принцесса скоро возвратится, и… получается, вы как бы не в себе… а я повторно вызвать вас, простите, не смогу. Рубин ослаблен и должен зарядиться, восстановиться, так сказать. Вам надобно подумать, как сюда вернуться… самой, без помощи рубина. Зачем, вы спросите… Извольте, я скажу: мм-м… Представьте на секунду, что королева не хозяйка положения; она то здесь, то нет, и контролировать сие не в состоянии. А вдруг корона и рубин окажутся не в вашей власти? Такой нелепейший конфуз мы с вами допустить не можем. Нельзя, чтоб королева исчезала, иначе ее трон займет другая. Вы спросите, как этим управлять? Отвечу прямо и без кружев: вам нужно заключить принцессу в башню.

– Кто она такая, эта ваша принцесса?

– Кроткое создание, не способное предъявить миру ни воли, ни интеллекта, – с пренебрежением сказал Дионис. – Вечная жертва любви и семейного быта, работает душой до нервных срывов, истощения, истерик… Продолжать или вам уже не интересно?

– Если она так беспомощна, ради чего заключать ее в башню?

– Башни созданы для принцесс! Им там самое место! – пафосно заговорил Дионис. – Ведь это они влюбляются в чудовищ, которых не способны приручить надолго! Именно от принцесс исходит все то зло, которое обрекает женщину на чувственные муки. Нежные опаловые души склонны очаровываться и растворяться в предмете своей любви. Они готовы стать могилой, чтобы исправить горбатого! Но королева не такая. Королева рождена, чтобы владеть и править! Ее место во дворце, в водовороте интриг и приключений!

– Мне нравится ваша пылкая горячность, – величаво похвалила Маргарет. – Допустим, я согласна заключить принцессу в башню. Пока не знаю, как, но что дальше? Вы полагаете, будто, вернувшись сюда и став королевой, я начну играть по вашим правилам?

– О, правила весьма просты, вам нужно быть собой, и только. Я говорю о вашей внутренней свободе, о дерзком нраве и уме, неистовой энергии бунтарки, презрении к укладу патриархов. Все это есть у вас, но нету одного – той красоты, что ослепляет. И тут я мог бы вам помочь…

– Но есть условие, не так ли? – иронично предположила Маргарет.

– Скорее предложение лестное для вас. Сыграйте роль Пандоры, и вы получите ее божественную красоту.

– Каким образом вы намереваетесь сделать из меня красавицу? С помощью инъекций и имплантов?

– Что, простите? – в недоумении спросил Дионис и даже остановил дыхание, чтобы не пропустить ни одного слова.

– Хотите сделать из меня пошлую суккубу²⁸ с губами и сиськами? – гневно возмутилась Маргарет. – Как чиновник содержанку?!

– О нет, душа моя королева! – облегченно выдохнул Дионис. – Сто раз нет! Тысячу раз нет! Я обещал вам божественную красоту Пандоры, а вовсе не телеса демоницы похоти и разврата. Из вас суккуба? О, нет! Такого чудовищного неуважения к вам я никогда бы себе не позволил. Клянусь, поверьте! – Дионис лилейно заулыбался и напомнил: – Так как насчет ангажемента?

– Шьете белыми нитками, мой адский друг. Engagement – французское слово, оно означает обязательство. Я не стану заключать с вами никаких контрактов.

– Их и не нужно! – с апломбом воскликнул Дионис. – Никаких договоров, подписанных кровью, уверяю вас!

– Только не говорите, что надо продать душу, это скучно.

– О, нет вам достаточно любить только себя.

– Нахожу это условие слишком простым, – усомнилась Маргарет. – Но что все-таки вы имели в виду, когда говорили о красоте Пандоры?

– Позволите напомнить словами Гесиода?²⁹ – учтиво осведомился Дионис и, не встретив возражений, принялся театрально декламировать:

Диву бессмертные боги далися и смертные люди,

Как увидали приманку искусную, гибель для смертных.

Женщин губительный род от нее на земле происходит.

Нам на великое горе, они меж мужчин обитают…

В бедности горькой не спутницы, – спутницы только в богатстве

Маргарет заметила, не скрывая насмешки:

– Прекрасный материал для лекции на тему «Дискредитация женского начала в эпоху становления патриархата». Гесиод был землепашцем, мужланом от сохи. Будь его воля, он, наверно, впряг бы женщину в плуг вместо быка. Впрочем, искажать порядок вещей по личной прихоти вполне в духе Гесиода. Вы ведь помните следующие строки, где он самым наиглупейшим образом сравнил мужчин с пчелами, а женщин с трутнями? – Она прочитала на память:

Так же в ульях хлопотливые пчелы

Трутней усердно питают, хоть пользы от них и не видят;

Пчелы с утра и до ночи, покуда не скроется солнце,

Изо дня в день суетятся и белые соты выводят;

Трутни все время внутри остаются под крышею улья

И пожинают чужие труды в ненасытный желудок.

Так и высокогремящим Кронидом, на горе мужчинам,

Посланы женщины в мир, причастницы дел нехороших.³⁰

– Гесиод не знал, что трутни, это самцы пчел, – заметил Дионис.

– И попал впросак. Пчелиный рой матриархален до последней капли меда. Но к чему все это? Вы сулите красоту Пандоры за согласие исполнить ее роль. Это извращенный кастинг?

– Выпустить в мир возможностей саму себя – «приманку искусную, гибель для смертных», – вкрадчиво произнес Дионис. – Внушать восхищение и зависть одним своим появлением; блистать и повелевать. Разве эти привилегии не стоят того, чтобы исполнить маленькую роль?

– Не страшно выпускать джина из бутылки? – с блеском во взгляде спросила Маргарет.

– Страх мне неведом, королева.

– Неведение губительно, мой скользкий друг. Вздумаете обмануть – пожалеете, что со мной связались, – она слегка нахмурилась, тут же вскинула брови и улыбнулась пришедшей в голову идее. – Докажите, что умеете изменять внешность – уберите эту нелепую родинку с лица Европы.

– Нелепость жуткая, вы правы, но…

– Ага, есть «но», значит, все не так просто! – торжествуя воскликнула Маргарет.

– Воистину непросто. В родинке ее… как вам сказать… кармический налог. Вы просите подделать приговор, стереть печать суда. А я ведь говорил, что мы в аду. Здесь души отбывают наказание за провинность… – Дионис помедлил, раздумывая, и наконец сказал: – Допустим, сделать это можно. Но что взамен?

– Ничего, – холодно сказала Маргарет. – Если не хотите исправлять изъян, то оставьте вашу фрейлину себе. Я ее у вас не просила.

– Позвольте, но дареному коню…

– Еще как смотрят, если он данайцами поставлен к стенам Трои, – заявила Маргарет и кивнула на Европу: – Отчего она здесь? Что ей ставят в вину?

– Ах, это скверная история, – расстроенно покачал головой Дионис, – бедняжка сбросилась с моста, но все устроила, как будто бы ее столкнули, да так хитро обставила улики, что в ее смерти уличили неповинного мужчину. Хотя он участь эту заслужил, однако суицид… тут, знаете ли, покушение на власть того, кто сам казнить и миловать желает. Самоубийство есть фактический побег – отказ играть по правилам Его… увы, я, разумеется, о Боге. Да, самодур, но что ж поделать?! – Дионис заговорщицки посмотрел по сторонам и прошептал: – Я вам скажу, но только по секрету: она болезненная, склонна к суициду, про то и метка на лице. Да-да, поверьте, я-то знаю!

– А преданной она умеет быть?

– Как вам сказать… милашка меркантильна. Не от испорченности вовсе – от нужды. Отца не знала, мать не видела. Сиротка. Ей оттого и добродетели чужды, что некому их было преподать. Оно и к лучшему. Да, надобно вам знать – она мечтает о карьере демоницы. Девицы нынче любят бриться в местах вы знаете каких, а ей нет дела до других и эпиляций дорогих. Такое вот расхожее понятие о зверином и, с позволения сказать, натурализм. Довольно миловидный. Мм, что еще… Умеет погрустить, повеселиться, как все красотки, любит оголиться, особенно в зловещем антураже. Романтика ей голову кружит, но девственность как Цербер сторожит. Росы чистейшей капля в шоколаде! Развращена немного и бесстыдна, однако вкус и чувство стиля безупречны. Приврать умеет, это правда, но тут вы сами постарайтесь, чтоб она с вами лгать не смела…

– Довольно грязных сплетен, Мефистофель. Сотрите родинку, я так хочу.

Дионис пожал плечами.

– Извольте, раз вы столь категоричны… Я вам милашку, пожалуй, подарю, а родинка… убрать совсем ее нельзя, но спрятать можно. Европы милое лицо еще милее станет, вы не против?

– Подарков я не возвращаю, Мефистофель… Парва… или кто вы там? Это ясно?

– Как ночь в полнолуние, – кивнул Дионис. – Европа к вам привязанная станет, как нить к игле, как хвост кометы. Уйдете вы – уйдет она за вами; вернетесь – возвратится и она.

Дионис наклонился к лицу Европы, смачно поцеловал ее в полуоткрытые улыбающиеся губы, а затем влажно лизнул от подбородка по щеке всем языком, будто она была сливочным мороженым.

– Сладка чертовка, – он причмокнул, ткнул пальцем в родинку и аккуратно передвинул ее по щеке за ухо.

Маргарет посмотрела на Европу. Та по-прежнему кокетливо улыбалась, но родинка исчезла с ее лица.

– Желание королевы исполнено. Позволите вернуться к прежней теме? Осмелюсь напомнить: мы говорили об ангажементе на роль Пандоры.

– Я вас слушаю, – благосклонно разрешила Маргарет.

– Если вы согласны… найдите то, что спрятано отцом, – таинственно изрек Дионис.

– Ящик Пандоры? – усмехнулась Маргарет. – Как предсказуемо.

– Не могу сказать, ящик ли это или что-либо другое, но вижу валун над входом в пещеру. Искать нужно как вверху, так и внизу. К сожалению, числа неразборчивы, за ними костры и пляски ночных теней. Да, еще одно. Заключить принцессу в башню вам поможет круглое зеркало. По крайней мере, в начале, – он взглянул на меланхоличное животное, сидящее у ног девушки: – И не доверяйте кошкам, их глаза и уши повсюду.

– Когда и каким образом я получу награду?

– После вашего возвращения, однако обладать красотой Пандоры временно, пока вы здесь, можете уже сейчас.

– Что-то вроде ограниченной демоверсии? – насмешливо съязвила Маргарет.

– Красота, это ссуда, – вкрадчиво пояснил Дионис. – Потратить ли ее на развлечения или вложить в успешное дело, вы решите позже, а пока предлагаю разыграть всех, кому посчастливится вас увидеть. Не удивляйтесь, если те, кто знал принцессу до вашего появления, не заметят разницы. Люди, знаете ли, привыкают ко всему, даже к уродству и красоте. И не пытайтесь увидеть в зеркале, смотрите в воду, – он сделал учтивый жест, приглашая Маргарет подойти к бассейну.

Она с любопытством заглянула в зеркальную гладь воды и увидела ослепительную диву, излучающую дерзкое очарование независимой богини, один взгляд которой, как утверждают древние легенды, мог лишить жизни простых смертных. От совершенства Пандоры веяло хладом; это была математически идеальная красота, выраженная в безупречной правильности линий, гармонии форм, пропорций и абсолютной симметрии. Дыхание Маргарет стало прерывистым от восторга, она издала тихий стон, будто испытала оргазм.

Дионис патетично произнес:

– Красота Пандоры потрясает! Она недоступна и оттого мучительно сладостна, притягивает и влюбляет, лишает разума и воли! Нет смертной, что затмить тебя могла осанкой, поступью, и красотой чела, и черным блеском глаз, и даром умной речи… и дерзость губ, и этот властный взгляд, и чернь волос, окутавшая плечи…³¹

– Ах, какая невозможная, дикая красота… – жарко прошептала Маргарет. – Да, я именно такая! Я всегда это знала!

Дионис вынул из кармана остывшее кольцо и надел его на палец.

– Покидаю вас с надеждой на скорую встречу, Маргарет. Спешу во тьму, как только свет блеснет. Возвращайтесь в город падшего Ангела, когда откроете ящик. И помните: проявляться из темноты нужно постепенно, чтобы не напугать саму себя.

Он зашагал прочь, поднял кулак на уровне плеча и резко распрямил все пять пальцев. Окружающий мир ожил, взорвался светом, солнечным теплом, запахами, звуками, ошеломил и ослепил Маргарет. Она поднесла руку ко лбу, прикрывая глаза, и тихо прошептала:

– Я в Лос-Анджелесе? Поверить не могу…