Игорь Колосов Выжившие хотят спать

Она сделала ему больно, рисковала его покалечить, даже убить. Человека, вокруг которого вращался весь ее мир! Она рыдала и не могла к нему подойти. Не из страха. Ее не пускал стыд, как если бы она избила маленького ребенка и теперь понимала, что вообще не имеет права к нему прикоснуться. Но кроме нее никого рядом не было, и Грэгу нужно помочь.

Он больше не пытался встать, похоже, боль не пускала его. Он лег на бок, изредка открывая и закрывая глаза. Кое-как успокоившись, Анна приблизилась, опустилась на колени. Она заметила кровь, протянула руку к его голове, но Грэг вскрикнул, отшатываясь.

– Сейчас! – она метнулась к рюкзакам, достала флягу с водой, платок.

Когда она поднесла флягу к его рту, Грэг отмахнулся, едва не выбив флягу из ее рук.

– Драная кошка! Что ты сделала?

– Прости, я…

– Я убью тебя! Убью!

Анна поморщилась, его ненависть вынудила ее отступить. Она колебалась, не зная, как быть. Она не была медиком, в теперешних условиях она мало что могла сделать, но нужно хотя бы убедиться, что кровь перестала течь, смыть ее, приложить к ране материю. Тем не менее Анна ничего не предпринимала. Насколько она изучила Грэга, ему нужно выпустить злобу. Он не мог быстро примириться с тем, как она с ним поступила, и Анна решила, что нужно терпение.

Они с Грэгом не выживут друг без друга! Она нужна ему точно так же, как он ей. От этой мысли ей стало легче. Она опустилась перед ним на корточки.

– Попей. Пожалуйста. Пару глотков.

Грэг хотел что-то выкрикнуть, но пересохшее горло оказалось сильней. Он приложился к фляге.

– Я посмотрю голову, – прошептала Анна. – Надо смыть кровь…

Она привстала, осмотрела его голову.

– Я убью тебя… – он сказал это по инерции, в словах, перешедших в стон, не было силы.

Она намочила платок, осторожно стерла кровь, снова намочила ткань, приложила к ободранной коже черепа. Визуально серьезного повреждения не было, доска лишь содрала кожу, но кто знает, нет ли сотрясения? Она стояла над сидящим Грэгом, держа руку прижатой к его голове. Казалось, она передает ему тепло своих чувств, компенсируя отсутствие бинта, йода, обезболивающего. Он пробормотал что-то еще – жалкие остатки злобы, но тихо и неразборчиво. Она погладила его по плечу.

– Убери руку, – проворчал он, но не сделал попытки увернуться, когда она продолжила гладить его по спине и затылку.

Приглушенный звук поблизости вынудил ее выпрямиться, посмотреть по сторонам. Она подумала, что видит шатуна, что было некстати, но через секунду поняла, что эти трое в полном порядке. Они медленно шли по улице в сторону Анны и Грэга. И они были вооружены. У одного, здорового и мрачного, в руках было ружье, второй, с черной бородой, держал пистолет, третий, с громадной проплешиной на голове, шел с арбалетом.

Анна пригнулась, и ее лицо оказалось вровень с лицом Грэга. Он хотел заорать, но она прикрыла ему рот рукой.

– Там трое… с оружием.

Грэг поморщился, тихо застонав, попытался встать. Сначала Анна сдавила его плечо, удерживая на месте, но поняла, что троица заметит их, поравнявшись с участком. Укрыться в доме они не успевали – крыльцо вот-вот окажется в поле зрения троицы. По этой же причине отпадала попытка прошмыгнуть за угол дома.

Анна потянула Грэга ближе к улице – так их закроет кустарник. Если лечь на землю и если им повезет… Грэг снова застонал.

– Тише…

С опозданием она догадалась, что ружье осталось в траве. В открытом противостоянии это ничего не решало – трое вооруженных, но кто знает, как они поступят, если противник начнет отстреливаться? Может, пройдут мимо?

Они легли в траву, замерли. Стояла тишина, никого не было видно, и Анне показалось, что она ошиблась. Что-то похожее отразилось на лице Грэга, и на всякий случай она приложила к его губам ладонь. Она держала руку на его лице, когда сквозь ветви зарослей заметила одного из вооруженных. В просвете показалось его лицо. Бородатый. Правее от него шел Лысый. Каждый из них осматривал дворы, дома, улицу.

Кого они ищут?

– Глухо, – подал голос кто-то из троицы. – Нет тут никого.

– Тихо!

Троица замерла, как если бы они что-то услышали. Они не дошли до участка, где находились Анна и Грэг, шагов десять. Пауза длилась недолго, но Анна вся взмокла, с трудом оставаясь неподвижной. Капля пота стекла со лба в глаз, Анна заморгала, прогоняя щиплющее ощущение.

Троица пришла в движение. Они поравнялись с укрытием замершей пары, и Анна вновь увидела лицо Чернобородого. Секунду казалось, что он смотрит ей в глаза, затем он отвернулся, чтобы изучить противоположный участок. Она бесшумно выдохнула. В следующее мгновение страх с новой силой сжал ее. Она узнала Чернобородого! Один из той парочки, что устроила засаду на железнодорожном переезде, а после нападения на стариков преследовала Анну, Грэга, Ивана и Еву! Они шли за беглецами по пятам?

Она догадалась: они слышали крики Грэга! Стал понятен их напряженный вид, медленное продвижение с тщательным осмотром улицы. Захотелось уткнуться лицом в траву, и лишь страх, что это породит какой-нибудь шорох, вынудил Анну не двигаться. Троица прошла мимо, но удалялись они так медленно, что с тем же успехом могли стоять на одном месте, перекидываясь репликами. Анна ощутила взгляд Грэга, повернула к нему голову. Он был зол, напуган, в глазах застыл вопрос.

Анна медленно поднялась на локти и колени. Ничего не произошло. Она не слышала троицу, никого не видела сквозь просветы в кустах. Она выпрямилась, стоя на коленях. Вытянула шею.

Улица выглядела пустынной, и Анна встала в полный рост.

– Что там? – спросил Грэг.

Он неуклюже поднялся, вставая рядом, и в этот момент Анна заметила, что троица возвращается. Она отпихнула Грэга, отпрянула сама, но уверенности, что ее не заметили, не было.

– Быстрее в дом, – сказала она.

Арни показалось, что услышал крик, когда они присели пообедать. Задний дворик дома выглядел уединенно, сквозь пробоины в стенах просматривалась улица. Каждый – и Лысый, и Борода – развернули свой собственный паек. Сидели рядом, но каждый вел себя отстраненно. Арни задумчиво смотрел перед собой в одну точку. Лысый искоса следил за партнерами по охоте. Борода все внимание уделял еде – жевал тщательно, наслаждаясь, забыв о внешнем мире.

Арни был приближенным Волка, и его опасались, держась на расстоянии, но не только поэтому. Арни бывал часто погружен в себя, редко развлекался с новыми женщинами, по большей части молчал, высказываясь лишь по просьбе Волка. Не считая своих габаритов и здоровья, казалось, он меньше всего подходил для своей теперешней жизненной роли, при этом он не выглядел мягким, но его жестокость была какой-то упорядоченной, продуманной, его темная сторона находилась в крепкой узде, и управлял ею сам Арни – не его инстинкты, соблазны и обычная выгода. Во многом он превосходил Волка, и лишь отсутствие честолюбия, страсти стать первым сделало его правой рукой главаря. Аскетизм – вот что было подоплекой в большинстве его действий. Он даже питался гораздо скромнее своих напарников: сейчас его обед состоял из сухарей и паштета в крохотной – в его руках – баночке.

Он повернул голову в сторону центральной улицы деревни.

– Кто-то кричал, – Арни говорил тихо, лениво, выражение его лица не изменилось, но он свернул еду и засунул в рюкзак. – Пошли.

Борода, увлеченный едой, ничего не понял. Когда Арни встал, забросив рюкзак за спину, Борода вопросительно на него посмотрел. Лысый, прищурившись, глянул по сторонам.

– Я ничего не слышал.

Арни перехватил винтовку.

– Я слышал.

Лысый привстал.

– Может, послышалось? – ему очень не хотелось прерывать еду. – Тихо вроде…

– Может, послышалось. Проверить надо. Если это не те, кого мы ищем… Приведем назад кого-нибудь другого. Лучше, чем ничего. Волк смягчится.

Борода с сожалением посмотрел на консервированные сардины, быстро уложил их назад. Лысый невнятно выругался. Арни даже не посмотрел на него – он уже шел через полуразрушенный дом к улице. С опозданием напарники присоединились к нему, пристроившись по бокам и чуть сзади.

Они прошли по центральной улице, вглядываясь в дома, дворы и переулки. Их «железные кони» – мотоциклы – находились в рощице возле трассы. Гул их двигателей был негодным помощником в охоте за группой, в которую входила беременная, и Арни приказал оставить технику, как только они выехали на трассу из города. Они проигрывали в расстоянии и скорости, но выигрывали в силе и эффективности – извечное равновесие. Впрочем, как только они обследуют группу деревень возле трассы, возможно, логичней будет преодолеть на мотоциклах определенный участок трассы в южном направлении.

В какой-то момент Арни показалось, что он уловил какой-то шорох. Все трое замерли, но вскоре двинулись дальше. Приблизился конец деревни, после которой тянулась соседняя, но что-то, возможно, интуиция, потребовало от Арни вернуться и проверить все заново. Пройти по задним дворам – пустить парней по обеим сторонам, самому остаться на улице. Если здесь кто-то кричал, этот кто-то вряд ли находился в соседней деревне, наверняка где-то на пройденном участке.

Арни остановился, глядя назад, высказал свои соображения. Борода остался равнодушным, Лысый, который рассчитывал продолжить обед, был недоволен. Для Арни его недовольство значило не больше спрятавшегося за облака солнца. Светит оно или нет, температура все равно примерно одинаковая.

Они двинулись назад, и внезапно Арни померещилось какое-то движение, впереди по правую руку. Он видел чью-то голову? Какие-то доли секунды – слишком мало, чтобы сказать наверняка. Арни уже хотел отправить напарников на задние дворы, но все изменилось.

– За мной, – он двинулся вперед, через пару шагов перейдя на бег.

Он бежал бесшумно, удаляясь от помощников, и Лысый поразился, как подобная махина может перемещаться с такой легкостью. Таким Лысый его еще не знал – не довелось наблюдать. Борода, несмотря на габариты, обогнал Лысого, но двигался он неуклюже, с надрывом.

Арни остановился, и они нагнали его. Он рассматривал ничем не примечательный, плохо сохранившийся дом, и пауза затягивалась. Лысый не выдержал, тихо проговорил:

– А че тут? – он поднял арбалет.

Арни ответил не сразу:

– Когда мы проходили здесь… в дверном проеме… было пусто.

Теперь дверной проем наполовину – нижняя часть, не больше метра – загораживала покореженная дверь. Ее положили на ребро изнутри.

Анна едва не закричала от ужаса. Она с трудом разобрала слова здоровяка из троицы, но смысл был понятен: их обнаружили. Она была готова проклясть себя за то, что, увидев внутри входную дверь, валявшуюся на дырявом полу, прикрыла дверной проем.

Возможно, бандиты все равно попытались бы зайти в дом, но так она лишила себя и Грэга даже призрачного шанса остаться незамеченными. Ей не хватило лишь немного хладнокровия!

Увидев, что троица по какой-то причине возвращается, Анна не должна была прятаться с Грэгом именно в этом доме. Нужно было рискнуть и пробраться дальше. Но паника при мысли, что их заметили, швырнула ее, как ветер бабочку. Она лишь сообразила сделать крюк на угол дома и схватить ружье. Грэг стонал, перемещаясь как пьяный, и на его помощь рассчитывать не приходилось.

Когда они прикрыли дверной проем и замерли в комнате рядом с прихожей, время потянулось так медленно, что Анна почувствовала изнеможение. После этой противоестественной паузы звук шагов снаружи хлестнул ее обжигающей плетью. Грэг попытался отобрать у нее ружье, но она не позволила. Она опустилась на одно колено, направила дуло в дверной проем.

И снова долгая, садистская тишина. Анне померещился шорох на заднем дворе – благо нигде не было стекла, и все звуки свободно проникали в дом. Она хотела обернуться к задним окнам, уверенная, что дом окружают, но снаружи заговорили, и она поняла, что троица выжидала. Последние сомнения в том, что их нашли, исчезли.

Паника вновь толкала ее на какие-то действия, Анна осталась неподвижной лишь потому, что бежать было некуда. Стоит выскочить на задний двор, их услышат, и на открытом пространстве, особенно из-за состояния Грэга, их шансы станут минимальными. В доме надежда оставалась. Вопрос был лишь в том, насколько важно банде захватить парочку людей, вооруженных и готовых отстреливаться. Готовы они рисковать жизнью, штурмуя дом?

Мягкий шорох шагов подтвердил ожидаемое развитие событий: кто-то, возможно, сразу двое, шли к дверному проему. Анна почувствовала слабость – она едва не выронила ружье. Руки заколотились, сердце полезло куда-то к горлу, на лбу выступила испарина. Мелькнула мысль – Анна уже думала об этом несколько минут назад – закричать, предупреждая, что в доме вооруженные люди и они не собираются сдаваться. Быть может, это отпугнет банду, они отступят. С горечью и ужасом она осознала, что надо стрелять без предупреждения, как только кто-то покажется в поле зрения. Анна прислонилась плечом к дверному косяку, едва уловимые шаги приближались.

И тут ей помог Грэг. Он вновь попытался забрать у нее ружье, она сжала руки, возвращая хоть какую-то концентрацию, в следующее мгновение увидела плечо, руку, лицо Чернобородого. Рядом с ним появился Здоровяк.

Пуля выбила кусок щепы в дверном косяке. Здоровяк схватил Бороду за плечо, рывком убрал его из поля зрения Анны, и следующая пуля через дверной проем сотрясла кустарник на улице. Останься Борода на месте, Анна подстрелила бы его. От понимания этого у нее сперло дыхание, она выпустила ружье, как будто оно стало горячим, но тут же подхватила его.

– Эй, кретины! Не стрелять! Мы вам ничего не сделаем!

Анна не видела, кто кричал, но была уверена, что это Борода – сквозь гнев прорывалась истерия едва не погибшего человека.

– Уходите! – Анна выкрикнула прежде, чем обдумала ответ. – Уходите, у нас ружье!

Пауза – в реальности не больше трех секунд – показалась минутной. Они услышали другой голос – спокойный и уверенный, голос здоровяка:

– Мы ищем женщину с животом. Беременную. Мы ей ничего не сделаем.

– Пошел ты… – голос Грэга был слаб, но его наверняка слышали.

Анна поспешила исправить ситуацию:

– Ее нет! Она ушла! С мужем! С нами их больше нет!

Здоровяк какое-то время молчал:

– Не бойтесь! Она нам нужна! Мы хотим… защитить ее! Хотите – пойдете с нами. Нет – просто отпустите ее.

– Ее тут нет! – в голосе Анны появились истерические нотки. – Это правда!

Слова вызвали недовольство Бороды:

– Хватит заливать, ты… стерва! С тобой по-хорошему говорят!

Скорее всего, его осадил Здоровяк, заговорил сам:

– Откуда нам знать, что это правда?

– Нас тут двое! – выкрикнул Грэг, поморщившись.

Пауза. И снова Здоровяк:

– Давайте проверим! Кто-нибудь, без оружия, зайдет к вам. И проверит!

Грэг прошептал:

– Лжет, гнида…

– Согласны?

– Нет! – крикнула Анна. – Уходите! Я вам не верю! Вы убьете нас! Или сделаете рабами.

– Нам нужна только беременная!

Анна не ответила, ее трясло. Было ясно: от них не отстанут. Быть может, троица искала в первую очередь Еву, но другая женщина, пусть и без живота, им тоже пригодится. Развлечься, рабский труд, да мало ли что у этих сволочей на уме?

Здоровяк снова подал голос:

– Подчинитесь! И останетесь живы. Иначе… у вас нет шансов. Нас здесь не трое, гораздо больше. И все вооружены, – пауза. – Так что? Можно зайти посмотреть?

Смутная тень упала на дверной косяк. Анна уперла в плечо приклад ружья, приподняла дуло. Здоровяк осторожно заглянул в дверной проем, помахал руками.

– Нет! – Анна пыталась унять дрожь в руках. – Не входи!

Приподняв дуло – сейчас она точно не хотела убивать, – Анна вдавила спусковой крючок. Здоровяк исчез вместе с грохотом выстрела. Заорал Борода:

– Стерва! Ты пожалеешь!

И Здоровяк:

– Зря! Очень зря!

Анна переглянулась с Грэгом и беззвучно заплакала.

Лишь один раз Ева поймала себя на мысли, что, возможно, бегство было ошибкой и нужно было остаться – хотя бы родить ребенка, если не повезет и Иван не сможет отыскать ее сам. Она отогнала эту мысль, но само ее появление оставило неприятный осадок.

К этому моменту она устала. Было максимум три-четыре часа пополудни, сонливость еще не проявляла себя, усталость была психологической, она окопалась не в теле, где-то в душе. Страх хлестал и хлестал, Ева продвигалась медленно, и от этого удары невидимой плетки становились еще болезненней. Она рассматривала не только дома и дворы, она изучала асфальт дороги, бордюры, стволы деревьев. Когда она покидала деревню, легче не становилось. Обочина дороги и заросли вдоль нее тоже требовали внимания.

Ева спешила, изредка узнавая путь, по которому шла вместе с Анной и Грэгом. Она в ужасе отгоняла мысль: что ей делать, когда наступит ночь? Идти?

К вечеру она вновь приблизилась к очередной деревне, где уже была день или два назад. Равнодушное солнце медленно клонилось к горизонту, забирая последние шансы Евы, и, взглянув на него, она разрыдалась, пусть и понимала, что это глупо. Чувство, что Иван так и не выбрался из того ресторана, крепло, а в том, что она не заснет и доберется до города, Ева сомневалась.

Она шла по деревне, подвывая, стирая слезы, и не заметила шатуна. Невысокий, плотный, с длиннющими руками, похожими на клешни краба, он вывалился справа из очередного захламленного двора, неуклюже двигаясь ей наперерез. Он сипел, как будто пытался побороть боль или нес на себе что-то тяжелое, но не этот звук выдал его. Шатун шаркал ногами по земле и, зацепившись за очередную трещину на дороге, выбил асфальтную крошку.

Шорох привлек внимание Евы, и она обнаружила, что шатун находится всего в пяти шагах. Прежде она не могла подпустить кого-то настолько близко – она искала Ивана, рассматривая все, что ее окружало. Даже увидев опасность, она не сразу приняла меры. Глаза шатуна, воспаленные, прожигающие насквозь, парализовали ее. В них плескалась безумие, боль, ярость и… детский страх. Эта странная смесь (как она вообще уловила все это?) не столько пугала, сколько притягивала, а расстояние сокращалось. К ней уже тянулись руки-клешни.

Спасла Еву неловкость шатуна. Его повело влево от нее, совсем немного, этого оказалось достаточно, чтобы она поднырнула у него под рукой и отскочила на пару шагов. Расстроенный неудачей, шатун заревел. Звук хлестнул Еву по ушам, зажмурившись, она побежала прочь. Шагов через двадцать она оглянулась, и Краб удивил ее. Он бежал следом, сокращая расстояние!

Она задыхалась, при таком темпе у нее не было шансов, требовалось укрытие. Слева она увидела дом, там не было двери – чернотой зиял дверной проем, но в доме были низкие окна без стекла. Несмотря на панику, Ева сообразила, что это шанс. Шатун мог двигаться быстро лишь по инерции, только путь без препятствий позволит ему настичь жертву.

Ева побежала влево через двор. Перед самым окном она оглянулась. Ее резкий уход в сторону задержал Краба. Он едва не упал, притормаживая, чтобы изменить курс, теперь он снова двигался неуклюже.

Ева забралась в окно, опустила ноги на изъеденный временем и непогодой пол. Краб, опустив голову, набычившись, вновь набрал скорость. Ева решила, что возьмет его измором. Если даже он протиснется в окно, она уйдет из дома через дверной проем. Если он вбежит в дом, у нее будет время выбраться через окно наружу.

Краб снова удивил ее. Не снижая темпа, он побежал прямо на нее, вынудив отступить от окна вглубь дома, и ударился всей массой о стену под окном. В последний момент его повело влево, и лицом он впечатался в оконную раму. Дом тряхнуло, как от удара автомобиля. Брызнула кровь – Краб распорол лоб и щеку, один глаз сразу заплыл. Он взревел и… пытаясь длинной рукой дотянуться до застывшей и такой близкой Евы, ударился снова. Второй удар свалил его. Выкрикивая что-то нечленораздельное, он кое-как встал, пытаясь сфокусировать взгляд единственного покрасневшего глаза, подался к окну, просунул обе руки в оконный проем, но на большее сил у него не хватило. Он не сдавался, продолжив реветь и дергаться, как эпилептик, в тщетной попытке дотянуться до жертвы. Кровь пузырилась на губах, он плевался красным, глаз вытекал. Ева могла уйти через дверь, но была вероятность, что Краб последует за ней. Надежней было ждать, но для этого она была вынуждена контролировать его – то есть смотреть.

Когда шатун ослаб и повалился на землю, хрипя, из последних сил сражаясь за жизнь, Ева опустилась на пол и заплакала, не в силах сдержаться. Даже страх, что она незаметно уснет, не мог остановить жгучие, как кислота, слезы.