– Ну и как вы объясните всю эту чертовщину?
– Именно что чертовщину. – Человек потер пальцами виски.
К этому жесту – боже-мой-как-я-устал-от-чужой-тупости – генерал-майор Весин привык и не обращал на него внимания. Но иногда случалось так, что он действительно чувствовал себя непроходимым тупицей, не способным понять элементарных вещей. Тогда кажущееся превосходство собеседника вызывало раздражение. И приходилось напоминать себе, что тот при всем своем уме все-таки проиграл. Сейчас была как раз такая ситуация.
Весин подавил раздражение, но заговорил более напористо, даже чуть зло:
– Слушайте, Игорь Юрьевич, не начинайте все с начала. Мне нужны объяснения, внятные объяснения, а не мистика.
– Николай Степанович, я уже много раз говорил вам, что «внятных объяснений», которых требуете вы, у меня нет и не может быть. Вы своими материальными лапами влезли в очень тонкую сферу. И вы еще удивляетесь, почему потерпели неудачу?
Он опять за свое! Как взялся с самого начала сбивать с толку всякой метафизикой, так и продолжает в том же духе. И, к сожалению, верит в то, о чем говорит. Шизофреник, самый настоящий. Однако, шизофреник или нет, но Игорь Юрьевич Смольников – единственный человек, который может хоть как-то объяснить, почему сорвалась продуманная, поминутно рассчитанная операция. Куда делся Зверь? Где хотя бы его тело?
– Каким образом ваш исполнитель это устроил?
– Господин министр, – Смольников упорно цеплялся за остатки былого высокомерия, – я не знаю ситуации в подробностях. Все, что вы изволили рассказать, сводится к трем фактам: Олег исчез, дом сгорел, священник умудрился сбежать.
– Я, знаете ли, не веду по этому делу никакой письменной документации, – генерал-майор сдержался и не стал копировать снисходительный тон собеседника, – что именно вас интересует? Спрашивайте.
– Священник.
– Добрался до ближайшего полицейского поста. Выглядел ужасно, но говорил вполне связно, хотя и нес какой-то бред. Так показалось дежурному. Разумеется, в указанное место выслали опергруппу. Слава богу, что осназ к тому времени закончил все дела и убрался от пожарища.
– Ну богу не богу, однако здесь вам действительно повезло. Какой именно бред нес священник? Что он рассказывал?
«А что, по-твоему, он мог рассказать?» – Николай Степанович мысленно скрипнул зубами.
– Большую часть вы знаете и так. Его похитил и держал на какой-то лесной даче убийца-сатанист. Священник даже имя назвал: Зверь Олег Михайлович. Этот ваш исполнитель, он что, совсем кретин? Зачем он представился?
– Я не всегда знаю, что и зачем делает Олег. Но, обратите внимание, обычно то, что он делает, дает положительные результаты.
– Сомневаюсь, – хмыкнул генерал-майор, – вряд ли он планировал то, что получилось. Жертва оказалась вашему исполнителю не по зубам.
– Да? – Ирония в голосе Смольникова была вполне искренней. – Вы забыли, наверное, что, окажись жертва «по зубам», Олег попал бы в очень неприятную ситуацию. А так… – Игорь Юрьевич развел руками. – Сорвались не его планы, а ваши.
– Наши, – Весин позволил себе вежливую улыбку, – наши планы, господин Магистр.
Каждый раз, когда Смольникова удавалось поставить на место, Николай Степанович переживал коротенькое мгновение радости. И это при том, что оба прекрасно понимали, кто из них победил, а кто лишь отчаянно цепляется за последние позиции.
– Хорошо, – покорно кивнул Игорь Юрьевич, – наши планы. Продолжайте, пожалуйста. Что именно предприняла жертва?
Опять смена ролей. Но сейчас наблюдать за Магистром даже забавно. Николай Степанович сделал паузу, вспоминая детали:
– Отец Алексий устроил в доме короткое замыкание и пожар. Убийца, желая сохранить свою жертву в целости, кинулся вытаскивать его из комнаты. И подставился. – Право же, некоторые подробности вспоминать совсем не хотелось, они не вписывались в привычную реальность. – Самое странное, – Весин на мгновение сжал губы, – даже, я бы сказал, самое дикое: священник утверждает, что убивал Зверя трижды. В третий раз он пробил ему череп монтировкой и основательно переломал все кости.
– Священник, – Магистр восхищенно покачал головой, – я не отказался бы от такого боевика.
– Он и был когда-то боевиком, – сообщил генерал-майор, – служил в «Скифе».
– Это отряд десанта с «Маршала Сталина»?
– Именно. Вам, Игорь Юрьевич, следовало бы повнимательнее выбирать жертву.
– Отец Алексий интересовал меня в первую очередь как человек, заработавший определенную известность. Он всего за…
– Будьте любезны не перебивать, – рявкнул Весин. И Магистр заткнулся, словно его выключили.
– Священник оставил труп Зверя в комнате на втором этаже. Двери он запер на ключ. К приезду опергруппы второго этажа в доме просто не было. Выгорел начисто. Но какие-то останки должны были найти – не полиция, так осназ. Хотя бы обломки костей.
– Не нашли?
– Ничего не нашли. Я не знаю, какой из отца Алексия священник, но убивать он, как вы понимаете, умеет. И если он говорит, что оставил труп, заметьте, труп, а не тело в бессознательном состоянии, значит, так оно и есть.
– М-да, – Смольников вздохнул и достал сигареты, – теперь я понимаю, что вас смущает.
Николай Степанович удержался от смеха. Даже не улыбнулся. «Смущает»! Да Смольников просто мастер смягчать выражения.
Его собеседник прикурил, глубоко затянулся, выдохнул в потолок тонкую струйку дыма:
– Помнится, я посоветовал вам, Николай Степанович, запросить из Екатеринбурга информацию по убийствам за последние трое суток.
– Да, – согласился генерал-майор, чуть морщась от табачного запаха, – и я даже последовал вашему совету.
– Неужели?
Он как-то слишком осмелел всего за несколько дней. Надеется на что-то? Или… на кого-то? Ждет Зверя? Ну так не он один его ждет. Все, кому надо, жаждут с экзекутором увидеться.
– Список убийств вы тоже будете зачитывать наизусть? – поинтересовался Смольников, включая дымоуловитель.
– Как раз его не буду, – Николай Степанович побарабанил пальцами по папке на столе, – здесь распечатка.
– Позвольте ознакомиться.
Николай Степанович вытащил отпечатанный листок:
– Пожалуйста. Здесь имена, адреса, способ убийства. Думаю, разберетесь.
– Надеюсь, – Магистр чуть повернул лампу, надел очки и углубился в чтение.
Генерал откинулся на спинку кресла. Молча ждал. Смотрел в окно.
Там, снаружи, уже поздний вечер. Темно. Пахнет сиренью, но запах этот можно почувствовать, только отправившись на прогулку. Где взять время на подобную ерунду? А здесь настольная лампа освещает лишь стол с пластиной «секретаря», да самым краем касается световой круг человеческих лиц. Наверное, обычно в этом кабинете очень уютно. Тяжелая мебель, темные стены, высокие шкафы с книгами – все внушает покой и некое умиротворение.
Приятное место. Николай Степанович не возражал бы и свой кабинет обставить в таком же стиле. Если верить Смольникову, обстановку подбирал все тот же Зверь. И его же рукой выполнен портрет Магистра, что смотрит со стены. Смотрит внимательно. Мудро. Чуть устало.
Мастерская работа. Весин не разбирался в живописи, но этот портрет нравился ему, несмотря на то, что отношения с оригиналом не заладились с самого начала. Зверь, надо полагать, трепетно относится к своему наставнику, если сумел разглядеть в холодном, почти змеином взгляде Смольникова доброту и любовь.
Игорь Юрьевич отвлекся от чтения, потянулся стряхнуть пепел. Дымоуловитель явно не справлялся с задачами. Или Магистр издевается, зная, что Весин терпеть не может табачной вони?
Да, здесь было бы уютно, если бы не напряжение, что ощущалось почти физически. Казалось, стоит поднять что-нибудь металлическое, нож или вязальную спицу, тут же затрещат, разбрызгиваясь в воздухе, синие искры. Спице, впрочем, взяться неоткуда. Что до ножей, то на специальной подставке лежит странного вида кинжал, но он, кажется, каменный. Ритуальный, надо полагать. Дикость какая все-таки.
Смольников докурил. И почти тут же кивнул:
– Да вот же оно! Рылины, Вероника Романовна и Георгий Иосифович.
– Вы уверены? – уточнил генерал-майор.
– Абсолютно. Олег жил в соседней квартире. И способ убийства: у обоих сломаны шеи. Мальчик любит иногда развлечься таким образом.
– Он у вас вообще ничего не боится?
Магистр слегка удивился. Покачал головой:
– Он, заметьте, знал, что исчезнет из города. И исчез. От того, что вы теперь в курсе, кто убийца, ничего не изменится.
Два трупа. Весин понял наконец, о чем говорил собеседник. Поверить – нет, не смог. В такое поверить трудно. Но хотя бы понял – уже хорошо.
– Вы хотите сказать, – уточнил он на всякий случай, – что здесь получилось то самое… как вы это назвали?
– Не я – Олег. Он называл это «посмертный дар», – Игорь Юрьевич удовлетворенно хмыкнул, – да. Теперь мы с вами знаем, что две жизни у него в запасе были. Видимо, нашлась еще одна, как минимум одна, если святой отец утверждает, что убивал трижды.
– Бред какой-то. – Николай Степанович раздраженно выпрямился в кресле. Магистр окончательно свернул в область метафизики, теперь от него внятных объяснений не дождаться. – Ладно, что, по-вашему, Зверь будет делать сейчас?
– Это зависит от того, сколько жизней у него осталось. Если ни одной – убивать.
– Значит, есть шанс вычислить его по убийствам за ближайшие несколько дней.
– Именно шанс, а не возможность.
– Это я, Игорь Юрьевич, понимаю и без ваших комментариев, – черт бы побрал всех сатанистов, особенно сумасшедших, – а если у него, как вы выражаетесь, «в запасе» есть другие… гм, жизни?
– Тогда он спрячется.
– И от вас тоже?
– А это будет зависеть от того, видел ли он осназ. – Смольников снял очки, убрал их в футляр и устало потер переносицу. – Если видел… сами понимаете, верить мне он больше не сможет.
– Месть?
– Нет. Это не в духе Олега. Он, знаете ли, больше прагматик, чем романтик. Хотя, конечно, не лишен некоторого романтизма. Такого… весьма своеобразного.
– Сломанные шеи?
– Да. Что-то в этом роде.
– Вы уверены, что он не захочет отомстить?
– Абсолютно. Это один из немногих моментов, о которых я могу судить с полной уверенностью. Не так он воспитан.
– Лучше бы вы воспитывали его по-человечески.
Смольников положил локти на стол, оперся подбородком на руки и посмотрел на генерала с нескрываемой насмешкой:
– Вы так считаете? Но ведь тогда он не был бы Зверем. Вам кто нужен, Николай Степанович, сверхординарный экзекутор или цирковой гипнотизер?
– Он мне именно нужен, – сухо напомнил Весин, – он сам, а не рассказы о его неординарности. Если бы он пришел мстить, я знал хотя бы, где его ожидать.
– Именно поэтому мстить он не пойдет.
– Как он обычно прячется?
– Как угодно. – Насмешка исчезла, теперь в голосе Смольникова послышалось что-то вроде гордости. Так всегда бывало, когда Магистр начинал говорить о самом Звере, а не о том, как бы половчее изловить его. – Я ведь рассказывал вам. У Олега нет внешности, нет привычек, кроме привычки убивать, но уж с ней-то он как-нибудь справится, у него нет своей манеры поведения, нет голоса, нет даже своей походки. Он весь фальшив. Насквозь. Он может быть студентом, грузчиком, художником, инженером, богатым бездельником…
– Кстати, его банковские счета…
– Забудьте. При желании он сделает своим любой счет в любом банке.
– Слушайте, Магистр. – Весин понял, что еще немного – и он взорвется. Генерал-майор терпеть не мог тупости. Он не уставал от нее – он ее ненавидел. – Вы допускали в работе со Зверем преступную халатность, понимаете вы это?
– Нет, это вы слушайте, министр… – Смольников приподнялся, опираясь руками на стол. – Вы меня, конечно, взяли крепко, но если уж требовали моих советов, вам следовало бы и прислушиваться к тому, что я говорю. – Он упал обратно в кресло, раздраженно забарабанил пальцами по столешнице. – Я с самого начала предупреждал вас, что Олега нельзя заставить. Его можно купить. Он продается, понимаете? Заключает бессрочный контракт с правом разрыва его в любое удобное для себя время. Я предлагал вам договориться с ним. Это решило бы все проблемы. Зверь честен, пока ему платят. Так нет же, вам захотелось гарантий. Доказательств, которыми вы могли бы удерживать его на поводке. И что в итоге? Вы потеряли его. И я по вашей милости могу его потерять!
Он еще смеет предъявлять претензии…
– По моей милости, – процедил генерал, не столько разозлившись, сколько удивленный выходкой собеседника, – вы пока еще сидите в своем кабинете и пользуетесь теми благами цивилизации, которые недоступны простым смертным.
– Кретин! – взвыл Магистр, хватаясь за голову, – Господи, самодовольный, упертый кретин! Вы просто не в состоянии понять, что именно давал мне Олег. Блага цивилизации могут катиться ко всем чертям. Он, убивая, умел поделиться Силой! Силой! Это понятие вообще доступно вашему закостеневшему мозгу? Вы знаете, сколько мне лет?
– Представьте себе, – ничуть не впечатленный взрывом эмоций, Николай Степанович дотянулся через стол и забрал распечатку.
– И вы видите, на сколько я выгляжу?
– Значительно моложе. Да, я помню, что косметические операции здесь ни при чем, что молодость ваша – дело рук исключительно Зверя, я все это помню. – Весин терпеливо вздохнул. – Игорь Юрьевич, возьмите себя в руки и постарайтесь впредь выбирать выражения. Пока Зверь жив, он для нас не потерян. И чем меньше вы будете паниковать, тем раньше мы его разыщем и пригласим к сотрудничеству. Какие гарантии его устроят?
Магистр как ждал этого вопроса, ответил без раздумий, чуть мстительно и все еще раздраженно:
– Вам придется поучаствовать в одной из церемоний.
«Что?!»
Николай Степанович застыл с распечаткой в одной руке и полуоткрытой папкой в другой:
– В смысле, – он закрыл папку, так и не убрав туда бумагу, – я должен буду стать соучастником в ритуальном убийстве?
– Именно. Если вам понравится, Олег будет с вами работать.
Сама мысль о подобной нелепости должна была рассмешить. Не смешила почему-то. Генерал милиции, министр внутренних дел вместе с толпой одуревших от крови психов любуется пытками и смертью. Бред. Никакой Зверь, кем бы он ни был, такого не стоит.
Или все-таки…
– А если мне не понравится?
Смольников пожал плечами:
– Там, знаете ли, выбирать не приходится. Те, кому не нравится, умирают тут же.
– Вы вообще понимаете, что сейчас сказали?
– Я понимаю, – Магистр на глазах обретал прежнюю уверенность, – вы сами отказались от возможности договориться с Олегом по-доброму. Теперь условия будут именно такими, уж вы мне поверьте. Между прочим, это даст вам те самые доказательства, за которыми вы охотились. Но и у Олега, сами понимаете, будет что рассказать о вас.
– Он ничего не сможет доказать.
«О чем ты вообще говоришь?! Ты ведь не собираешься…»
– В таком случае что вас смущает? – Смольников вновь улыбался. – Боитесь умереть? Не бойтесь, вам церемония понравится. Вы из тех, кому не может не понравиться.
– Ладно, Игорь Юрьевич, это мы обговорим, когда Зверь найдется, – Николай Степанович покачал головой и все-таки убрал распечатку, – пока ваша задача регулярно выходить с ним на связь. Если он ответит – все в порядке. Если нет, что ж, будем искать. Я правильно понимаю, что в армии, полиции и прочих силовых структурах с жесткой вертикальной системой нужно искать в последнюю очередь?
– Правильно. Олег скорее даст себя убить, чем будет выполнять приказы.
– Хоть какая-то конкретная информация. – Весин тяжело встал из кресла. Ну и вечерок – за неделю работы устаешь меньше. – Ладно уж, Игорь Юрьевич, спасибо и на том.
– Я дал вам массу конкретной информации!
– А я дал вам возможность жить долго и счастливо. Полагаю, мы квиты. До свидания.
Нехорошо многовластье: один да будет властитель.
Аристотель
Айрат оставил робота надраивать двухметровый участок плаца и подошел к Азату:
– Посмотри, это и есть Ландау?
Азат тоже отпустил своего робота. Прищурился, глянув в указанном направлении:
– К Тихому идет. Айда, пошли послушаем.
Дежурный офицер посматривал в окно. Группа, присланная вчера с Земли, из российских учебных частей, исправно чистила плац. Курсант Ландау и пара его «ординарцев» уже затеяли разговор с одним из трех новоприбывших русских. Что ж, этого следовало ожидать: Ландау очень ревниво относится к своему лидерству, и первым делом он должен был объяснить новичкам, кто хозяин в лагере.
В обычные обязанности дежурных вменялось пресечение конфликтов между новобранцами, но это подразделение было экспериментальным, и вмешательство должно было сводиться к минимуму. До тех пор, пока курсанты не начнут друг друга калечить, им предоставлялась полная свобода в установлении взаимоотношений.
– Ты, косоглазый, – Отто Ландау с ног до головы оглядел Азамата, – сгоняй на кухню за водой. Одна нога здесь, другая – там. Пошел!
– А ты кто? – миролюбиво спросил Азамат, останавливая своего робота. Глаза у него были большие, чуть наивные. Он и спрашивал-то исключительно из-за непонимания ситуации. – Мне сказали плац чистить. Офицер сказал. Ты ведь не офицер.
Курсанты сдержано усмехнулись.
– Ты не понял, косоглазый. – Тон Ландау стал холоднее. – Я говорю – ты делаешь. И не пахнешь без разрешения.
Он сам понять не успел, как случилось, что одна его рука поднята вверх и чьи-то жесткие пальцы отгибают мизинец. Больно было. Тонкие косточки ощутимо похрустывали, до звона натянулись сухожилия:
– Слушай, белый человек, – вежливо сказали откуда-то снизу, – пальцев у тебя всего десять, так что сейчас ты отваливаешь отсюда, ведешь себя хорошо – и мы живем мирно.
На лице Азамата было написано искреннее изумление. Старший курсант Ландау приподнялся на цыпочки от боли, замер, боясь пошевелиться.
– Иди, – сказал голос снизу. И боль отпустила. – Еще раз рыпнешься, я тебе не только пальцы переломаю. Трех танкистов еще никто не задевал, и тебе первым не быть.
– Ты бы не наглел, косоглазый, – пробормотал Ландау, потирая ноющий мизинец.
Сейчас он видел того, кто провел безотказный болевой захват. Большой, широкий парень. Один из трех прибывших вчера татар. Действительно большой и действительно широкий. Как так вышло, что эти трое оказались на базе всего через три месяца службы в учебке? Чем они так хороши?
Чем они лучше?
– Ты, Тихий, что, безрукий? – сердито спросил Айрат у задумчивого Азамата. – Почему сам так не сделал?
– Я не понял, – честно признался парень. – Он говорит, сходи за водой. Я смотрю, вроде не офицер. Ну и спросил. А ему, видишь, не понравилось.
– Тебе про Ландау мало рассказывали? – рыкнул Айрат.
– Да кто ж их здесь поймет, – Азамат нахмурился, – ладно, спасибо. Главное, чтобы у нас из-за этого неприятностей не было.
– Не будет! – подоспевший Азат махнул рукой. – Формально мы правы. Ландау здесь официальный нацик, а мы будем оппозицией.
– Ага. «Три танкиста», – скептически пробормотал Азамат.
– Между прочим, у нас в личных делах так и написано. У всех. Мы трое – единственные, кто на армейку с правами четырех стихий пришел.
– А ты откуда знаешь?
– Я много чего знаю, – Азат подмигнул, – я обаятельный и любопытный. В сочетании страшная получается вещь.
Дежурный офицер погасил окурок в медной пепельнице и снова склонился над бумагами. «Три танкиста», как и предсказывалось, проявили себя с лучшей стороны. Надо будет отметить в рапорте, что практика совместной службы курсантов, связанных родственными или дружескими отношениями, совсем не так порочна, как принято думать. Во всяком случае, для данного рода войск.
Это была перспективная группа. Перспективная и экспериментальная. Колонизация планет вообще не сахар, но Раптор обещал стать чем-то особенным. Так что готовились соответственно. Неизвестно, в чью светлую голову пришла мысль собрать в одной роте всех новобранцев с высшим образованием, но идея такая появилась и начала воплощаться.
Разумеется, таинственная светлая голова обретет имя сразу, как только окажется, что бойцы экспериментальной роты действительно работают с большей эффективностью и отдачей. Если это случится. Если нет… ну нет так нет. А если вдруг окажется, что межнациональные конфликты, усугубленные образованием, порождают внутри подразделения не здоровую конкуренцию, а исключительно мордобой с последующей госпитализацией, роту расформируют. Еще один провалившийся эксперимент – ничего особенного. В армии постоянно кто-нибудь с чем-нибудь экспериментирует.
Пока же наблюдали.
Противостояние стало очевидным меньше чем за неделю. Группа Ландау и «три танкиста». Девяносто человек курсантов заняли ту или иную сторону, разделившись примерно поровну. Странно, но к Ландау примкнуло большинство новобранцев из России, хотя, казалось бы, они должны поддержать земляков. Лагерь-база № 1 Объединенных военно-космических сил на планете Вероника был настолько далек от Земли, что даже определение «суперэтнос» казалось недостаточным. Земляками могли считаться люди с одного континента, не говоря уже об одной стране.
И тем не менее русские татар не любили, относясь к «танкистам» с великолепным пренебрежением, которое было бы оправданно, не окажись те единственными в нынешнем наборе курсантами, досрочно закончившими учебную часть. Впрочем, трое в одной роте – это очень много.
«Больше, чем нужно», – мрачно делились впечатлениями инструктора. А таинственная светлая голова получала все больше шансов обнародовать свое имя. Потому что конкуренция, здоровая и не очень, имела место быть.
Ландау управлялся со своим окружением почище старого сержанта. Он лидировал по всем показателям, силой дотягивая остальных до собственного уровня. «Танкисты» разделили обязанности лидера на троих. И не уступали. Соревнование шло с переменным успехом. Соревнование во всем. До отбоя работали вместе, вежливо улыбались друг другу, после – мордовали друг друга в туалетах и устраивали «темные» в казармах. Обычное дело. Где-то в таинственном «наверху» рапорты из лагеря № 1 сравнивали с отчетами из других лагерей подготовки. Делали какие-то выводы. И неизменно приказывали продолжать эксперимент. Надо думать, что-то все-таки получалось.