Восьмой рассвет, встреченный у колыбели, растекся по скале розовыми и желтыми красками. Я мрачно взглянула на безоблачное небо и на далекий Харадгар.
Не скажу, что меня тянуло в замок. Во-первых, мьаривтаса там не было. Я не представляла, как смотреть ему в глаза, зная, что увижу в них лишь равнодушие к Дане Торрес и восхищение к мархээарисс. Но возвращаться в двор Севера без привезшего меня правителя ощущалось… вторжением в чужой дом без хозяина.
Во-вторых, дар воды я так и не разбудила. Да и облик даара еще ни разу не приняла – Даримас настаивал на необходимости повременить.
«Ты хочешь выстроить дом, не укрепив основание», – повторял он, напрочь игнорируя, что один раз я дааром уже обернулась.
Думаю, попросту боялся, что я зашибу его хвостом.
Но и на «жизнь» в колыбели не осталось ни сил, ни терпения!
– Может, попробуешь атаковать? Дар тверди проснулся, когда Акха…
Даримас изумленно уставился на меня. Я раздраженно повела плечами.
– Что не так с моим предложением?!
– Я не могу напасть на тебя. Ты – мархээарисс.
Я проглотила нетактичное: «твоему роду точно хуже не станет!» и мягко начала:
– Акха сказал, что первая мархээарисс победила мьаривтаса двора света. Полагаю, это значит, что он ее атаковал.
– Потому что она бросила ему вызов, чтобы доказать право силы.
Я раскинула руки в стороны.
– Я должна бросить тебе вызов, чтобы мы сдвинулись с мертвой точки?!
Мужчина выразительно посмотрел на выжженную поляну. Драха, привезший в колыбель еду и вино два хода луча назад, исцелил землю и корни, и прогалина успела опушиться молодой травой. Но намек был ясен – я толком не справлялась ни с одним даром. О каком противостоянии могла идти речь?
– Тогда давай вернемся в Харадгар. Я запрусь в библиотеке и буду читать про дары, пока не разберусь, как они работают. Если вдруг стану дааром, места хватит развернуться!
Даримас проглотил смешок и наставительно начал:
– Мархээарисс, в твоих руках – могущество. Но эти руки принадлежат неумелому дитя…
Я не стала дослушивать и направилась к тоннелю, запалив огонь на кончиках пальцев. На этот раз вышло сносно – он не гас и не пытался уничтожить все живое вокруг.
Путем проб и ошибок выяснилось, что управлять даром не так уж сложно. Но недостаточно желать результата – важно тщательно отмерить силу. По капле! И не тянуться к тверди, когда возникает желание спалить живьем порядком надоевшего кумхарида.
И то, и другое давалось большим трудом.
В колыбели я прошла к бассейну и присела на каменный борт. Вода едва заметно светилась, и я вспомнила, как с пальцев Акха срывались и разбегались по чаше искры.
Тоска и тревога, которые я давила с его отлета, атаковали вновь. В груди заворочались битые стекла, воздух встал в горле комом. Захотелось выбежать из-под горы и вдохнуть озерную свежесть полной грудью, разорвать стянувшие ее оковы!..
Но оков не было.
Чем дольше мьаривтас отсутствовал, тем сложнее было не думать о том, где он и чем занимается. Я гнала прочь мысль, что он может коротать время в объятиях другой, но продолжала мучить себя яркими образами – лишь бы не думать о том, что за время отсутствия у Акха появился настоящий Узор.
Он снился мне и во снах неизменно уходил, оставляя рыдающей на полу в библиотеке. Это… было больно. Отупляюще, оглушительно. Словно невидимый мучитель раз за разом отрывал от меня куски плоти. Не до конца заполненный колодец в душе отзывался протяжным эхом успевших попасть в его недра чувств. И у каждого было лицо Акха…
И чем громче звучало эхо, тем сильнее я убеждалась – когда мьаривтас вернется, нужно еще раз поговорить с ним. Он ведь сказал в библиотеке, что я – его солнце! Нужно выяснить…
Ироничный голос Харона пронзил виски иглами: что именно?
Я шумно выдохнула.
«Способен ли Акха отделить мархээарисс от Даны Торрес».
Шелестящий издевательский смех стал ответом моей наивности. И другой голос, мой:
«Мархээарисс – не титул, а суть. Роль, выданная роком! Перед тобой открыты все двери! Сотни возможностей! Но ты страдаешь, лишившись навязанного мужчины, который разглядел в тебе солнце из-за временной роли в его жизни! Почему?!».
Глаза защипало, и я зажмурилась. Ужасно хотелось ударить себя по груди, зажав в кулаке мощь тверди, чтобы сердце забилось ровно, а стекла перестали ранить нутро. Чтобы ушла мучительная тоска…
Даримас присел на борт с другой стороны бассейна и коснулся воды. Голубые искры сорвались с его пальцев, метнулись в разные стороны, и вода засветилась ярче. Я погасила огни, всматриваясь в переливчатое мерцание.
Всю жизнь вода была моей стихией. Моим покоем. Я стремилась к ней. Рядом с ней наполнялась силой и освобождалась от тревог. Почему же сейчас она не поддается?!
И, словно отвечая на вопрос, битые стекла снова взрезали нутро. Удивительно, что я до сих пор не кашляю кровью…
– Я не обрету покой в колыбели.
– А где обретешь?
– Сомневаюсь, что обрету его в скором времени в той мере, в какой он необходим, чтобы вода подчинилась.
«Пока не поговорю с Акха – точно не обрету. Никакой».
Я вытерла щеки и отвернулась.
Как же хочется порыдать от души! С надрывом, катаясь по полу…
– Мне жаль, что я потратила твое время, но нам лучше вернуться.
Даримас коснулся моего предплечья, и я вздрогнула от неожиданности – он снова оказался рядом! Но ведь только что сидел в десяти шагах от меня!
– Как ты это делаешь?! Как передвигаешься так быстро?
– Я слышу твой дар и тянусь к нему.
Я кашлянула и отодвинулась от собеседника.
– Почему ты его слышишь, а я – вижу?
– Наши силы разнятся, мархээарисс. Я слышу голос дара. У каждого он свой. Вода журчит и шелестит прибоем, пламя рычит и трещит, твердь отзывается гулом и вздохами…
– А стужа?
– Воет и свистит.
Я натужно сглотнула.
– А… тлен?
Даримас склонил голову набок.
– Шуршит, сухо, неприятно. От его голоса першит в горле. А что видишь ты?
– Шар света. Он бьется в такт сердцу, и от него расходятся нити разных цветов. Полагаю, каждому дару присущ свой цвет. У Драха нити зеленые, а у тебя – голубые и белые.
– А у тебя?
– Красные, зеленые и белые.
Даримас задумчиво хмыкнул и попросил:
– Представь, что среди твоих… нитей есть голубые.
Я послушно вообразила, как по шару в груди пробежала рябь бликов, и клубок голубого света расплелся тонкими волокнами. Понимая, чего кумхарид добивается, вытянула руку над бассейном, позвала воду и открыла один глаз. Попыталась снова. И еще раз.
Ничего не произошло.
– Это бессмысленно. Давай вернемся в Харадгар.
– Твоя воля ведет меня, мархээарисс.
Я злобно зыркнула на едва различимого в темноте Даримаса.
– Скажешь так еще раз, и я заставлю тебя пожалеть.
Мужчина весело засмеялся, но вдруг посерьезнел.
– Могу я попросить тебя о милости?
– Перестать тебе угрожать?
– Не подчиняй неодаренных. Они погибают от голода и жажды, не в силах противиться твоей воле.
– О чем ты…
– Они не могут сдвинуться с места после твоего приказа.
Я попыталась вспомнить, кому и когда приказывала нечто подобное, и взвизгнула:
– Что?!
Мы подъехали к столице Севера, когда солнце коснулось горных вершин.
На протяжении всего пути я с любопытством рассматривала вереницу груженых повозок, рассекавших травяное море. Их было не меньше пары сотен, и последние как раз подъехали ко рву.
– Что происходит?
Даримас остановил кайдахара и указал взглядом на горы, врезающиеся в обрыв – там пролегал нижний путь на равнину.
– Аграу Аристар прислал провиант.
– Вы получаете еду из столицы?
Мужчина кивнул и набросил на голову капюшон.
– Северные города обеспечивают себя пропитанием, но земли вокруг Харадгара не возделываются – здесь слишком часты зимы из-за дара рода Джахар. Столица Севера получает провиант от подданных и мьаритарха.
– Понятно. С первых собираете дань, а со второго?
Даримас посмотрел на меня с немым вопросом. Я махнула рукой на повозки.
– Он вам еду, а вы ему?..
Мужчина озадаченно нахмурился. Я тоже.
– Ну что-то же вы должны дать мьаритарху за еду! Чем платите?
– Аграу Аристар поддерживает провиантом все столицы и города на пустых землях – тех, что не удалось излечить после войны Пепла. Дворы платят защитой мироздания и мощью стяговых дааров. Акха Джахар укрывает пашни Аграу Аристар снегами, когда тем требуется отдых. Я отворачиваю реки от равнин двора Запада. Мархэ Дар восстанавливает лесные пограничья пустынь на Юге, останавливая пески.
Он добавил с явной насмешкой:
– Также у нас есть сульды, за которые можно купить что угодно. Провиант из этого обоза отправится в городские хранилища, а товары попадут на ярмарку Харадгара. Обратно обозники поедут, закупившись у наших ремесленников и мастеров.
– Ярмарка? Большая?
– Весьма. Если пожелаешь, мы посетим ее. Но не советую делать это без мьаривтаса – я опасаюсь… чувств харадгарцев. И твоей на них реакции.
Я с тревогой глянула на обоз. Мы были достаточно далеко, чтобы хвостовые повозки обратили внимание на двух всадников в черных одеждах. Но шестиногих кайдахаров с горящими глазами неприметными назвал бы только… тупица. Приблизимся и наверняка потеряем скудное преимущество.
– Они разорвут меня на части от восторга?
Даримас засмеялся, журча звуками.
– Как жестоко!
Я мрачно улыбнулась.
– Жестокость более свойственна натуре женщин, а не мужчин.
Даримас резко перестал смеяться и нахмурился.
– Наши женщины не испытывают нужды проявлять жестокость.
Поразмыслив, добавил уже тише:
– Но однажды женская жестокость спасла Кахаэр.
Я раскинула руки в стороны, проглотив ироничное: «я – не ваша женщина».
– Не хотелось бы, чтобы это повторилось, да?
Мужчина медленно кивнул, а до меня внезапно дошло.
– Ты поэтому меня в колыбель по темноте вывез? Чтобы меня никто… не разорвал?
– Я помню, как ты впервые проехала по улицам столицы, и не был уверен, что смогу успокоить тебя, если вновь испугаешься и отпустишь дар.
– Выходит, я опасна?
Я подавилась последним словом, вспомнив несчастных стражников, которых обрекла на смерть необдуманным приказом. Стыд ударил безжалостно, порождая неискупимую вину.
Но разве я знала, что так выйдет?..
– В наших руках страшное оружие, которое можно направить как на уничтожение, так и на созидание. Каждый одаренный опасен. А ты опаснее всех, мархээарисс.
– Почему это?
– В твоих руках не только мощь, но и власть над каждым одаренным Кахаэра.
Я расхохоталась.
– О чем ты говоришь?! Какая власть?
– За тобой право силы.
– Даримас, ты точно был со мной в колыбели?! Не заметил, что я ни один дар толком подчинить не могу?!
Он посмотрел на меня с ужасающей серьезностью.
– Наши силы разнятся, мархээарисс. Я – озеро, а мой пращур – залив Аргавамеса. Маритас – огонь в камине, а ты – полыхающий до горизонта Кахаэр. Подчинила ты дары или нет, твоего могущества хватит, чтобы уничтожить самого сильного из нас.
– Кстати, кто он?
– Джайа́ Амар Даар, мьаритарх Кахаэра.
– Так мне ему нужно вызов бросить?
Даримас вздрогнул всем телом и тихо спросил:
– Зачем тебе это?
– Чтобы право силы доказать!
Мужчина решительно покачал головой.
– Для начала ты должна подчинить себе силы…
Я рассмеялась, упираясь ладонью в шею Буцефала. Скакун беспокойно дернул мордой, и я ласково погладила его по лбу между рожек.
– Я не собираюсь бросать ему вызов. Просто… пытаюсь понять, как все у вас устроено.
Я глубоко вдохнула и прикрыла глаза, подставляя лицо вечерней свежести. Кажется, мне не только про дары нужно многое прочитать, но и про первую мархээарисс. Выяснить все про собственные возможности и обязанности. А то сделаю что-то неправильное и случайно свергну правителя. Или войну развяжу. Или мироздание уничтожу.
Даже не знаю, что выбрать, все такое интересное!
Я глянула на крепостную башню с узкими окнами-бойницами. Черные стяги на ее крыше отбивались от ветра и громко щелкали.
– Я не спрашивала… Как отреагировали харадгарцы на ритуал? На то, что я лишилась чувств. На огонь и прочее.
– Они взывали к Кахаэру, моля даровать тебе здоровье. А узнав, что ты идешь на поправку, хмельно отпраздновали твое возвращение под солнце.
– Они поняли, что что-то… буквально все… прошло не по плану?
Даримас задумчиво улыбнулся.
– Даже мы не сразу поняли, что что-то… буквально все… прошло не по плану. А неодаренные… Их жизни скоротечны. После Эона пепла сменилось больше двадцати пращуров. И многое из того, что связано с нашей историей и обычаями, для них – лишь легенды, пусть и знакомые с колыбели: про великие войны, красное солнце… и про тебя. Ты, мархээарисс, величайшая из их легенд.
Он рассмеялся, но я не вторила ему и сдавленно спросила:
– Они уже знают, что я – не мьори их правителя?
Даримас подъехал ближе, и его кайдахар цыкнул на моего. Буцефал в долгу не остался и оскалился. Уж не знаю, что они обсудили, но к единому мнению явно не пришли.
– Мьаривтас представит тебя Кахаэру, когда будешь готова.
– Он сказал, что послал весть в Аграу Аристар. И это…
Я не договорила, потому что шею обхватили невидимые пальцы. Да и не знала я, что сказать! Как выразить обиду и досаду от того, что Акха сделал наверняка должное?
Понять бы еще, почему меня так задели его действия…
Харон услужливо прошептал: потому что он отказался от тебя…
Кумхарид сжал поводья и ответил так тихо, что пришлось напрячь слух:
– В первый раз появление мархээарисс ознаменовало конец великой войны. Она явилась после того, как мы лишились куор, остановила кровопролитие и подарила нашим пращурам надежду на будущее. Но ты явилась в мирное время. Солнце исправно измеряет небосвод. Стихии буйствуют не более, чем в прежний эон. И мы не понимаем, зачем ты здесь. Скажи, Дана Торрес, чего нам ждать от твоего прихода?
В его вопросе туго сплелись надежда и страх. Я понимала, откуда взялись оба чувства… и солгала:
– Не повезло вам со второй мархээарисс – я не знаю.
– Возможно, это как раз везение?
Я вопросительно приподняла брови, и Даримас пояснил:
– Возможно, ты явилась не потому, что мирозданию что-то угрожает?
Я не ответила, чересчур пристально рассматривая крепостную стену, на камнях которой ночные тени безжалостно отбирали цвет у закатного багрянца.
А что? Нужно было сказать, что Кахаэр в опасности, но я не представляю, от кого его защищать?! В надежде, что кумхарид подскажет? Судя по его словам, даары тоже не знают, откуда ждать удара. Чтобы панику посеять? Она наверняка даст потрясающие плоды – как бы они снова не устроили кровопролитие в поисках ответа!
А вдруг ответ – сами даары?! Да и как вообще у мироздания могут завестись враги? Тем более… Как сказал Харон?
«…друзья, которые окажутся врагами. Герои, чьими поступками будет смыт позор с имен злодеев…».
Если бы не знала, что он говорит про мир, подумала бы, что угрожают человеку.
Глаза сузились против воли.
Мир. Это ведь не только мироздание. Это еще и мирное время. Может ли кто-то грозить благополучию Кахаэра очередной войной? Но кто ее затевает? И против кого? И почему я раньше не задалась вопросом множества смыслов? Из-за прежнего речевого портрета?
Нет, Харон совершенно точно говорил про мироздание!
Даримас оборвал мои размышления вкрадчивым вопросом:
– Возможно, ты явилась, чтобы вернуть Кахаэру величие, а нам – куор?
С губ сорвалось злое:
– Чтобы вы очередную бессмысленную войну затеяли, заскучав в покое?
Мужчина отшатнулся. В его взгляде забились пенные волны обиды.
Я поморщилась, прижимая пальцы к виску.
– Я не хотела тебя задеть. Прости за резкие слова. Не знаю, почему я здесь. Когда выясню, обязательно расскажу.
Кумхарид склонил голову, прижимая ладонь к груди.
– Если в поисках тебе потребуется помощь…
– Обращусь. Ну что, достаточно стемнело, чтобы мы проникли в город без шума?
Даримас посмотрел на горные вершины, и последний закатный луч полыхнул в его глазах, прогоняя горечь. Не ответив, мужчина ударил кайдахара пятками. Тот послушно направился к городским стенам. Буцефал потопал следом, недовольно порыкивая под нос.
Набросив на голову капюшон, я смотрела на набирающее цвет зарево над Харадгаром, а в голове крутилось на повторе:
«…как сложны ваши языки. Сколько смыслов может быть у одного слова…».
Когда кайдахары вступили на мост, я окликнула спутника:
– Даримас?
Он посмотрел на меня поверх плеча. Я облизнула сухие губы и спросила:
– Кто ценнее для харадгарцев, мьори их мьаривтаса… или мархээарисс?
– Конечно же мархээарисс.
– Из-за права силы?
Мужчина улыбнулся. В уголках его глаз притаилась насмешка.
– Сила чтима теми, кто обладает достаточным могуществом, чтобы заявить на нее право.
Я раздраженно воскликнула:
– А проще можно объясняться?! Понятнее!
Даримас рассмеялся. Я с трудом сдержала рвущееся на свободу пламя и скрипнула зубами. Как же хочется приложить его по голове!..
– Неодаренным никогда не понять и не оценить твоей мощи. Для них важна суть – ты защитница мироздания, Дана Торрес. Ты хранишь Кахаэр и уничтожишь любого, кто посягнет на его благополучие. А по силе это немногим – стихиям и…
– …даарам. Их правителю, например.
Слова сорвались с губ, и звуки испуганно задрожали в густых сумерках. Как-то уж слишком много непрямых подтверждений тому, что «даар» – ответ на вопрос о причинах моего появления в Кахаэре. Акха Джахар Даар, если точнее…
Я вцепилась в поводья до побелевших пальцев и выдавила смешок.
– Не много ли ты на меня взвалил лишь потому, что я – мархээарисс?
Глаза мужчины тревожно блеснули.
– Такова мархээарисс в легендах неодаренных.
– За уши притягиваешь, не кажется?
Даримас озадаченно коснулся уха под капюшоном. Я со вздохом закрыла лицо ладонью.
– Это значит: слабый довод.
Город тонул в гомоне и стуке колес. Повозки двигались по ярко освещенной главной улице и сворачивали на площадь. Небольшой затор отвлек внимание от ворот, и горожане на нас не смотрели.
Стражники при появлении кайдахаров вытянулись и прижали поочередно кулаки ко лбу и груди. Даримас кивнул в ответ и свернул на узкую улочку, вымощенную камнем. Двухэтажные здания стояли так близко, что между ними едва ли проехала бы повозка. Из окон лился приглушенный занавесями свет.
Я вздрогнула, когда кумхарид уверенно заявил, возвращаясь к разговору:
– Легенды приукрашивают наши силы и нашу историю.
– Вот именно, приукрашивают! Откуда неодаренным знать, что я пришла ради защиты Кахаэра?
– В легендах не все правда, но они не лживы изначально.
Голос мужчины смягчился, а тон стал раздражающе примирительным.
– В нашей истории была лишь одна мархээарисс, и мы, даары, не можем отрицать, что ты пришла из-за неведомой угрозы. Неодаренные же не размышляют о причинах и пересказывают истории о могуществе женщины, благодаря которой выжил их вид.
Я процедила:
– Даримас, я воду разбудить не могу! Какая из меня защитница мироздания?!
– Осознав суть, даары множество зим тратят на то, чтобы подчинить себе дар. Ты не первая в своей беде. Но… Возможно, именно в легендах кроется ответ на вопрос, насколько могущественной ты станешь, раскрыв свою суть.
Я тихо огрызнулась:
– Предпочитаю выяснить это в библиотеке! Из ваших книг по истории вечных войн!
– Любой даар расскажет, на что была способна первая мархээарисс…
Я повернулась к нему и сорвалась на крик:
– Но я – не она!
Даримас шумно выдохнул и склонил голову вперед.
– Мархээарисс, я веду к тому, что причины могут быть совсем не важны. Ведь даже мы, даары, не можем знать…
Конец фразы потонул в громогласном реве.
Я запрокинула голову, вглядываясь в темнеющее небо между крышами. Сердце забилось болезненно сильно, когда прямо над нами пролетел черный даар. Слабое голубое сияние быстро рассеивалось, повторяя его путь.
Мьаривтас Севера вернулся в столицу!
Раздались отдаленные радостные крики. Харадгарцы высунулись из окон, приветствуя правителя. Их взгляды еще не обратились к двум всадникам, и я процедила, пересаживаясь выше в седле и закрепляя ступни в стременах:
– В замок! Быстро!
Буцефал послушно сорвался с места и помчался по улице, высекая подковами искры из камня. Кайдахар Даримаса не отставал.
Пока мы добирались до внутренних защитных стен, я отбила все, что не успела отсидеть. Пальцы на руках сводило от напряжения. Ноги онемели. А потому, когда Буцефал резко остановился перед рядами воинов в черных доспехах, я практически вывалилась из седла. И какова же была моя радость, когда прохладные объятия спасли непутевую мархээарисс от парочки тяжелых ушибов.
Дар стужи ущипнул за нос. Хриплый голос пробрал до мурашек:
– Мархээарисс, ты уже видела солнце?!
Я отстранилась от Акха, поймала его встревоженный взгляд и выдохнула:
– Да! А ты?
Одетый в знакомую «походную форму» с аксельбантом, он посмотрел на Даримаса за моей спиной, приветливо улыбнулся.
– Да, мархээарисс. Благодарю тебя.
И опустился на одно колено, расплескивая белую мантию по брусчатке. Его действия сопроводил жуткий грохот.
Я растерянно отступила, осознав – абсолютно все на площади преклонили колено: воины, хариды, вышедшие встретить Акха мьаривы и знать. В стройном приветственном хоре голос мьаривтаса прозвучал громко и торжественно, без капли нежности:
– Черного неба, мархээарисс Кахаэра! Жду твоей воли.
Тошнота поднялась по горлу склизким комом. Не в силах отвести взгляд от короны правителя Севера с зубцами-сосульками, я сказала первое, что пришло в голову:
– Проводи меня до покоев.
Акха поднялся, сохраняя осанку возмутительно идеальной. Под пушистыми ресницами горел восторг, словно исполнение моей просьбы было великой честью.
Рот заполнила горечь. В грудь словно ветоши набили – так тесно стало внутренностям!
Конечно, честью, ведь в сопровождении нуждалась сама…
– Твоя воля ведет меня, мархээарисс!
Да, она самая.
За два удара сердца я успела трижды пожалеть о просьбе и четырежды передумать. Но когда мьаривтас в полупоклоне подал мне согнутую в локте руку, ухватилась за его предплечье выше наручей. Нас привычно окружил десяток воинов в трехрогих шлемах. Хариды возглавили группу, а мьаривы составили внешнее кольцо.
В замке картина повторилась – все, кто встречался на пути, спешно преклоняли колено, приветствуя сначала меня, а потом правителя Севера.
Я не смотрела на него, страшась не найти за величественной броней знакомое тепло. Мне казалось, что кто-то выстудил мьаривтаса, пока он отсутствовал. Лишь раз встретившись с ним взглядом, я спешно отвернулась – видеть откровенное равнодушие, словно по щелчку пальцев сменявшееся восторгом, было тошно.
Когда мы миновали нужный этаж и двинулись к лестнице, я остановилась и спросила:
– Куда мы направляемся?
Акха казался искренне удивленным.
– В твои покои, мархээарисс.
Ноги подкосились, и я устояла лишь благодаря тому, что цеплялась за его предплечье.
Что ж, видимо, меня переселили… подальше от мьаривтаса.
«Не в этом причина! Почему надумываешь всякое?!».
Впервые за очень долгое время я прислушалась к голосу разума и заставила себя успокоиться, хотя зверь яростно протестовал, а с кончиков пальцев успели сорваться искры.
Я пораженно разглядывала новую гостиную, прогнав десяток услужливых магри.
Во-первых, она была гигантской. Да я заблужусь по пути от спальни к выходу раз пять, если карту местности не изучу! А во-вторых…
Я медленно повернулась к Акха.
– Это что за комната боли?!
Шикарная драпировка на стенах, пушистые ковры на полу, тяжелые плотные шторы, обивка диванов и кресел – все было красным! Даже у дерева, из которого были выполнены столы и стулья, был благородный красный оттенок! Один каминный портал был белым, но даже его умудрились наглухо разрисовать изящными узорами.
Какими? Конечно же красными!
А еще в покоях было до рези в глазах светло! Белый огонь радостно танцевал на фитилях множества свечей, подмигивал отражением в подсвечниках и лампах.
На невысоком столике был накрыт легкий ужин на одну персону – в замке узнали, что я собираюсь вернуться, или постоянно меняли блюда? Бегающий взгляд болезненно спотыкался об вазы, картины и открытые резные шкатулки с драгоценностями.
Красиво, дорого и богато, конечно, но в такой обстановке рассудка лишиться недолго!
И вот что удивительно – я не увидела ни одного даара.
Я направилась в спальню, с ужасом представляя, что ждет меня за массивной дверью. Распахнув ее, вошла в комнату и схватилась за голову. Размерами она не уступала гостиной, а если учитывать несколько смежных помещений, в которые вели отдельные двери, наверняка превышала мои прежние покои. Все целиком!
Проигнорировав кровать на десятерых без привычного балдахина, но зато с вычурным кованым изголовьем, я распахнула одну дверь и застонала – комната была заставлена открытыми шкафами с бесчисленными нарядами. Красными! Вся одежда была красной!
Когда я вернулась в гостиную, мьаривтас не посмотрел в мою сторону.
– Акха… Зачем… Это все… слишком!
Растерянный и подавленный, он взглянул на меня украдкой и уставился на камин – огонь тянулся к нему и нетерпеливо помахивал белыми язычками, словно соскучившийся питомец.
– Прошу о милости, мархээарисс – скажи, что тебе не по душе. Позволь исправить…
– Не нужно ничего исправлять!
– Но ты недовольна…
– Я не… Акха, мои прежние покои прекрасны!
Мьаривтас взглянул на меня с непривычной холодностью, вскинул подбородок и расправил плечи. Броня властности наглухо запечатала знакомого мне мужчину, ласкового и нежного.
– Ты заслуживаешь самого лучшего, что может предложить двор Севера и его мьаривтас.
Я вымучила улыбку.
– Мне достаточно того, что ты уже дал. Кров, одежду, еду… Мне все по душе! Ты дал мне все, что необходимо…
– Этого недостаточно!
Злой ветер пронесся по комнате, тревожа огни. Акха судорожно вздохнул и прикрыл глаза, пряча вьюжные белые искры. Снова посмотрел, да так высокомерно, что даже зверь, раззадоренный близостью знакомого дара стужи, озадаченно притих.
– Двор Севера будет твоим домом столько, сколько пожелаешь. И все его блага…
Остро кольнуло в груди.
– Сколько пожелаю? Акха, ты говоришь так, словно я…
«Лишь гостья…».
«А разве это не так?».
Я резко отвернулась, пытаясь отдышаться. В каждом слове мужчины звучало: «оставайся сколько нужно, я обеспечу тебе комфорт и роскошь!». Но не было ни намека на желание, чтобы я осталась навсегда.
Меня окутал запах грозы. Я повернулась и едва не ткнулась лицом в грудь мьаривтаса. Прохладная ладонь привычно скользнула по моей спине к лопаткам, но тут же опустилась.
– Мархээарисс, ты видела солнце?
Я развернулась и обхватила его щеки ладонями.
– Дана! Меня зовут Дана!
Акха прикрыл глаза и прильнул к моей ладони, но тут же отступил и выпрямился, возвышаясь надо мной. И внезапно показался ужасно далеким. Недостижимым! Отстраненным, надменным, безразличным.
Таким видел правителя двора Севера каждый. Но я – никогда. И не желала этого.
Не желала!
Акха сделал шаг назад и склонил голову. Я безжалостно убила желание схватить его за мундир и обняла себя за плечи. Тело забила дрожь – казалось, равнодушие мьаривтаса проникло в мои кости, и даже дар пламени не мог справиться с заполнившим нутро холодом.
– Если эти покои тебя не устраивают…
– Да, не устраивают. Пожалуйста, я хочу вернуться в прежние!
Акха выдержал паузу и медленно кивнул.
– Твоя воля ведет меня, мархээарисс. Позволь покинуть тебя и отдать приказ…
– Не позволяю!
Слова вырвались, обгоняя мысль. Мужчина часто заморгал, не поднимая взгляд. Он молчал, ожидая моей воли, и я изъявила ее:
– Поужинай со мной.
«Нам нужно поговорить».