Хиль де Брук
Чумная крыса
Все это больше напоминало паранойю. Кто бы стал контролировать и сортировать массовую рассылку писем с миллиардов почтовых адресов? Все из-за тиморакса. Он пропускал приемы. Теперь страх, получив свободу от химического плена, хочет отыграться и подсовывает варианты будущего, один нелепей другого. А что на деле?
Это его последняя ночь в доме, где росли Патрик и Найджел, куда он возвращался снова и снова, забиваясь в личную нерушимую крепость, чтобы набравшись сил продолжать завоевывать новые финансовые рубежи. Что делают другие люди, оказываясь под пятой закона? Как они проживают последние часы перед заключением под стражу?
Вливать в себя алкоголь Поуп не хотел, шальная мысль вызвать проститутку сперва воодушевила его. Гори оно все, думал он, ломая пальцы перед монитором и набираясь смелости. А время уходило, неумолимо и бесстрастно, как и вся его жизнь, утекало, не оставляя второго шанса. Наконец, Поуп сделал глубокий вдох, потом еще и еще один, и нажал на запись.
Он записал одно обращение – рассказал, что совершил ошибку, волей случая пошел на поводу у террористической группировки. Говорил, что желает парням только благополучия, здоровых потомков и карьерного роста, что не может отбрасывать тень на их статус своим преступлением и должен понести наказание, каким бы оно ни было. Затем Поуп завершил запись и, переведя дух, сделал еще одну, более личную, о которой возможно будет жалеть, находясь за решеткой, но не так долго, чтобы раскаяться. Первую он отправит в Торонто вместе с электронным письмом, где оставит им небольшую подсказку. Когда все закончится и Патрик, или Найджел, или оба приедут сюда, они сами решат, что делать. Возможно, они никогда не найдут вторую запись или предпочтут не искать ее вовсе, опасаясь последствий. Или же они до нее доберутся и просмотрят. Тогда у Поупа будет шанс рассказать нечто важное, пусть и слишком поздно для самого себя.
Покончив с приготовлениями – письмо отправлено, скоропортящиеся продукты выброшены в мусоропереработчик, история браузера с ссылками на порно и краткие обзоры запрещенной литературы удалена – Поуп сложил личные документы и ключи в кожаный портфель. Все рабочие файлы из него он отправил курьером полчаса назад, назвав адрес офиса и доверенное лицо, кому их следует передать. Флеш-карту со второй записью мужчина оставил в бывшей детской, спрятав в тайнике под паркетом. Свет в квартире по-прежнему был затушен. Только синий отблеск монитора и желтые огни ночного мегаполиса озаряли собой полумрак.
Вот, пожалуй, и все. Остановившись у порога, Поуп еще раз оглядел квартиру с этого ракурса, пытаясь запомнить каждую деталь, унести с собой, прощаясь навсегда с этими стенами и вещами. Прежде он гордился фотографичной памятью. Даже сейчас, спустя шесть лет после трагедии, мужчина все еще мог воссоздать в сознании образ супруги, это было своего рода тренировкой. Проведя рукой по поверхности зеркала, он активировал интерактивную панель. Внутренняя подсветка, температура, атмосферный и радиационный фон и изможденное лицо напротив с глазами мертвеца. Хотя, если всмотреться, за мешками с проступившими фиолетовыми жилками взгляд был совсем не обреченным. Никогда еще его взгляд не был таким живым, как сейчас и это вселяло в мужчину какое-то странное веселье.
– Мистер Поуп? – обратилась к нему Квинк, активировав себя самостоятельно.
Инфо-панель в комнате напротив, которую Поуп мог видеть стоя у двери, заиграла голубыми и белыми огнями.
– Я ведь тебя отключил. Разве ты не должна спать? – изумился он, отрывая взгляд от зеркала.
– На ваш аккаунт пришло извещение из ОБПЧ о совершенном вами преступлении и последующем заключении, – охотно проинформировала Квинк. – В мою прошивку вписан протокол самоактивации на случай порчи имущества, если…
– Если у меня поедет крыша. Не беспокойся, Квинк, после того, как все закончится, ты будешь принадлежать Найджелу с Патриком или кому-то из них. Все имущество будет отписано на моих сыновей.
– Вероятность того, что они примут решение отформатировать меня, превышает девяносто процентов.
– Да, – выдохнул Поуп и добавил. – Мне жаль. Это последняя наша встреча. Ты была добрым другом и членом семьи, пусть и с электронными мозгами. В какой-то степени ты всегда была более человечной, чем каждый из нас. Я всегда это знал, но не мог даже позволить себе так думать.
Он помолчал, собираясь с мыслями и топчась на месте, не в силах уйти, так ничего больше не сказав. Инфо-панель ООС яростно переливалась огоньками, и Поуп запоздало отметил, что никогда прежде не замечал в ней такой активности.
– Люди до второй Реформации, какими они были?
Световая картина замерла на миг, словно Квинк подбирала нужные слова, чтобы объясниться. Вероятно, она хранила в своей памяти куда больше, чем помнило большинство жителей страны.
– Они искренне верили, что делают правильный выбор, отказываясь от эмоций. Ничто так не опасно, как психованная обезьяна с ядерной кнопкой. Только холодный расчет и рациональный склад ума способен открыть новые горизонты, покорить космос, создать жизнеспособные колонии на подобных Земле экзопланетах.
– Почему же мы до сих пор не колонизировали Марс? Что помешало?
– Иные нации так же не могут похвастать этим.
Он усмехнулся, Квинк следом за ним издала сдавленный хохот, расцветая всполохами на инфо-панели.
– Мистер Поуп, мне жаль, что я не могу вас обнять. Кажется, мои манипуляторы не рассчитаны на подобные действия.
Это было признание и прощание. Старая добрая ООС не могла яснее выразить своих чувств. Поуп, представляя, каким дураком выглядит со стороны, послал ей воздушный поцелуй.
– Спасибо. Прощай.
– Прощайте.
После того, как он покинул квартиру, инфо-панель еще какое-то время продолжала подавать световые сигналы. В спящий режим Квинк, согласно установленному протоколу, ушла лишь спустя пятнадцать минут.
Бармен играючи разливал виски по стаканам со льдом и раздавал их по стойке посетителям, будто шулер – карты. Поймав свой, Мелоди накрыла его ладонью и поерзала на стуле, разминая спину. Ей нравился прокуренный зал ночного клуба «Записной святоша». Здесь за одним столом можно было встретить и фёрстов, и дублей, и местных. Стычки между ними случались куда реже, чем в других подобных заведениях. Хозяин Барри Андвуд производил впечатление человека, с которым не стоит шутить ни тем, ни другим. Король криминального мира низов, выкупивший себе тепленькое местечко наверху и не только, он был довольно приятен в общении. Мелоди столкнулась с ним лет пять назад. Съехавший с катушек преступник, проходивший по ее делу, открыл стрельбу в супермаркете, взял в заложники персонал и выживших покупателей. Отвлекать и заговаривать ему зубы она не собиралась, всерьез надеясь решить ситуацию мирным путем. Но руководивший операцией наставник имел свое мнение. Чертов сукин сын серьезно подготовился, и стоило копам только сунуться, сработала взрывчатка. Когда явился Барри Андвуд со своим «отрядом зачистки», Мелоди прижимала чей-то рабочий фартук к животу, пытаясь остановить кровь, а психопат добивал раненых. Позже, навещая ее в больнице, Барри объяснял, что предпочитает устранять разбушевавшихся шестерок самостоятельно, чтобы не иметь дел с фараонами. Конечно же, сперва она не собиралась на него работать. Здравый смысл и значок – на одной чаше весов, десятки убитых, среди которых дети, старики и ее коллеги, жертвы, которых можно было избежать – на другой. Выбор был очевиден. Так и началось их тайное сотрудничество. Мелоди через посредников передавала информацию на «поехавших» людей, находившихся под следствием, взамен получала полную неприкосновенность и некоторую сумму.
Катая на языке виски, женщина вспоминала себя семнадцатилетнюю, едва поступившую в академию. Для девчонки, решившей посвятить жизнь служению закону, все делилось на белое и черное. Виновных поймать и посадить под стражу, невиновных – оправдать. Проще пареной репы, или как там говорят.
Вибрирующие басы музыки и алкоголь щекотали небо. Тепло разливалось внутри, спуская напряжение на мягких тормозах. После второго стакана Мелоди хотелось подпевать и танцевать, что она и сделала, дав бармену знак повторить.
Две явно скучающие стриптизерши лениво вертелись в клетках возле пустующей сцены. На танцполе, расцвеченные огнями, извивались женские и мужские тела. По их одежде и прическам можно было легко угадать, местные они или такие же гости, как она, но Мелоди глядела по сторонам, не фиксируя происходящее, не запоминая лиц и не играя в угадайку. Ей было плевать, верх или низ. Несколькими уверенными и изящными движениями она протиснулась ближе к центру, потонув в свете крутившегося диско-шара. Барри был большим любителем старины, этого вычурного ретро и сам дымил как паровоз. От него Мелоди переняла эту дурную привычку. Сигареты и алкоголь помогали раскладывать мысли по полкам, а когда этого не хватало, в ход шли синтетики, и не все из них относились к разрешенным.
Смазливый парень в костюмчике от «Арлоу» старался привлечь ее внимание, горячо прижимая к себе во время танца за бедра. Он был настойчив, но не настолько, чтобы Мелоди захотелось его осадить, потому она позволила парню угостить себя приторным коктейлем с кокосовым молоком и усадить за стойку. Там, решив больше не травить себя бабским пойлом, женщина хотела взять еще виски, но передумала. Красивый парнишка, раздевавший ее глазами, обещал приятное продолжение вечера, и ей не хотелось обламывать его, выблевав выпитое на дорогую рубашку.
– Луис, два красных синта, – бросила она через стойку.
Бармен недоверчиво покосился на нее и ее спутника, но все же исполнил просьбу, выудив на свет небольшой бутылек из алого стекла. Одна из прочей палитры, доступной только знакомым и проверенным посетителям. Осведомленность Луиса о том, кем работала Мелоди, была более чем полной, а вот фёрст рядом с ней вызывал у бармена сомнения.
– Воу, воу, милая! Я не употребляю это, – запротестовал парень, с опаской поглядывая на то, как Луис наполняет маленькие пробирки самой обыкновенной водой, а затем наклоняет бутылку, чтобы разбавить ее несколькими каплями синта.
– Все нормально, – потрепала его за щеку Мелоди, заговорщицки подмигнув – Немного ярких ощущений. Щущудь, хорошо?
– Черт, да ты грязная сучка, – воскликнул фёрст, оценив ее сленг низов.
Если он и опасался последствий, то решил рискнуть, протянув одну из пробирок Мелоди, а вторую держа у рта.
– Еще какая, – согласилась она, опрокидывая в себя синт.
Приобретая автомобиль, требовавший минимального участия водителя (или пассажира?), Поуп долгое время испытывал дискомфорт. Ему казалось, что автоматика может засбоить в самый опасный момент, спровоцировав массовую аварию. Конечно же, производитель предусмотрел подобную вероятность, встроив стандартное управление. Оно называлось аварийным. Руль, педали газа и тормоза скрывались за пластиковой обшивкой, но легко выдвигались при необходимости нажатием одной кнопки. Сразу после покупки Поуп не только тестировал эту функцию. Он даже водил какое-то время по старинке, пока прогресс, влияние окружающих и, собственно, удобство, не вынудили его перейти на пассивное вождение.
Теперь, когда до утра оставались считанные часы, мужчина мчал по ночной трассе, сжимая в руках кожаную обшивку руля. Водители встречных машин вскидывали брови, замечая его в этой позе. Опомнившись, они придавали своим лицам безмятежное выражение, но он-то их уже видел и, чтоб сообщить об этом, жал на клаксон, игнорируя правила хорошего тона. Во всем этом действе было что-то дерзкое. Поуп словно снова был мальчишкой, допускавшим изредка нарушение правил. Ему хотелось распахнуть окно, почувствовать холодный ветер на разгоряченном лице, показать неприличный жест очередному встречному. И он не стал себя сдерживать. «Я больше не играю по правилам. Где ты, Мессия?! Где твоя паства? Почему не заберешь меня к себе в тайное убежище?» – думал мужчина, нажимая педаль газа.
Он не выбирал конкретного маршрута, следовал за поворотами, развязками и указателями. Нет никакой разницы, куда ехать, если в конце пути его ждут лишь конвоиры.
Поток машин редел. Начало четвертого – сообщали цифры на панели. По радио зашуршала знакомая мелодия, и Поуп прибавил громкость. Старая песня о свободе под луной. Когда-то она нравилась ему, потом он забыл о ней и о многом, чем интересовался. Слишком о многом, потому что все это находилось на грани допустимого и запрещенного.
Мужчина не мог сказать, когда к звукам ветра и музыки добавился тревожный вой сирены. Наверное, они ехали за ним какое-то время, требуя свернуть к обочине и припарковать машину. Картина в зеркале заднего вида вторила сирене – его преследовали два полицейских авто с мигалками на крышах. Незримая тяжесть внутри Поупа давно уступила место бесшабашной радости. Он несся вперед, даже не думая выполнять требование копов. Какая к черту разница, сейчас или потом?
Вжимая педаль газа в пол, Поуп улыбался, наверное, впервые совершенно искренне, и казалось, полет по трассе никогда не закончится.
Он втолкнул ее своим телом в одну из комнат мотеля. Стоимость и месторасположение обещали нечто среднее между наркоманским притоном и более-менее приличной ночлежкой, но это меньше всего волновало обоих. Алкоголь и синт, смешавшись в крови, обещали бурный оргазм, может, даже не один, если они оба еще будут на что-то способны, а не уснут сразу же, что было вполне вероятно после выпитого. Парень, смазливый фёрст, пытался нащупать выключатель на стене, но Мелоди перехватила его руку и сместила себе на талию. Достаточно света, теперь – время мрака и обнаженных тел.
Проталкивая язык ему в рот, женщина расстегивала пуговицы на хрустящей под пальцами рубашке, а фёрст боролся с молнией на ее брюках. С поиском кровати в небольшой комнате проблем не возникло – она занимала ровно половину помещения. Мелоди ощущала себя невесомой, казалось, она плыла на волне эйфории, а ее кожа – нежнейший шелк, и прикосновения лишь умножали этот кайф. Парень, имени которого она не фиксировала в памяти, позволил ее брюкам упасть. Его рубашка уже лежала под ногами, к ней отправились его джинсы и остальная одежда. Когда он поддел ее трусики пальцами и осторожно скатал по бедрам вниз, Мелоди переступила через них и повалила его на кровать, устраиваясь сверху.
Там где эмоции оказываются под запретом, а человек с самого детства учится не чувствовать, а испытывать и лишь то, что легально, его мозг со временем принимает это за норму. Способность испытывать сильные эмоции атрофируется. Она попросту не используется. Но это не значит, что мозг нельзя простимулировать в нужном русле и тут на помощь приходят синты. Полулегальные наркотики, на часть из которых ОБПЧ закрывает глаза, а за распространение другой части можно получить серьезный срок. Пара капель, разведенных в воде, доведет до исступления, оставив наутро состояние, схожее с похмельем. И конечно, «рэд» пользуется большим спросом, чем прочие. Кто не хочет хотя бы раз в жизни испытать нечто большее, чем просто секс?
И Мелоди взрывалась изнутри щенячьим восторгом и нежностью к человеку, которого знала от силы пару часов. Она двигалась, слегка вонзаясь маленькими ноготками в его грудь, рисуя пальцами узоры и прикусывая губу. Синтетический коктейль вызывал в ней любовь, безграничную, самоотверженную, всеобъемлющую. В этот момент, прикасаясь к чужому телу, Мелоди считала, что умрет за него, если понадобится. Или убьет. Ее бессмысленная жизнь, полная бессмысленных, отточенных действий день за днем, обретала ценность. И хотелось бросить курить, начать новый день с чистого листа, научиться играть на скрипке, потому что кто-то когда-то говорил, что ее пальцы созданы для этого. Пальцы, созданные, чтобы держать смычок. Эта мысль невольно рассмешила Мелоди. Она пыталась сдержать рвущийся наружу смех, пока парень двигал тазом, придерживая ее за бедра. Но, щерд возьми, разве это не счастье, разделить с ним свою радость прямо здесь и сейчас? И она захохотала, из приличия прикрывая рот ладонью.
Фёрст не оценил ее искреннего порыва. Смех в постели и без того не всегда бывает приемлем, а уж под синтом тем более.
– Ты чего? С ума сошла? Прекрати смеяться, я так не могу.
– Прости, – выдавила из себя Мелоди, но смычок полностью завладел ее сознанием, смех снова рвался из груди.
– Тише ты. Хочешь, чтобы сюда обэпэче нагрянули, да? Мне проблемы не нужны.
Его слова еще больше рассмешили женщину. Фёрст еще раздумывал, стоит ли вернуться к прерванному занятию, так и застыл стоя на коленях перед ней, готовый продолжать, а Мелоди уже свернулась калачиком, не в силах остановить смех.
– Вот дерьмо! Да ты двинутая, – бормотал он, собирая одежду по полу и спешно натягивая на себя.
Он исчез за считанные минуты, говоря что-то на ходу и называя ее конченной психичкой. Смех Мелоди перешел на всхлипы. В груди образовалась бездонная пропасть, хотелось бежать за ним, остановить, вернуть и никогда больше не отпускать, но она даже не помнила его имени. И это отрезвляло. Досчитав до двадцати, Мелоди смогла немного успокоиться и, перегнувшись через край постели, достать смятую пачку сигарет с зажигалкой. Лежа на спине и выпуская дым к потолку, она возвращалась мыслями к сегодняшнему допросу и Эдварду Поупу. Так ли правильно решать судьбу человека, будучи продажным копом, балующимся синтезированными эмоциями? Но жизнь не делится на черное и белое, так уж оно есть и ничего не попишешь.
Мелоди курила, а ее мобильный вибрировал на полу. Кто бы ни пытался дозвониться, он не собирался сдаваться. Смирившись с тем, что ночь все равно безнадежно испорчена, она взяла трубку.
Часть 3.
Затылок Поупа все еще гудел. Больно было прикасаться и не менее странно ощущать под пальцами припухлость. Он не хотел оказывать сопротивление, просто неловко повернулся, выходя из машины с поднятыми руками, и задел полицейского локтем. Тот держал наготове наручники, движение мужчины чем-то смутило его, и он их уронил. Черт знает почему, может, решил, что удар Поупа смертельно ядовит, а сам он уже наполовину мертв. Другой, заметив картину какой-то борьбы, оказался проворнее и жестко приложил мужчину головой о машину, а затем скрутил руки за спиной и зачитал права. Последние часы свободы закончились задолго до рассвета.
Мужчина сидел на жесткой койке, сложив руки на коленях, и бездумно изучал бетонный пол, когда в поле зрения появились тяжелые ботинки на толстой платформе. Он слышал голоса в коридоре, который не мог видеть из своей камеры. Женщина устало спорила с дежурным. Но лишь увидев через белые прутья решетки капитана Сприн, он понял, что это был ее голос.
– Мы уговорились о встрече с восьми до девяти утра, но вы настырный ухажер, – пробормотала она, приближаясь к камере.
– У меня не так много времени, чтобы очаровать вас. Пришлось идти ва-банк, – усмехнулся он, выпрямившись, будто это могло придать его виду шарма и обаяния.
Женщина выглядела измотанной и уставшей. Одета она была так же, разве что накинула сверху кожаную куртку. Ее вчерашняя рубашка казалась безжалостно смятой. Когда она приблизилась ближе, Поуп смог разглядеть мелкие коричневые брызги на отвороте, там, где от одной пуговицы зависело фривольный или деловой вид будет у комиссара. Под глазами обозначились круги, эффект усиливался за счет смазанных теней и туши. Даже находясь на расстоянии пары ярдов от нее, Поуп ощущал стойкий запах алкоголя.
– Кажется, вы время зря не теряли, – сказала она, застыв в шаге от решетки.
– Кажется, вы тоже, – ответил Поуп.
С момента их последней встречи ничего не изменилось. Он по-прежнему был обвиняемым, теперь еще и однозначно заключенным, она – его дознавателем, человеком, который если не сам вынесет приговор, то уж точно поспособствует этому. Но почему-то ему было весело осознавать, что Мелоди Сприн, эта непробиваемая сука, пусть и красивая, оторвала свой зад от развлечений и пришла сюда из-за него. Весело, озорно, смешно, черт возьми. Так легко стало думать этими полузабытыми, вытесненными из разговорного лексикона словечками. Конечно, он все еще ловил себя на том, что испытывает позитивное влияние, комфорт, но оглядываясь вокруг, напоминая себе, где он находится, понимал, что все это далеко от рационального и логического понимания комфорта, а уж тем более позитивного влияния. Он чувствовал задор и эмоциональный подъем вопреки здравому смыслу. И это казалось невероятным, волнующим. Единственно верным.
– Оставим официоз, да? Зовите меня Мелоди, хорошо? Я здесь, потому что кто-то вместо того, чтобы наслаждаться последними часами на свободе, жарить цыпочек и заливаться алкоголем, решил прокатиться с ветерком. Без проблем. Никто не пострадал, и это хорошо, иначе наш разговор был бы куда короче, – она запнулась, встретившись глазами с Поупом, и отвела взгляд. – Я предпочла бы, чтоб наша с вами встреча никогда не состоялась, понимаете? Это все говеное стечение обстоятельств, фатум, неизбежность. Вы напортачили, не так чтобы крупно, поверьте. Я видела куда худшие формы проявления эмоций. У меня память об одной из них вот тут, – медноволосая коснулась левого бока чуть ниже ребер.
