Камилла Лэкберг
Менталист
Винсент склонился над столом, подперев щеку рукой, но Мина решила на этот раз выдержать паузу. Дать ему возможность заглотить приманку как следует.
– Видела, как вы ставили автограф на гвозде, – улыбнулась она. – Художнику не возбраняется подписывать свои работы, так?
Менталист как будто смутился, а потом рассмеялся:
– Гвоздь? Должно быть, это выглядело невероятно по́шло, но что мне на это сказать? Это то, чего ожидает от меня публика, особенно после того телешоу. Я всего лишь не хотел их разочаровывать. В конце концов, они заплатили за этот вечер деньги и потратили время.
Плечи Винсента опустились, он как будто расслабился. Похоже, градус напряжения и в самом деле несколько понизился, пусть ненадолго.
– И вы правильно заметили, – продолжала Мина. – Я не сидела бы здесь, если б это не было так важно. Мы расследуем одно дело, в котором я ничего не понимаю. До сих пор нам удавалось держать прессу на расстоянии, но это, так или иначе, вопрос времени.
Винсент отрезал кусочек гамбургера. То, что он воспользовался ножом и вилкой, несказанно обрадовало Мину. Возьми он этот жирный бургер в руку, она совсем не была бы уверена в том, что сможет продолжать эту беседу.
– Простите, – Винсент помахал вилкой с нанизанным на нее кусочком гамбургера, – но какое отношение это имеет ко мне?
Вместо ответа Мина достала из папки бежевый конверт и вытащила из него несколько фотографий. Те, на которых запечатлено пронзенное ножами тело, пролистала. Положила нужное сверху и зафиксировала кипу скрепкой. Большего менталисту видеть не нужно. Пока, во всяком случае.
– Вам знаком этот предмет?
Вилка зависла в паре сантиметров от его рта.
– Sword casket, – кивнул Винсент. – «Ящик с мечами». И все-таки… я все еще ничего не понимаю…
Кусок гамбургера наконец отправился в рот.
– Я тоже, – вздохнула Мина. – Просто хотела сказать… – быстро поправилась она, – мы с коллегами совершенно не понимаем этого преступника. И надеемся, что вы увидите здесь больше. Ну, с учетом ваших возможностей, я имею в виду… Это и заставило меня обратиться к вам за помощью. Скажем так, этот ящик, который обнаружили мои коллеги, не был пустым. Нам потребовалось время, чтобы снять ее с лезвий.
Винсент прекратил жевать и побледнел.
– Нам все еще неизвестно, кто эта жертва, – продолжала Мина. – И я думаю, единственный способ хоть как-то продвинуться в этом расследовании – понять, что творилось в голове злоумышленника. Не скажу, что изуродованные трупы – такая уж редкая находка. К сожалению, нет. Не настолько редкая, по крайней мере, как того хотелось бы. Но в ящике для фокусов?.. Такого в моей практике действительно не бывало. Кому могла прийти в голову такая мысль? Зачем? Об этом я и хотела с вами поговорить. Я видела ваше шоу. Вы и в самом деле умеете читать мысли других людей. Лучше, по крайней мере, чем это делает большинство из нас. Помогите нам понять, кто он.
Винсент откинулся на спинку стула и прищурил глаза.
– Но у вас ведь наверняка есть психологи-криминалисты. Что я, по-вашему, могу сделать такого, чего не могут они? Профиль преступника – не то, чем я занимаюсь каждый день.
Он обмакнул картофельную «соломинку» в майонез.
– Но вы ведь не только психолог, но и маг, а это то, чего в полиции уж точно никто не умеет. И потом… – Мина огляделась и понизила голос, – в последний раз преступник, которого наш психолог определил как «этнического грека средних лет из высшего общества», оказался женщиной-шведкой, работницей склада.
Тут Винсент рассмеялся так, что остаток картофельного ломтика выпал у него изо рта, и приложил салфетку к губам.
– И все-таки ваша просьба кажется мне странной, – произнес он наконец. – Полицейское начальство, насколько мне известно, не одобряет вмешательство в расследование гражданских лиц. И у меня нет никакого специального образования. Я и в самом деле изучал механизмы человеческого поведения, но моя наука основывается на базовой психологии, общих статистических моделях и моих собственных наблюдениях.
– А как, вы думаете, работают психологи-криминалисты?
– Я шоумен, мое дело развлекать публику. Никто не пострадает, если я где-то ошибусь в выводах.
– Кроме вас самого, – поправила Мина. – Вы достаточно доверяете своим способностям, чтобы рисковать собственной ладонью, которая в случае ошибки будет проткнута гвоздем.
Он слабо улыбнулся:
– И это то, чего я не должен делать… Но бог с ним, продолжайте… даже если я все еще не понимаю, чем могу быть вам полезен.
– Мы… – Мина запнулась, – наша группа занимает особое положение в полиции. Мы несколько выпадаем из обычной организационной схемы.
– В смысле?
– Ну… мой шеф Юлия – дочь начальника отделения, и…
– Понятно… – Менталист заговорщически изогнул бровь.
– Вы неправильно меня поняли, – поспешила объясниться она, подавив приступ внезапной злобы, которую Винсент, похоже, заметил. – Совсем не в этом смысле… Юлия – очень компетентный полицейский, прирожденный руководитель. И я не удивлюсь, если со временем она займет отцовское кресло. Но она, как и все мы, страдает из-за излишней жесткости, негибкости организации полицейского ведомства, скажем так… Если ей и удалось создать группу на особом положении, то, скорее, вопреки родственным связям.
– Только лучшие из лучших? – улыбнулся Винсент.
– Ну… – сухо протянула Мина, – было бы из чего выбирать.
– Специальная группа без специалиста нужной компетенции.
Мина все еще не знала, как ему это объяснить, и предприняла еще одну попытку.
– Каждый из нас по-своему талантлив. Но люди есть люди, и у любого полицейского начальника найдется тысяча причин, чтобы выставить за дверь неугодного человека.
– И за что же выставили вас? – Он все еще улыбался одними уголками губ.
– Я правда не знаю. Я напориста, умею мыслить нестандартно…
– Но?.. – Винсент потянулся за следующим картофельным ломтиком.
– Но группе, где я работала, было со мной некомфортно… не могу понять, в чем здесь дело. – Кашлянув, Мина продолжила: – Так или иначе, Юлия не возражает против вашего вмешательства в расследование. Что касается платы за ваши услуги, боюсь, она будет скромной. Зато вы получите возможность участвовать в действительно нужном деле.
– Более нужном, чем кривляние на сцене перед публикой, вы имеете в виду? – Винсент отодвинул от себя фотографии. – Вы путаете фантазии и действительность. Все мои трюки не всерьез, и мне жаль, что вы зря проделали этот путь. Но вы должны понять одну вещь. Я – шоумен, как я уже сказал. Я развлекаю народ. «Менталист» – вымышленный персонаж, не более того. То, что я делаю на сцене, там и остается. Со стороны может показаться, что я обладаю какими-то уникальными способностями, но на самом деле это может развить в себе каждый. Вы говорите о профиле преступника, убийцы к тому же. Но я ничего не знаю об убийцах. Повторюсь, что этим должны заниматься специалисты. Люди, которые, как вы выразились, «участвуют в действительно нужном деле».
Он избегал встречаться с ней взглядом, и Мина совсем не рассчитывала на такой поворот. Она ожидала чего угодно – того, что он сошлется на нехватку времени или на более важные дела. Она подготовилась к тому, чтобы поиграть на его профессиональной гордости, и никак не ожидала, что он станет лгать ей в лицо.
– Я все поняла. – Мина поднялась со стула.
Пришло время пустить в ход новую стратегию.
– Выходит, я ошиблась. Неудивительно, ведь вы были так убедительны на сцене… Прошу прощения. Я оплачу счет, и не будем больше об этом. Похоже, я оставила его на барной стойке возле сконцев…
– Они из Хельсинборга, – поправил Винсент, возвращаясь к гамбургеру. – Участники конференции по противопожарной безопасности. И я не стал бы мешать им, будь на вашем месте. Высокая женщина спиной к нам только что заговорила с мужчиной. В кои веки ей не приходится изгибать спину, чтобы собеседник не чувствовал себя слишком маленьким рядом с ней. Жаль только, что именно этот мужчина женат. Некоторые полагают, что для перехода в разряд холостяков достаточно снять кольцо. Никогда не понимал их логики. Женатого мужчину видно за сотню миль – по множеству разных признаков. Но эти двое не хотят, чтобы их разоблачили, и ей, похоже, это нужно не меньше.
Мина, как могла, сдерживала улыбку. Винсент словно не вполне осознавал, о чем только что говорил.
– И потом, счет нам больше не нужен. Я давно его оплатил.
– Сколько ступенек отделяют сцену от зеленой комнаты в театре Евле? – быстро спросила Мина.
Он сразу посерьезнел.
– Восемь. Но почему вы об этом спрашиваете?
– Их семь. Если не ступать на одну дважды.
Менталист разинул рот. Эта особа из полиции становилась все более интересной. Винсент не привык к тому, что люди разгадывают его секреты. Мина села, уже не скрывая улыбки.
– Профессиональный прием, не более того. – Она снова придвинула ему фотографии.
– Хорошо, вы победили, – отозвался Винсент. – Пока, во всяком случае.
Верхний снимок в кипе съехал в сторону, и глазам Винсента открылось нечто более интересное. Мина не успела его остановить.
– Черт… – Лицо менталиста исказила гримаса.
– Именно так.
Он сощурил глаза, словно стараясь привыкнуть к тому, что увидел.
– А это что? – Ткнул пальцем в предмет в пластиковом пакете рядом с телом.
– Часы жертвы. Стекло разбито. Стрелки показывают три часа, и смерть, похоже, наступила именно в это время. То есть в три пополудни…
Винсент замотал головой:
– Нет, не часы, вот это…
Он показал на линии на бедрах жертвы, как раз под тем местом, куда вошел клинок. Две длинные линии пересекались с короткими, образуя узор, похожий на лестницу. Как казалось Мине, по крайней мере.
– Порезы, – ответила она, – ножевые, похоже. Возможно, таким образом преступник рассчитывал терроризировать жертву. В предвкушении того, что должно было последовать за этим.
– Но с какой стати такая точность? – удивился Винсент. – И это настолько не согласуется с тем, как он искромсал ее потом… Не думаю, что это ради лишних мучений. Эти линии – символ.
– Символ чего?
– Ну… этот образ имеет символическое значение во многих религиях. В Библии, к примеру, где Иаков поднимается на небо по лестнице. Фрейд связывал лестницу непосредственно с половым актом. Только не спрашивайте меня, как именно. Хотя… думаю, здесь все проще.
Винсент повернул снимок на девяносто градусов и продолжал разглядывать «лестницу» в новом, горизонтальном положении. А Мина поймала себя на том, что больше не видит ступенек. Теперь линии образовывали римскую цифру «три».
Повисла пауза. Голоса из бара перебивали мысли.
Молчание нарушил Винсент:
– Не хотел об этом спрашивать, но…
Мина кивнула.
– Догадываюсь, о чем вы подумали. Если есть третий номер, то где первый и второй?
* * *
С утра голова работала плохо. Слепящий солнечный луч, прилегающая к коже мягкая поверхность простыни и слабое послевкусие снотворного – вот и все, что обычно воспринимал Винсент в эти первые секунды между сном и пробуждением. Блаженный вакуум и полная невозможность локализовать себя в какой-либо точке вселенной. Ощущение пространства, времени – это приходило позже.
Действительность вторгалась в его сознание постепенно. Звон фарфоровой посуды из кухни. Птица, защебетавшая, вопреки зиме, в домике, который соорудила для нее Мария. Голос сына Астона, то высокий, то низкий, так легко меняющий радостные интонации на гневные.
Винсент сел, откинув одеяло. Медленно, начиная с левой, опустил ноги на пол. Потом надел брюки и вчерашнюю рубашку, которую до того хотел бросить в стирку, хоть и носил всего один вечер. Верхнюю пуговицу проигнорировал, застегнулся на оставшиеся шесть. Так оно и должно быть. Он никогда не понимал, зачем на рубашки нашивают семь пуговиц. Похоже, эту модель разрабатывал психопат.
Когда Винсент вышел на кухню, там уже собрались все, кроме Ребекки.
– Иди пригласи к завтраку свою любимую доченьку, – сказала Мария, не глядя на мужа.
Как Винсент ни пытался, не мог вспомнить, когда слова, которые они говорили друг другу, не были нагружены таким множеством дополнительных смыслов и намеков. Ссоры, бытовые неурядицы и вечная подозрительность незаметно разрушили то, что некогда действительно было. Но когда именно это случилось, теперь установить невозможно.
Мария нарезала яблоки для Астона, озлобленно мешавшего ложкой йогурт. Зеленый чай в ее чашке давно остыл. Сонный Беньямин сосредоточенно чистил яйцо, второе лежало перед ним на тарелке. Две тарелки – одна для яиц, другая для скорлупы.
Винсент постучался в комнату Ребекки.
– Ребекка? Выходи, завтрак накрыт.
Он сделал это, хотя заранее знал, каков будет ответ.
– Я не голодна, – послышался голос из-за двери.
– Тебе надо поесть. Выходи…
Уже сев за стол, Винсент услышал, как открылась дверь за его спиной, а потом со стуком закрылась. Беньямин поднял глаза в направлении комнаты сестры, но ничего не сказал.
– Мама-а-а! – захныкал Астон. – Это слишком большие куски.
И оттолкнул от себя чашку с такой силой, что немного йогурта пролилось на стол.
– Но это не так, дорогой, кусочки такие же, как обычно. Сам посмотри…
Мария пальцем выудила из йогурта кусочек яблока. Она глядела на Астона сердито, но тот неожиданно рассмеялся:
– Йогурт не едят пальцами, мама. Это заняло бы слишком много времени.
– Но они и в самом деле слишком большие, – заметил Винсент, заглянув в чашку.
Он взял нож и принялся мельчить липкие кусочки яблока. Покосился на жену – та все еще злилась, облизывая палец. Винсент долго думал, что ему на это сказать. С Марией все зависело от того, насколько она в данный момент вменяема. Что успела подключить, приемник или передатчик. Иногда у Винсента получалось угадать, иногда нет.
– Чай стынет. – Винсент кивнул на чашку Марии.
Ответом ему был испепеляющий взгляд. Очевидно, сегодня угадать не получилось.
– Пусть мама режет. – Астон хлопнул ладонью по столу. – У нее кусочки красивее.
– Ты уже не маленький и сам можешь нарезать себе яблоко, – ответил сыну Винсент. – И тогда кусочки получатся такие, какие ты хочешь.
– Готовить завтрак – это ваша обязанность, – напомнил Астон.
– Уф, какой же ты еще малыш… – Ребекка плюхнулась на стул, демонстративно сложив руки на груди.
– Сама ты малыш! – закричал Астон, побагровев лицом. – Сама малыш!
– Мне пятнадцать, а тебе восемь, я почти вдвое старше тебя, – возразила Ребекка. – Поэтому малыш ты.
– Не-е-ет!
Астон сделал движение подняться, но Мария положила руку ему на плечо.
– Ребекка и вправду старше тебя, – сказала она, – но это означает только, что яблоки она нарезает себе сама. Она вообще все должна делать сама, а ты пока нет.
– Кто вообще ест яблоки на завтрак? – фыркнула Ребекка. – Верный гастрит.
Винсент покосился на плод раздора. Девятнадцать кусочков. Если каждый уполовинить, будет тридцать восемь. Сделать нечетное четным – такое всегда было ему по душе. Винсент понимал толк в символах. Когда бесформенному получается придать цельность, это вселяет надежду. Винсент любил свою семью, но ему трудно было жить в хаосе.
И еще он любил порядок – структуру, четные числа.
– Ешь, зануда…
Винсент подвинул чашку Астону, который еще некоторое время как будто раздумывал, что ему еще такого сказать про кусочки яблока. Но поскольку он не знал, кто такой «зануда», решил на этом успокоиться. Ограничился тем, что сердито посмотрел на отца и приступил к еде.
– Возьми хотя бы бутерброд, – уговаривала Мария Ребекку. – Или йогурт. Что угодно – тебе надо поесть.
– У мамы мне совсем не обязательно завтракать, – возразила Ребекка. – И сама она ест не раньше двенадцати, если ест вообще. Организм должен отдыхать от переваривания пищи. Наши тела не созданы для того, чтобы так много есть. В каменном веке люди ели время от времени, иногда сутками обходились без пищи.
– Это слова твоей матери, не твои. И мы живем не в каменном веке. Винсент, скажи ей…
– Но Ребекка права. – Винсент налил себе кофе. – Наши тела и в самом деле плохо приспособлены под современные пищевые привычки, и последние исследования показали, что…
Мария резко встала и взяла блюдце со своим любимым бутербродом – авокадо на ломтике ржаного хлеба, – густо присыпанный кокосовой стружкой. Цена – как за килограмм золота, зато какой противовоспалительный эффект! А в глазах Марии – так и вообще источник вечной жизни.
– Неужели так трудно хотя бы раз встать на мою сторону? – возмутилась она. – Ребекка должна есть – о чем здесь спорить? Она растет, ее тело только формируется. У девочек ее возраста от нехватки питательных веществ прекращаются месячные.
– Черт возьми, – выругался Беньямин. – Вы можете не говорить о месячных, когда я ем?
– Тебе девятнадцать лет, Беньямин, – напомнил Винсент. – Пора перестать быть таким брезгливым. В конце концов, речь идет о естественных жидкостях организма…
Беньямин глянул на отца, поднялся, взял оставшееся яйцо в руку и удалился в свою комнату, качая головой.
– У тебя ЛСД, папа, – сухо констатировала Ребекка.
– Запомни раз и навсегда, – возвысил голос Винсент, – эта болезнь называется а‐эс-дэ… иначе говоря, высокофункциональный аутизм… понятно?
Проигнорировав их спор, Мария продолжала гнуть свою линию:
– Ты все время ссылаешься на свою маму. Но, Ребекка, ты должна понять, что в каждой семье приняты свои правила. И то, что вы делаете дома с Ульрикой, совсем не обязательно повторять здесь, у нас.
– Конечно, тетя Мария.
Ребекка тоже встала, захватив кусок хлеба из корзинки на столе, с торжествующим видом пронесла его мимо «тети Марии», проследовала в свою комнату и хлопнула дверью.
– Отлично. Спасибо, мама! Теперь мы пойдем кормить едошек. – Астон быстро задвинул стул и побежал в гостиную к аквариуму.
– Евдошек! – крикнул ему вслед Винсент. – Рыба называется «американская евдошка».
– Я знаю! – отозвался Астон, щедро рассыпая корм по поверхности воды в аквариуме. – Они такие классные, эти едошки!
Потом взял айпэд, лежавший на зарядке на кухонном диванчике, и удалился к себе.
– Пять минут, Астон! – крикнул ему вслед Винсент. – Потом мы отправляемся в школу!
Мария прислонилась к кухонному диванчику и сложила руки на груди – точь-в‐точь, как это только что делала Ребекка.
– Она назвала меня тетей только для того, чтобы позлить, – вздохнула она.
Винсент посмотрел на жену с недоумением:
– Но ты и есть ее тетя. Ты ведь сестра ее матери, если я не ошибаюсь? Ребекка правильно тебя назвала. Как ты можешь на это сердиться?
Винсент никогда не понимал, зачем некоторые люди тратят столько энергии на опровержение объективных фактов. Он потянулся за кусочком ржаного хлеба и старательно размазал по нему масло. Никаких комков, особенно по краям.
– Дело, конечно, не в этом, – продолжала Мария. – Неужели ты действительно ничего не понимаешь? Боже мой, за какого робота я вышла… Нет, ты говоришь так мне назло.
Винсент наморщил лоб. Он и в самом деле хотел понять, но реакция Марии оставалась для него непостижимой. Факты – это факты. Насколько эмоционально человек их воспринимает – другой вопрос, но отворачиваться от фактов как таковых – последнее дело.
– Кстати, с кем это ты обедал позавчера? – снова послышался голос Марии. – Неужели с Ульрикой?
Винсент повернул к ней удивленное лицо. Он только что откусил от бутерброда и должен был прожевать, прежде чем ответить. Десять движений жевательными мышцами. Он чуть было не сделал одиннадцатое, но вовремя спохватился.
– С какой стати я должен обедать с бывшей женой? – спросил он.
– Я видела счет из ресторана в мобильном банке и нашла чек в твоем кошельке. Ты кого-то приглашал в ресторан в Евле. А потом вернулся с ней в отель, да? У вас был секс?
Голос Марии сорвался на фальцет. Винсент выругался про себя. Он должен был это предвидеть. Мария ревновала его – в последнее время все чаще и совершенно необоснованно. Это тоже разрушало их брак, точнее, то, что от него осталось.
– Это была женщина из полиции, – ответил он. – Она приехала в Евле, чтобы обсудить со мной убийство, которое расследует.
– Убийство…
– Да. Дело в том, что это связано…
Мария подняла руку, останавливая его:
– Объяснишься позже. Астону пора в школу.
– Но…
Она развернулась и направилась к комнате сына.
– Астон! А ну быстро! Оставь в покое подушку, вы выходите через пять минут.
И удалилась в направлении спальни.
Винсент озадаченно смотрел на бутерброд. Мина – женщина из полиции – не шла у него из головы. Где-то в глубине души Винсент надеялся, что она объявится. Он разгладил ножом масло, потому что после первого укуса по краю бутерброда образовались «бортики». Шесть кусочков – это хорошо. Но теперь их оставалось пять, и это нравилось Винсенту гораздо меньше.
За недолгое время их знакомства Мина продемонстрировала уникальную способность видеть его насквозь. Винсент делал то же, что и всегда, – разыгрывал перед ней Великого Артиста. Он привык к этой маске, до сих пор защищавшей его от журналистов, и не только. Как правило, им этого хватало. Все они ожидали увидеть его именно таким, поэтому проблем не возникало. Но Мина заметила, как он считал ступени на лестнице, как поправлял бутылки на полке, чтобы этикетки смотрели в одну сторону. И заставила его высказаться насчет публики в баре. Одно это было гораздо больше, чем то, что знали о нем Мария или Ульрика. А ведь с каждой из них он прожил по многу лет.
Винсент откусил от бутерброда – один, два, три – и проглотил все, что осталось после третьего укуса.
Мина должна быть очень толковым полицейским. Она не просто внимательна. То, с какой легкостью она разоблачала его секреты, льстило Винсенту и одновременно пугало его. Но и он тоже кое-что в ней понял.
Последнее не было для него нормой, и Мария первой подписалась бы под этой истиной. Одно дело – читать мысли людей на сцене; в этой среде Винсент контролировал себя и других по всем нужным ему параметрам. Но в обычной жизни другие оставались для него тайной за семью печатями. Иногда Винсенту казалось, что в тот день, когда в школе раздавали инструменты социальной гибкости, он заболел. Поэтому и понадобилась эта маска Великого Артиста, который насквозь видит публику. Вне сцены Винсент не чувствовал в себе этой силы.
– Астон! – позвал он.
Сын вышел из комнаты с рассеянным видом и планшетом в руке. Похоже, он и в самом деле забыл о школе.
– Надевай куртку и обувайся. Мы уходим.
Винсент взял светло-серую кофту с капюшоном. Астон обнял мать, появившуюся в прихожей с рюкзаком в руке, и она ответила ему поцелуем в щеку.
В том-то и дело, что Мина не была для Винсента загадкой. Не такой, по крайней мере, как другие люди. Он заметил ее привычки, – то, как она убирала волосы с лица правой рукой, как избегала открывать ему больше самого необходимого. В кармане ее куртки лежал кубик Рубика. И не какой-нибудь, а спидкуб, приспособленный для быстрого вращения.
Что и говорить, было бы интересно еще раз с ней встретиться. С другой стороны, Винсент надеялся, что Мина больше не объявится. Он не чувствовал особенного желания впутываться в расследование, почти гарантировавшее ему ночные кошмары. Мир Винсента и без того грозил в любой момент развалиться на куски, и незачем было населять его изуродованными женскими трупами.
* * *
Под струями обжигающе горячей воды кожа пошла красными пятнами, зато Мина сразу почувствовала себя чистой. Как будто окунулась в кипяток, уничтоживший на ее теле все микроорганизмы.
Теперь она была как белый холст без единого пятнышка – именно так это ощущалось. После душа Мина сразу почувствовала себя сильнее. В выходные она, бывало, часами стояла под струями, пока кожа не становилась красно-фиолетовой, как изюм. Но сегодня больше десяти минут не получилось. Мысли в голове никак не давали успокоиться.
Винсент Вальдер. Мина все еще не была уверена в том, что нуждается в его услугах. Что такого, в самом деле, мог он добавить к тому, что умели их штатные психологи? Вся эта затея – чистое безумие, и это совсем не похоже на Мину. Не в ее обычае попусту тратить рабочее время и ресурсы. Плюс неприятные объяснения с коллегами. Но дело, так или иначе, сделано. Время покажет, на что годится этот менталист. Вообще, Винсент Вальдер – крепкий орешек. Мина не сомневалась, что тот Винсент, с которым она сидела в ресторане, – лишь малая часть настоящего. О, это человек с очень глубоким подтекстом… И его снисходительные намеки – последнее, что нужно Мине.
Соломинку он, конечно, заметил. Вопрос, что он заметил еще. С другой стороны, если он ничего не сказал, стоит ли озадачиваться его мыслями? Вот если б Винсент стал ее жалеть или проявлять сострадание, в том или ином его виде, как это делают другие, тогда Мина точно не приняла бы от него помощи и Юлии пришлось бы искать кого-нибудь другого.
Мина выключила кран, осторожно шагнула из ванны и тщательно вытерлась. Полотенце было выстирано при девяноста градусах, с порошком и отбеливателем, и пахло чистотой, как и ее кожа. Это ненадолго тем не менее. В квартире ощущение стерильности сохранялось круглые сутки, но стоило Мине выйти на улицу, как город укутывал ее своим грязным покрывалом.
Мина оделась и только после этого вышла из ванной. Белый бюстгальтер, майка, джинсы, черные носки. Трусы, как всегда, новые. Те, что были на Мине до душа, она выбросила. Стирать их – не лучшая идея. Никакие моющие средства не вернут свежесть ношеным трусам. Мина знала место, где можно было задешево купить обыкновенные хлопковые трусы, и брала их большими партиями. С некоторых пор эта статья расходов вошла у нее в разряд необходимых.
Сегодня Мина встала рано, так что в ее распоряжении оставался еще целый час. В желудке заурчало. Мина выдвинула ящик и посмотрела на упаковку тонких одноразовых перчаток. Так ли они ей нужны? В конце концов, никто еще не умер от того, что взял голыми руками упаковку йогурта. Мина знала это, но одна мысль о том, чтобы вот так, не имея на себе никакой защиты, открыть холодильник с продуктами, заставляла желудок болезненно сжиматься.
Мина вздохнула и осторожно, чтобы не порвать, натянула пару перчаток. Коллеги в отделении одно время смеялись над ее странностями, пока на Рождество все, кроме нее, не слегли с гастроэнтеритом. Тогда настала очередь Мины смеяться.
Мина быстро оценила возможные варианты и остановилась на ванильном творожке. Осмотрела упаковку и, убедившись, что та не повреждена, осторожно открыла. Потом достала чистую ложку, вымыла, взяла с посудного столика бутылочку медицинского спирта, капнула на ложку и осторожно растерла. При этом представляла себе, как дезинфицирующее средство убивает вирусы и бактерии – отвратительные микроскопические микроорганизмы, которые так стремятся проникнуть в ее тело.
В этом нет никакой необходимости. Ты чистая, только что вымылась под душем.
Возможно. Но как можно быть уверенной, что бактерий больше не осталось, если ложка не продезинфицирована как следует? В конце концов, Мина сунет ее в рот.
Последняя мысль заставила ее еще раз схватить бутылочку со спиртом.
Ну нет. Это уже паранойя. Немедленно поставь бутылку на место. Ложка чистая.
Но на это Мина не находила в себе сил. В очередной раз открывая пластиковую бутылочку, почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она должна была это сделать. Долго терла ложку, рискуя оставить в ней дыру.
Сев за стол, Мина еще некоторое время смотрела на пластиковый стаканчик с творогом. Она старалась не думать ни о всех тех, через чьи руки он прошел, ни о миллиардах заразных микросуществ, которыми кишели эти руки. Уверяла себя, что на фабрике с гигиеной не менее строго, чем у нее в квартире, – и все-таки не решалась. Но не могла же она ничего не есть.
Брезгливо морщась, Мина зачерпнула ложкой творог и поднесла ко рту. Сначала ощутила на языке дезинфицирующее средство и только потом вкус творога. Съев все, почувствовала себя героиней. Каждый прием пищи оборачивался для Мины маленькой победой над собой. Выбросив упаковку, она вскипятила кофе. С ним оказалось проще, Мина сама не поняла почему. Хотя чашку все-таки протерла.
Оставалось еще полчаса, и Мина приступила к утренней уборке.
Это не было манией – предусмотрительность, и не более того. Она не убиралась со вчерашнего дня. Из шкафчика под посудным столиком достала большое ведро со всем необходимым. Жидкость для помывки окон, мыло, каустическая сода, универсальный порошок, гель для кухни, для посуды, спиртосодержащий для дезинфекции, «утенок» для туалета. А также множество тряпок, губок, щеток, салфеток из микрофибры, «ежиков» и вантузов – одноразовых, конечно, потому что все, кроме моющих средств, выбрасывалось после каждой уборки и тоже закупалось в известном Мине месте по оптовой цене большими партиями. В маленькой комнате, задуманной как кабинет, но служившей складом, высились пирамиды картонных ящиков с щетками и губками.
Покончив с уборкой, Мина почувствовала, что вспотела. Понюхала у себя под мышками – и тут же пожалела об этом. До выхода десять минут. Юлия просила ее как можно скорее представить Винсента группе. Мина собиралась подождать еще один день, но менталисту не терпелось принять окончательное решение – с ними он или нет. Мина надеялась, что он все-таки согласится им помочь. Винсент пробудил ее любопытство, несмотря ни на что. Она взглянула на часы. Времени впритык – быстро принять душ и переодеться.
* * *
– То есть я могу выбрать что захочу?
Стеффо Тёрнквист тыкал пальцем в то, что лежало перед ним.
Винсент кивнул и замигал на свет яркой лампы в студии утренних новостей четвертого канала. Пора привыкнуть, он здесь не впервые. Тем не менее каждый раз они умудряются направить луч прямо ему в глаза.
Винсент откинулся на спинку стула и как будто расслабился. Попытался забыть о снимках, которые Мина показывала ему на прошлой неделе. С тех пор они не общались. Не исключено, что она давно отказалась от этой затеи. Винсент сделал все возможное, чтобы убедить эту женщину в том, что он не тот, кто ей нужен. Слишком большая ответственность. Не говоря о том, что он до сих пор мучился вопросом, каким способом она собирает этот чертов кубик.
Фокус, Винсент.
Ты должен быть здесь и сейчас. В конце концов, это прямая трансляция.
– Выбирайте что хотите, – ответил он Стеффо, – но делайте это не раздумывая. И попытайтесь сформулировать свои чувства.
Стеффо смотрел на стол. Там лежали автомобильные ключи Йенни, булочка, позаимствованная Винсентом с завтрака, который накрыли для гостей студии, мобильник Стеффо и потертый кожаный бумажник Винсента, украшенный портретом Че Гевары.
– Тогда это. – Стеффо взял бумажник. – Я чувствую… в общем, это то, что мне понравилось.
– Бумажник, значит… – медленно проговорил Винсент. – И вы действовали по собственной воле?
