Хавьер Кастильо
Игра души
– Я в деле.
Чего я не ожидала, так этого того, что в тот же вечер истории Джины Пебблз и Эллисон Эрнандес, произошедшие с разницей в девять лет, тесно переплетутся после одного телефонного звонка, который заставил события бесконтрольно ринуться вперед.
Глава 10
Нью-Йорк
23 апреля 2011
Тремя днями ранее
Джим Шмоер
Человек редко задумывается о том, что в будущем его настоящее станет всего лишь плохим воспоминанием.
Профессор Шмоер несколько раз перечитал ответ пользователя @Godblessthetruth. Он был удивлен: согласно тому, что он читал, Эллисон Эрнандес пропала неделю назад и до сих пор не было никаких сообщений о том, что девушку нашли мертвой.
Он внимательно следил за исчезновениями людей и часто рассказывал о них в своей программе, однако никогда не тратил много времени на те случаи, которые сразу привлекали внимание СМИ. Джим предпочитал проливать свет на забытые истории детей, которым не посчастливилось пропасть в неудачный момент, когда взгляд журналистов, телеканалов и ежедневных изданий был прикован к повышению налоговой ставки, митингу за права трудящихся или какому-нибудь сенатору, который слишком широко расстегнул ширинку.
Он ввел имя Эллисон Эрнандес в поисковик «Гугла», чтобы прочитать о ней последние новости. За прошедшие дни было опубликовано несколько статей с ее фотографией со знаком «ЭМБЕР Алерт». Джим установил фильтр, чтобы увидеть материалы, вышедшие за последние часы, но не нашел в них ничего нового. Он переходил от одной газеты к другой, от одного новостного агентства к другому, пытаясь найти заголовок или заметку, в которой бы упоминалось, где и когда обнаружили труп, но ничего подобного не было.
Несколько минут спустя профессор ответил на твит, испытывая какое-то странное ощущение, которому он, впрочем, не придал большого значения:
«Эллисон Эрнандес все еще не найдена. Дадим возможность властям найти ее живой».
Он перешел к остальным комментариям. Несколько подписчиков предложили поговорить о политике, но он этого терпеть не мог. Другой пользователь попросил рассказать о нестандартных формах занятости на больших технологических фабриках в Азии. Один подросток спросил, болел ли он за «Нью-Йорк Никс»[7].
Джим был подавлен. Он решил, что в этот вечер лучше ничего не записывать. Сложно публиковать материал, который тебе не близок. Он просмотрел список актуальных тем, но там не было ничего интересного: соболезнования о смерти какого-то артиста, который на самом деле не умер, премьера нового фильма, который он не собирался смотреть, названия двух музыкальных групп, которые ни о чем ему не говорили. На первое место вылез хэштег #KUWTK[8]. Он кликнул на него и понял, что речь шла о выходе нового реалити-шоу семьи Кардашьян.
Вдруг Джим увидел, что кто-то написал ему личное сообщение на платформе. Он специально установил разрешение, чтобы любой мог написать ему конфиденциально, так как считал это неотъемлемой частью журналистской работы. В большинстве случаев все большие истории начинались так: злобный анонимный звонок с доносом, отправленное с одноразового почтового адреса электронное письмо с файлами из личного архива, запечатанный конверт, подброшенный на порог. Почтовый ящик Джима был тем же самым: дверью, открытой для любого, кто хотел сообщить что-то, что считал достойным выйти в свет.
Согласно данным, сообщение пришло от пользователя @Godblessthetruth в 19:05. В нем была только одна фотография. Когда Джим открыл изображение, ему потребовалось несколько секунд, чтобы мозг смог распознать то, что открылось его глазам на полутемной расплывчатой фотографии.
В центре изображения он различил стоящий на полу деревянный крест, а на нем виднелась бледная фигура распятой женщины. По обе стороны от креста стояли два черных силуэта, и по их позе казалось, что они пытаются сдвинуть крест назад, к стене, разрисованной граффити. Джим попытался внимательнее всмотреться в края фотографии, и с левой стороны заметил нечто похожее на фигуру мужчины в белом одеянии, наблюдавшего за происходящим. С правой стороны проступали контуры нескольких пустых стульев, выстроенных по направлению к кресту.
– Что за черт?! – в смятении воскликнул Джим.
Он скачал изображение и сохранил его на рабочий стол. Потом сделал скриншот экрана с именем пользователя и временем отправки сообщения. Прежде чем написать ответ, профессор задумался. Он не понимал, что увидел, но это ему однозначно не нравилось.
Джим перешел в профиль @Godblessthetruth, и ему стало еще больше не по себе, когда он увидел один-единственный твит у пользователя. На аватарке стояла картинка с белым яйцом на оранжевом фоне, а дата создания аккаунта совпадала с сегодняшней.
Джим решил ответить на личное сообщение, тщательно подбирая слова. Возможно, это был розыгрыш, но малейшая вероятность того, что на снимке Эллисон Эрнандес, заставила его действовать, соблюдая все предосторожности:
«Это Эллисон? Откуда у вас эта фотография?»
Прошло несколько минут, в течение которых профессор мучился вопросом, что это за злобная шутка. Интернет – помойная яма, где на каждом углу тебя поджидает какая-то гнусность. Сообщение, похоже, было именно этим. Иногда Джим и сам баловался глубинами «Глубокой сети»[9], установив браузер «Тор»[10] и раздобыв доступ к одному из самых зловещих сайтов во всей сети. Фотография, которую ему отправил @Godblessthetruth, очень напоминала те, что усеивали тайные форумы сектантов. Однако между снимком и картинками с подобных сайтов была огромная разница: вторые были безобидны. Члены сект ограничивались тем, что сжигали в лесу пару страниц из книг и приносили в жертву мертвых голубей и крыс. При всем своем сходстве фотография Джима запечатлела распятую на христианском кресте девушку, освещенную лучами солнца, которые пробивались с одной из сторон изображения. Снимок был сделан в месте, похожем на заброшенный корабль, который, однако, наполняли люди.
Вдруг пришел ответ от @Godblessthetruth.
В сообщение была вставлена ссылка на архив новостей «Манхэттен пресс». Джим часто заходил в этот раздел, чтобы найти статьи прошлых лет, которые находились в открытом доступе для всех желающих. Он прошел по ссылке, и легкое напряжение нервов, которое вызвал у Джима этот неожиданный диалог, вдруг разорвалось атомной бомбой. Он прочитал заголовок статьи: «Вы видели Джину Пебблз?»
Профессор посмотрел дату публикации статьи – июнь 2002 года. Где-то в глубинах его памяти хранилось воспоминание об этом случае. Все произошло на следующий день после того, как на Солт-Лейк была похищена девочка-подросток, так что ничего, кроме маленькой статьи на двенадцатой странице «Манхэттен пресс», не поведало миру об этом событии, которое вскоре совершенно забыли. Он просмотрел все, что было известно по этому случаю, и даже попытался получить доступ к материалам дела об исчезновении Джины, чтобы рассказать об этом в подкасте и подготовить занятие для своих студентов на тему информационного оппортунизма. Но это было так давно, что он едва ли помнил детали.
Джим посмотрел на имя автора статьи и не смог сдержать улыбки: Мирен Триггс. В тексте говорилось о том, где Джину в последний раз видели живой, что на ней было надето, и о том месте, вдали от Рокавей, где нашли ее рюкзак, – грязном и заросшем пляже Бризи Пойнт, расположенном на краю полуострова, где зимой можно было встретить лишь рыбаков, а летом серфингистов. Новость сопровождалась фотографией Джины с густыми светлыми волосами и сияющей улыбкой. Ниже, под описанием места обнаружения рюкзака, была прикреплена фотография местных жителей, взрослых и молодых, среди которых выделялись фигуры мужчины и женщины с печальным выражением лиц, обнимающих безутешно рыдающего мальчика. Похоже, эти трое стояли перед группой волонтеров, и все собирались отправиться на поисковый рейд. Под фотографией Джим прочитал: «Кристофер и Меган Пебблз, дядя и тетя Джины, участвуют в поисках своей племянницы. Восьмилетний брат девушки, Итан Пебблз, горько плачет о пропавшей сестре».
Джим вернулся к диалогу с @Godblessthetruth, пока не осознавая огромного значения происходившего и не понимая скрытых смыслов этих сообщений. Боясь ответа, который получит, профессор написал:
«Девушка на кресте – это Джина?»
Несколько секунд спустя он прочитал:
«Нет».
Джим продолжил:
«Это Эллисон Эрнандес?»
Ответ пришел моментально:
«Да».
Профессор не колебался:
«Где она?»
Ему снова пришлось ждать. Он не отрывал глаза от экрана, надеясь, что эта дурацкая шутка вдруг разрешится. Возможно, это был кто-то из его учеников. У него сложились достаточно напряженные отношения с третьим курсом, который он мучил бесконечными тестами и сложными исследованиями, так что от них можно было ожидать чего-то подобного. На ум пришли лица Элис и Сэмюэла, двух его лучших студентов, вполне способных выдумать нечто похожее, дабы испытать проницательность своего преподавателя. К тому же они только что прошли теорию дезинформации и узнали, как благодаря использованию импульсивных эмоций – горя, злости, грусти и отчаяния – можно заставить людей поверить в любой миф, который в иных обстоятельствах был бы развеян с самого начала. Джим снова и снова просматривал статью о Джине. Несколько раз попытался вбить имя пользователя в поисковик, но все оказалось напрасно: во всей Сети ни на одной платформе не было пользователя с таким же ником.
Наконец Джиму надоело ждать, и он решил написать еще раз:
«Вам что-то известно об Эллисон Эрнандес? Вы это хотите сказать?»
Он получил ответ:
«Скоро вы все узнаете».
Джим был сбит с толку.
«Что вы имеете в виду?»
Но ему не ответили. Целый час Джим Шмоер ждал хоть какой-нибудь реакции. Профессор снова и снова взволнованно поднимался со стула и садился обратно. Он уже попрощался с идеей записать подкаст и опубликовал твит в группе, что в этот вечер не сможет выйти на связь. В ответ на него высыпалась дюжина гневных посланий. Он вернулся на страницу профиля, чтобы перечитать первое сообщение, и вдруг заметил то, на что сначала не обратил никакого внимания: у @Godblessthetruth не было подписчиков, он опубликовал только один твит, но в разделе подписок было два аккаунта. Увидев имена пользователей, профессор потерял дар речи: он и Мирен Триггс.
Глава 11
Офис ФБР
24 апреля 2011
Двумя днями ранее
Бен Миллер
Нет ни одного старого пазла, у которого бы все детали были на месте.
Был час ночи, когда Бен Миллер вошел в офис ФБР в Нью-Йорке. Он не поздоровался ни с одним из десятка агентов, которые до сих пор сидели за своими столами, заваленными папками, бумагами, чашками кофе и безысходностью. Даже в поздний час работа здесь не останавливалась, хотя ритм заметно замедлялся: движения становились медленнее, голоса тише, промежутки тишины между телефонными звонками длиннее. В это время в офисе стояла удручающая атмосфера: на лицах агентов отражались напряжение и грусть – два состояния, которые они зачастую переживали в одно и то же время. Те, кто в такой час находился на работе, только что получил либо новость о пропаже, либо об обнаружении человека, но ни первая, ни вторая новость не означала ничего хорошего. Дела, которые разрешались сами по себе без происшествий (если, например, ребенка находили в гостях у друга после того, как он ушел из дома без спроса, или повздорившие с родителями подростки возвращались домой), обычно заканчивались звонком заявителей по телефону. Дело закрывалось без лишних фанфар, под вздох облегчения счастливых родителей и «Большое спасибо, что сообщили».
Но случаи, которые требовали закрытия дела с описанием всех подробностей и заверения подписью следователя, – это случаи с трагическим финалом. Эллисон принадлежала к ним. Через четыре стола от рабочего места Бена зазвонил телефон. По выражению лица агента Уортона, который беспомощно смотрел на аппарат, Миллер понял, что звонят по делу, которого ожидала та же участь. Если б кто-то прожил в этом офисе год без связи с внешним миром, он начал бы думать, что жизнь заключается только в том, чтобы родиться, вырасти, полюбить и исчезнуть, если кому-то вообще посчастливится выполнить первые три этапа прежде, чем наступит последний.
Какое-то время Миллер печатал рапорт об обнаружении Эллисон Эрнандес, а затем собрал документы в архив для передачи дела в отдел убийств полиции Нью-Йорка. С того момента, как тело найдено, дело больше не находилось в ведении подразделения ФБР, которое занималось розыском пропавших детей. Требовалось как можно скорее, в любой час дня и ночи, подготовить все необходимое для начала уголовного расследования. Полицейские уже находились на месте преступления, собирая образцы ДНК, отпечатки и улики, и допрашивали подростков, обнаруживших труп. Как только Миллер отправит им материалы по делу Эллисон, полицейские нагрянут в дом семьи Эрнандес и механизм следствия будет запущен. Если какой-нибудь пронырливый журналист узнает о том, как была найдена Эллисон, им вдобавок придется справляться с волной репортеров, жаждущих узнать подробности.
Перед тем как закрыть дело, Миллер обязан зарегистрировать последние данные в ViCaP, программе подразделения ФБР по предотвращению насильственных преступлений, и внести общую информацию: дату и место, где девушку видели в последний раз, где было найдено тело, ее фотографию и бесстрастное описание основных сведений, которые будут использованы для составления статистики уровня преступности по районам и частоты определенных типов преступлений.
Миллер открыл карту ViCaP и отметил координаты напротив аптеки на Ямайка-авеню, в двухстах метрах от «Института Маллоу», и целых четыре раза пытался установить флажок в той точке на тротуаре, где на снимке со спутника можно было различить прямоугольное пятно скамейки. По словам фармацевта, именно там Эллисон видели в последний раз. Затем он пролистал карту и поставил такой же значок на сером прямоугольнике посреди зеленого пространства вокруг Форта Тилден, на полуострове Рокавей, на юго-восточной оконечности Куинса, где на католическом кресте было найдено распятое тело, образ которого до сих пор стоял у него перед глазами.
Миллер уже собирался перейти на сайт «ЭМБЕР Алерт», чтобы закрыть объявление о поиске девочки, но перед этим уменьшил масштаб и еще раз посмотрел на карту, чтобы оценить расстояние от одной точки до другой. На экране горели сотни отметок различных цветов, каждая из которых обозначала определенный статус дела: зеленым помечались незавершенные случаи, по которым до сих пор шли поиски, красным – закрытые, когда разыскиваемый был найден мертвым, оранжевым – открытые дела, зашедшие в тупик, когда группа ждала новых зацепок, чтобы продолжить работу.
Миллер сильнее отдалил изображение и увидел, что на карте едва ли оставалось место, где не стоял бы красный флажок. Они были рассыпаны как капли крови на ковре улиц и парков. Зеленых точек было гораздо больше, но они горели на карте всего несколько часов. Историй со счастливым финалом было абсолютное большинство, но они пропадали с визуального регистра и хранились в личных архивах, чтобы информацию могли использовать, если случай вдруг повторится.
Оранжевые пометки, наоборот, встречались реже, но были не менее болезненными. За каждой оранжевой точкой скрывалось забвение, опустошенная семья, потерявшая надежду. На глаз Миллер насчитал дюжину в одном только Куинсе, и, к его удивлению, одна из них горела над зданием «Института Маллоу», той же школы, где училась Эллисон.
– Кто-то еще пропал в этой школе?
Бен кликнул по нему, и открылось окошко с текстом, выделенным жирным шрифтом. Глаза агента расширились, когда он прочитал: «Джина Пебблз, 3 июня 2002».
Он помнил Джину. Один из тех безнадежных случаев, который он уже почти полностью забыл, но который хранился в его памяти в виде печальной статистики для самоистязаний. Подробности уже стерлись из головы, но, увидев ее имя на изображении «Института Маллоу», Миллер вспомнил, как опрашивал ее одноклассников, не видели ли они чего-то подозрительного. То, что спустя девять лет из той же школы пропала еще одна ученица, могло быть чистым совпадением, но в мозгу агента уже зрело новое подозрение, хотя он не был уверен, что идет по верному следу. Бен Миллер хотел кликнуть по имени девушки, чтобы перейти к материалам дела, но вдруг заметил, что одна из точек горит ярче остальных. Она стояла над пляжем Бризи Пойнт, на юго-западной окраине Рокавей, всего в трехстах метрах от Форта Тилден, где была найдена Эллисон. Нажав на нее, он увидел оранжевую рамку и прочитал: «Рюкзак Джины Пебблз, 5 июня, 2002».
Его охватило чувство эйфории от мысли, что он обнаружил какую-то связь, вернулся на первую точку, кликнул на имя Джины Пебблз и открыл материалы дела. На экране высветилось сообщение: «Содержание передано в архив. Дело 172/2002».
Миллер рывком вскочил на ноги и набрал номер телефона. Немного спустя на другом конце ему ответил женский, почти механический голос:
– Да?
– Джен?
– Миллер? Твою мать, Бен. Я прилегла вздремнуть.
– Мне нужны документы по одному делу.
– Никто не звонит в архив в такое время. С чего ты взял, что я решила взять ночную смену?
– С того, что тебе наверняка хочется чаще видеться с нашим охранником Маркусом.
– Это так заметно?
– Приготовишь для меня дело 172/2002?
– 2002? Так… Оно… Должно быть… Да, оно должно быть внизу. Когда тебе нужно?
– Сейчас тебя не слишком затруднит?
На другом конце провода Джен фыркнула:
– Знаешь, мне только что снилось, что я выиграла в лотерею и ходила по архиву в бархатном халате.
– Ты выиграла в лотерею и все равно продолжала работать здесь?
– На кого я тебя оставлю?
Миллер улыбнулся.
– Тут все немного вверх дном. На днях опять приходили оцифровывать материалы.
Миллер усмехнулся.
– Я буду ждать у себя.
– Чье это дело? Можешь мне что-нибудь рассказать? – из любопытства спросила Джен.
– Это только… мои догадки.
– Сделаешь кофе? Мне нужно некоторое время.
– Я куплю в автомате. Меняю кофе на папку с материалами.
– Не знаю, за что я тебя люблю, Миллер.
– За то, что мы так похожи. У нас одна половина терпеть не может это место. А другая, наоборот, не представляет жизни без него.
– Эту половину во мне зовут Маркус, – ответила Джен.
Бен не смог сдержать улыбки и положил трубку.
Позже, когда Миллер завершил все формальности передачи дела в отдел убийств, женщина средних лет с волосами, убранными в хвост, и умытым лицом вошла в кабинет, с трудом неся картонную коробку. Подойдя к рабочему месту Миллера, она с грохотом опустила ее на стол, будто это был труп.
– Где мой кофе? – вместо приветствия спросила она.
– Всего лишь? – пошутил Бен, пододвигая к ней одноразовый стаканчик, от которого исходил легкий пар. – Два сахара?
– Если б ты не был женат и так счастлив с Лизой, ты был бы моим Маркусом.
– А кто бы тогда любил Маркуса? – ответил Бен в благодарность за комплемент.
– Я не сказала, что была бы тебе верна.
– Один – ноль в твою пользу, – улыбнулся Бен.
Он открыл коробку и разложил бумаги и папки-скоросшиватели на столе.
– У тебя завал? – спросила Джен.
Бен не ответил. Посмотрев на первую страницу заявления об исчезновении, он почувствовал нарастающую внутри тревогу: с фотографии на него смотрела Джина, светловолосая, веселая, с такой белой кожей, что могла бы сиять в темноте.
– Если тебе понадобится что-то еще, только скажи.
Миллер автоматически кивнул и сказал «пока», но позже он не сможет вспомнить, действительно ли попрощался с Джен.
Он пробежался взглядом по записям допросов, перечитывая материалы со все ослабевающим вниманием. Он устал, но эта коробка и связь между школой и обоими случаями заставили его разум забить тревогу. Читая документы в темноте, Миллер сделал пару глотков кофе. Несколько часов он провел, просматривая заявление за заявлением, в которых никто не сообщал ничего значительного, пока наконец не наткнулся на протокол допроса, составленный агентом Уорвиком Пенроузом. Допрос проводился с мальчиком восьми лет по имени Итан Пебблз, братом Джины.
Глава 12
Манхэттен
24 апреля 2011
Двумя днями ранее
Мирен Триггс
У всех ошибок есть начало, но не конец.
Когда я вышла из кабинета Боба, сердце у меня сжалось. Я возвращалась в «Пресс». Однако с тем условием, что должна погрузиться в историю Эллисон, взяться за тему, которая была мне чужда, и молиться, что, рассказывая ее как нечто личное, я не слишком растревожу собственные раны. Будто бы это так просто: открыть душу миру, когда даже я не могла разобраться в себе. Кошмары так прочно завладели мной, что я часто путала их с грезами. Сегодня тебе снится, как ты получаешь Пулитцеровскую премию, а завтра – как прыгаешь с моста.
Я подождала, пока отдел кадров подготовит мое бывшее рабочее место. Держатели для бумаг, ручки, маркеры, стационарный телефон. Парень лет тридцати принес черный ноутбук, за которым я не особо планировала работать. Тот, что у меня был раньше, я использовала только в тех редких случаях, когда требовалось написать или просмотреть письма, которые мне не позволяли открывать с моей электронной почты. Когда в редакцию присылали секретную информацию по одной из тем, над которой работал отдел расследований, она должна была храниться на надежном сервере и не покидать стен «Пресс» до того момента, пока статья не появится в киосках Соединенных Штатов. Для повседневных нужд я предпочитала личный «Макбук Про» с диагональю 13 дюймов и новеньким процессором i5. Я купила его спустя несколько дней после получения второй части аванса за роман, и с первого дня он стал всем, что мне было необходимо.
Я проверила мобильный и увидела, что за это утро Марта Уайли успела позвонить мне пять раз. Кроме того, она прислала мне следующее сообщение:
«Мирен, ты совершаешь ошибку. Я думаю, мы сможем найти баланс, при котором ты сможешь чувствовать себя комфортно. Пожалуйста, позвони мне».
Я не знала, как все это уладить, но в глубине души понимала, что рано или поздно мне придется найти какое-то решение.
– Еще немного… – сказал IT-специалист, сидевший на моем месте, подготавливая оборудование для работы. – Почта почти обновилась. Когда ты ушла, я не удалил твой аккаунт. Я знал, что ты вернешься, – добавил он, посмотрев на меня таким взглядом, что я смутилась.
– Спасибо… – ответила я, ожидая, что он назовет свое имя.
– О, я Мэтью, но все зовут меня Мэт.
– Мэт. – Я улыбнулась. – Ты и по воскресеньям работаешь?
– Я отвечаю за IT. Представляешь, если упадет сайт «Пресс»? Или кто-то взломает сервера и получит доступ к личным данным подписчиков? Быть всегда на связи – это чертовски неудобно, знаю, но… Это «Пресс». Здесь ты или выкладываешься на полную, или ты уже не здесь. Мы нужны миру, ведь так?
– Скажи это всем, кто ушел.
Я окинула взглядом офис, и на миг мне показалось, что я стою посреди пустыни.
Его глаза последовали вслед за моими, а затем снова вернулись к компьютеру. Он ввел какие-то пароли и установил несколько программ, которые я никогда не использовала. Наконец отбил барабанную дробь руками по столу.
– Еще секунда и… Та-дам. Готово.
Вдруг в папке «Входящие» появилось триста пятьдесят новых писем, на которые я и не думала отвечать.
– Очистить почту?
– Нет, оставь. Пусть так. С ними будет не так скучно.
– Ладно. Если тебе что-то понадобится, я на втором этаже.
– Спасибо, Мэт.
– И… Если вдруг захочешь встретиться и где-нибудь посидеть, я могу оставить свой номер.
Он протянул мне листок бумаги, и я не без удивления взяла его.
– О… Я не…
Крошечная часть меня почувствовала сожаление. Другая, большая и главенствующая, – страх. Несмотря на всё, на все прошедшие годы, эта зарубка оставалась на своем месте и напоминала, что я не могла плыть по течению.
– Прости, если я был слишком… – Он сделал паузу, словно ему надо было как следует обдумать то, что он собирался сказать. – Мне всегда нравилось, как ты пишешь.
– Спасибо, Мэт. Ничего. Если мне будет нужна помощь, я позвоню.
– В любой момент, – сказал он таким тоном, будто уже забыл свое предложение.
Это было любопытно. Пока Мэт не предложил мне свой телефон, я не смотрела на него как на представителя противоположного пола. Но на самом деле когда он не придал никакого значения моему отказу, то заработал много очков. Я заметила, что Мэт обладал стройной фигурой, был одет в белую льняную футболку, а волосы небрежно спадали ему на лоб.
– Знаешь? Наверное, я тебе позвоню, – произнесла я, пытаясь направить мое первоначальное удивление в другое русло.
Зачем я это сказала? Не знаю. Может быть, так я боролась с собственными демонами.
– Хорошо, – ответил он, удивившись.
Затем Мэт повернулся к экрану моего ноутбука, настроил принтер и внутреннюю сеть.
– У меня новый ноутбук, и… Я бы хотела выжать из него по максимуму.
– Хорошо, – ответил он, не двигаясь.
Все, что Мэт выиграл благодаря своей уверенности, испарилось за считаные секунды. Он снова зашел в почту, чтобы настроить мою корпоративную подпись.
– Сейчас проверю, работает ли протокол отправки сообщений… Да, все в порядке. Ого. Странно, – произнес Мэт, удивленно смотря в экран. – Тебе только что пришли два новых письма от одного отправителя.
– Что?
– Два письма от одного человека. Наверное, это какая-то ошибка на сервере… Секунду. Я удалю копии и…
Я нагнулась над его плечом, чтобы посмотреть, от кого пришли письма, и у меня перехватило дыхание.
– Ты знаешь некоего… Джима Шмоера? – спросил он, как раз когда я читала имя.
– Джим?! – удивленно повторила я.
– Значит, да.
– Ты все? Не мог бы оставить меня одну? – попросила я.
– Эм…
Он поднялся со стула и что-то сказал, но я не обратила внимания. Я села, и Мэт снова что-то сказал, но я слышала только собственные мысли.
– Прости, что? – спросила я, поглощенная ими.
– Это… Твой парень?
Я фыркнула, а затем снисходительно улыбнулась. Эту улыбку я с детства переняла у матери, видя, как она улыбалась отцу, когда он выдумывал очередное оправдание, почему так поздно пришел с работы. Если ты женщина, ты неизбежно научишься этой улыбке. Отстраненной. Ожидающей. Агрессивной. Эта улыбка – знак того, что ты не глупа. Моя мать такой не была, и отец это знал.
– Мэт, видишь ли, ты очень милый, но я…
– Прости, у тебя есть парень, – оборвал он. – Я понимаю. Все… Все хорошо. Я влез, куда не…
– Успокойся, Мэт. Он не мой парень. Но… Это не твое дело. Тебе не следовало читать чужую почту. К тому же у меня есть кое-какие дела. Вот и все. Спасибо, что все подготовил.
– Хорошо. Прости, если…
– Проехали, – перебила я.
И снова улыбнулась улыбкой матери. Я начала входить во вкус.
Мэт повернулся к выходу, и я почувствовала себя дрянью. Сама того не желая – вряд ли кто-то делает это по своей воле, – я научилась отдалять от себя любого, кто начинал представлять угрозу моему одиночеству, и делала это с той же легкостью, с какой те три парня вытерли об меня ноги, как о половую тряпку. Эта ночь поджидала меня на каждом углу. В голове раздавался выстрел, и я снова оказывалась в том переулке. У меня горела грудь. Во рту появлялся вкус правосудия, и я чувствовала себя дрянью. Всегда один и тот же порядок, всегда та же… тоска.
В течение последующих лет я никому не позволяла приближаться к себе. Я отталкивала всех, удалялась, исчезала. Мои раны запрещали любить, потому что глубоко внутри я чувствовала, что любой мог причинить мне боль. Единственным человеком, которому удалось сломить мою броню, был Джим, но и с ним я поднимала невидимый щит, когда чувствовала, что он приближается слишком близко. Я просто не могла действовать иначе. Гнев вжился в мою душу, как трехголовое чудище, охраняющее двери моего собственного ада.
– Мэт! – крикнула я ему в след. – Спасибо.
Он поднял руку и жестом ответил: «Не за что», одарив меня точно такой же улыбкой. Он быстро выучился.
Я вздохнула и погрузилась в письма Джима. Я хотела сначала разобраться с ними, а затем зайти на сайт «Пресс» и глянуть на предварительный материал об Эллисон. Первое письмо было отправлено в полночь. Оно содержало всего пару строк, но они заставили встревожиться:
«Мирен, это Джим. Поздравляю с успехом книги. Я пытался тебе позвонить, но ты, видимо, сменила номер. Мне нужно поговорить с тобой. Это срочно.
Обнимаю, Джим».
После той неожиданной аварии Джим несколько раз приходил навещать меня в больницу. Мы с ним всегда были достаточно близки, но вместе с тем держались на еле заметной дистанции, и его визиты отягощали меня. Помню, даже мама спросила, почему мой бывший преподаватель из Колумбийского университета приходит ко мне так часто. Признаюсь, я сама не могла определить наши отношения с Джимом, да и не хотела этого делать. Он нравился мне, однако я не выносила его постоянной заботы и знаков внимания. Однажды в больнице я проснулась от долгого дневного сна из-за разговора, эхом отдававшегося у меня в голове: Джим и моя мать разговаривали с чашками кофе в руках, пока я спала. Я притворилась спящей и услышала, что они говорят обо мне. Любопытство журналистки удержать невозможно. Он сказал моей матери, что я дорога ему. Что в его жизни я занимаю особое место. От этих слов у меня закружилась голова, и я сымитировала крик боли, чтобы прибежали медсестры и выпроводили Джима без каких-либо объяснений с моей стороны.
Его нежность доставляла мне боль. Меня огорчало, что он так хорошо понимал мою суть. Может, за все годы моей жизни он был единственным человеком, которому это удалось?
Когда меня наконец выписали, я решила не говорить Джиму об этом и отдалиться. Я не сказала и о том, что переехала из своего старого дома в Бронксе в маленькую студию в Вест-Виллидж. Я поменяла телефон и какое-то время пыталась его забыть. Более того, если б не эти письма, дистанция между нами увеличивалась бы все больше, пока в конце концов связывающий нас узел не развязался бы навсегда. Какая-то часть меня хотела этого. Но не по собственному желанию, а из-за страха. Я хотела удалить оба письма. Зачем же мне понадобилось открывать второе? Возможно, если б я этого не сделала, все обернулось бы совершенно иначе.
Оно было отправлено в семь утра, за час до того, как я переступила порог «Пресс».
«Мирен, я бы не стал настаивать, если б это не было по-настоящему важно. Знаю, в больнице я вел себя немного навязчиво, но мне кажется, что у меня кое-что есть. Это насчет Эллисон Эрнандес. Я только что прочитал анонс об обнаружении тела на сайте “Пресс”. У меня нет другого способа связаться с тобой. Это серьезно. Это касается и Джины Пебблз. Возможно, ты помнишь ее.
Позвони мне, 555–0134.
Джим».
Имя Джины Пебблз выделялось как два слова, способные смести все. Имя Эллисон только набирало обороты. Я еще не осознавала, как эта история начинает расти и разворачиваться, как колода карт. Я тут же набрала номер.
