© 2024 Haus Lake
Все права защищены.
Ни одна часть этой публикации не может быть воспроизведена, распространена или передана в любой форме и любыми средствами, включая копирование, запись или другие электронные или механические методы, без предварительного письменного разрешения издателя, за исключением случаев, предусмотренных законодательством об авторском праве.
Все имена, персонажи и события, изображенные в этой книге, являются вымышленными. Любое совпадение с реальными людьми (живыми или умершими), местами, зданиями или продуктами не было намеренным и не должно быть воспринято как таковое.
Оформление обложки: Els.Kir
Ходить ночью в лес уже не было так страшно в этих краях, как это было раньше. Ночью наступало время чертовщины и ведьмовских обрядов, а со стороны леса часто можно было услышать тревожное гудение, волчий вой либо жалобные стоны. Однако сейчас это всё осталось только в небылицах, которые старшие поколения деревни рассказывают своим детям и внукам.
Жизнь в деревне «Тропы» шла своим чередом, и её обитатели не могли бы пожаловаться на что-то. Скорее, они понимали, что если паршиво у них, то паршиво везде, и никто с этим ничего не сделает. Сама деревня была небольшая: где-то половину населения составляли старики, а другую половину – зрелые мужчины, их жёны и дети. Одиноких почти не было, всё же когда в месте, где ты живёшь, всего семьдесят человек на ближайшие сто километров, а из средств передвижения только обрабатывающие землю кобылы, у тебя не остаётся выбора, с кем связать свою жизнь. С вероятностью в девяносто процентов это всегда или дочь твоей соседки, или сестра твоего друга.
Луна светила необычайно ярко, и сам полумесяц находился очень близко к тем, кто наслаждался его видом в эту тёплую августовскую ночь. Из деревни «Тропы» теми, кто лицезрел луну на этот раз, оказалась группа из четырёх мужчин, упорно работавших всю неделю и, наконец, готовых забыть на ночь о кропотливом труде, желая просто провести время друг с другом.
Они не часто куда-либо ходили, когда собирались вместе. Обычно все пьянки и веселья проходили в доме у одного из мужиков либо в деревенской беседке. Но сегодня был другой случай. В эту ночь дружная компания отправилась развлекаться в лес, находящийся прямо за деревней.
То ли это было влияние страшных историй, то ли лес был не самым популярным местом для времяпровождения, но вытоптанные дорожки в нём были небольшого размера, как бы иронично это ни звучало, вспоминая, как называется деревня. Во многом тропинки были такими из-за густоты леса; если зайти в его глубь, можно было бы с уверенностью сказать, что вы находитесь в самой что ни на есть чаще. Потеряться среди длинных сосен и елей было легче, чем соблазнить деревенскую девицу романтическими стихами, а в ночное время никто бы не смог найти путь к выходу из бесконечных хвойных деревьев, если только ты не вырос в этих местах.
– А луны почти не видно за кронами, – произнёс один из мужчин. Это был Трудяга Пит, как раз он и являлся самым большим любителем выпить в компании друзей, но это было неудивительно: вот уже сколько он себя помнит, он работает на поле и разводит скот, семья его большая, и всех нужно прокормить.
Мужики ходили друг за другом по узкой тропинке, иногда переходя на ответвления, когда тропинка разделялась.
– А я, лично, не вижу конца нашего пути, – сказал Грэн, шедший последним, за Питом. От пребывания в лесу старому земледельцу было неуютно и даже жутковато на душе, но отказываться от эля стал бы только глупец или трусливая баба, как он сам мнил.
– Нам ещё долго топать до озера?
– Тебе только сорок три года, а у тебя, видимо, уже начало развиваться слабоумие. Всю жизнь тут живёшь и не помнишь, сколько примерно требуется до озера идти? – это сказал Хинкель, местный купец. Его по праву можно было назвать самым красноречивым во всех «Тропах». Именно благодаря своему красноречию и связям он доставал из города необходимые товары и вещи, которые в деревне не сделать.
– У меня всегда были проблемы с ориентацией в местности, вот убей – не научишь. Да и вообще делать мне нечего, как в лесу шастать, и сейчас не понимаю, зачем так далеко выбираться ради какого-то озера.
– Не, ты просто брюзга, – категорично сказал Грэну Хинкель.
– Это я-то брюзга? Смотри, что сказанул!
– Может, он и вправду брюзга, – начал Трудяга Пит, – но я тоже не понимаю, зачем так далеко выбираться, чтобы просто побухать? Ещё вряд ли дорогу назад найдём пьяными, а вдруг Хинкеля утопим случайно?
– Эй, ты там с речами поосторожнее! – всполошился Хинкель.
– Да я ж тебя подкалываю, дорогой.
– Всё же хорошо, что я решил вас вывести к озеру, – сделал вывод идущий первым в группе Фридрих. Среди своих товарищей его можно было бы назвать самым спокойным и крепким. В деревне он был единственным охотником, поэтому лес знал так же хорошо, как свою семью. – Выпивая снова в беседке, кого-нибудь бы разбудили своими возгласами, а ведь мы ещё не надрались.
– Ну да, жене вообще ужасно спится из-за подрастающего сына. Стояла бы беседка подальше от нашего дома… Лучше уж развлечься в лесу рядом с озером, заодно лунным светом на воде насладимся, – согласился Пит.
– Лунным светом? – немного издевательски спросил Хинкель. – Заговорил, прям как баба. Что-то я до этого не замечал в тебе такой сентиментальности.
– Сенти-что? Я таких слов не знаю даже.
– По-моему, очевидно, что он ожидает, как из озера при лунном свете выплывет сексуальная голенькая русалочка и отсосёт ему член, – пошутил Грэн. Шутка удалась, и начинающие пьянеть от выпивки, что они держали в глиняных бутылках, деревенские мужчины громко засмеялись всей компанией.
Лес начал сгущаться сильнее. Те, кто помнили дорогу к озеру, понимали, что скоро они придут на место, а пока они вчетвером сворачивали левее на развилку. Начинало чувствоваться усиление ветра.
После старой доброй пошлой мужской шутки нависло недолгое молчание, но вскоре оно было прервано:
– А русалки ведь в самом деле обитали на нашем озере, – несколько робко сказал Трудяга Пит.
– Не говори чепухи, – сказал Хинкель.
– Я говорю серьёзно, – ответил Пит уже уверенно.
– Он не врёт, – поддержал Фридрих, – только давно это было. Помню, как мне, будучи маленьким мальчиком, бабушка рассказывала о своём двоюродном дяде Филлипе, который крутил роман с русалкой из нашего озера, когда они тут ещё обитали немногочисленными группами. Недолго продлилась их связь – через год-полтора она утащила его на дно. Не знаю, зачем выжидала так долго, если могла за день его унести, но, видимо, это был их своеобразный ритуал. Либо так их жертва становится вкуснее – этого уже не узнать. Деревня тогда только строилась, людей и так было мало, а неподалёку находилось озеро с этими опасными тварями. Тогдашние жители «Троп» подали совместное прошение его величеству, и по поручению короля были отправлены вооружённые отряды из города, и вскоре русалки исчезли с озера.
– А мне думалось, что по преданиям там всё очищали от гнёзд водяных и озёрных василисков, – сказал Грэн.
– В том числе и их. Но русалки были самыми страшными из обитавших там. Самые страшные существа носят человеческое лицо.
– И откуда вы этих историй наслышались? – недоверчиво спросил Хинкель. – Живу тут с самого рождения, а ничего подобного даже от своей родни не слышал.
– Я уверен, что слышал, просто отказался верить. Магия – это ведь так неправдоподобно.
– Ну, знаешь, Фридрих, я готов поверить в магию, но то, чтобы солдаты явились в «Тропы» по нашему прошению, звучит вообще смехотворно.
– Пахнет ложью, – согласился Грэн, – хотя, может, раньше такое и было возможно. Сейчас уже точно нет.
– Ничего, товарищи, скоро вольдеровцы пришагают к столице, вот тогда будет хоть малейшая надежда на изменения. Баскулин уже разгромили, сейчас там только калеки остались, – проинформировал Трудяга Пит.
– Ладно, давайте не начинать о политике.
Мужики завершили обсуждение как раз у поворота к озеру. Они подходили к нему из-за кустов, и уже можно было услышать звук воды. Со временем погода стала прохладнее, и вокруг озера летало бесчисленное количество насекомых. Благо, что четверо друзей не обращали на них внимания ввиду своего не совсем трезвого состояния.
У берега озера был построен маленький причал, деревянные доски которого уже вовсю гнили, так что стоять на нём никто бы не посоветовал. Озеро было глубокое и по размеру могло бы сравниться с половиной их деревни, вода была чистейшая, без единой кувшинки либо плавающей тины, а лунный свет выразительно играл на колышущейся под ветром воде. Неподалёку от берега стоял пенёк, который пришедшие выпивохи использовали в качестве столика для эля.
Трудяга Пит и Хинкель поставили бутылки с выпивкой и уселись на стоявшую рядом с пеньком скамейку. В отличие от причала, доски скамейки иногда обновляли, и дополнительно она была приделана гвоздями к соснам, поэтому можно было не бояться, что сломаешь своё сиденье и упадёшь во влажную почву в разгар пьянства. Фридрих подошёл ближе к краю озера и внимательно наблюдал за водой, Грэн же стоял с задумчивым лицом рядом с сидящими товарищами и держал руки на поясе.
– Грэн, – позвал собутыльника Пит, – чего ты морду напустил? Открыть тебе эль? А то такое впечатление, что озеро твоего щенка убило, что ты его так ненавидишь.
– Не, я просто думаю, где бы отлить.
– А, что ж ты сразу не сказал. Ну, сходи где-нибудь в стороне, – Пит указал на кусты, западнее от них, – а мы пока без тебя начнём.
– Да, я уже начал, – проговорил Хинкель и промочил горло янтарным напитком.
– Чёрт, я не стану отставать!
Грэн пробирался через густую траву и растущие кусты, сквозь крапиву и москитов, всё для того, чтобы отойти подальше от мужиков и сходить по своим делам. «Всё же надо было сходить перед выходом», – сказал тогда себе Грэн. Ну, в следующий раз он так и сделает. Завершив своё деликатное дело и возвращаясь к друзьям, он уже стал представлять вкус эля у себя во рту.
– Ну что, козлы, вы ещё не всё выпили? – оживлённо спросил Грэн, когда вышел из кустов и обнаружил, что Пит, Хинкель и Фридрих куда-то запропастились, а единственное, что говорило об их пребывании тут – это разлитый по земле эль и валяющиеся пустые бутылки. – Мужики?.. Ребята, вы где?
Странные вещи творились у озера, Грэн понимал это даже своим не слишком сообразительным умом. Кругом завывал ветер, и царила тьма, они ещё не успели зажечь костёр. Старый земледелец кричал, выискивая загадочно пропавших товарищей, а на его зов откликался только ветер, шум воды, хруст лежащих на земле веток и осколков бутылок, а также его учащённое сердцебиение.
Начинающий пугаться Грэн хотел вновь окликнуть лес именами своих друзей, как нашёл что-то странное в траве. Он нагнулся и присел на корточки, чтобы посмотреть поближе на странную фигуру. Это оказалась человеческая рука.
– А-а-а-а-а-а-а-а-а! – крик Грэна прозвучал в тех местах леса, куда ещё не проникал голос человека. Его окутал ужас, и увиденная картина буквально повалила его с ног. Всё, чем он был охвачен, – это желание бежать или надеяться, что это просто очередной подкол со стороны его друзей-пьяниц. Да, просто ещё один прикол над впечатлительным стариной Грэном.
Ветер. Лес. Собственное дыхание. Больше ничего не заполняло его ушные перепонки и не наводило жуть, кроме этих звучаний. Ветер. Лес. И дыхание. Но это не дыхание Грэна.
Примерный муж, отец двух детей и старый земледелец Грэн чувствует, как тёплый поток бьёт ему в затылок, и одновременно, как его тело покрывается каплями пота. Кажется, позади его спины слышится ещё что-то, но он этого не понимает. Грэн медленно поворачивает шею, чтобы посмотреть за спину. Зрачки сужаются, углы бровей поднимаются до лба, рот раскрывается, и глотка, которая недавно издавала кошмарный крик, готова вновь закричать в неистовом страхе. Крестьянин, который желал только хорошо провести время с товарищами, оказывается перед лицом неожиданной смерти. И вот его глаза, полные безумия и чувства безысходности, смотрят в глаза самой ужасающей твари, которую он когда-либо встречал, и, если бы он не был до смерти напуган, то краем глаза заметил бы лежащие в высокой траве тела – трупы его друзей. Так жизнь Грэна и оборвалась.
Утреннее время в «Тропах» поистине можно было назвать удивительным. Деревенским жителям приходилось рано вставать из-за работы в поле или заботы о детях и скоте, но каждое летнее утро Бог даровал им чудесный рассвет, способный зарядить хорошим настроением и ободрить всех крестьян.
Воскресенье закончилось, а значит, начиналась новая нелёгкая неделя в селе, и, как уже издавна сложилось, женщины отправлялись работать или следить за детьми. Но также существовали и такие женщины, которым в утренний понедельник приходилось искать своих гулявших и пьющих допоздна мужей. К счастью, нечасто случалось так, что благородные мужья не пришли домой после пьянки и не захотели уснуть в мягкой постели. Такое можно было представить скорее на праздниках, юбилеях или по специальным случаям, в честь окончания очередной войны, например. Жёны таких мужей давно уже между собой согласились, что смысла искать их пьянчуг всем вместе нет – это просто трата времени и сил, поэтому они договорились об определённой очереди.
В этот раз на очереди оказалась Ханна. Она была женой Грэна. Ханна постоянно злилась из-за ночных похождений Грэна и, в силу своего вспыльчивого, эмоционального характера, часто встречала мужа со сковородой в руках, чтобы демонстративно или искренне гневно его проучить праведным стуком. Сейчас не молодая, но вполне красивая и полноватая женщина чувствовала, что, встретив своего горе-мужа, не обойдётся обычными постукиваниями, а подойдёт к наказанию жёстче.
– Боже, угораздило алкашам на озеро поплестись и там отключиться… Хорошо хоть на сей раз сказал, где ошиваться будут, – ворчливо сказала она, проходя через тропинки, ведущие к озеру, на которых ещё прошлой ночью ступали четверо мужчин.
Ханна, как и большинство жителей деревни, не была большим любителем гулять в лесу. Однако, проходя сквозь заросли травы и кустарников, и слыша звук сосен, она вдруг задалась вопросом: «Почему же никто не желает сюда ходить?». Местечко было вполне спокойным и в чём-то даже умиротворяющим, но сейчас было не то время, чтобы размышлять о трагично малой посещаемости леса. Ханне нужно было найти своего мужа и его друзей.
«Так, значит, сейчас налево».
Дорогу она сама точно не знала, помнила только из детских воспоминаний. Но, к её удивлению, она сразу нашла верный путь к озеру. Всё-таки иногда воспоминания из прошлого могут настолько врезаться в тебя, что уже начинаешь понимать на интуитивном уровне, куда должен ступить твой следующий шаг.
Валяющиеся бутылки от эля – это было первым, что Ханна увидела, когда выбралась из веток кустов, которые окружали всё озеро. Но ещё раньше она начала чувствовать странный запах, совсем непривычный для неё, и который она никак не ожидала тут учуять. Запах гнили. Ханна очень давно не была в этом месте, ничего удивительного, что что-то могло поменяться. Должно быть, что-то начало медленно разлагаться, подумала она, и, чёрт возьми, как она оказалась права.
– Что за… – пробормотала Ханна в удивлении. Перед ней лежал труп мужчины, лишённый лица. – М-милый?.. – голос Ханны дрожал, в нём слышался весь ужас и шок, который она испытала в этот момент. Ханна до последнего хотела убедить себя, что это всё не по-настоящему и никаких трупов, которых впоследствии оказалось больше одного, нет. И до последнего она хотела верить в то, что это не её муж – тот побледневший кожей безликий смердящий покойник, вокруг которого летают мухи. Но как же быстро сломались все её надежды, когда она увидела на руке безликого мертвеца шрам. Точно такой же, который был у Грэна.
Дальше Ханна уже не знала, что она сделала первым: свалилась с ног от шока или закричала в агонии, но она точно запомнит, что потом потеряла сознание на несколько часов.
* * ** * ** ****** ** * * * * * * * * ** ****** * * ** * *
– Это правда? Ты не шутишь? – поражённо спросила маленькая Джесси, семилетняя дочь Трудяги Пита, в ответ на интересный факт, который она услышала. – Змейки могут пробовать воздух на вкус?
– Ну, раз сестрёнка так говорит, значит, так оно и есть, – сказал другой крестьянский ребёнок, мальчик по имени Корд.
Дети из «Троп» всегда отличались своей любознательностью и энергией, дух их прапрадедов, строивших тут деревню, ещё тек в их жилах. Помогать своим родителям с работой постоянно они не могли, да и никто не хотел губить детство своих потомков, поэтому местные ребятишки чаще гуляли и играли по всей деревне. Но особенно много времени они любили проводить около старой одинокой яблони на холмике, что была неподалёку от их родного села. А объяснить их заинтересованность данным местом можно было буквально одним словом – Сандра.
– Нет, Корд, это неверно, – произнесла молодая девушка шестнадцати лет, чьи ноги и поясок свисали с крепкой толстой ветки старой яблони, – вы не можете позволить себе верить мне на слово. Если вы хотите быть умными, когда подрастёте, то вы должны научиться не верить всему, что говорят, и думать самим. Маленькая Джесси поступила правильно, что усомнилась.
– Тогда я снова запутался, – начал пухленький мальчик Том, ровесник Джесси, – так змейки нюхают языком или нет?
– Сестрёнка, ты только всех сбила с толку!
Она любила делать это – дразнить и путать их своими рассказами и фактами. Находясь наверху яблоневой ветки, в окружении детей, которые считали её самой умной в деревне, чуть ли не в мире, что вполне могло бы оказаться так, молодая девушка ощущала удовольствие и уверенность. Любопытные маленькие глазки устремляли свой взгляд на их пример восхищения и подражания в поисках ответов, а юная дева, которую с теплом называли сестрёнкой, совсем без доли высокомерия и безразличия, вновь погружалась в свои мысли, раздумывая над информацией, прочитанной из объёмной книжки в её руках. Она рассказывала о множестве интересных вещей и явлений вот уже несколько лет, и дети очень ценили её за этот вклад в расширение их кругозора. Да и она чувствовала себя хорошо после этого. Однажды папа отправил её, будучи ещё маленькой девочкой, учиться в город, не каждый мог себе это позволить. И, дабы отдать дань неисчерпаемой благодарности и уважения к своему отцу, она обещала дать местным детям знания и навыки, как когда-то это сделали её учителя в городской школе. Все в деревушке называли её умной, красивой и доброй девушкой, хотя свою доброту, в силу воспитанной в ней скромности, она называла просто человеческим долгом. Такова она была – Сандра, дочь охотника Фридриха, из деревни «Тропы».
– Сестрёнка Сандра? – недоуменно спросил Том, глядя на задумчивый вид Сандры.
– М? – отреагировала дочь охотника на звучание своего имени.
Погружённость Сандры в свои мысли, помимо анализа и принятия решений и выводов, также несла в себе и негативный аспект, а именно то, что она уделяла этому слишком большое внимание и оттого переставала замечать внешний мир. Сандра – одна из тех людей, которым следует быть поосторожнее со своими мыслями, потому как в случае какого бы то ни было сложного случая в жизни, она склонна замыкаться в себе и оставаться наедине со своими демонами. – А, извини, задумалась. Слушайте, дети, а вы знаете, что лягушки глотают глазами?
– Что-о-о-о?! – восторженно и впечатлено спросила разом группка детей, но никаких подтверждений и объяснений они уже не смогли получить от Сандры, так как она после сказанных слов слезла с ветки и отправилась в деревню, напоследок произнеся, что ей нужно увидеться с мамой дома.
Дом охотника Фридриха и его семьи находился на краю деревни, так было ближе дойти до леса. Утреннее солнце ярко озаряло Тропы, а светлые волосы Сандры блистательно играли на свету и развевались на бегу. Наконец, Сандра домчалась до дома. В деревне все друг друга знали и все друг другу доверяли, поэтому закрывать на замок двери никто даже не думал. Дочь охотника вошла внутрь достаточно уютного одноэтажного деревянного домика и, оставив книги, находящиеся у неё в руках, прошла в другой конец дома. Там за сделанными вручную шторами доносились слабые отзвуки кашля и хрипа. Сандра подошла ближе и отдёрнула шторы.
– Привет, мама.
На небольшой, но удобной кровати лежала женщина тридцати-сорока лет, истощённость и глубокая подавленность которой прослеживались в каждом отголоске кашля и стона.
– Сандра… детка, зачем ты пришла?..
Сандра присела рядом на стул и выдохнула, её лицо посерело от тяжёлого состояния матери.
– Как ты можешь мне задавать такие глупые вопросы? – твёрдо заявила Сандра. – Какие у меня ещё могут быть дела и мысли, когда ты лежишь в постели без сил и не можешь даже подняться?
Мать Сандры не смогла ничего сказать и лишь откашлялась.
– Боже, мы ведь даже не знаем, что с тобой… – продолжила Сандра. – Я не могу оставить тебя в этот момент, сейчас тебе нужен отдых, а я пока буду изучать твоё состояние. Вы с отцом так трудились эти десятки лет, и много средств уходило на мои книги. Теперь моя очередь помочь тебе и воспользоваться своими знаниями.
– Милая… обними меня, – проговорила она со слезами на глазах.
Сандра опустилась к матери и крепко её обняла. Ничто не может сделать связь между близкими людьми настолько крепкой, как печальное осознание утраты этой связи навсегда. И Сандра в глубине души боялась, что непонятное состояние матери может оказаться предвестником самого худшего исхода.
Она заснула. Заснула прямо у Сандры в объятиях. Эта женщина очень страдала, и ласка дочери смогла немного заглушить боль. Сейчас мать Сандры нуждалась в покое – это всё, что могло сейчас ей помочь, пока было неизвестно, что с ней. Дочь тихими движениями вышла из дома, не хотелось мешать матери спать, да и если что-то может понадобиться ей после пробуждения, то Сандра сидела бы у входной двери на старом кресле-качалке.
Только выйдя из дома, она увидела, что кресло уже было занято. Это тоже была женщина сорока лет, в обычной крестьянской одежде, запачканной из-за работы, с повязкой на голове.
– Ну как Елена? – обеспокоенно спросила женщина у Сандры.
– Тётя Брид… мама в очень плохом состоянии, – пытаясь выразиться деликатнее, ответила дочь Елены.
– Это у неё началось ещё вчера вечером. Когда я только пришла к ней, она вся была скрючена и обливалась потом, пыталась спросить, что с ней, но она ни слова не вымолвила. Я никогда прежде не видела её такой, – продолжила тётя Брид спустя небольшую паузу. – Чёрт, и где только твоего отца носит, когда с его женой тут происходит такое?..
Сандра промолчала.
– Мой Хинкель ещё ладно, хотя если бы и со мной приключилась та же самая болезнь, что и с твоей мамой, Сандра, то и я бы требовала, чтобы этот пьянчуга был дома ночью. Так их до сих пор нет!
Если говорить начистоту, то Сандре не сильно нравились мамины подруги – все они были какими-то одинаковыми сельскими бабами, по её суждению. И все, как одна, были столь бестактны и спешны в выводах, что с полной уверенностью могли говорить о том, что происходит с человеком либо с любым другим живым существом или миром. Как, например, сейчас: какая же у неё уверенность, что это болезнь? Большинство бы назвало это наиболее вероятным, и, возможно, Сандра бы с этим согласилась, но заявлять так твёрдо она не могла. Обычно говорят: «Семь раз отмерь, один раз отрежь». Что ж, в случае с Сандрой это было «двадцать семь раз отмерь».
– Фибрилла мне сказала, что и Пит не вернулся, – говорила Брид. – Ну, если Ханна отыщет их дрыхнущих на лесных тропинках, то в следующий раз будут обрабатывать поле в выходной. И выходить из дома на пьянку ему запрещу.
Сандру так не заботило, на что жаловалась Брид, вроде опять что-то про мужей. Ей было трудно понять, как может обычная крестьянская женщина достаточно больших лет ставить своему мужу условия или даже думать о его наказании, которое он объективно не заслуживает? Сандра, задаваясь этим вопросом, приходила только к выводу, что просто людям всегда хотелось иметь какую-то власть, хоть и воображаемую. Но и дело тут было вовсе не в поле, а скорее в силе. Сандра, благодаря юному, здоровому телу и ценным знаниям, никогда не чувствовала себя слабой и, наверное, поэтому не хотела иметь контроль и власть над другими людьми, которые были не такими стойкими, как она.
Но больше, чем отношение местных жён к их мужьям, Сандру раздражало всё это лицемерие: почему ты вообще говоришь про пьяных по воскресным вечерам мужей, когда твоя подруга, находящаяся буквально за рядом стоящей стеной, не может без приложения сил сказать что-нибудь, что уж тут говорить про то, чтобы подняться с кровати? Её отец часто называл Сандру «пацаном в душе» и как раз за такое отношение к людям и их характерам.
Сандра по-прежнему хранила молчание, но чувствовала, что общение с тётей Брид уже вышло за пределы желаемого лимита. Наверное, пришлось бы терпеть ещё дольше или уходить к яблоне, что она пока не хотела делать из-за матери. Но тут её спасли крики и скопление людей в стороне от дома.
– О Боже!.. Господи, как это могло произойти?! – это не было похоже ни на какие крики, которые когда-либо звучали в деревне на памяти Сандры. В них было слишком много… боли. Над собравшимися в стороне людьми словно висела печальная и опустошающая аура. Крестьян окутывал ужас и страдание, а детей, которые тоже быстро прибежали на крики, не хотели подпускать.
Сандра тоже поддалась любопытству, как и другие жители деревни, и, как и они, ощутила те же самые чувства жути и горечи, на время она даже не думала о матери.
Трудяга Пит. Его лицо, как и всё тело, было зверски изуродовано, одежда разорвана, и весь труп был покрыт следами крови и рассечений плоти.
– А-а-а!!! – в толпе кто-то закричал, началась паника, заразительная сила крика переходила от одного человека к другому, не было никого, на кого бы не оказало влияние такое зловещее зрелище.
Хинкель. Руки были вырваны и свисали, словно маятники, с концов тележки, на которой старый ветеран-смотритель Эрден привёз трупы из леса. Если бы на нём осталось целым лицо, то на нём можно было бы увидеть выражение, случающееся у человека перед неведомой и мимолётной смертью.
– Так, люди, – начал говорить старик Эрден, – вам не стоит смотреть на это, пожалуйста, не усложняйте сейчас положение.
– Не усложнять положение?! – крикнул кто-то из толпы. – Не усложнять грёбанное положение?!
– Тут наших мужиков к чертям порубило! – воскликнул второй крестьянин из толпы. – Положение хуже некуда!
У кого-то начиналась истерика. Слышны звуки тяжелого падения на землю: кто-то упал в обморок и, видимо, не один. Это было уже не просто паникой, это было самым настоящим безумием. Сандра прошла через толпу после тёти Брид, и, стоило ей только подойти к источнику всеобщего шока, как тётя Брид упала на колени к мертвому телу Хинкеля в слезах и стонах. Сандра тоже была потрясена. Она молилась, чтобы в ее стране не было войны, чтобы не видеть трупы, но ей все равно пришлось лицезреть насильственную смерть на своей земле.
– Люди, умоляю, не толпитесь здесь, никому не нужно сейчас раздувать панику! – старался донести старик Эрден. Жаль, что его попытки были тщетными, истерия началась, в деревне «Тропы» было совершено жестокое и хладнокровное убийство.
Ханна держала своего покойного мужа Грэна у себя на руках, она первая, кто увидела мертвые тела, и плач ее пробивал до души.
– Папа…
Стоял невероятный жалобно-гневный вой, но старый ветеран Эрден услышал тихий голос юной девушки. Эрден тут же спохватился и подошел к юной Сандре, дочери охотника Фридриха.
– Сандра… – сожалеюще произнес старый ветеран, – Черт, кто сюда ребенка пустил?!
– Старик Эрден… Где он?
Он побледнел, старик Эрден не мог сказать ни слова.
– Где мой отец? – не выдерживая слез на глазах, спросила Сандра. В тележке из леса были привезены трупы трех мужчин, и, как не было и трупа, не было и ни одного следа отца Сандры. – Где он?! Эрден, где мой отец?! Он тоже мертв?! Где он, старик, где мой папа?!
Она больше не могла держать себя в руках, она стучала в крепкую ветеранскую грудь Эрдена и заливалась плачем.
– Милая, я не знаю… Когда Ханна меня привела были только эти трое, я не знаю, где Фридрих и что с ним. Прости.
После этих слов сердце Сандры, будто бы пропало, а вся сущность, словно провалилась в землю, ее отец, самый близкий ей человек пропал без вести, а его лучшие друзья были зверски истерзаны до страшной смерти прошлой ночью. А в рядом стоящем доме тяжело кашляла бессильная женщина.