Сложив руки на груди, он откидывается на спинку стула и качает головой.
– Сегодня утром, когда я пришел на каток, он оказался испорчен. Итак, кто это сделал?
В студенческом спорте полно традиций. Есть хорошие, есть плохие, но традиции – это традиции. Мейпл-Хиллс не исключение. В каждом виде спорта есть свои приколы и суеверия, которые передаются из года в год. У нас это розыгрыши. Безрассудные, ребяческие розыгрыши. Разыгрывают друг друга, другие команды, спортсменов из других видов. За годы учебы я уже довольно натерпелся словесных бичеваний Фолкнера и решил, что, пока я капитан, не допущу никаких дурацких розыгрышей. Эгоисты пытались превзойти в приколах друг друга и самих себя, пока не досталось самому колледжу.
Если наша ледовая арена испорчена, значит, кто-то меня не послушал.
Я слегка подаюсь вперед, чтобы лучше рассмотреть свою команду, и уже через две десятые секунды замечаю, что у второкурсника Расса, который играет с нами уже год, такое лицо, будто он увидел привидение.
Фолкнер повышает голос, и его слова разносятся эхом по залу:
– Директор в гневе! Декан в ярости! Я, вашу мать, в бешенстве! Я думал, мы обозначили черту для этой херни с розыгрышами! Вы должны вести себя как мужчины, а не как дети!
Я хочу что-нибудь сказать, но во рту сухо, как в пустыне. Я прочищаю горло, что не помогает, но хотя бы удается привлечь внимание тренера. Выпив глоток воды, наконец выдавливаю:
– Мы провели черту, тренер. Мы ничего не делали.
– Значит, кто-то ни с того ни с сего решил расколотить генератор и охлаждающую систему? Мой каток вот-вот превратится в плавательный бассейн, и ты думаешь, я поверю, что твои клоуны не имеют к этому никакого отношения?
Все в самом деле очень плохо.
– Через пять минут директор начнет выступать перед всеми студентами-спортсменами. Пристегнитесь, джентльмены. Надеюсь, никто из вас не планировал сделать карьеру в хоккее.
Что я говорил про дерьмо?
Анастасия
В моем ежедневнике полнейший и безнадежный бардак, а я дьявольски раздражена. Настроение совсем не пятничное, хотя у многих это любимый день недели.
Сегодняшняя пятница обещала быть беспроблемной. Я проснулась рядом с прекрасным парнем, остаток дня был идеально распланирован. Тренажерный зал, колледж, тренировка с Аароном, ужин и, наконец, танцы на какой-нибудь дико веселой вечеринке, пока не заболят ноги.
Был даже вариант опять встретиться с Райаном и, пока у него есть время, попытаться унять наш взаимный зуд.
Однако, согласно полному скрытой агрессии электронному письму от Дэвида Скиннера, спортивного директора Мейпл-Хиллс, ему глубоко наплевать на мой ежедневник, на расписание моих тренировок и уж тем более на мою половую жизнь.
Иначе с чего бы ему вздумалось отменять все тренировки и тащить всех без исключения студентов-спортсменов в самое худшее место во всем кампусе?
В этом корпусе все тренеры таятся в засаде и размышляют, как бы нам всем испортить жизнь. Когда утром я запостила картинку с надписью «Наслаждайся тем, где ты сейчас», мне и в голову не приходило, что я окажусь в длиннющей очереди студентов перед залом для награждений.
Погрузившись в злые, почти кровожадные размышления, я чувствую, как сзади за талию меня обхватывают мускулистые руки, а к макушке мягко прижимаются губы. Сразу догадавшись, что это Райан, я устраиваюсь в его объятиях и запрокидываю голову, чтобы взглянуть на него. Он легонько целует меня в лоб, и мне становится чуточку лучше.
– Привет, красотка.
– У меня стресс, – ворчу я и перевожу взгляд вперед, чтобы наблюдать за очередью. – И ты влез без очереди. Хочешь проблем?
Схватив за плечи, он разворачивает меня к себе и длинным пальцем поднимает мой подбородок, чтобы заглянуть в глаза с высоты своего гигантского роста. Райан чертовски мил. Он убирает с моего лица волосы и улыбается.
– Ты управляешь своим ежедневником, Стейс. А не ежедневник тобой.
– Ты все равно влез без очереди.
Он со смехом пожимает плечами.
– Ты заняла мне место в очереди. Я так говорил всем, пока протискивался. И какую тошнотворную мотивирующую цитату ты запостила сегодня? Нам надо начинать все сначала?
Встречаться с Райаном мы начали в прошлом году, когда познакомились на вечеринке и были партнерами по бир-понгу. Разумеется, мы выиграли, потому что самые упрямые и напористые в радиусе ста миль от Мейпл-Хиллс. На следующий день он написал мне в личку и пошутил, что еще не встречал девушку, которая играет в алкогольные игры и при этом так агрессивно проповедует позитив на своих страницах в соцсетях.
С тех пор всякий раз, когда я ворчу или расстроена, он напоминает, что я должна быть лучом света.
Вот засранец.
– Так что? – спрашивает он, подводя меня ближе к входу. – Я насчет того, чтобы наслаждаться тем, где ты сейчас.
Видя, что меня проняло, он улыбается еще шире.
– Ладно, с этим можно работать. Хреново, что тренировку отменили, но раз ты наслаждаешься моментом, то делай это со мной, ведь я крут.
Я складываю руки на груди и изо всех сил борюсь с улыбкой, продолжая притворяться, что он нисколько не влияет на мое настроение.
– Хм-м.
– Вот черт, с юмором у тебя проблемы. Как только мы отсюда выберемся, я отведу тебя перекусить, а потом сходим на вечеринку к хоккеистам, чтобы ты могла выплеснуть весь стресс.
– А дальше?
Я позволяю ему развернуть меня обратно. В очереди перед нами остается всего несколько человек. Он не убирает руки с моих плеч.
– Потом я отвезу тебя домой, чтобы ты сняла остатки стресса на мне.
– С помощью биты?
Он массирует мои напряженные мышцы, разминая все зажимы, а я поворачиваю голову из стороны в сторону.
– Извращенка. А ты оденешься соответственно?
Я врезаю ему локтем под ребра, и он кряхтит. Парень явно переигрывает, потому что моему локтю досталось сильнее.
Проторчав перед дверью целую вечность, мы наконец заходим в зал для награждений. Вместо обычных круглых столов здесь стоят ряды стульев перед сценой.
Что, черт возьми, происходит?
Райан настаивает, чтобы я наслаждалась моментом, что в примерном переводе означает усадить меня с баскетболистами. Поэтому я втискиваюсь между Райаном и его партнером по команде Мейсоном Райтом. Рядом с ними я со своими нормальными пятью футами четырьмя дюймами[2] кажусь дошкольницей-переростком.
– Хочешь чипсов?
Я заглядываю в пакет с «Лейс», который он сует мне под нос, и чувствую аромат барбекю – Райан знает, что это мои любимые.
– Спасибо, не надо.
Наклонившись, он лезет в сумку под ногами, громко шуршит, не заботясь о том, что на нас смотрят. С пыхтением выпрямившись, протягивает другой пакет.
– Печенье?
– Нет, спасибо. Я не голодна. – Стараюсь не привлекать к нам еще больше внимания, но трудно игнорировать его разочарованный вид. – Не смотри на меня так. Скоро региональные соревнования, мне нельзя набирать вес.
Райан сутулится, чтобы наши головы оказались на одном уровне, и придвигается, чтобы создать больше уединения. Его дыхание щекочет мне кожу, а губы почти касаются уха, отчего по телу бегут мурашки.
– Как человек, который довольно часто тебя поднимает, могу со знанием дела сказать: если этот болван не способен справиться с колебаниями твоего веса на пару фунтов, что, кстати, совершенно нормально, то зачем тебе такой партнер?
– Райан, давай больше не будем об этом.
– Стей… – начинает он, но замолкает, потому что директор Скиннер наконец поднимается на сцену, щурясь под прожекторами. Райан выпрямляется на стуле и мягко сжимает мое бедро. – Может, бита нам еще понадобится.
Пронзительный визг микрофона эхом разносится по залу, отчего все морщатся. Скиннер занял свое место на трибуне, но не сумел выдавить улыбку.
Он сильно постарел за то время, что я учусь в Мейпл-Хиллс. Раньше директор казался дружелюбным и энергичным, но сейчас выглядит совершенно иначе с этим напускным презрением, углубляющим морщины на лбу.
– Всем добрый день. Спасибо, что так быстро собрались. Уверен, всем интересно, почему вас позвали.
Не понимаю, почему он делает вид, будто слово «обязательно» в его электронном письме не было выделено жирным шрифтом и заглавными буквами.
Скиннер снимает пиджак, вешает на стул и со вздохом снова поворачивается к нам. Проводит рукой по редеющим седым волосам, которые, клянусь, были густыми и черными, когда я поступила на первый курс.
– Когда имеешь дело со студентами, существуют определенные ожидания. Когда вы покидаете родительский дом и начинаете взрослую жизнь, это может внести некий хаос. – Мужчина снова вздыхает. Становится заметно, что он измотан. – Когда добавляется еще и спорт, баланс нарушается, поскольку вы пытаетесь совмещать тренировки с получением высшего образования.
Какой менторский тон. Похоже, эту маленькую речь ему писали секретари, а он несколько раз порепетировал перед зеркалом. Будь здесь Ло, она бы раскритиковала это представление в пух и прах.
– Но некоторые из вас слишком сильно наслаждаются студенческой жизнью.
Ага, вот оно что.
– За пять лет на посту директора я сталкивался с неисчислимым множеством совершенно недопустимых ситуаций. Неуправляемые вечеринки, медицинские издержки из-за безрассудного поведения в кампусе, бесконечные розыгрыши, незапланированные беременности…
Майкл Флетчер с шумом вскакивает на ноги, его стул скрипит по полу.
– Мистер Флетчер, пожалуйста, сядьте.
Не обращая внимания на директора, Флетч хватает с пола свою сумку, топает к выходу и, с силой распахнув обе створки двери, уходит.
Я мало знаю о футболе, но все говорят, что Флетч – лучший полузащитник колледжа всех времен и после выпуска ему практически гарантировано место в НФЛ.
Что еще важнее, он невероятно гордится своей маленькой дочкой Дией, которую родила в прошлом году его подруга Приши.
Приши занималась фигурным катанием в моей группе до того, как случайно забеременела в начале третьего курса. Когда я спросила, вернется ли она, Приши ответила, что после того, как она вытолкнула из себя девятифунтового[3] младенца, ее мочевой пузырь уже не тот, что раньше, и ей не хотелось бы обмочиться на льду перед публикой.
Они живут с друзьями, и все по очереди присматривают за малышкой, чтобы дать Флетчу и Приши возможность ходить на занятия. Со стороны Скиннера нехорошо приводить их в качестве примера в своей обличительной речи.
Проходит двадцать минут, а он все еще продолжает. Я прислоняю голову к плечу Райана, закрываю глаза и беру печенье, которое он вкладывает в мою ладонь.
– Подведем итог.
Наконец-то.
– В дальнейшем не ждите, что мы будем снисходительны к вашему статусу в кампусе.
Мне кажется, я упускаю большой кусок головоломки: несмотря на его затянувшуюся речь, я понятия не имею, что побудило его так грубо нарушить мое расписание.
– Студентам, которые по окончании этого учебного года надеются вступить в профессиональные команды, будет благоразумно принять к сведению это заявление.
Райан фыркает, кидая в рот очередное печенье. Я собираюсь спросить, над чем он смеется, но он сует мне в рот еще одно печенье, ухмыляясь, как придурок, потому что мне ничего не остается, как съесть его.
Наконец энергия Скиннера иссякает. Он прислоняется к трибуне и опускает плечи.
– Мне все равно, кем вы потенциально можете стать. Если вы не будете соблюдать границы, то окажетесь на скамейке запасных. А теперь пусть фигуристы и хоккеисты останутся, остальные могут быть свободны.
Райан подбирает с пола сумку и встает, потягиваясь и преувеличенно зевая.
– Подожду тебя снаружи. Сходим поесть?
Я киваю и поднимаюсь на цыпочки, чтобы вытереть крошки печенья с его рта.
– Надеюсь, я не задержусь.
Все, кроме пятидесяти человек, выходят из зала. Причем делают это в пять раз быстрее, чем заходили.
Брейди и Фолкнер, тренер хоккейной команды, поднимаются на сцену к Скиннеру.
– Ребята, подойдите ближе, мне надоел микрофон.
Мы послушно перебираемся к сцене. Я замечаю в толпе раздраженного Аарона и двигаюсь к нему.
– Все хорошо? – тихо спрашиваю, пока мы усаживаемся в переднем ряду.
– Ага.
Не надо особой проницательности, чтобы понять: настроение у него не очень, причем, похоже, из-за меня, а не из-за Скиннера.
– Уверен?
Он сжимает губы, по-прежнему не глядя на меня.
– Ага.
Скиннер выходит из-за трибуны и, засунув руки в карманы брюк, обводит нас усталым взглядом.
– Буду краток. После розыгрыша, который нельзя назвать иначе кроме как дерьмовым балаганом, арена номер два вышла из строя на обозримое будущее.
О боже!
– Сейчас ведется проверка, насколько значительный причинен ущерб, но мне уже сказали, что ремонт будет идти с существенными задержками: к нашему оборудованию не хватает запчастей.
По мере того как до меня доходит смысл сказанного, я погружаюсь в пучину отчаяния. Хоккеисты славятся тем, что пакостят соперникам и друг другу. В нашем колледже производство избалованных богатеньких мальчиков для хоккейных команд будто поставлено на конвейер, и я бьюсь об заклад, что виноват кто-то из них.
– Это означает, – продолжает Скиннер, – что вам придется тренироваться на одном катке, пока не починят арену номер два. Я рассчитываю, что вы сработаетесь.
Прекрасно понимая, что его завалят вопросами, Скиннер дает понять, что ему на нас наплевать, и немедленно смывается. Не успевает он сойти со сцены, как я уже бегу к Брейди.
– У нас региональные через пять недель!
– Анастасия, я прекрасно знаю расписание ваших соревнований, – говорит тренер Брейди, растягивая слова и отмахиваясь от младшекурсников, которые окружают ее. Я уже близка к нервному срыву. – Выбора у нас нет, так что не беспокойся понапрасну.
Она это серьезно?
– Как мы пройдем квалификацию без тренировок?
В десяти футах от нас тренера Фолкнера окружила его команда. Наверняка он отбивается от таких же вопросов. Хоккеисты меня не волнуют – скорее всего, именно они устроили этот бардак, а пострадаем мы.
Я стараюсь не драматизировать, не раздувать из мухи слона. Сосредотачиваюсь на том, чтобы размеренно дышать и не разрыдаться на людях. Тем временем мои одногруппники выражают те же опасения. Я перевожу взгляд на хоккеистов. Большинство из них уже разошлись, с Фолкнером разговаривает только один парень. Наверное, он чувствует мой взгляд, потому что поворачивается и смотрит на меня со странным выражением лица. Кажется, это деланая гримаса сожаления.
Честно говоря, он может засунуть это притворное сочувствие себе в задницу.
– Поговорим на тренировке, Стейси, – произносит Брейди с необычной для нее, почти дружелюбной улыбкой. – Хорошей тебе пятницы. Хоть раз отдохни вечером. Увидимся в понедельник.
Подавив очередной протест, я наконец прислушиваюсь к просьбе Брейди, оставляю ее в покое и поворачиваюсь к выходу. Едва переставляя ноги, плетусь за Аароном, отчаянно жалея себя. Вдруг я слышу «Эй!», и мне на предплечье ложится твердая ладонь.
Это мистер Сочувствие с той же жалостливой гримасой.
– Послушай, мне жаль. Нам всем не повезло. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы тренировки прошли как можно легче.
Он отпускает мою руку и делает шаг назад. У меня появляется возможность наконец-то его разглядеть. Он выше меня по крайней мере на фут[4], широкоплечий, мощные бицепсы натягивают рукава рубашки хенли. Даже под щетиной видны четкие линии подбородка. Я пытаюсь вспомнить, видела ли его раньше.
– Знаю, ты, должно быть, подавлена, – продолжает он. – У нас сегодня вечеринка. Приходи, если хочешь.
– А ты кто? – спрашиваю я, стараясь говорить спокойно.
Парень на долю секунды вскидывает брови, и я чувствую легкое удовлетворение.
Впрочем, он быстро берет себя в руки, и в темно-карих глазах вспыхивает насмешка.
– Нейт Хокинс. Капитан хоккейной команды.
Он протягивает мне руку, но я смотрю на нее, потом опять ему в лицо – и складываю руки на груди.
– Ты что, не слышал? Скиннер заявил, что вечеринки закончились.
Он пожимает плечами и неловко потирает затылок.
– Народ все равно придет, даже если я попробую отменить. Слушай, приходи, можешь взять друзей. Будет неплохо, если мы поладим, и, обещаю, у нас хорошая текила. Имя у тебя есть?
Стараюсь не поддаваться очарованию симпатичной мордашки, даже с этими ямочками на щеках и красивыми скулами. Катастрофы это не отменяет.
– А ты часто встречал людей, у которых нет имени?
К моему удивлению, он разражается глубоким, низким смехом, от которого у меня вспыхивают щеки.
– Однако ты меня подловила.
Он переводит взгляд за мою спину, и тут меня обнимают за плечи. Я задираю голову, ожидая увидеть Райана, но это Аарон. Я высвобождаюсь, потому что из-за таких замашек люди думают, что мы встречаемся, хотя я скорее съем свои коньки.
– Ты идешь? – резко бросает Аарон.
Я киваю и бросаю последний взгляд на нового знакомого. Он решает не представляться Аарону, но шепчет одними губами: «Не забудь про вечеринку».
О боже, Лоле понравится такая драма.
Нейтан
Вся хоккейная команда заваливается в дом и сразу направляется к бару.
Я поджидаю Расса, и когда он проходит мимо меня, хватаю его за руку.
– Наверх в мою комнату. Три-девять-девять-три.
Парень меняется в лице и издает нервный смешок.
– Ты не в моем вкусе, кэп.
Он пытается пройти в гостиную, где остальная команда уже разбирает пиво, но я крепче сжимаю его руку.
– Это был чертовски долгий день. Не заставляй меня делать это перед всей командой.
Его плечи обреченно поникают, он еле переставляет ноги на ступеньках, понурив голову, как нашкодивший школьник. Вообще-то он и в самом деле нашкодивший школьник.
Делить каток с другими спортсменами перед самым началом сезона – это долбаный логистический кошмар, тем более что у нас будут домашние игры. Вот черт. У меня уже начинается мигрень, а ведь мы еще даже не начинали составлять расписание.
Вспомнилась та фигуристка с русыми волосами. Как она кипятилась, когда тренер посоветовала ей не беспокоиться. Я пытался незаметно подслушать, что оказалось нетрудно, ведь девчонка вопила. Мне самому хочется завопить, когда думаю об этом «не беспокойся», так что у нас есть что-то общее. Ее парень был абсолютно невозмутим. Надеюсь, он поможет ей успокоиться. А может, и нет, судя по тому, как она убрала его руки.
Прикольная крошка. Сразу начала огрызаться, задирать нос, но потом, кажется, немного оттаяла. Перед нашим разговором девчонка явно была готова расплакаться. Надеюсь, она примет мое предложение, мы сможем выпить и немного подружиться. Это упростит ситуацию.
Я решаю помурыжить Расса двадцать минут, пусть помается чувством вины. Может, тогда будет легче выяснить, что же произошло. Он будет слушать, как внизу шутят и смеются без него, но не поймет, что люди смеются над тем, какой дерьмовый сезон им предстоит.
Мне их жаль.
Так жаль, что я не выгоняю даже молодняк. Пусть топят свои сожаления в бутылках с пивом. Наверное, мне нужно толкнуть какую-нибудь мотивационную речь, подбодрить всех, но сначала надо разобраться, как мы оказались в этом бардаке.
Когда я наконец захожу в свою комнату, Расс крутится на моем офисном стуле. Я ожидаю, что он отпустит ехидное замечание или издаст стон от долгого ожидания – я так и поступил бы на его месте, если бы был нахальным мелким засранцем, – но он молча ждет.
– Что ты натворил?
Он трет ладони и, наклонившись, ставит локти на колени. Ему неуютно. Он бледен и кажется больным.
– Приятель, я не смогу тебе помочь, если ты не скажешь, в чем тебе нужна помощь.
– Я ничего не сделал.
Провожу рукой по лицу, стараясь сохранять терпение.
– Я знаю, ты что-то натворил, но не смогу ничего исправить, если ты мне врешь.
Когда я только начинал играть в хоккей в Мейпл-Хиллс, наш капитан был настоящей сволочью, и все его ненавидели. Я никогда не думал, что сам стану капитаном, но знал: если такое случится, я буду вести себя иначе. Дома Рассу жилось несладко, он вырвался оттуда и приехал в колледж не затем, чтобы оказаться в том же положении и нарваться на такое же обращение с моей стороны.
Может, с другими ребятами из команды я не проявил бы такого терпения, но быть хорошим лидером значит уметь достучаться до своих людей.
Я сажусь напротив него на кровать и наблюдаю за тем, как на его лице медленно сменяется десяток эмоций.
– Это был не розыгрыш, честно.
– Хорошо, давай дальше.
– Это девушка из университета в Лос-Анджелесе. Мы познакомились на вечеринке пару недель назад. Завязались отношения, она ходила на все вечеринки, что и я. Я думал, она свободна, но…
Он уставился на свои руки, ковыряя мозоли на ладонях.
– Но?
– Но у нее есть парень. Он как-то все узнал и прислал мне сообщение. Написал, что я чертовски пожалею о том, что вообще глянул на нее. А потом случилось вот это.
– Ты все еще с ней общаешься?
Он качает головой.
– Я заблокировал ее везде, как только узнал, что у нее есть парень.
– Никому об этом не говори, ладно? Иначе тебя вышвырнут из команды. Я серьезно, малыш. Если спросят, что ты делал в моей комнате, скажи, что у тебя проблемы дома или еще что-нибудь и ты хотел поговорить со мной.
– Хорошо, кэп.
Я киваю на дверь.
– Иди выпей пива.
Жду, пока он выйдет из комнаты и спустится вниз, а потом второй раз за день матерюсь в подушку.
Через пару часов все мои усилия быть ответственным капитаном летят к чертям. Дом забит людьми, пустыми бутылками и красными стаканчиками. В глубине души я опасаюсь, что сейчас припрется Дэвид Скиннер или, того хуже, Фолкнер.
Сомневаюсь, что тренер будет в восторге от того, что мы решили завершить худший день семестра вечеринкой, что нам настрого запретили. Обычно на пятничных сходках тусуются уставшие от тренировок и игр спортсмены, желающие расслабиться и понаблюдать за тем, как другие совершают сомнительные поступки. Но сегодня в воздухе витает что-то другое. Можно подумать, что напоминание хорошо себя вести вызвало у всех желание оторваться как следует.
Я замечаю на кухне Браяр, соседку по комнате Саммер. Она наливает себе выпить. Мне сразу становится лучше. Девушки неразлучны, так что если Браяр здесь, то и Саммер должна быть где-то поблизости. Не может же она отшить меня второй раз за неделю?
Саммер шутит, что я добиваюсь ее только потому, что неинтересен ей и она единственная девушка, которая мне когда-либо отказывала. Я хочу ее еще сильнее, когда слышу, что ей плевать на меня, так что, если подумать логически, она, наверное, права. Как бы ни хотел с ней встречаться, мы остаемся добрыми друзьями, что немного смягчает отказ.
Протискиваясь сквозь толпу, я принимаю самое дружелюбное выражение лица «хочу жениться на твоей лучшей подруге». Браяр поглощена приготовлением коктейля и не замечает, как я прислоняюсь к кухонному столу рядом с ней.
– Беккет, надеюсь, тебя не стошнит потом на моем газоне?
Она резко поднимает голову, длинные светлые волосы взлетают вокруг головы.
– Значит, хорошо, что я напиваюсь не в одиночку, – бормочет она с необычным акцентом – смесью британского и американского английского.
Ее глаза блестят, а улыбка больше похожа на ленивую пьяную ухмылку. Подмигнув, она протягивает мне стакан и сразу начинает смешивать новый.
– Слышала, что у тебя был хреновый день. У меня тоже, так что будем страдать вместе.
Я жду, пока она закончит составлять какой-то отвратительный коктейль, и чокаюсь с ней.
– За тупых второкурсников.
Она фыркает.
– За тупых бывших.
Я залпом отпиваю. Горло обжигает огнем.
– О господи, – поперхнувшись, выдавливаю я. – Черт, кто учил тебя смешивать коктейли?
– Дядя Джеймс. Он называет этот коктейль волшебным. Ищешь Саммер? – Я киваю, и она закатывает глаза. – Она в кабинете, играет в бир-понг с Ками.
– Я припомню этот прекрасный момент, когда буду толкать речь на нашей с Саммер свадьбе.
Допиваю остаток отравы, стараясь не подавиться, но безуспешно.
– Нет, не будешь, – сообщает мне Браяр. – Она знает, что прошлой ночью ты трахался с Китти.
Вот черт.
Когда я протискиваюсь сквозь толпу к Саммер, та, склонившись над столом, выравнивает стаканы. Она играет с другой своей подругой, Ками, против баскетболистов Райана и Си-Джея.
– Выигрываешь?
– Пошел прочь, Нейтан, – смеется она, даже не поднимая головы. – Ты меня отвлекаешь.
– Грубиянка. А что, если я, наоборот, приношу уда…
Я недоговариваю фразу, потому что она нечаянно роняет мячик, и он прыгает по комнате.
Она смотрит на меня убийственным взглядом, который странным образом кажется мне сексуальным. Я прочищаю горло.
– Буду болеть за тебя отсюда.
Она закатывает глаза, бормоча под нос и зная, что я ее не пойму:
– Tienes suerte de ser guapo[5].
Я осматриваю кабинет, чтобы знать, кто пришел, и сразу замечаю мисс У-Меня-Нет-Имени. Она уже не кажется такой напряженной. Запрокинув голову, смеется над какой-то фразой подруги, русые кудряшки прыгают вокруг лица. Девчонка раскраснелась, голубые, как море, глаза горят, и вид у нее счастливый.
Прекрасно.
Может, мне показалось, но готов поклясться, она заметила меня еще до того, как я к ней подошел.
– Ты пришла! – весело заявляю я, но она не реагирует. Тогда обращаюсь к ее подруге, которая заинтересованно смотрит на меня. – Я Нейт.
– Лола. – Прищурившись, показывает пальцем на меня, потом на нее. – Вы знакомы?
– Мы виделись, – подтверждаю я.
Та игнорирует мои старания заставить ее посмотреть на меня и отпивает из стакана – пустого, как видно с высоты моего роста.
– К сожалению, я не расслышал, как тебя зовут.
Она прекращает притворяться, будто пьет, и наконец смотрит мне в лицо. Правда, вид у нее такой, словно она хочет огреть меня клюшкой, но это уже прогресс.
– Анастасия. Или Стейси. Как тебе нравится, без разницы.
– Налить вам чего-нибудь? – спрашиваю я.
– Я и сама могу, спасибо.
Лола фыркает и закатывает глаза.
– Не обращай на нее внимания, – улыбается она. – Стейси не умеет вести себя вежливо. Прямо как ребенок.
– О боже. Ну ладно, я помогу. – Анастасия идет к кухне, таща за собой подругу. Я бегу за ними и забираю у нее пустые стаканы. – Знаешь, выпивкой ты меня не задобришь. Я по-прежнему злюсь из-за катка.
Могу представить. Судя по всему, эта девушка – крепкий орешек, и ситуация с катком становится интереснее.
– Ты еще не видела, каким я бываю обаятельным, – поддразниваю я, ухмыляясь до ушей, и замечаю, как уголок ее рта дергается вверх. – Тебя ждет открытие.
Она отбирает у меня стаканы, ставит на кухонный стол и начинает готовить напитки.
– У меня иммунитет к обаянию хоккеистов.
Робби подкатывает ко мне в кресле, хватает за ногу и с вытаращенными глазами шепчет одними губами: «Какого черта?». Потом откашливается, и обе девушки поворачиваются к нему.
– А что насчет обаяния ассистента тренера по хоккею?
– О, к этим у нее тоже иммунитет. Но у меня – нет. Привет, я Лола.
– Робби.
Лола пихает Стейси локтем, и та тоже здоровается.
– Это Стейси. Она ведет себя как брюзга, но на самом деле очень милая.
– Спасибо, что пришли на мою вечеринку, – говорит Робби, не отрывая глаз от Лолы.
Она смотрит на него, хлопая ресницами, и хихикает. Даже не знаю, смущаться мне или изумляться. Это невероятно.
На лице Анастасии отражается такая же смесь смущения и изумления, когда она переводит взгляд с моего друга на свою подругу.
– Лолс, я займу очередь в туалет. Ты со мной?
Лола бросает на нее быстрый взгляд и качает головой.
– Ладно, встретимся тут.
Я протягиваю ей руку, чтобы отвести к лестнице.
– Можешь воспользоваться моей ванной.
Она смотрит на мою руку, потом на лицо и с подозрением прищуривается.
– У меня дверь с кодом и собственная ванная. Но если хочешь, можешь встать в очередь. – Я показываю на пьяных студентов, облепивших лестницу.
Она со вздохом сдается и переплетает свои пальцы с моими.
– Но это не значит, что ты прощен.
– Разумеется.
Я пробираюсь через толпу, держа девушку ближе к себе, а она кладет свободную руку мне на пояс. Добравшись до лестницы, она поднимается первой, и я сразу понимаю, что пустить ее вперед было ошибкой, потому что поле моего зрения заслоняет ее задница, покачивающаяся при каждом шаге.
Я завожу ее к себе и показываю на ванную. Меня охватывает странное дежавю: утром я наблюдал такую же картину. Эта хотя бы одета. Погодите, я что, говорю так, будто это хорошо?
Через пару минут она выходит из ванной и останавливается, заметив, что я жду ее, сидя на кровати. Я вскидываю руки в защитном жесте.
– Не хотел, чтобы ты заблудилась.
– Все хорошо. – Она складывает руки на груди и почти игриво склоняет набок голову. – Не ожидала тебя здесь увидеть. Хотела пошарить в комнате.
Приятно видеть другую сторону ее натуры после того, что было днем. Конечно, нет ничего плохого в том, чтобы выплеснуть эмоции, но спокойная она мне больше нравится.
Впервые мне удается рассмотреть, во что она одета. Кожаные брюки так плотно облегают ноги, что кажется, будто это краска на коже. Черный кружевной корсет демонстрирует ее тело самым неописуемым образом. Можно предположить, что она горячая штучка, и, наверное, познакомиться с ней поближе не такая уж плохая идея.
– Пусть мое присутствие не мешает тебе шарить, – шучу я. – А я пока подожду здесь.
Она медленно идет к моему письменному столу, не отводя взгляда от меня. Цоканье ее каблучков эхом разносится по комнате. Она проводит пальцами по разбросанным на столе книгам по биологии.
– Что ты изучаешь?
– Спортивную медицину, а ты?
– Бизнес. – Она берет со стола фотографию, внимательно рассматривает и переводит взгляд на меня. – Ты с Западного побережья?
– С гор.
– Вайоминг?
Она ставит фотографию на место и берет другую.
– Близко.
Я подхожу к столу, забираю у нее фотографию и показываю другую, где мы с Робби на нашем первом хоккейном матче, когда нам было по пять.
– Колорадо. Округ Игл. А ты?
– Я из Сиэтла. А это Вейл, да? Богатенькая звезда хоккея из округа Игл – это немного предсказуемо, правда?
Я сажусь на стол, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и складываю руки на груди в такой же защитной позе, что и у нее.
– А что, не так?
Ее голубые глаза заглядывают в мои, и я не могу сдержать ухмылку.
– Ты думаешь, я звезда?
Она быстро отворачивается, идет через комнату и садится на кровать. Я хочу следовать за ней, как щенок, но заставляю себя остаться на месте и смотрю, как она ставит руки за спину и откидывается назад, а шелковистые русые волосы окутывают плечи.
– Никогда не видела, как ты играешь, – говорит она бодрее, чем мне бы хотелось. – Я сильно не люблю хоккей.
– Ты меня оскорбила, Анастасия. Придется достать тебе билет в первый ряд на следующую домашнюю игру.
– Мне не нужны билеты на игру на моем собственном катке. Тем более если вы к тому времени облажаетесь и вашу команду распустят.
Она произносит слово «распустят» с наигранным оптимизмом. Это все равно что выслушать оскорбление от феи Динь-Динь.
– Кого вы довели до такой крайности, что вам испортили каток?