О Гиго Дзасохове написано до обидного мало, поэтому русскому читателю он почти неизвестен. Между тем даже беглое знакомство с его жизнью и деятельностью убеждает в том, что это был один из тех интеллигентов, с именами которых связаны самые яркие и славные страницы истории осетинской культуры. Он был видным участником революционного движения на Северном Кавказе, ярким публицистом, бесстрашно выступавшим с обличительными статьями против самодержавия, крупным педагогом и оригинальным литературным критиком, посвятившим специальные исследования творчеству Тургенева, Л. Толстого, Достоевского, Чехова, Короленко, Горького, Коста Хетагурова и др.
Григорий Батчериевич (Гиго) Дзасохов родился 14 августа 1880 г. в селе Георгиевско-Осетинском в бедной крестьянской семье. Когда мальчик подрос, родители определили его в Ардонскую миссионерскую семинарию, которую Гиго окончил в 1901 г. Подробных сведений о его пребывании в семинарии нет, но впоследствии в статье «К вопросу о переводе Ардонской семинарии во Владикавказ» он сам хорошо выразил свое отношение к этой семинарии и ее режиму:
«Помимо скудости общего образования, которое дает Ардонская семинария, здесь противнее всего духу питомцев – один ее монастырский уклад жизни… Всякое стремление к самоопределению и развитию своих природных задатков считалось здесь „гордостью“ и преследовалось как зло, как грех против заповеди „иеговы“.
Национальные чувства осетин здесь постоянно оскорблялись, занятия родной литературой преследовались. Внешний облик ардонского семинариста напоминал старинных бурсаков: одевали плохо, подчас многие воспитанники за недостаточным прикрытием своей наготы принуждены были по целым месяцам не показываться из стен семинарии. Питомцы семинарии выходят с полным отвращением к воспитавшему их учебному заведению и ко всему церковному» (Казбек. 1905. 27 июля).
Отвращение «ко всему церковному» обнаружил и юный Гиго, но уж очень велико было желание продолжить учебу, и он подал заявление о приеме в Казанскую духовную академию. Наставники Ардонской семинарии, давно обратившие внимание на незаурядные способности юноши, помогли ему поступить в духовную академию, рассчитывая, что из него вырастет крупный служитель церкви. Но их расчеты не оправдались. Политическая атмосфера Казани тех лет, наэлектризованная революционными идеями и настроениями, решающим образом повлияла на взгляды и устремления Гиго. Об этом убедительно свидетельствуют документы департамента полиции, в которых Г. Дзасохов значится в числе взятых под наблюдение полиции уже с 1901 г., когда он был еще студентом первого курса Казанской духовной академии. Об этом же свидетельствует и его собственная статья, опубликованная казанской газетой «Волжский вестник» в ноябре 1905 г. под заголовком «Открытое письмо инспектору Академии». Это письмо прозвучало как гневный памфлет, обличающий порядки в духовной академии, где «насиловали совесть людей, вырабатывая из них гнилых членов общества» (Волж. вестн. 1905. 1З ноября).
Выйдя из духовной академии ярым атеистом и противником самодержавия, Г. Дзасохов занялся педагогической деятельностью, устроившись преподавателем литературы во Владикавказское реальное училище. Молодой учитель очень скоро завоевал любовь и признание своих учеников. И не только потому, что прекрасно знал свой предмет и преподавал его с огромным увлечением, но и потому, что через художественную литературу близко знакомил учеников с жизнью народа, вызывая у них живой интерес к общественным событиям в стране, переживавшей тогда большой политический подъем.
Эти события сыграли решающую роль и в его собственной судьбе. «Среди учителей реального училища Дзасохов Гиго составлял исключение, – вспоминает профессор Г. А. Дзагуров, обучавшийся в то время во Владикавказском реальном училище, – он тогда уже был социал-демократом и несравненно лучше остальных преподавателей понимал задачи революции. Дзасохов Гиго, используя свое положение, вел среди учащихся реального училища разъяснительную работу, и в скором времени квартира его стала притягательным местом для тех из реалистов старших классов, которые уже тогда решили посвятить себя делу революции»1.
В самый разгар революционного движения Г. Дзасохов взялся редактировать первую во Владикавказе социал-демократическую газету «Искра». Газета была арестована уже на втором номере, ибо слишком открыто призывала к борьбе с царским самодержавием‚ вплоть до его свержения. Вскоре был арестован и ее редактор2.
Гиго Дзасохов начал выступать в печати задолго до того, как стал редактором «Искры». По его собственному свидетельству, он стал печататься с 1903 г.‚ когда ему было 23 года. Но настоящую политическую зрелость и социальную остроту его публицистика обрела в 1905 г., когда, как позднее писала большевистская «Волна», лучшие революционные силы Осетии, скрывавшиеся в подполье, могучей волной вышли наружу. Сила печатного слова Дзасохова росла и крепла в прямой связи с нарастанием революционного подъема народных масс. Именно под влиянием революционного движения произошло его политическое возмужание, выразившееся прежде всего в том, что он пришел к марксизму и по-марксистски оценивал общественные события тех дней.
«Объединенный пролетариат всего мира, – писал он, – безусловно возьмет в свои руки судьбу народов и государств. Управлять своей судьбой будет сам пролетариат, и установится на земле самая счастливая жизнь. К такой цели ведет человечество объединенный пролетариат, он призывает в свои ряды пролетариат всех стран!» (Казбек. 1905. 1 дек.). И еще: «Пролетариат ни перед чем не остановится. Для последнего борьба не страшна‚ ибо это есть единственное средство к тому, чтобы выйти на правильный путь, ведущий в светлое царство социализма» (Там же. 24 ноября).
Когда декабрьское вооруженное восстание 1905 г. всколыхнуло всю Россию и классовые битвы потребовали боевой сплоченности пролетарских рядов, Г. Дзасохов во весь голос звал к объединению. «Революция охватила всю Россию, и пролетариату нужно сплотиться, ибо враг еще силен‚ – говорилось в его статье «К объединению»‚ – уже в войсках заметно брожение: и там раздаются голоса в защиту своих человеческих прав.
Позорная война (речь идет о русско-японской войне. – Х. Б.) встряхнула сознание войск, революция вызывает в умах и сердцах солдат и офицеров те или иные стремления соответственно их социальному положению и степени классового и сословного самосознания. В русской армии уже заметно расслоение, и чем дальше будут развиваться события, тем рациональней и глубже будет это расслоение, и в конце концов все войско будет разбито на два лагеря – сторонников старого режима и друзей свободы и демократии. Пролетариату важно иметь в своих рядах пролетариев и в военных мундирах. Пусть быстрее объединяются пролетарии» (Там же. 27 ноября).
В эти дни, когда самодержавие намеревалось ввести военное положение в местах, охваченных революционным движением, вновь раздался гневный голос Г. Дзасохова. «Кучка бюрократов в союзе с придворной камарильей замышляет крестовый поход против России‚ – предупреждал он в статье «Вперед!». – Но оружие насильников должно быть обращено против них же самих. Вспыхнувшая революция должна до конца довести свое дело. Отступать теперь уже нельзя» (Там же. 25 ноября).
Когда обнаружились первые признаки предательства буржуазных партий, выдававших себя за друзей и союзников пролетариата в борьбе против самодержавия‚ Дзасохов тут же выступил с обличительной статьей «Измена!». «Буржуазия начала изменять‚ – писал он гневно‚ – для пролетариата она была ненадежная и временная союзница, и вот уже изменяет. Буржуазные партии объединились в трогательный союз, они испугались организованного пролетариата и выставили одной из своих „благородных“ задач – противодействие политическим забастовкам.
Буржуазия, обязанная всецело своими завоеваниями пролетариату, спешит прочно усесться на его плечи, спешит опутать крепкими узами экономической кабалы борцов за свободу. Но едва ли пролетариат позволит буржуазным либеральным партиям мирно усесться за пиршественным столом, воздвигнутым на костях пролетариата, бросив жалкие крохи „младшему брату“… Борьба только начинается. И не время вести толки о мирных переговорах. Долой изменницу-буржуазию! И да здравствует верный защитник интересов народа – русский пролетариат!» (Там же. 18 ноября).
Революционное движение 1905 г. на Кавказе Гиго Дзасохов рассматривал в неразрывном единстве с русской революцией, вызвавшей к активной жизни дремавшие и в русском и в горских народах огромные политические силы. «Революционное движение, охватившее всю Россию, проникло и в горы, – с торжествующей радостью отмечал он в статье «Утро гор». – Для горцев тоже наступит „утро“!» (Там же. 4 дек.). Об этом же Гиго писал позднее, в 1911 г.‚ когда выступил против клеветнической статьи некоего В. А. Авие, утверждавшего в журнале «Исторический вестник», что он, Г. Дзасохов, якобы в 1905 г. был главным вдохновителем «осетинской революции» (Ист. вестн. 1911. № 3). На это Дзасохов ответил, что никакой чисто осетинской революции он не знает, а знает революцию общероссийскую, которая произошла и в Центральной России и на ее окраинах (в том числе и в Осетии).
Политическую зрелость и бесспорно марксистскую позицию Г. Дзасохов обнаружил тогда и в понимании национального вопроса: «Организованный рабочий класс есть лучший защитник всех угнетенных в государстве национальностей. Для пролетариата существуют только две нации – эксплуататоры и эксплуатируемые; и такими принципами пролетариат наносит удар узконациональным и шовинистическим тенденциям и признает за каждой национальностью право на самоопределение» (Казбек. 1905. 18 ноября).
Политические статьи Дзасохова достаточно полно характеризуют его общественные взгляды, которые он по приезде из Казани последовательно выражал и отстаивал на страницах владикавказских (и не только владикавказских) газет. Его публицистика тех дней наиболее полно и ярко представляла в новых условиях революционные традиции той осетинской журналистики, основы которой были заложены революционным демократом и народным поэтом Коста Хетагуровым. Писал ли Гиго об остром безземелье или о бесправном положении осетинского народа, о крайней необходимости для него просвещения или хотя бы элементарного медицинского обслуживания, о ненавистном самодержавном строе, повинном во всех бедствиях горцев и трудового народа России‚ – во всем легко улавливается духовная близость публицистики Г. Дзасохова и Коста Хетагурова. И это вполне закономерно, ибо Гиго благоговел перед К. Хетагуровым прежде всего потому, что поэт «выше всего в мире ставил интересы родного края».
Терская администрация не без оснований увидела в Гиго Дзасохове опасного врага самодержавия. Она ждала только повода, чтобы расправиться с ним. И этим поводом явилась его газета «Искра», в первом же номере которой призывно прозвучало: «Да здравствует вооружение революции!» Уже в начале января 1906 г. начальник Терского жандармского управления в своем донесении заведующему полицией на Кавказе как о большом событии сообщал, что заключен под стражу выделившийся своей нелегальной деятельностью учитель реального училища, редактор-издатель социал-демократической газеты «Искра» Гиго Дзасохов. При этом начальник жандармского управления всячески старался убедить заведующего кавказской полицией в том, что, «по его мнению, Дзасохов Григорий не может быть терпим не только на службе, но подлежит высшей мере наказания»3.
В Центральном Государственном архиве Октябрьской революции сохранились материалы об аресте Г. Дзасохова как «одного из видных противоправительственных агитаторов». При обыске у него были отобраны «письма и рукописи противоправительственного содержания, причем в числе последних оказались рукописи с программными пунктами поднятия восстания среди туземцев и казаков»4. Потому-то с такой поспешностью и был Дзасохов выслан из Осетии. Он был выслан без права когда-либо появляться в Осетии, но тем не менее не порывал с ней связи до последних дней жизни. Эту связь он поддерживал в основном через газету «Терек», неоднократно печатавшую его статьи рядом со статьями С. М. Кирова, с которым, по всей вероятности‚ Гиго был знаком лично5.
Ни ссылка, ни преследования, ни материальные лишения, ни тяжелая болезнь не сломили воли и не поколебали убеждений Г. Дзасохова. Напротив, пребывание в тюрьмах окончательно утвердило его в мысли, что в жизни есть единственный путь, достойный гражданина‚ – это путь революционной борьбы за освобождение трудового народа. «Тюрьма для многих в 1906 году оказалась школой огромной важности‚ – писал Дзасохов, – в ней закалялись в своих убеждениях политики тогдашнего времени»6.
В конце 1906 г.‚ когда Г. Дзасохова ввиду крайне обострившейся болезни освободили из Астраханской тюрьмы, он решил снова «взяться за педагогику» и с этой целью перебрался в Азов. Азовский период его деятельности, продолжавшийся вплоть до 1910 г., оказался весьма насыщенным и плодотворным. Совмещая преподавание литературы и словесности в двух гимназиях Азова, он регулярно выступал и с публичными лекциями и с разнообразными статьями в местных газетах, к созданию которых он тоже имел самое прямое отношение. В это же время в печати появились его литературоведческие работы «Достоевский и Ницше»‚ «Русское общество в произведениях Антона Чехова» и книга «Коста Хетагуров». Вспоминая впоследствии об этом периоде, Дзасохов имел все основания записать в дневнике, что он «все-таки оставил в азовской школе свое направление». Наверное, поэтому с большим сожалением писали о его отъезде из Азова ростовские и азовские газеты. «К сожалению, – сообщала ростовская газета‚ – из дружной педагогической корпорации выбывает преподаватель Гр. Ив. Дзасохов‚ в лице которого Азов лишается одного из основателей публичных лекций» (Южный телеграф. 1910. 10 июля).
Вынужденный к концу лета перебраться в Ростов, Г. Дзасохов намеревался продолжить свою работу с еще большим рвением. Но официальные власти не дали ему развернуться. Уже 4 октября 1910 г. была возбуждена переписка об «исследовании» его политической благонадежности. Основанием к возбуждению переписки послужило донесение Донского охранного отделения, в котором говорилось, что «Дзасохов пытается воздействовать на политическое мировоззрение своих учеников».
Покинув Ростов, Г. Дзасохов переехал сначала в г. Суджу (Курской губернии)‚ а вскоре – в Харьков, где и оставался вплоть до Февральской революции 1917 г. С первых же дней пребывания в Харькове Гиго отдался просветительской деятельности, находя в этом единственно возможное для себя применение своей кипучей творческой натуре. Харьковская педагогическая общественность не могла не заметить и не признать этого талантливого педагога. В феврале 1912 г. он был принят в члены Историко-филологического общества, немного позднее – и в члены Харьковского педагогического общества, в котором ему тоже пришлось вести большую работу. Харьковская газета «Утро», в которой, кстати сказать, регулярно печатались Д. Бедный и В. Бонч-Бруевич‚ 9 декабря 1914 г. извещала, что «сегодня заседание Харьковского педагогического общества будет посвящено разбору тезисов доклада Г. И. Дзасохова на тему „Современная подготовка преподавателей средних и низших учебных заведений“, прочитанного им на заседании общества 3 декабря». Обсуждению доклада Дзасохова Педагогическое общество посвятило подряд пять заседаний. «Утро» подробно информировало своих читателей о каждом заседании, а в конце года газета сообщила, что «попутно с прениями, в которых наметилось два течения, возникает ряд вопросов принципиального характера» и что в этой связи окончание обсуждения доклада Дзасохова переносится на январь 1915 г.
Даже эти лаконичные сообщения газеты позволяют судить о живом интересе к тем вопросам, с которыми Гиго Дзасохов обращался к педагогической общественности Харькова. Не следует при этом забывать, что Харьков был тогда одним из крупнейших учебных округов и что педагогическая мысль здесь была представлена такими авторитетами, как Л. А. Булаховский и др. К слову сказать, вместе с Л. А. Булаховским Г. Дзасохов состоял членом редколлегии журнала «Наука и школа», издававшегося с 1914 г. в Харькове. Во втором номере журнала (1915 г.) была опубликована обстоятельная статья Г. Дзасохова «К вопросу о письменных работах в женских гимназиях», которая в том же году вышла в Харькове и отдельной брошюрой. Если ко всему сказанному прибавить, что Дзасохов свою обширную внешкольную деятельность совмещал с непосредственной работой в гимназиях, то нетрудно представить, какая это была неутомимая и целеустремленная натура. Не случайно он предпослал своей повести «Федор Иванович» слова В. В. Вересаева: «Кто ищет новых путей, должен выходить не на прогулку, а на работу».
С удвоенной энергией Г. Дзасохов отдался работе после Февральской революции 1917 г.‚ позволившей ему вернуться на Кубань, в родное Георгиевско-Осетинское.
«Революционную работу в селении Георгиевско-Осетинском, – говорится в одной из современных работ‚ – проводил друг К. Хетагурова, старый большевик Гиго Батчериевич Дзасохов, вернувшийся из ссылки после Февральской революции»7.
С большим энтузиазмом встретил Г. Дзасохов Октябрьскую революцию. Будучи к тому времени инспектором Георгиевско-Осетинского высшего начального училища Кубанской области, он вскоре был избран членом большевистского партийного комитета Баталпашинского отдела. Он работал не покладая рук и как политический организатор, и как педагог, и как публицист, помогал утверждению победы Советской власти на Кубани, мужественно отстаивая ее в ожесточенной борьбе с контрреволюцией. Не случайно белогвардейцы обещали щедрое вознаграждение за голову Дзасохова. И каждый раз, совершив очередное разбойное нападение на село, они в первую очередь искали «худого большевика с большими волосами», который своими выступлениями на собраниях и в печати так озлоблял против них народ. Во время одного такого нападения белогвардейцы застали Дзасохова тяжело больным. Его схватили и привезли в Баталпашинск. И приговорили к повешению. Но Гиго уже настолько обессилел от пыток, которым его подвергали, что приговор не произвел на него никакого впечатления. Он умирал. Вся беднота села‚ узнав о его участи, поднялась на ноги, чтобы хоть как-то помочь ему. Старики и женщины пришли просить белополковника Косякина отдать им умирающего. Он разрешил им забрать Гиго лишь после того, как тюремный врач сообщил, что Г. Дзасохов не доживет до утра…
Гиго Дзасохов умер в тот же вечер, 18 октября 1918 г. Так оборвалась одухотворенная жизнь человека, отдавшего свой многогранный талант и всю жизнь борьбе за светлое будущее трудового народа.
О творческом наследии Гиго Дзасохова, представленном целым рядом блистательных публицистических статей, педагогических трудов, литературно-критических исследований и т. д., в одной статье невозможно рассказать даже бегло. Поэтому мы ограничимся здесь обзором его литературно-критической деятельности, являющей собой высокий образец верности революционным идеалам русской и осетинской художественной литературы.
Г. Дзасохов как критик вырос не на «голых скалах» литературной бедности. К его приходу предшественниками Коста Хетагурова в осетинской литературе была уже подготовлена почва, а в результате гигантской работы самого Коста на этой почве взошли первые всходы истинной любви к «родному аулу и бедному народу» и первые ростки пролетарской революционности. Дзасохов унаследовал от Коста Хетагурова не только революционный дух, не только безмерную преданность трудовому народу, но и великую любовь к русской литературе.
Г. Дзасохов не просто любил русскую литературу. Он трепетно преклонялся перед ней. Она составляла неотъемлемую часть всей его жизни. И он всеми доступными ему средствами приобщал к ней своих слушателей и читателей. Где бы он ни был, куда бы ни бросала его суровая судьба революционера, повсюду он выступал с лекциями и статьями, а если позволяли обстоятельства, издавал популярные брошюры и книги о наиболее значительных явлениях русской литературы.
В судьбе Гиго Дзасохова с особой отчетливостью проявилось революционизирующее влияние русской литературы. Если после восемнадцатилетнего пребывания в стенах духовных учебных заведений он оказался непримиримым противником церкви и самодержавия, одним из крупнейших на Северном Кавказе революционеров, то в этом огромную роль сыграла русская художественная литература, благодаря которой он «заразился» социальными вопросами еще на студенческой скамье. Летом 1905 г., едва Дзасохов закончил Казанскую духовную академию и вернулся в Осетию, в местной газете «Казбек» появилось сообщение, что в селе Алагир (ныне город) ожидаются публичные чтения окончившим курс духовной академии Гиго Дзасоховым по вопросам, представляющим большой «интерес в переживаемый исторический момент». При этом газета указывала, что наряду с такими вопросами, как избирательное право, экономические проблемы общества, взаимоотношение труда и капитала, рабочий вопрос, Дзасохов намерен познакомить слушателей с поэзией Некрасова, с новыми произведениями Станюковича, Короленко‚ Вересаева и др. Эти чтения, разумеется, Дзасохову не разрешили, но характерно, что он намеревался говорить о художественной литературе в связи с наиболее острыми вопросами общественной жизни, или, как он сам писал месяц спустя, хотел познакомить «народные массы с современным освободительным движением, охватившим всю мыслящую часть русского общества».
В литературно-критической деятельности для Гиго Дзасохова главным критерием была о б щ е с т в е н н а я з н а ч и м о с т ь творчества того или иного художника. Вспоминая впоследствии о первых уроках литературы, которыми он в сентябре 1905 г. начал свою педагогическую деятельность, Г. Дзасохов писал в дневнике: «Задачей русской литературы я выставил изображение истории развития русской мысли, литературных форм и языка. Писателя уподобил врачу, который ставит диагноз общественным недугам и тем способствует их излечению, указывая о б щ е с т в у новые пути жизни. Сообразно такой своей точке зрения, говорил я в своей аудитории, я и буду стараться излагать свой предмет возможно шире, а не так сжато, как указано в официальных программах… Я зову вас, закончил я, на серьезный труд изучения русской литературы, повторяя вам завет Щедрина: паче всего любите родную литературу»8.
Свой взгляд на назначение писательского труда Гиго Дзасохов впервые изложил в статье «О художественном таланте А. П. Чехова», опубликованной 3 июля 1905 г. в газете «Казбек» (к годовщине смерти писателя). С этой статьи, в которой особо подчеркивались общественные заслуги не только Чехова, но и всей русской литературы, началась, по существу, литературно-критическая деятельность Дзасохова.
«Великая заслуга русских писателей перед соотечественниками, – говорилось в этой статье, – состоит между прочим в том, что они, проводя в жизнь гуманные идеи… будили общественное сознание, вызывали все мыслящее и благородное на борьбу с отрицательными явлениями жизни… Невольно напрашивается сравнение в этом отношении русского писателя с западноевропейским и литературы русской с западноевропейской: там, на Западе, художественная литература не всегда избирала своим объектом современность родины, а если избирала, то не ей одной было обязано общество разрешением жизненных вопросов…
Есть и другая особенность русских художественных созданий: творцы их всегда с особенной любовью относились к своей родине, даже и в том случае, когда раскрывали перед обществом исключительно отрицательные, неприглядные стороны; мрачного пессимизма на страницах истории русской словесности не имеется. Таким образом, русский художник прежде всего общественный деятель…»
Переходя конкретно к А. П. Чехову, определяя его заслуги и его место в русской литературе, Гиго Дзасохов прежде всего подчеркивает «услугу писателя обществу», рассматривая его творчество в плане исторической перспективы.
«Новейшая русская художественная литература в лице своих лучших писателей, – отмечал Г. Дзасохов, – представляет из себя как бы разветвление одной большой дороги, начало которой уже позади нас и где стоят такие деятели, как Пушкин, Гоголь, Тургенев‚ Достоевский и другие: как бы многочисленны и разнообразны ни были эти разветвления – они исходят от одного пункта, и все одинаково ведут вперед. Чехов имеет свою дорожку в этом разветвлении и, бесспорно, выводит читателя также на большую дорогу…»
Впоследствии к творчеству Чехова Дзасохов возвращался не раз, развивая и углубляя взгляды, изложенные им в первой статье. А в 1910 г. текст его публичной лекции о Чехове был издан в Пятигорске отдельной брошюрой. И вновь, как это видно уже из заглавия брошюры – «Русское общество в произведениях Антона Чехова», Дзасохов обращает внимание на общественные заслуги писателя:
«Восьмидесятые годы дали русской литературе Чехова, в произведениях которого, как в зеркале, отразилась жизнь этой эпохи… Главным действующим лицом в его творениях является атмосфера русской жизни, атмосфера восьмидесятых годов, которая как бы сконцентрировала в себе весь мрак, весь ужас, всю ложь предшествовавших десятилетий. Творчество Чехова одело в плоть и кровь отупляющее и омертвляющее действие этой атмосферы и выставило на всенародные очи эту страшную деятельность. Образы, созданные им, это тысячу раз повторяющееся напоминание русскому мнимо-свободному обществу, что, в сущности, „мы люди подневольные“, что „на место цепей крепостных люди придумали много иных“… Он хочет, чтобы люди о т к р ы т о, с е р д ц е м и р а з у м о м с о з н а л и‚ ч т о д а л ь ш е т а к ж и т ь н е л ь з я…»
И далее:
«Куда ни кинь, в какую область русской действительности ни загляни – везде пошлость и грязь, ложь и надувательство, везде царят зло и несправедливость на законном основании, везде существуют владеющие господа и принадлежащие подчиненные… Получается тот порядок, то „духовное рабство“, в котором торжествует ничтожество и оказывается лишним и вредным культурный человек, человек с „идеями“.
На почве этого духовного рабства разыгрывается потрясающая драма лишнего человека, на почве этого порядка культурные люди „вырождаются“… Все они наперебой друг перед другом кричат о тоске, о скуке, заполняющей их жизнь, в которой нет места живому делу, свободному слову. Все они страдают от своего бессилия перед грозною действительностью, плачут о загубленной жизни, которая проходит без пользы, без дела. Вот эти-то страдания лишнего человека, его психическое изнурение и рассказывает Чехов без всяких громких фраз, простыми словами, страшными в своей простоте. И каждое слово он бросает не потерпевшим лишним людям, а порядку русской жизни и тем, кому этот порядок был выгоден…»
Неудовлетворенность жизнью, характерную для героев Чехова, Гиго Дзасохов отмечает как постоянное явление в творчестве писателя. И логика воздействия его произведений, выражающих недовольство настоящим, смутное влечение к чему-то лучшему такова, что, порождая тоску одних, они служат для других толчками к безотчетному стремлению вперед, к тому «безумству храбрых», в котором Горький видит «мудрость мира».
«Художник Чехов‚ – пишет в заключение своей брошюры Г. Дзасохов, – ставит диагноз общественным недугам: он прямо говорит, какою болезнью страдает русское общество. Болезнь эта – нудная психика общества, происходящая от бессилия бороться с жизненными препятствиями. За каждым рассказом мы видим автора как бы говорящим: если поставить на место этих безвольных слабых людей – людей сильных, то явления эти не будут так фатальны, и жизнь будет иною. Сила отрицательных явлений жизни, по произведениям Чехова, лишь в бессилии современного человека… Кто так смотрит на жизнь, тот уже не пессимист. Если указано средство, значит, есть вера в светлое будущее, может быть, и далекое от нас, но приближение которого зависит от нас же самих.
Вот жизненный смысл произведений Чехова и его услуга русскому обществу».
Прямо скажем, поразительное для своего времени понимание творчества А. П. Чехова и его общественного значения!
С огромной любовью Г. Дзасохов относился и к В. Г. Короленко, творчество которого он пропагандировал с такой же настойчивостью, как Чехова, Тургенева‚ Л. Толстого, Вересаева и др. Первое его выступление о Короленко тоже относится к 1905 г., когда Гиго Дзасохов был еще во Владикавказе. Об этом мы узнаем из местной газеты «Казбек», сообщавшей тогда, что «ближайшей общеобразовательной лекцией в пользу владикавказской общественной библиотеки будет лекция Г. Дзасохова о Короленко» (Казбек. 1905. 5 ноября). К сожалению, текст этой лекции не сохранился, зато недавно обнаружено несколько статей, представляющих собой выборку из лекции, с которой Г. Дзасохов в 1910 г. выступал уже в г. Азове. Статьи эти были опубликованы в «Азовском вестнике» весной 1911 г. под общим заголовком «Настоящее русской литературы (из публичной лекции Г. И. Дзасохова „Короленко среди современных писателей“)» (Азов. вестн. 1911. № 46–48).
«Среди писателей последнего времени‚ – говорилось в первой статье‚ – Короленко занимает свое особое место, свято охраняя традиции русской литературы, которая никогда не замыкалась в узкой сфере художественного восприятия действительности, а служила развитию правды и справедливости». Подробно остановившись далее на основных явлениях русской литературы тех дней, Г. Дзасохов в заключительной статье вновь возвращается к Короленко: «3нечение последнего не исчерпывается страницами его рассказов. Он близок нам и дорог своею нравственной связью с нами. Жизнь Короленко продолжает его литературу, в которой выражается его глубоко отзывчивое сердце. Ни одна серьезная обида, ни одна общественная неправда не прошли мимо большого сердца Короленко…»
Немногим раньше (спустя несколько дней после смерти Л. Толстого) в ростовской газете «Южный телеграф» Гиго Дзасохов выступил со статьей «Чем объяснить?», в которой говорилось о причине «столь обаятельного действия великого сердца» Л. Н. Толстого (Южный телеграф. 1910. 13 ноября).
Подчеркивая величие и общественные заслуги Л. Толстого, Короленко и Чехова, говоря о неповторимых художественных достоинствах их творчества, об их неистребимой вере в светлое будущее, Гиго Дзасохов вместе с тем отмечает, что они не дают ответа на вопрос, как по возможности скорее приблизить это будущее, что надо для этого делать уже сегодня, уже сейчас… Ответы на эти вопросы, указывает Гиго Дзасохов, содержатся в произведениях пролетарского «буревестника» Максима Горького. Психологию новой России, провозглашает критик в работе «Русское общество в произведениях Антона Чехова», России, жаждущей борьбы с жизненными препятствиями и уверенной в своей силе, ярко уловил талантливый писатель нашего времени – Максим Горький.