Гюлюш Чингиз кызы Агамамедова
Город-призрак
– А не считаешь ли ты, любезный Дан, что если бы такая возможность появилась сегодня у людей, проживать по несколько сотен лет, то они стали бы добрее, разумнее, смогли бы повзрослеть и поумнеть.
– Все повторилось бы, только на другой спирали. Я не исключаю того, что такой эликсир мог бы попасть в руки злодея, скорее так оно и будет. Злодей, мечтающий о бессмертии и власти над миром актуален во все времена. Но с ним случится то, что непременно случается с любым злодеем. Он станет жертвой своих собственных козней и происков. Попадется в свою ловушку. И потом. Представь себе сплошную благодать и благолепие, так кажется выражались наши предки. Ты представляешь какая вселенская скука окутала бы землю и не только ее, – тут у Дана засветились глаза, и лицо его совершенно скрылось за ветхим шарфом, – злодеи горячат кровь, будят воображение, в конце концов и злодеи вносят свою лепту в прогресс.
– Если следовать твоим рассуждениям, Дан, то не стоит ничего менять в подлунном мире, в нем найдется место и злодеям и праведникам. Зачем же ты меня позвал, чтобы рассказать о том, что и в других мирах не лучше, чтобы передать чувства и «приветы» моих прежних друзей? Люди, ставшие мигрантами ведут себя так же, ты только сейчас мне об этом сам сказал.
– Нет, совсем не для этого, Софронис, ты заинтриговал меня. Я же знаю как сложится твоя дальнейшая судьба , ты мне очень интересен. Ты даже представить себе не можешь, при всем твоем богатом воображении, какие невероятные события тебя ожидают. Мне очень интересно послушать и пообщаться с тобой в твоем теперешнем состоянии. Ты уже много понимаешь и прошел испытания, но еще не слишком циничен и не зациклен на успехе.
– Искушаешь меня, как змей искуситель, ждешь, что я начну молить тебя раскрыть мое будущее и помочь избежать ненужных разочарований и ошибок. Не дождешься. Я потому и не стал читать книгу, которую ты мне подсунул. Я не хочу разочароваться и находить скрытые мотивы, двигавшие моими бывшими друзьями. Я не хочу ворошить прошлое, – Софронис кричал. – Я устал, я не хочу « будить спящую собаку».
– Для того, чтобы прошлое не стало непосильным грузом, не дающим возможности идти в будущее, нужно быть к нему внимательным. В том и весь секрет, хорошо знать и понимать свое прошлое, не испытывая бессильной ярости. Не скрежетать зубами и лелеять месть, а понять и простить. Не сожалеть. Не предаваться тоске о несбывшемся. А будущее, о нем лучше не знать живым, иначе никто бы не доживал до назначенного срока.
Софронис сник. Дан подошел к нему совсем близко, протянул руку, в которой из воздуха возникла та самая книга, назначенная ему, Софронису.
– Возьми, я надеюсь, у тебя хватит мужества когда-нибудь прочесть ее. А теперь мое время вышло. Я и так задержался с тобой. Мне пора уходить. Меня ждут. Он кивнул и прошел через стеллаж с книгами.
Путешествия в будущее и прошлое
У маркиза
Часы пробили двенадцать. Мужчина и женщина, сидевшие за круглым столом, одновременно повернули голову в сторону часов. Салон, в котором они находились, был занавешен тяжелыми парчовыми портьерами, сквозь которые пробивался солнечный луч. В комнате пахло сандалом и миррой. От благовоний кружилась голова.
– Подумайте, Мадам Аврора, хорошенько, у вас есть еще время. Вы можете расторгнуть наш договор. Я не буду на Вас в обиде. Наоборот, я порадуюсь, потому что окажется, что Вы более благоразумны, чем предполагал я, и ваши близкие. Правда, нельзя не признать, что они не всегда объективны. Но то, как вы располагаете своей жизнью и то, как Вы принимаете решения, без оглядки на фатум, всегда восхищало и немного пугало меня. Я также не могу причислить себя к слабым личностям, но я всегда принимал данное мне свыше и старался не роптать и в этом я видел свою силу.
– Маркиз, вы себе льстите. Как же тогда вы объясните ваши необыкновенные способности. Да просто мужскую силу. Неужели только вашей покорностью судьбе? Вы не искренни, вы лукавите. Я не хочу спорить с Вами. Но мне казалось, что вы лучше других должны понять мое желание увидеть что-то недоступное нам и потому особенно желанное и, наконец, помириться с собой.
– Мадам, я не так романтичен как Вы и не ожидал бы увидеть что-нибудь сверхъестественное, даже через несколько веков. Может быть, Вы увидите какие то необычайные новинки: волшебные зеркала, говорящие ящики, механических лошадей. Но неужели это так привлекает Вас? В чем я совершенно уверен, и думаю, Вы также, как и я, уверены в этом, люди не изменятся сколь-нибудь заметным образом. Конечно, интересно просто посмотреть на их быт, на одежду, например. Убедиться или разувериться в том, поймут ли они Вас, Мадам, надевшей мужской костюм, непонятно зачем. Ведь вы так женственны и естественны в женском наряде. Хотя нужно признать, – маркиз прищурился – Вам он идет также, а может быть даже немного больше, чем женский, – с удивлением закончил он.
Первый раз за время их беседы он внимательно оглядел ее с головы до ног. По выражению лица было понятно, что он доволен осмотром. Аврора заметила его откровенный взгляд и подумала, что самое время перейти в наступление, пока интерес маркиза, учитывая его известную репутацию, не стал ярко выраженным.
– Дорогой маркиз, я все продумала тщательным образом, прежде чем прийти к Вам. Вы же понимаете, что мною движет не только простое любопытство, а вполне понятное желание рассказать нашим современникам о том, что их ждет, вернуть им надежду и облегчить их жизнь. Я почти уверена в том, что будущее прекрасно, чтобы не говорили разные прорицатели, в частности Нострадамус, которому все время виделся конец света.
– Я знаю какая вы оптимистка и насколько ваше восприятие мира разнится с восприятием брюзжащих и вечно всем недовольных артистов, совершенно утративших радость жизни и воспевающих смерть исключительно из-за того, что их замучила подагра или плохое пищеварение. Я помню гравюру Гольбейна, вызвавшую у вас особенное раздражение. И прекрасный ответ, который Вы ему дали. Вы пышете энергией и силой. Вы, как прекрасная птица Феникс, все время возрождаетесь из пепла.
– Маркиз, ваши намеки на мою личную жизнь, по-моему, неуместны. – Аврора сделала вид, что сердится.
– Ну что Вы, Мадам, разве я мог бы себе позволить. Я имел в виду совершенно другое, – он сделал неопределенный жест рукой, не придумав ничего вразумительного. – Предположим, все пройдет удачно и вам удастся, преодолев толщу времен и громадное расстояние, оказаться там, где вы жаждете, но послушайте, обратно еще никто не возвращался. Поймите, упрямая женщина, что даже если у меня есть косвенные доказательства того, что несколько человек, – он сделал паузу и облизал пересохшие губы, – отправленные мною в прошлое и до сих пор не вернувшиеся, остались там по доброй воле и чувствуют себя там гораздо лучше, чем здесь, и потому не возвращаются, все равно, прямых доказательств у меня нет. Они не вернулись! Хотя получили подробные инструкции, что нужно сделать, чтобы вернуться в свое время. – Спокойный и любезный маркиз перешел на крик. – И вы хотите большего, чем они! Будущего! Вы знали к кому прийти. Я ведь не прошу у Вас вашу бессмертную душу, а просто жалкий презренный металл, без которого, увы, никак не прожить. Это небезопасное путешествие похоже на смерть. Никто не возвращался с той стороны Стикса. Может кто-то попадает в райские кущи. Но ведь никто не скажет Вам с уверенностью, потому что обратно не вернулся ни один смертный.
– Маркиз, а как же воскресший Лазарь, вернувшийся из царства Аида, Орфей?
У Маркиза вырвался смешок, похожий на икоту:
– Мадам, несмотря на мой почтенный возраст, я никак не мог с ними встречаться. Помилуйте, я был уверен в том, что Вы реально смотрите на жизнь и не верите в потусторонний мир, всяких там воскресших, вампиров…
– А ваша деятельность? К каким силам прибегаете Вы, чтобы перенести того же смертного в прошлое или будущее? Или вы такой же шарлатан, как ярмарочный фокусник.
– Я вовсе не собираюсь оправдываться и что-то объяснять. Хочу заметить, Мадам, что я Вас к себе не звал, напротив, я пытаюсь отговорить Вас от безрассудного поступка..
Аврора прошлась по комнате, сжимая руки.
– Если следовать вашей логике, то это не просто похоже на смерть, это как раз смерть и есть. И под видом увлекательного путешествия Вы предлагаете наивным простакам средство, избавляющее их от всех земных забот, т.е. отправляете их, как Вы выражаетесь, в прошлое, к праотцам.
Зрачки Авроры расширились. Она остановилась напротив маркиза, пристально вглядываясь в него.
– Ваши обвинения безосновательны. Я никого не отправлял на тот свет. Вы же сами присутствовали на одном из опытов и имели возможность убедиться в том, что человек исчез. Физическое тело исчезло. И потом, вы же видите, я не получаю после них каких-либо материальных благ. Все имущество переходит их близким родственникам. Ту не слишком обременительную плату, которую я беру с них, они вносят до опыта.
– Да, именно поэтому я пришла к Вам. Но теперь я начинаю во всем сомневаться. Вы могли все подстроить. Хотя, в самом деле, я не вижу в этом никакого смысла. Аврора застыла в нерешительности.
Маркиз тяжело дышал, стали заметны морщинки у глаз, резче обозначились складки у рта, взгляд стал жестче.
– Вас никто не звал, и закончим на этом. Вы утомили меня, Мадам. Я рад, что все окончилось ничем. И здравый рассудок возобладал над вашими авантюрными наклонностями.
Любезность и светскость, свойственные ему в обращении с дамами, уступили место холодному расчету. Часы в соседней комнате пробили два раза. Он вспомнил о встрече, назначенной им накануне. Ему предстояло свидание с молоденькой девушкой, попавшей в затруднительное положение. Маркиз усмехнулся, радуясь возможности в простоте, без всяких сложностей, получить наслаждение.
Аврора колебалась. В какой-то момент у нее появилось чувство, будто она зависла над бездной.
– Нет, я еще не отказалась от мысли проникнуть в будущее. Мне просто нужно подумать.
Маркиз поднялся, всем видом давая понять, что он занят и не может уделить Авроре больше ни одной минуты своего драгоценного времени.
Авроре ничего не оставалось, как ретироваться.
Аврора
Аврора вышла на улицу. Вдохнула любимый осенний запах прелой листвы. Поглядела на небо, местами затянутое тучами, и прибавила шаг. Она шла по бульвару, любимому месту прогулок горожан. Земля, насколько мог охватить взгляд, была усеяна листвой. Листья были разных цветов и оттенков. Багровые, охряные, с зелеными прожилками, уже тронутые тлением и нарядные, совсем новенькие, красивой формы. Деревья, одетые в такой же роскошный наряд, стояли, красуясь, друг перед другом. Почему осень так неповторимо красива, все это богатство, выставленное напоказ, перед тем как наступит нищета холодных ветров, моросящих дождей, затянутого неба, голых деревьев? Природа – самая близкая подружка Авроры, никогда не отвечала на этот вопрос, задаваемый Авророй каждую осень. Она лукаво улыбалась, подарив несколько солнечных дней в конце сентября, и только иногда, Авроре становилось жутко и безысходно от наступающего, неотвратимого, как судьба, холода.
Впрочем, ей грех было жаловаться на судьбу. Она всегда была благосклонна к ней. Вернее Аврора не позволяла судьбе взять верх. Это она сама, Аврора, вершила свою судьбу, так во всяком случае представлялось ей и окружающим людям. Неудачный брак не стал помехой ее счастью. Она смогла стать свободной, не для того, чтобы замкнуться в бесплодной и скучной повседневности. Она была свободна во всем: в своем творчестве, в выборе друзей, в выборе мужчин. Авроре удалось поменять взгляд современников на женщину. Она была женщиной, которая позволяла себе совершать поступки и при этом оставаться женщиной.
Навстречу ей по аллее шел, улыбаясь своим мыслям, мужчина в длинном пальто, цвета каштана, в каком-то немыслимо красивом шелковом шарфе, узором и цветом, напоминавшем все ту же осень. Аврора машинально отметила про себя элегантность и приятную улыбку незнакомца. Она спешила, ей нужно было привести в порядок свои бумаги, и не только. Авантюра, в которую она стремилась, с присущим ей темпераментом, была настолько необычной, что Авроре захотелось побыть в тиши и решить, в самом ли деле она хочет этого? У нее внезапно, из-за каприза маркиза и из-за собственных возникших сомнений, появилась возможность отказаться от рискованного эксперимента.
– Неужели маркиз, под маской любезного кавалера, скрывает страсть убивать себе подобных? И каким образом ему удается сделать так, чтобы родственники и близкие исчезнувших людей не обращались в полицию и не предъявляли ему претензий? Но, может быть, ее страхи лишены оснований. Она же видела своими глазами как господин Н, согласившийся на эксперимент, растворился в воздухе и более не появлялся. Если бы удалось встретить вернувшегося оттуда, все колебания разом бы прекратились.
У Авроры возникали все новые и новые вопросы, которые она решила задать при встрече маркизу.
В задумчивости она дошла до высокого трехэтажного особняка. Ее квартира находилась во втором этаже. Войдя в подъезд, она кивнула консьержке и быстро поднялась к себе. Дверь открыла служанка, с улыбчивым личиком. Она помогла Авроре снять манто, расшнуровать ботинки. Аврора не была настроена слушать нескончаемый монолог своей милой Лизы и отпустила ее сразу же. Она вошла в комнату, интерьер которой никак нельзя было бы назвать женским. Одна стена была занята библиотекой, в углу на высоком столике лежали хлысты и коробка сигар. Рядом стояла китайская фарфоровая ваза, в которой пламенели осенние листья. На полу лежал толстый персидский ковер с прихотливым рисунком, в бирюзовых тонах. На одной из стен также висел ковер с низким ворсом и узором, напоминавшим китайские иероглифы, на ковре висело оружие: от кривых турецких ятаганов до заостренных с трехгранным клинком кинжалов. Она подошла к камину, взглянула на часы, стоявшие на мраморе каминной доски. Часы пробили три раза. Фигурка кавалера под циферблатом сделала поклон сидевшей перед ним даме. Аврора уселась в глубокое кресло обитое мягким бархатом. Через некоторое время голова ее склонилась набок. Она забылась сном.
Сон Авроры
Она шла по почти такому же бульвару, что и полчаса тому назад. По пути ей встретилось большое панно, установленное на высоком столбе. На нем была изображена монахиня, напомнившая ей настоятельницу монастыря бенедиктинок. Подпись под изображением монахини гласила «Будьте благоразумны». Аврора подумала, что именно это изречение как нельзя больше подходило для смутного и тревожного состояния ее души. Навстречу ей шел тот же незнакомец в шелковом плаще. Он улыбался, немного грустно. Внезапно поравнявшись с Авророй, остановился, снял шляпу:
– Мадам, какая встреча, кто бы мог подумать? Я слышал, что вы были в Париже и вот иду по нашему с Вами любимому бульвару, и встречаю Вас здесь. Каким ветром занесло Вас в нашу глушь и невежество, из, как сейчас выражаются, «цивилизованной» страны? Я надеюсь, что Вы недолго пробудете здесь. Конечно, поймите меня правильно, мое единственное и самое горячее желание видеть Вас, говорить с Вами. Но для вашего же блага, было бы лучше, наверное, если бы Вы уехали обратно. Хотя никогда не знаешь, где благо, а где зло….
– Мой бог, я сразу не признала Вас. Вы стали еще элегантнее. Ваш шейный платок цвета осени поразил мое воображение настолько, что я не обратила должного внимания на его владельца. Вы не представляете как я рада встрече с Вами. И не говорите, что вы очень заняты, спешите на очередную репетицию вашего дивного оркестра. Я не приму никаких отговорок. Я хочу прогуляться с Вами по осеннему городу и насладиться беседой с Вами. Согласитесь, не так уж часто выпадает такая удача. Приехать домой и сразу же встретить того, с кем давно уже хотелось встретиться. Пойдемте.
– Хорошо, Вам не нужно было меня уговаривать, я и сам хотел Вам это предложить. Я только предупрежу своих коллег, чтобы они не ждали меня сегодня.
Он вытащил из кармана маленькую, блестящую, серебристую, почти плоскую коробочку, открыл переднюю крышку, потыкал пальцами, потом поднес одним краем к уху, а другим ко рту и заговорил.
– Да, начинайте без меня. Нет, никак не получается. Не могу. Не забудьте повторить коду. Ну все, привет.
Аврора с изумлением смотрела на него, лихорадочно пытаясь понять, с кем и каким образом он разговаривает. Одновременно она старалась скрыть свое замешательство, догадываясь, что загадочный предмет, вероятно, будет не единственным неизвестным ей предметом.
– И вы уверены, что они вас послушают? Что услышат?
– Что Вы хотите сказать, мадам, было бы странно, если бы они меня не услышали. Мои музыканты слышат, даже когда я говорю очень тихо. А Вам известно, – тут он понизил голос и посмотрел на нее, – что когда я сержусь или волнуюсь, я говорю очень тихо. На то они и музыканты, тут он рассмеялся, чтобы все слышать. Вот Паганини, говорят, слышал то, что тихим голосом говорили за стеной. Хотя, Бетховен оглох, это не помешало ему творить.
– А Шопен говорил мне, – Аврора хотела что-то добавить, но осеклась.
Музыкант странно посмотрел на нее.
– Какая вы однако фантазерка.
– У меня сегодня странное настроение, не обращайте на меня внимания. Я будто бы раздваиваюсь. Только мгновение назад меня смутил предмет, который Вы вытащили из кармана, и потому я задала Вам этот странный вопрос. Сейчас затмение прошло, и я понимаю, что это обычный мобильный телефон. Я, Наталья, знакома с Вами с детства, знаю, что вы музыкант от Бога, но представьте себе, я даже не помню как Вас зовут.
– А Вы не забыли, что я играю на альте?
– Нет и потому буду звать Вас Альтист, я помню многое, а сейчас мне кажется, что помню то, чего со мной никак не могло происходить. Например, что я была знакома с Шопеном.
– Может вы еще скажете, что были знакомы с абстракционистами? Сейчас здесь выставка, в которой они были заявлены, и я никак не могу выбрать время, чтобы посмотреть их. Не хотите мне составить компанию?
– С удовольствием.
– К тому же очень интересно посмотреть с вами их нетрадиционные творения. Вы так эмоциональны и искренни. И для меня Вы вроде камертона, которым можно проверять истинность произведения. По крайней мере всегда были такой. Сейчас уж и не знаю чего от Вас ждать. Вы совсем другая. Какая-то чужая, хотя по сути та же. Вы же видите я даже не рискую перейти на ты.
Аврора молча шла рядом. Мимо них по проезжей части мчались машины. Она застыла на мгновение, вглядываясь в новый, незнакомый для нее мир. Чувство раздвоенности не покидало ее. Они пешком дошли до двухэтажного просторного строения. В помещении было тепло. Они разделись и сдали верхнюю одежду в гардероб. Аврора сняла длинное манто и осталась в бархатной темно-синей блузе . Маленькие пуговки, сделанные из прозрачного граненного темного синего стекла, змейкой струились по блузе. Юбка была серая прямая из фланели. Обувь была под стать осенней, капризной погоде: серые ботинки из мягкой кожи с высокой шнуровкой. Альтист одобрительно покачал головой.
– Даже если не получу никакого удовольствия от кубистов-абстракционистов, прости мне мое невежество, на тебе мой глаз всегда может отдохнуть.
Он незаметно перешел на «ты». Они поднялись на лифте на второй этаж. Стены салона, в котором были выставлены картины, были затянуты черным бархатом.
– Почему такая траурная атмосфера, – Альтист сказал это достаточно громко и на его голос обернулась дама. По возмущенно поднятым бесцветным бровям можно было угадать в ней тонкую ценительницу абстрактного искусства.
– Любая драгоценность выигрывает от соседства черного бархата, Вам артисту – это должно быть хорошо известно. – Аврора попыталась сгладить возникшее недоразумение.
Она пошла вперед, и Альтист последовал за ней. Впечатление от картин у Авроры было скорее странное. Она остановилась перед полотном, называвшимся «Портрет женщины в голубом». У этой женщины было два носа, глаза были расположены на разных уровнях и голубой была не ее одежда, а она сама. Перед картиной стояло несколько человек, разглядывавших ее с разных сторон. Аврора также отошла на несколько шагов, в надежде увидеть что-то, что позволило бы ей убедиться, как и другим зрителям, в несомненной ценности этой картины. Альтист обернулся к Авроре с полуулыбкой.
– По-вашему портрет похож на женщину, пусть голубого цвета? Вы не находите, что если бы к несчастью для этой женщины, она и в самом деле была такой, как ее изобразил автор, то я не думаю, что какой-либо художник, даже очень плохой, мог бы вдохновиться подобной моделью.
– Я не согласна с Вами. – Аврора упорно обращалась к Альтисту на Вы.
– Вы ведь знаете, что прекрасное – это необязательно красивое, прекрасным может быть даже нечто некрасивое изначально. Хотя в этом случае, может, Вы правы. Женщина, возможно, была прекрасной, но вот ее портрет… А знаете, я могу предположить, что художник страдал головной болью, и в момент приступа все вокруг представлялось ему в таком искаженном виде, в том числе и женщина.
– Может быть. Но как ты объяснишь реакцию зрителей, восторгающихся и вдохновляющихся таким портретом. Некоторые, правда не все, искренни, когда говорят, что они в восторге от такой картины.
– Друг мой, Вы же музыкант, и Вам должны быть известны тонкие струны человеческой души. Сначала полное неприятие того, что необычно и не отвечает привычным представлениям, потом любопытство и желание понять и наконец восхищение и чем непонятнее, тем больше восторг.
– Боже мой, Натали ты такой тонкий психолог. А еще каких-нибудь пять лет назад ты казалась мне прелестной ветреницей и тогда мне совсем не хотелось обсуждать достоинства и недостатки нарисованной женщины, а хотелось совсем другого. – Он подошел к ней вплотную. Мне хотелось…
– Молодой человек, Вы загораживаете картину, – все та же женщина с совершенно бесцветными бровями возникла у них за спиной.
– Я предлагаю оставить любоваться этими чудесными картинами таких же чудесных ценителей, а тебе Натали могу предложить посмотреть у меня самый новый фильм. Кассету мне принесли вчера и уверяли, что ее у нас еще никто не видел, да и за бугром тоже. Натали, не отказывай мне, бог знает когда еще свидимся. Ну и потом фильм потрясающий. Мне сказали, что главный герой вампир. Но не отвратительный, физиологический вампир, а какой-то особенный завораживающий и завлекающий, с длинной родословной. К тому же съемки велись в старинных, настоящих замках, никаких павильонов и декораций. Ты же помнишь, у нас в советское время фильмы были только о счастливом настоящем, ударном труде и еще более счастливом будущем.
– А вы считаете, что так уж плохо, воспевать радость и труд?
– О чем ты, ты же знаешь, что есть свет и тень, а вот про тень вспоминать было даже неудобно. Тебе не хочется смотреть фильм про вампира? Предпочитаешь мелодраму? У меня есть прекрасное вино. Видишь, я помню, что ты предпочитаешь виноградное вино.
– Господин Альтист вы завлекаете меня, наверное, почти также как ваш хваленный вампир свои жертвы. Не сомневаюсь, что он выбирает в основном женщин.
– Как ты догадалась, уже видела этот фильм? Не просто женщин, а загадочных, интересных женщин, таких как Ты, Натали.
– Интересно в чем же моя загадка. Кажется, Вам совершенно точно была известна моя биография до того момента, как я уехала из нашего города. Поверьте, я не так, чтобы очень изменилась, с тех пор. Единственная просьба к Вам, не зовите меня Натали. Зовите меня Авророй.
– Как крейсер, не могу. И почему такая блажь? А ты говоришь, что нет загадки.
– Не знаю, чувствую себя Авророй, но не крейсером, а женщиной.
– Внешне Ты совсем не изменилась, наоборот, стала лучше. Но вот, что за этой оболочкой. Мне очень хочется заглянуть в вашу душу, мадам Аврора.
Они шли обратно по тому же бульвару, обсаженному липами. Аврора подняла глаза, перед ней был щит, на котором красовалось громадное сердце и под ним подпись «Любовь». Ей пришел на ум первый щит с напоминанием монахини о благоразумии, а теперь вдруг ее призывают забыть обо всем кроме любви. Аврора всегда была очень чувствительна к внешним признакам судьбы и старалась не перечить ее ненавязчивым подсказкам. Она немного огорчилась противоречивым, как ей показалось в этот момент, знакам, подаваемым свыше. Самое сложное и самое увлекательное было верно истолковать их. По тому, как складывалась ее дальнейшая судьба, она могла определить насколько верно она поняла интригу собственной жизни. Но когда ей казалось, что течение относит ее в сторону и не дает проявить собственное «я», тогда самые верные признаки не мешали ей поступить по-своему. Она пришла к выводу, что поступки, совершаемые ее вопреки, а не в согласии с внешним миром, вызывали вначале разлад и дискомфорт в существовании ее и близких ей людей, но, в итоге они были решающими в ее жизни. Такое странное противоречие в ее характере: не идти наперекор судьбе и настоять на своем, нисколько не мешало ей, наоборот, являлось пружиной двигающей ее вперед.
Альтист говорил, жестикулировал , потерял немного в элегантности, взамен приобрел блеск в глазах. Незаметно они дошли до дома, в котором жил Альтист. Открыв дверь своей квартиры, он вздохнул с облегчением. Аврора стояла на пороге в нерешительности. Мучительно решая для себя вопрос, что выбрать: благоразумие или любовь?
– Ну, входи же, я тебя не съем. Все будет как захочешь ты, а не иначе.
– Я как раз бьюсь над этим вопросом. Не знаю, как я захочу.
– Меня всегда в тебе привлекала прежде всего твоя понятливость. Иногда у меня такое чувство, что с тобой можно просто молчать в тишине. Я никогда не пробовал молчать рядом с женщиной. Они почему-то начинают тревожиться от затянувшейся паузы. Хотелось бы иметь возможность попробовать. Убедиться в том, что я прав.
Он подошел к ней взял за руку и перевел через порог. В квартире было тепло, вещи лежали в самых неожиданных местах. Альтист пронесся по комнате, по пути наводя порядок. Книги, разбросанные на полу рядом с массивным креслом, покрытым пледом, он положил на полку книжного шкафа, и без того переполненного. Кассеты лежали везде: на круглом столе, на стульях.
Аврора внимательно огляделась. Внезапно на нее опять нашло затмение. Она подошла к двум ящикам.. Один был побольше с темным стеклянным экраном. Другой плоской темный лежал рядом. Провела пальцем по поверхности стекла, оставив пыльный след. Задумалась, вдруг вспомнила слова маркиза о говорящих ящиках и повернувшись к Альтисту вопросительно посмотрела на него.
– С того раза когда ты в последний раз была у меня, помнишь пять лет тому назад, я поменял кое какую технику. Все же с японцами сегодня никто не может сравниться. Телевизор, видеомагнитофон.
– Те-ле-ви-зор, – проговорила Аврора по слогам, – видение на расстоянии, так кажется можно расшифровать это слово. Интересно, расстояние в данном случае –это только дистанция или может быть расстояние – через года, века.
– Что ты хочешь этим сказать? Если хочешь поддеть меня, то тебе не удастся. Ты прекрасно знаешь, что я не увлекаюсь сверх меры ящиком. Я всегда предпочту живое общение, живую музыку, все что происходит непосредственно в реальной жизни.
– Знаете что удивительно, это то, что грань между реальной и не реальной жизнью настолько зыбкая, что иногда делается страшно.С Вами такое никогда не случалось? Вы не теряли чувства реальности, забывая на какое-то время где Вы настоящий, а где уже не Вы, а кто-то другой в вашей физической оболочке.
– Не знаю, я только чувствую, что в твоей физической оболочке сейчас кто-то другой, а не хорошо знакомая мне любимая женщина, которую когда-то звали Натали. Тот фильм, о котором я тебе говорил, тоже в некоторой степени об этом. Устраивайся по удобнее.
Он усадил Аврору в то самое единственное кресло, стоявшее на ковре посреди полупустой комнаты. Вставил кассету в видеомагнитофон, опустился на ковер рядом с креслом. Засветился экран. Пошли начальные титры. Кровавый закат, средневековая музыка на фоне развевающихся рыцарских знамен. Аврора неотрывно смотрела на экран. Появился главный герой. Она не удержалась от восклицания.
– Маркиз! Но автор ему польстил. Безусловно он похож. Но у него никогда не было таких благородных манер. Он скорее суетлив и временами подобострастен. И потом такого роскошного замка у него нет. Но может быть у его прадеда. Мне говорили, что маркиз очень похож на своего прадеда, правда никто не говорил, что он был вампиром. Как странно это путешествие через века. И что удивительно, как людей всегда привлекают злодеи. Не какой–нибудь праведник, всю жизнь проживший безгрешно, с мечтой о рае. Нет, обязательно злодей, физиологический для тех, кто занят физическим трудом и не легко отзывается на сложные психологические этюды и другой злодей, более изощренный, для натур утонченных. Почему злодейство так влечет к себе? И почему если он праведник, то обязательно бедный, несчастный, гонимый и оценен и возвеличен только после смерти. Почему нет богатых счастливых праведников? А есть богатые, коварные и по-своему счастливые злодеи. Они счастливы в своем злодействе. А праведники несчастны в своей праведности.
Альтист смотрел на Аврору с изумлением:
– Что ты сейчас говорила о каком-то маркизе. О чем ты? Ты познакомилась с ним в Париже?
– Удивительно, ты не отреагировал на то, что так волнует меня. Ведь именно для праведников и несчастных обездоленных придумали сказку о рае. Чтобы хоть как-то возместить им те лишения, которые они претерпевают за время своего пребывания на Земле. Никто не посмеет сказать о том, что после, есть только тлен и ничего другого. Для того, чтобы иметь силу преодолевать ежедневный ад бытия им нужно быть уверенными в том, что их сегодняшняя жизнь всего лишь прелюдия к райской. А тебя, как впрочем любого мужчину, волнует совсем другое, Маркиз, – она сделала паузу. – Я отвечу на твой вопрос, мы знакомы с ним сто лет.
– А тогда сколько же лет мы знакомы с тобой, Натали? Натали….. Натали…..
Пробуждение
В дверь постучали. Аврора вздрогнула и разомкнула веки. Хорошенькая головка Лизы выглядывала из полураскрытой двери.
– К вам господин Меликофф, она с трудом выговорила трудную для нее фамилию.
– Я никого не жду. Аврора встала с кресла и потянулась. Хорошо. Передай господину, что я приму его через десять минут.
Аврора прошла в туалетную комнату. Посмотрелась в зеркало, сделала недовольную гримаску, удивившись очередной раз своей некрасивости. Припудрила нос и быстрым шагом вернулась в гостиную, позвонила Лизе:
