Гюлюш Чингиз кызы Агамамедова
Город-призрак
Мустафа покорно проследовал за майором. Майор сел на стул, приглашая красноречивым жестом Мустафу занять кресло, еще день назад бывшее его, майора, креслом. Удобно устроив локти на столе, и пристально глядя на Мустафу:
– А теперь, дорогой, расскажи мне подробней, что сумел узнать у нашего друга Малика Гафура. И как ты собираешься искать преступников? Расскажи по старой дружбе. А, Мустафа? Друг ты мне или нет? – майор раздвинул губы в гримасе.
– Друг, друг, дорогой начальник. Конечно, друг. Только я думаю, что мы этих преступников не поймаем. Все равно не поймаем. И как мы их поймаем? Где мы их будем ловить? А Малик Гафур – хороший человек, я это точно знаю.
– Откуда ты знаешь, что он хороший человек? Ты что-то не договариваешь, – майор впился взглядом в бегающие глазки Мустафы. Хотел было закричать, но вспомнил, что роли поменялись, и почти ласково продолжил: – ну, Мустафа, это в твоих интересах. Так я смогу помочь тебе, если все буду знать. Ты понимаешь?
Мустафа колебался. На лице бродила забытая льстивая улыбка, однако непривычная для Мустафы напряженная работа происходила в голове. По тому, как он не мог остановить взгляд, руки перебегали с одного предмета на другой, майор догадался, что попал в точку. Мустафа скрывает от него нечто такое, что, вероятно, могло сослужить майору большую службу. А именно вернуться в родное, ставшее вдруг таким желанным, кресло. Нужно приложить еще одно маленькое усилие, чуть надавить на бывшего подчиненного, и он расколется, как переспелый арбуз.
– Мустафа, дорогой, давай вместе отправимся к Гафуру, и я помогу тебе вытрясти из него все, что нам нужно. Ты увидишь!
– Нет, нет, только не к нему! – Мустафа съежился, – Только не к нему!
– Да не тяни резину, выкладывай, что ты там увидел? Черта что ли?
Мустафа остановил взгляд на майоре, открыл рот, посидел так минуту, прежде чем решился кивнуть в ответ. Майор внимательно, оценивающим взглядом оглядел маленькую фигурку Мустафы, превратившегося в того, кем он был на самом деле: потерянного крестьянина, заблудившегося в городских джунглях. « Все в порядке, майор, можешь спать спокойно. Мустафа теперь также опасен, как жертвенный барашек с красным бантом».
Далее события развивались так стремительно, что все действующие лица этой незамысловатой истории вряд ли успели до конца понять сплетенную интригу, навязанную извне. Каждый, исходя из своих убеждений и прошлого опыта, сделал выводы. Малик впоследствии решил, что Ганеша проснулся и решил повлиять на ход событий. Майор, не веривший ни в бога, ни в черта, приписал все произошедшее своему незаурядному таланту и выдающейся проницательности. Мустафа все свалил на дива, волшебным образом, вмешавшегося в его, начинавшую набирать обороты, столичную жизнь.
В понедельник, в тот самый, нелюбимый многими, в том числе и майором день, в бывшей конторе майора с самого утра начался страшный переполох. Неизвестный позвонил и заявил, что в здание заложили бомбу и через час она взорвется. Никаких требований звонивший не выдвигал. Просто сообщил о бомбе будничным тоном. Дежурный, получивший звонок, отреагировал мгновенно. То есть, он сделал то, что полагалось по должности: он передал информацию далее по цепочке. Когда информация дошла до лица, способного принимать решение, прошло еще тридцать минут. Большой начальник, выслушав сообщение, первым делом вызвал машину со своим шофером к подъезду, а затем отдал распоряжение выяснить, откуда был сделан звонок, и лишь потом приказал всем, кто находился в здании, немедленно покинуть его. Сотрудники не стали просить себя дважды, и через каких-нибудь пять минут здание, похожее на муравейник, обезлюдело. Впечатление это было обманчивым. Несколько оперативников, одетых в гражданское, находились в удобных для наблюдения точках. Одним из них был майор, срочно вызванный по такому случаю своим бывшим начальником. Рядом с ним вертелся маленький, толстенький человечек с потной лысиной, постоянно что-то нашептывающий ему на ухо. А вот Мустафу с миром отпустили домой, чтобы он не мешался под ногами. За десять минут до заявленного взрыва на противоположной от здания стороне дороги остановилась машина. Старая неприметная «шестерка». Водитель вытащил газету и погрузился в изучение объявлений. Еще один «жигуленок» остановился у здания, и когда молодой человек, по всем приметам очень спешивший, выскочил из машины, к нему подошли двое. Молодой человек закричал, пытаясь вырваться из цепких рук оперативников. Майор сел в машину, осторожно потрогал ключ, торчавший в замке зажигания. Молодой человек затих, обречено ожидая взрыва. Майор продолжал работать. Когда майор закончил, намокшая от пота рубашка прилипла к телу, а осунувшееся лицо вдруг стало значительным. Он с трудом вылез из машины и некстати подумал, что Гафур в тот памятный день не притворялся. Так же, как не притворялся сейчас майор. Ему было очень тяжело сделать первый шаг. Машина, стоявшая напротив, сорвалась с места, но ей немедленно перекрыл дорогу невесть откуда взявшийся громадный грузовик. Ситуация разрешилась. Пойманная банда промышляла разными делами. Совершенно неожиданно была выявлена их связь с похитителями мальчика. Майора не просто вернули на прежнее место, но и наградили за проявленную находчивость и смелость. А Мустафа возвратился в родную деревню. Что самое удивительное, захотел вернуться он сам, по доброй воле.
Как-то через несколько месяцев после описанных событий майор решил нанести визит Малику Гафуру. Он долго звонил в старую обшарпанную дверь, прежде чем Малик, беседовавший на кухне с Иветтой, открыл дверь. Иветта тут же выпорхнула в окно, а Малик приготовился к непростому разговору.
– Ну, здравствуй, Гафур, родной мой! – Майор широко улыбался.
Малик с недоумением глядел на майора, ожидая подвоха.
– Здравствуйте. Признаюсь, я не жаждал встречи с Вами.
– Красиво выражаешься, Гафур. Жаждать. Я уже и не помню, кто в последнее время жаждал со мной встречи, – майор отвел взгляд, задумавшись.. – Нет, решительно не помню. Никто, вероятно. А вот я, можно сказать, искал встречи с тобой, с Вами, Гафур. Может, Вам это покажется странным. Но я немного поменялся. И в этом ваша заслуга или, скорее, вина. Я теперь уже не так уверен во всем, как раньше. Я стал иногда сомневаться.
Малик, не готовый к тому повороту, сделал жест в сторону кухни.
– Прошу Вас. Могу напоить Вас чаем. Он еще не остыл.
Майор с любопытством огляделся.
– А у Вас, Малик, я вижу, были гости. Пирог с кишмишом, мой любимый.
– Да, были. – Малик замялся. – Угощайтесь.
– Можете не отчитываться, – подобревший майор был великодушен. – С Вас сняты все подозрения. Преступник найден, и я пришел сказать Вам об этом.
– Спасибо, майор. Я не ожидал, признаюсь, что все так благополучно закончится. Я собирался … – Гафур замолчал. – Собирался уехать. Мне казалось, что я все равно не смогу Вам ничего доказать. Мы такие разные люди. Живем в разных измерениях.
– Да, в самом деле. А куда Вы собирались уехать, если не секрет, – профессиональный азарт майора взял вверх над вежливостью.
– Во-первых, секрет, а во-вторых, вы решите, что у меня шизофрения.
– Не беспокойтесь, Гафур, я и без ваших признаний думаю, что психика у вас неустойчива, так что смело говорите о ваших планах.
Раздался звонок. Гафур вспомнил о злосчастном телефоне, забытом на тумбочке. Он зазвонил впервые после визита Мустафы. Майор встрепенулся.
– Ну, что, Гафур, напоследок мне очень хочется поговорить с вашим таинственным другом, так сильно напугавшим Мустафу.
Малик принес телефон, продолжавший настойчиво звонить, и спросил у майора прежде, чем нажать на кнопку ответа:
– А Вы действительно хотите поговорить с этим, – Малик запнулся, – этим человеком?
Экран загорелся синим ярким светом, и странное безжизненное лицо, возникшее на экране казалось еще мертвее.
– Ха-ха, я вижу, вы подружились. Я так и предполагал. Противоположности притягиваются. Ну что, друзья, именно такой расклад меня больше всего устраивает. Дорогой Гафур не будет таким чистоплюем, а майор не станет законченным злодеем и оставит мне мои обязанности. А любезный моему сердцу Мустафа отправился туда, где и полагается быть такому «чуду природы». В родные края, на волю. Задержался я с вами. Удаляюсь. Вернусь, когда захочется в следующий раз развлечься. Не скучай, майор.
Связь завершилась. Экран задымился, и через несколько минут от телефона осталась кучка пепла. Майор допил в молчании чай, протянул на прощание Гафуру руку, которую тот, поколебавшись, пожал.
А Малик Гафур в тот день долго бродил по городу, пытаясь услышать голоса старых, еще не рассыпавшихся в прах зданий. Казалось, что дома смирились со своей участью и чутко прислушивались к каждому незнакомому шагу, зная по своему горькому опыту, что вслед за любопытным человеком может последовать армия ликвидаторов, несущих им разрушение и смерть. Гафур чувствовал себя одним из таких домов, солдатом старой гвардии, отслужившим свой век. Вернувшись домой, он с огорчением увидел разбитого Ганешу, сваленного порывом ветра, и в этом распознал последний, самый главный признак того, что он свободен от прошлой жизни, от старого города, от себя прежнего. Он может теперь уехать, улететь, он сможет начать все сначала, с нуля….
Библиотека
Софронис попал в библиотеку неслучайно. Месяц назад он получил на свой электронный адрес послание. В нем неизвестный мужчина разбирал незаконченный роман Софрониса, имеющийся в наличии только в файлах его компьютера. Каким образом незнакомец добрался до его, не родившегося еще детища, и кем был человек, настолько заинтересованный творчеством Софрониса, до сегодняшнего дня тщетно пытавшимся пристроить в какое-нибудь издательство свой первый роман? Преодолев природную лень, Софронис ответил автору письма. В письме он просил сообщить ему, откуда у него текст нового романа Софрониса. Адресат не стал отвечать на конкретные вопросы Софрониса. Он еще больше запутал его, сообщив, что не согласен с намерением Софрониса в финале книги убить главного героя и не как-нибудь, а отправив в параллельные миры. Софронис загрустил. Он не то что не писал, но даже никому не рассказывал, что собирался сотворить с главным героем. Возможные варианты финала не давали ему покоя, но он до сих пор не сделал определенного выбора. Он колебался между смертью героя, хотя и необычной, с высылкой в космос и традиционным концом, свойственным оптимистической традиционной литературе двадцатого века, лучом надежды, появляющимся в кромешной тьме. Совсем недавно, в силу стечения обстоятельств, плохой погоды, перепада температуры, плохого пищеварения и, как следствия, отвратительного настроения, Софронис склонился к мысли, что его герою лучше было бы помереть и отправиться в неисследованные миры, бесспорно лучшие настоящего, хотя бы потому, что хуже быть не может. Неизвестный адресат продолжал одолевать Софрониса посланиями. В одном из них он написал несусветную чушь. Он писал, что в параллельном мире все не так замечательно, как кажется Софронису. Конечно, тем, кто за значительные заслуги, попадает сразу же в седьмой параллельный мир, можно позавидовать, но второй круг, куда, по всей вероятности, собирался отправить своего героя Софронис, такой же, как и его сегодняшний мир. Стоит ли городить огород, расстраивать читателей, у которых и без того полно проблем.
Софронис попытался выяснить через электронный адрес, где мог находиться его собеседник, упорно не желавший раскрывать свое инкогнито. Проследив адресную цепочку, Софронис пришел к выводу, что его внимательный читатель, претендующий на соавторство, проживает в глубинке, в районном центре, удаленном от столицы. Несколько дней подряд Софронис не отвечал на настойчивые призывы собеседника, и наконец, в своем сообщении Софронис предупредил, что через неделю собирается приехать в районный центр по делам и был бы не прочь встретиться с читателем. Собеседник замолчал. В предпоследний день перед предполагаемой поездкой он объявился. Был необычайно краток, оставил адрес, по которому Софронис мог встретиться с ним. В этом же письме он наконец назвал свое имя, Дан Балиев.
Софронис долго колебался перед дилеммой, пойти по указанному адресу или нет. Когда он обратился к местным жителям, с просьбой помочь найти ему адрес, то реакция краснощекого мужчины, которому был задан вопрос, была настолько удивительной, что Софронис тут же загорелся желанием непременно найти этот адрес. Мужчина долго смотрел на него, изучая заурядную внешность непригодного к жизни интеллигента, со всеми полагающимися атрибутами: очками, взъерошенной шевелюрой, голодными глазами и ветхой одеждой, и, удовлетворенный осмотром, произнес:
– Конечно, – сказал он, нажимая на букву «ч», – кому как не Вам попытаться разобраться со всей этой чертовщиной. Там заброшенная библиотека. Люди перестали туда ходить уже давно. Знаете, все больше телевизор, киношки разные. Да и кому охота провести час, а то и все два, уткнувшись в книгу. Сколько можно душевных разговоров переговорить за это время, – он вопросительно посмотрел на Софрониса. Софронис торопливо кивнул, с нетерпением ожидая продолжения.
– Ну вот, сначала там еще можно было встретить библиотекаршу, серую мышь, точно как у Райкина, помните, ну а потом, когда она преставилась, никто туда и не захаживал. Правда, говорят разное,. – он повертел головой во все стороны и понизив голос, зачастил, – говорят, что иногда там слышны голоса и какой-то жуткий хохот, упаси господь попасть туда в темную ночь, мигом сгинешь и следа не отыщется.
Софронис с полуулыбкой слушал мужчину. И без того красные щеки мужчины приобрели багровый оттенок и разозлившись от недоверия случайного собеседника, последнюю фразу он прокричал.
– А ежели ты такой смелый, то сходи туда, попробуй, а потом нам, обывателям расскажешь. Тебе же терять нечего, сразу видно, ни детей, ни плетей. Одни интересы, тоже, видать, научные. Иди вот так прямо, прямо, а когда вокруг ни души не увидишь, то, значит, правильно шел, как раз выйдешь на нужное место.
– Вы не подумайте, улыбаюсь я совсем не от недоверия или сомнения в ваших словах. Улыбаюсь я тому обстоятельству, что все так странно складывается с тех пор, как черт меня попутал начать писать никому, как я понимаю, ненужную книгу. Вы так складно объяснили мне про заброшенную библиотеку, – глаза Софрониса блеснули лукавством, – может, Вы знакомы с человеком, по имени Дан Балиев?
– Знаком, а как же. Вернее, был знаком. Года два как помер ваш Дан Балиев. Тоже в свое время в библиотеку захаживал. Не так, чтоб очень часто. Нормальный был мужик, и водки выпьет и в баньке попарится, душевный был человек, – мужчина повздыхал, поохал и заторопился.
– Ну, бывайте. Только долго там не задерживайтесь. Чешите оттуда засветло. Дану Балиеву привет от меня, персональный, от Колесова Евгения, – мужчина засмеялся, открыв все имеющиеся в наличии крепкие, желтые зубы.
Софронис почесал затылок и медленно побрел в сторону библиотеки.
Дверь была старая скрипучая, под стать всему помещению, расположенному в конце темного коридора. Он шел на ощупь по бесконечному проходу, не переставая задаваться вопросом, зачем ему понадобилась заброшенная библиотека. Наконец вдали забрезжил свет и показался проем, ведущий в неизвестность. Софронис, глубоко вздохнул, втянув побольше воздуха, и шагнул вперед. Перед ним открылась громадная аудитория, сплошь заставленная стеллажами с книгами, разных размеров и, вероятно, цветов, различить которые было невозможно. Толстый рыхлый слой пыли покрывал все вокруг. Он осторожно, оглядываясь вокруг, как будто ожидая внезапного нападения, продвигался вдоль первого стеллажа. Книги громоздились стопками, стояли рядами и лежали вповалку. Софронис остановился и бережно смахнув пыль рукавом с ближайшей книги, взял ее в руки, попытался разобрать ее название , но язык был ему незнаком. Положив книгу на прежнее место, он двинулся дальше. Книги различались не только размером, цветом, но и материалом. Он увидел на дальней полке несколько свитков, про себя подумал, что это пергамент и побоялся посмотреть их из опасения, что они превратятся в прах прямо у него в руках. Походив по огромному залу, изредка останавливаясь, чтобы взять в руки книгу, магнитом, казалось, притянувшую его к себе, он не заметил, как прошло несколько часов. О времени он вспомнил, взяв в руки громадный том в переплете из сафьяна. На книге, поблескивая осыпающимся золотом, пылало название, напомнившее ему о времени и самом себе. Высокие готические буквы плясали перед глазами «Тебе, Софронис, послание из прошлого.» Под названием стояла сегодняшняя дата и точное время. Софронис дернулся как от удара электрическим током и невольно перевел взгляд на часы. Его наручные часы показывали время, обозначенное на обложке книги. Он вспомнил, что с тех пор, как попал в заброшенную библиотеку, прошло около пяти часов. Часы и минуты спрессовались в мгновение. Софронис чувствовал себя легко, спокойно, так как он не чувствовал себя уже очень давно в реальном мире, где все бесконечно спешат. Спешат успеть везде и во всем, зачастую не зная, куда приведет их спешка, и не прозевают ли они самую главную для них встречу в жизни, заслонив ее ежедневной суетой и спешкой. Софронис даже не удивился. Он лишь подумал, что он не пропустил того, что было предназначено именно ему.
Книга раскрылась без всякого труда. Сомнений быть не могло. Эта книга ждала его, Софрониса. Он раскрыл ее посредине и на пожелтевшем листе увидел рисунок, изображавший сидевшего в пол оборота сероглазого мужчину, глядевшего прямо на Софрониса , подпись под рисунком гласила:
« Ненавижу тебя, ты сломал мне всю жизнь. Я мог прожить в спокойствии и довольстве еще много лет, я не устал еще от земной жизни. Ты стал причиной моего безумия и смерти». Софронис поморгал . Книга выпала у него из рук и стукнувшись об пол раскрылась на цветной вкладке. Девушка с распущенными волнистыми каштановыми волосами улыбалась в объектив. Софронис с ужасом подумал о том, какая могла быть подпись под картинкой и моментально захлопнул книгу, подняв облако пыли. Он так и остался сидеть в пыли, размышляя над увиденным.
Вдали с шумом захлопнулось окно, зазвенели осколки разбившегося стекла. Струя прохлады ворвалась в затхлый воздух помещения. За соседним стеллажом промелькнула тень. Софронис очнулся, поднялся, неуверенно ступая, прошел в сторону скрипнувшей половицы. Не успел он сделать несколько шагов, как долговязая фигура, закутанная в клетчатый плед, вынырнула из тени и застыла прямо перед Софронисом. Лицо неожиданного, будто с неба свалившегося посетителя странной библиотеки, почти скрывалось за намотанным поверх пледа линялым шарфом. Глаза сверкали необычным светом. Он взмахнул неуклюжими костлявыми руками и церемонно произнес:
– Добро пожаловать, к нам, в обитель, так сказать, премудрости и покоя. А я Вас ждал, молодой человек. Как я рад, что вы не обманули моих ожиданий, – сказанные слова повисали в воздухе и некоторое время еще звучала последняя нота каждого слова, прежде чем раствориться в пространстве помещения. Но Софронису пришло на ум, что слова не пропадали втуне, как это случалось с их собратьями в обычной жизни, они продолжали жить своей особенной жизнью и, вероятно, записывались сами по себе на неизвестные Софронису носители.
– Смышлен, не по годам смышлен. Тебе ведь нет и сорока, каких-нибудь 38 лет, а вот догадался же ты, что слова не исчезают и ни что из сделанного и сказанного не проваливается в черную дыру, в никуда. Вся информация, каждый звук, картинка, буква, словом все виды информации попадают в космический информационный банк данных. Своего рода огромная космическая библиотека, которой может пользоваться любой пользователь, любой кто найдет к ней доступ. Как ты догадываешься мигрантов во много раз больше живых. Мигранты, люди умершие, в обычном смысле слова и переселившиеся в иные, если тебе так нравится называть, параллельные миры. В основном они пользуются этой библиотекой. Доступ к информации простейший. Никаких формуляров. Любая идея сразу же находит отклик. Любой запрос выполняется мгновенно. И иногда забавно наблюдать насколько, живущие на земле слепы и не видят и не понимают совершенно очевидных истин.
Софронис закашлялся. Хотел возразить, но не смог от волнения ясно сформулировать пришедшие в голову идеи. Незнакомец задел за живое. Софронис мучился этим вопросом давно, с тех пор как у него на глазах умер его друг, тот самый, увиденный на рисунке. Это случилось три года назад, 13 февраля, как раз перед любимым праздником Софрониса, Праздником святого Валентина, днем всех влюбленных. Картинка с умирающим другом застряла у него в мозгу и периодически всплывала в самое неподходящее время. В тот вечер они были вместе, хотя Софрониса ждали в другом месте. Они долго говорили о разном, на темы, не волновавшие их в обычное время. О субстанции души. О невероятных свидетельствах людей, побывавших в состоянии клинической смерти. Друг Софрониса был законченным материалистом и только подсмеивался над романтическим Софронисом, подкидывая ему одно опровержение за другим. На столе были фрукты и легкое вино. Другу нельзя было пить, недавно он перенес микро инфаркт. Уже в конце вечера, когда разгорячившись в споре, они чуть было не поссорились, друг произнес тост за грядущий праздник, дружбу между живыми и добавил:
– Я должен тебе рассказать все, о чем я так долго молчал. Ты не все знаешь обо мне. Между нами стоит, ты, наверное, догадываешься кто, – он поднял на Софрониса глаза, поставил на стол бокал, и вдруг охнул и стал валиться на бок, из носа у него капала алая кровь. Он произнес тоненьким голосом, не свойственным ему :
– Софроня… , – и упал на пол. Софронис подбежал к нему вытер платком струйку крови, тянувшуюся из носа, и стал делать искусственное дыхание. Он вспомнил все, что знал об искусственном дыхании. Видимого успеха усилия Софрониса не принесли. Телефона в квартире не было. Он выбежал на площадку и долго жал на кнопку звонка соседней квартиры. Соседи рассматривали его в глазок и только после нескольких криков Софрониса, дверь отворилась, и Софронис не сказав ни слова, ринулся к телефону. Он дозвонился с десятой попытки до скорой помощи. Машина приехала только через час. Когда Софронис вошел в квартиру и наклонился к телу, распростертому на полу, он не узнал того, кто четверть часа назад был его другом. Странная фигура с заострившимися чертами лица, приобретшего землистый оттенок, остекленевшие глаза, устремленные вверх....
Софронис, не находил себе места, мучаясь двойной загадкой. Что хотел рассказать ему друг, и почему он так внезапно, страшно умер. Положим первая загадка еще могла иметь хоть какое-то толкование. Он давно заметил преувеличенный интерес друга к своей девушке. Но никак не хотел соглашаться с мыслью, что у них могла быть банальная связь. А вот второй вопрос, почему такая скорая, внезапная смерть и что после? Куда подевалась субстанция оживлявшая мертвый теперь остов, бывший когда-то его другом?
– Ну, что сейчас вспоминать, того, что не исправишь, – послышался голос собеседника Софрониса. – Если бы тебе действительно хотелось выяснить кое-что по этому поводу, ты бы подобрал книгу, предназначенную именно тебе и прочел бы все о чем тебе хотелось узнать. А ты отбросил ее от себя, как ядовитую змею. С чего бы это? И про девушку там все хорошо написано. А ты испугался. Вот так почти все вы, живые, предпочитаете жить с повязкой на глазах. Так Вам удобнее, комфортнее. Я не в обиду тебе, я ведь тоже такой был, когда по земле ходил. Ни дня в простоте, чтобы подумать о чем-то возвышенном. Стихи читал только в состоянии влюбленного угара. А влюбленность, смешно вспомнить во что она потом вылилась. Во что превратился предмет моей влюбленности. В толстую, задерганную тетку. Она и говорить разучилась, только кричала и советы свои дурацкие без конца давала. А знаешь какая была, совсем как твоя мечта на фотографии. Тонкая, изящная с нежной душой. Я знаю куда все девается, а ты нет. Вот если бы пожелал, то узнал бы, а ты как страус, спрятал голову и ничего не хочешь знать. Такое знание дается не всем, а только избранным. Избранные – не значит какие-нибудь аристократы, белая кость, арийцы и тому подобная ерунда, избранные – значит люди, мучающиеся вопросами мироздания, не перестающие задавать себе и другим дурацкие, на взгляд обывателя вопросы и мучительно ищущие смысл, в совершенно бессмысленном существовании. Ты вот все думал, почему на тебя валится больше напастей, чем на нормальных людей. Потому что ты, сам того не ведая, посылаешь больше запросов в космическую библиотеку, и тебе непременно приходит ответ. Вся загвоздка в том, что ответ приходит в необычной форме. В виде события, случайности. Требует расшифровки. Откуда взялись суеверия? Люди из долгого опыта, научились распознавать самые простые послания. Но вся беда в том, что форма ответов меняется, неизменной остается суть и не всегда удается верно истолковать послание. Есть среди Вас, живых и похитрее, которые уже поняли, что в настоящем мире главное – только информация, информация любым путем. Вот эти умники и правят сегодня миром. Весь ужас в том, что они используют только ненужный хлам из всего богатства информации. Да, да, те самые сплетни, непроверенные слухи, кассеты с клубничкой. А что происходит от того, что самая лучшая, нужная для человечества часть скрыта от взоров живущих, и не просто скрыта, она их не интересует. Задавал ты себе когда-нибудь подобный вопрос? Почему столько нелепиц, страданий, войн, почему бы не воспользоваться информационным потоком, льющимся из других вселенных? Им все время подкидывают заветную информацию, подкладывают на видное место, вот оно то самое, заживете, наконец, как люди должны жить, ан нет же, подавай им заветный мусор, без которого они жить не могут.
Софронис внимательно слушал, не прерывая собеседника. Он осунулся, глаза горели, со стороны был похож на фанатика, повстречавшегося со своим идолом. В какой-то момент Софронис проснулся, взгляд стал более осмысленным:
– Послушать тебя Дан, Ведь ты же Дан Балиев, я угадал, то несметное количество появившихся в последнее время колдунов, эктрасенсов, целителей, ведьм, вуду, магов, белых и черных, только вот про оборотней я еще объявлений не видел, как раз и приближаются к твоей теории. Они, вроде, во всяком случае так они о себе заявляют, видят и слышат скрытую информацию и пользуются ею.
– Напрасно иронизируешь, друг. Конец одного тысячелетия, начало другого. Знаешь какие сейчас появились, почти комфортабельные ниши, для того, чтобы проникнуть в космическое информационное поле. Люди стараются. Себя не забывают при этом. Только все на том же уровне шелухи, ненужной обертки. Деньги приманить. Соперницу устранить. Мужа за ухо обратно привести. Порчу на нелюбимую соседку навести. Зачем? Неужели не ясно, что впустую. Деньги приманил. А потом не ты ими командуешь, а они тобой. Удовольствий много. Не спорю. Пока глаза наедятся. Пока все купишь, потрогаешь. Все позавидуют. Много времени пройдет. Может, вся жизнь. Что, ж не самый плохой расклад, в идеале. Только так не бывает. Бывает совсем по-другому. Бесконечная гонка. Успеешь сорвать куш или нет. Подставят или не подставят. Съедят или подавятся. Успеешь вовремя переметнутся или нет. До желудочных колик. До инфаркта. До ненависти окружающих. Соперницу устранить и что потом. Она перед твоим мысленным взором живым укором, как привидение маячить будет. И все время стремиться, чтобы он, упаси господи, на другую, помоложе, постройнее не посмотрел. Изнуряют себя бедные дамочки диетами, фитнессами, массажами, чтобы ко времени положения во гроб быть краше двадцатилетних. Объясни мне это безумие.
– Дан, ты сам себе противоречишь, многомудрый ты наш. Только что ты сетовал, на то, во что превратилась твоя любимая. А дамочки, о которых ты только что говорил, как раз не хотят ей уподобиться. Деньги, ты сейчас сказал пламенную речь против денег. Ты же согласишься, что они двигатель цивилизации. Сколько сделано изобретений и открытий на заказ, за деньги. За тот самый презренный металл. Правда, много, как ты выражаешься, шелухи. Но без нее никак. Издержки. И как же ты хочешь, чтобы без сплетен, без суеты, ты забываешь, что мы не небожители, а люди. Обычные люди.
Балиев закашлялся, помрачнел.
– Вот то-то и оно. Я тебе хотел сказать, что если ты надеешься, что во втором параллельном мире, куда попадают люди с земли, они ведут себя иначе и хоть что-то начинают понимать, имея уже доступ к громадной космической информации, то ты ошибаешься. Они так же бездарны, как и на земле. Так же занимаются склоками и интригами. Так же воюют и ненавидят друг друга. Изредка можно увидеть обратное. Любовь и смирение. И то лишь в трагическом варианте, а не иначе.
Софронис потер переносицу и задумчиво протянул:
– А что же будет со всеми параллельными мирами и неисчерпаемой и невостребованной на земле информацией, если люди найдут эликсир жизни и перестанут сообщаться с другими мирами. Если они замкнутся в рамках одной вселенной. Если они перестанут умирать и будут жить вечно? Дан, ты должен знать ответ на этот вопрос, разве не так?
– Неужели ты еще не догадался, Софронис, что средство от смерти, в принятом смысле слова, было найдено еще на заре цивилизации. Ты думаешь патриархи, жившие не одну сотню лет выдумки, выжившего из ума сказителя? Состав эликсира жизни был найден очень и очень давно, о нем забыли за ненадобностью. Все очень просто. Эликсир давали только мудрецам, возглавлявшим род. Они не старились очень долгий срок, выпивая в определенное время необходимое количество эликсира, однако не могли остановить войн, болезни, уберечь людей от стихийных бедствий. Было от чего впасть в отчаяние и подумать об уходе в иной мир. Проходили годы, сменялись столетия. Постепенно менялся климат на земле. Лишения и превратности земного существования не исчезли, они лишь изменили форму. Представь себе, в наше время, к середине земной жизни, скажем годам к пятидесяти, будем щедрыми, отпустим сегодняшнему человеку сто лет жизни, человек уже устал. Он все меньше грезит наяву и все больше мечтает о том, чтобы отдохнуть. Наступает такой день, когда его перестает интересовать земной мир, его тянет, подсознательно, в другую вселенную. Те самые патриархи добровольно отказались принимать это средство и в конце концов о нем забыли. Это был их выбор.
