Гочмурад Гутлыев
О Кушке коренной кушкинец

Кала-и-мор

Село, расположенное в шестидесяти километрах от Кушки по марыйскому шоссе, в далеком юношестве казалось мне ничем не примечательным, и очень даже скучным поселком. Разве что карьер по добыче гравия и различных видом фракций из песка мог привлечь внимание как зона для игры в «казаков – разбойников». Или факт, что местные жители в подавляющем большинстве туркмены-эрсары и казахи, среди которых спокойно и мирно жили русские, украинцы, немцы и другие. Честно говоря, мало задумывался о происхождении странного названия, о корнях появления явно «не туркменского» топонима.

Позже, в свои университетские годы, когда рылся в каталогах республиканской библиотеки имени Карла Маркса (у нее теперь другое наименование) в Ашхабаде, как-то попалась на глаза карточка с титулом «Парфянская крепость в Кушкинском районе», чтобы тут же быть уложенной в прежний ящик – за ненадобностью. Студенту биологического факультета не могла быть полезной сводка об исторических памятниках юга страны. Страна под названием Парфия в то время также ни о чем не говорила тому, кто был озабочен написанием курсовой работы по летним водопоям куланов в бассейне реки Кушка.

Однако в каких-то второстепенных ячейках памяти зацепилась та мимолетная информация, застряла прочно. Чтобы вынырнуть еще лет через десять, во времена работы в турфирмах в качестве гида-переводчика. Группы интуристов шли по Великому Шелковому пути, с обязательной экскурсией на Старую Нису, столицу Аршакидов, основателей Парфянского царства. Разумеется, «перелопатил» много источников, чтобы затем мог рассказать чуть-чуть больше среднего обывателя про историю соответствующего периода. Теперь-то знал о величии Парфии, о ее роли, о протяженности владений, о соперничестве с Древним Римом. И совсем по-иному смотрелось название городища парфянских времен (первые века до нашей эры и первые века нашей эры) Кала-и-Мор («Змеиная крепость») в ближайших окрестностях родного города.

Кстати, детальные раскопки данного городища еще никем не проводились. Если у археологов дойдут руки до такого отдаленного уголка страны, то там наверняка могут быть сенсационные находки…

Город начинался…

Памяти отца

Ставшее стереотипным от частого применения выражение «театр начинается с вешалки» знакомо всем и каждому. То, что Кушка начиналась … с бойни, известно, не сказал бы, что большинству визитеров, посетивших наш тихий и сонный большую часть года городок в азиатской глуши. При приближении к городу со стороны Моргуновки, за крутым поворотом трассы, стояло огороженное высоченным забором из бетонных плит учреждение. Это потом скотоубойную площадку назовут звучно и красиво мясокомбинат, и все равно местные жители ее называли долго и упорно «бой-на», с ударением на втором слоге.

Как ни странно, но в пределах территории, на подобные которым не водят экскурсии туристов, случались и поучительные, и забавные, и с далеко идущими последствиями события. Взять хотя бы обычных сизых голубей, которые тучами вились внутри и над одним из складских помещений, в виде длинного барака с широченными воротами по обоим торцам. В нем «сваливались» для хранения комбикорма, предназначенные для подкормки скота, ждущего очереди в убойный цех. А голуби, из-за их громадного количества, наносили существенный ущерб. Поэтому администрация частенько просила городских пацанов устроить облаву на птиц, и таким образом уменьшить размеры их стай хотя бы временно. Вот и собирались ребята целыми командами, заходили с двух концов и сшибали мечущихся голубей обыкновенными шестами, не пуская в ход даже извечные «рогатки». По завершении охоты мешками собирали добычу, часть жарили прямо на костре под тем тополем над поилкой, большую часть разбирали по домам или раздавали. Всего разок участвовал в такой кажущейся жестокой охоте, но с тех детских лет не могу есть голубятину, как бы искусно она не была приготовлена шеф-поварами в иных ресторанах, которые посещал в странствиях по свету.

Другая забава была связана с громадной свиньей (не кабаном), старожилом загона, перед которой расступались и животные с жутким нравом, лишь только она двигалась в том или ином направлении. Кто-то из сторожей не пускал ее на забой, не знаю по какой причине. А потом она разодрала штанину то ли самого Аталыкова, многолетнего и бессменного директора мясокомбината, то ли перевернула вверх тормашками своего «хозяина». В тот же день ее пустили на сало и ветчину…

Следующая, почти анекдотическая ситуация связана с мусорной свалкой между Кушкой и Моргуновкой. На нее вывозили, в числе прочего бытового и строительного мусора, и кости с другими бросовыми отходами мясокомбината. В результате в том ущелье, уходящем от трассы на юго-восток, постоянно роились большие и малые падальщики: коршуны, сипы, грифы, и другие подобные птицы. В Бадхызский государственный заповедник, штаб-квартира которого была расположена на северной окраине Моргуновки, частенько наезжали ученые различных специальностей со всего Советского Союза. В одной из экспедиций оказался любознательный орнитолог, который вместо субботнего отдыха в Кушке решил понаблюдать тех самых птиц. Оказалось, что в общей массе пернатых обнаружились четыре вида крайне редких, занесенных в Красную Книгу Международного Союза охраны природы, не говоря уже о Книге союзного значения. Тогда шутили, что саму эту свалку теперь придется включить в список особо охраняемых природных территорий.

Внутри мясокомбината, среди прочих цехов по переработке домашнего скота «до копыт», действовал и колбасный цех. Продукция которого, между прочим, занимала призовые места на различных республиканских конкурсах мастерства работников пищевой промышленности. Вкус обыкновенным колбасам местного производства был обеспечен уже тем, что на ее изготовление шло парное мясо, прямо из убойного цеха. Не меньшее значение имела и вода, без малейшего привкуса вездесущей хлорки, шедшая в цех по трубе прямо из родника, бьющегося из сопки рядом с административным зданием непосредственно на территории мясокомбината. К тому же, начальник цеха, по совместительству технолог производства, постоянно экспериментировал, изобретая различную рецептуру: то из двух видов мяса сделает вареную колбасу, то из трех видов – полу копчёную или твердого копчения, то испробует необычное сочетание специй, то освоит производство ветчины, то целого барана засунет в коптилку. А различных видов сосисок, сарделек, охотничьих колбасок в мизинец толщиной и длиной в ладонь не поддается счету. Отмечу также, что вся продукция (по крайней мере, до начала восьмидесятых, когда уехал поступать в университет) шла в кушкинские магазины и в окрестные села, не распределялась по особым спискам. Кое-кто из читателей книги мог ее попробовать, а вот знал ли «автора, автора…»?

Один вид полу копчёной колбасы у него первоначально имел отдельное, говорящее название «Сыну». Ее нужно было доводить до кондиции дополнительной сушкой на воздухе, не в печи. Вот и висели они у нас по всей веранде, подвешенные «хвостиком» обвязки за вбитые в стену гвозди, и причудливыми вереницами на оконных карнизах за занавесками. С течением времени они приобретали очень неприглядный внешний вид – с толстым слоем плесени на кожице, а жесткостью и твердостью спокойно могли конкурировать с тутовой палкой. Однако, когда аккуратно снимали кожицу, острым ножом нарезали ее на тонюсенькие ломтики (иначе не раскусить) – вкус незабываемый, до сих пор слюна выступает, лишь вспомнить. Не помню, чтобы в других кушкинских семьях применяли тот же метод, поэтому это было что-то вроде семейного рецепта.

С этой же колбасой связана полу-анекдотическая история, о многом говорящая понимающему человеку. В советские годы родители почти каждое лето отдыхали у моря – несколько раз посетили Евпаторию на Черном море, побывали и в Юрмале на Балтийском. В одно лето в Евпатории они познакомились с супружеской парой, приехавшей в теплые края откуда-то из России. Наверное, почувствовали искреннюю симпатию друг к другу, сдружились за время отдыха. Позже, по приезду, отец рассказывал, что когда он посетовал: «сын в этом году оканчивает школу, надо куда-то определить на учебу в вуз», его новый друг вдруг предложил прислать сына к нему. Только тогда обнаружилось, что собеседник являлся ректором медицинского института. Правда, уточнение адреса вуза сразу сняло все вопросы – ректор-то ректор, да мединститут был расположен … в Петропавловске-Камчатском.

Через несколько месяцев после возвращения родителей с курорта к нам домой пришла почтовая посылка. Тогда в первый раз в жизни не только увидел наяву, и попробовал на вкус красную икру, кедровые орехи и красную рыбу. Эти деликатесы поставили в тупик нас всех – чем отдариваться, после таких-то «вкусностей»? Затем решили пойти по наиболее простому пути: послать то, что есть, но от всей души. Помните те фанерные ящики на десять килограммов, стандартные для почты Советского Союза? Половину коробки заполнили сушеной дыней, другую половину – сушеной колбасой, с тщательно оттертой от плесени кожурой. Вложили записку «Большое спасибо за посылку, удивили и порадовали нас. Извините, в наших краях не найдем, что другое отправить в ответ». Буквально через три недели приходит ТЕЛЕГРАММА: «пришлите, пожалуйста, еще колбасы, и больше ничего». Добавлю еще, для полноты картины, что это произошло в период расцвета застоя, когда еще полки в магазинах ломились от различных продуктов.

Колбасник по тем временам, да и теперь, престижная работа, с закономерными широчайшими связями и возможностями, недоступными для иных граждан, однако за почти четверть века трудового стажа отец не приобрел золота и бриллиантов, квартиры или дома в областном центре или в Ашхабаде, не ездил на «Волге». Зато создал возможности своим детям получить первоклассное высшее образование, вопроса об «чем наполнить холодильник» в семье также никогда не возникало. Однако, как раз «неумение жить» не прощал ему средний сын, вечными попреками отравляя расположение духа. А когда родителя сняли с работы, дав по тем временам невиданную взятку в миллион рублей тогдашнему директору мясокомбината за освобождение этой должности и определения туда «своего», он находился в подавленном настроении. В это время вместо моральной поддержки он повторяющимися колкостями «алкаш, алкаш» довел родителя до инсульта, до десятилетнего паралича, от которого отец не оправился. Что с того, что пил он? Да так, что до сих пор среди старых знакомых ходят легенды о совместных посиделках. Отец есть отец, мать не в одиночку вывела в люди четырех детей, вместе шли по жизни. Заслуживал ведь немного уважения, не так ли?

Помню, был случай, в мой первый после-армейский год, когда в очередной раз пришлось выводить отца из буйного настроения. Только было успокоил (подмечу – без особых усилий, лишь тихим голосом и ласковыми словами), как откуда-то прибежал старший брат, на ходу разматывая веревку и собираясь вязать ему руки. Ну и вломил брательнику со всего размаха, по-солдатски, да так, что тот выплюнул пару зубов, и затем пару недель не показывался на публике. Теперь порой сижу и думаю, что не тому врезал, другой конкретно напрашивался. В истории нет сослагательного наклонения, однако все-таки сожалею порой о том, что не сделал: «урок» мог пойти на пользу. Глядишь, отец и прожил бы на несколько лет дольше, не растратив нервную энергию на переживания, связанные с нападками неразумного дитяти. Тем более обидными и горькими, если знать, что и прежние «друзья-приятели» после снятия с работы как-то постепенно и незаметно переставали появляться в пределах видимости, затем исчезнув окончательно.

Когда его «стукнуло», и он свалился парализованным, в первые дни несколько человек навестили семью. Потом пропали, в том числе и дальние родственники, раньше наезжавшие каждое лето. Те годы, потянувшиеся медленно-медленно, окончательно укрепили в мысли «не гонись за должностями, не ищи друзей по их чинам и толщине кошелька». С другой стороны, никогда не забуду, как Дмужамурад-ага Карлыев (отец Акына, Овена, Рахмана и других), один из руководящей троицы мясокомбината (и единственный из коллег-руководителей), зашел повидаться со старым другом. Затем при виде его плачевного состояния едва сдерживал слезы. Добавлю, что руководители мясокомбината в прежние дни считались приятелями не разлей вода, причем дружили не только главы семей, но и сами семьи. Куда только дружба делась, в последующие годы?

Отдельно упомяну ту черту своего собственного характера, выработавшуюся благодаря наблюдениям за образом жизни отца, которую не всегда понимали многочисленные сотрапезники по всему миру: очень трудно уговорить одного известного вам бывшего чабана выпить рюмку «за дружбу, за здоровье, за счастье молодоженов, продолжите список сами». Друзьям отшучивался: «за меня отец в свое время выпил море алкоголя, выполнив три-четыре плана, мне ни капли не оставил». Насмотрелся еще в раннем подростковом возрасте, к чему это приводит. Кроме того, его ведь еще намеренно спаивали, чтобы он начинал проявлять широту души и разбрасываться деньгами. То есть, и эту потенциальную «ловушку» разных, явных и более коварных скрытых, аферистов изучил в деталях еще в юношестве, и тогда же научился применять противодействие.

С другой стороны, вполне возможно, что он просто глушил водкой тоску по пониманию внутри семьи, это тоже не могу исключить. Рассказав о двух чертах характера, появившихся вопреки наглядному примеру, приведу и третью, очень даже похвальную: сколько себя помню, он сидел за едой, уткнувшись носом в газету или книгу. В те времена, не в пример нынешним, газеты и журналы были достойны внимания. Во время подписной кампании он, не моргнув глазом, выписывал целый ряд изданий – и себе газеты и журналы «Вокруг света» с «Наука и жизнь», и детские журналы и «Пионерскую правду». Моя привычка читать «запоем» оттуда, со школьных лет, когда дома каждый день был виден метод «делай, как я» отца.

Возвращаясь к колбасному цеху: в начале девяностых, когда отец третий или четвертый год сидел без работы, я был директором малого предприятия (т.е., кооператива) «Мандрагора», созданном воинами-интернационалистами в Ашхабаде. Была задумка купить оборудование колбасного цеха, наладить его как частное предприятие в Кушке специально «под отца». И таким образом, обставить того не будем поминать добрым словом конкурента. Под бизнес-планом лежал точный финансовый расчет, так как продукция с того колбасного цеха шла в те годы некондиционная, были случаи отравления именно колбасой. Да и работники цеха были крайне недовольны стилем руководства нового начальника, поэтому с большим удовольствием перешли бы под крыло проверенного руководителя. Не успели запустить бизнес, еще на стадии поиска оборудования свалился отец, а потом и лихие девяностые начались. Не до развития нового цеха было…

Что теперь? Осенью 2012 года с удивлением заметил признаки начала стройки на площадке разобранного на стройматериалы старого мясокомбината. Думал, кто-то взялся воздвигать здесь жилой дом. Оказалось, начали строить колбасный цех. В 2013 году вроде достроили…

Под конец, чтобы внести нотку юмора: после смерти отца долго, очень долго не мог есть колбасу, особенно копченую – и вкус не тот, и цвет, и слишком много воспоминаний. Затем попал на ту самую конференцию в Варшаву. Там в кафе отеля в Старом городе, куда спустился со своего номера на завтрак, заметил целые горы нарезанных ломтиками колбас и рассеянно накидал для дегустации по кусочку нескольких видов на тарелку. Одна из них так живо напомнила ту самую, полу копченую, полу сушеную отцовской работы. По завершении конференции разыскал тот сорт в магазинчике мясника напротив отеля, и набрал килограммов десять, не меньше. Вот наверняка таможенники обоих стран – польские и туркменские, – усмехались про себя «с голодного края он, что ли?». Не подозревая «о ностальгической подоплеке», скрытой за обычной с виду салями.

«Алеша»

Почти в каждом городе «с историей» можно подыскать какую-нибудь характерную, присущую только ему, достопримечательность: особенность рельефа, своеобразную личность, памятники. Они становятся народными любимцами и живут почти собственной жизнью, кочуя из устного рассказа в анекдот, из побасенки в ностальгическую легенду. У нас в городке и искать особо не нужно: стоит над горою «Алеша», и бережет покой зажатых между поймой и сопками улиц. Не знаю почему, но мне все время кажется, что та песня о болгарском «Алеше» написана/списана с нашего памятника. Может, именно поэтому резнуло слух, когда на одном из форумов в Одноклассниках кто-то обозвал его безликим «Солдатом». Чтобы поддержать честь памятника, при каждом удобном и «не очень» случае (к примеру, в комментариях к фото) стал подчеркивать «Алеша», «Алеша».

Воспоминания счастливого, бурного детства: любой праздник с демонстрацией/парадом – 1 и 9 мая, 7 ноября – строился по схожему сценарию. Надо было умудриться купить пару бутылок с лимонадом с автолавки, с борта которого вспотевшая продавщица едва успевала совать желанные напитки в протянутые руки; выстоять очередь за мороженым и, в обязательном порядке, подняться по крутейшим ступеням на сопку с тем памятником, чтобы оглядеть город с высоты птичьего полета. В настоящее время лестница, о которой бывшие земляки частенько спорят о количестве ступеней в ней, и над ней – на втором пролете, от кафе к подножию статуи, выщерблена временем и отсутствием должного ухода, и кафе наверху снесено. Да и КПП внизу лестницы теперь затрудняет проход.

Но как только после долгой поездки возвращаешься в родной город и огибаешь последний поворот, за которым открывается Кушка – первым делом смотришь наверх, на него …

О многом говорящий случай рассказал сосед, Анна-ага Кочиев (наверняка немало людей помнит этого душевного человека, десятки лет отработавшего водителем Военторга и местного сельпо): перегоняли они как-то микроавтобус РАФ из Риги в Кушку, и в одном из районов глубинки России в снегопад и метель остановились на регистрацию у поста ГАИ. Гаишник, увидев пункт назначения, тут же расплылся в улыбке – оказалось, что служил в наших краях в армии «срочные» два года.

– Легко проверить, был ли ты в Кушке на самом деле.

– Как?

– Ответь на вопрос – кто в Кушке не пьет?

Ни секунды не задумываясь, тот выпалил «Алеша!». Добавлять, что дальнейшая беседа проходила в теплой атмосфере, наверное, будет лишним. Подчеркну лишь, что сотрудник Гаи даже проводил проезжих «земляков» немного по трассе, чтобы показать объезд, спрямляющий лишние километры по шоссе, поворот на который при плохой видимости легко было бы не заметить…

Чтобы пояснить смысл анекдота: в десятом классе мой одноклассник и пожизненный друг Сашка Сагынбаев порой подшучивал, что в Кушке только два человека не пьют спиртные напитки – « у Алеши руки заняты автоматом, а этот сам не шибко умный».

Крест

Высится над Кушкой необычный, уникальный исторический памятник, который издавна стал неповторимой визитной карточкой южного городка. Неосведомленному человеку трудно даже представить, как и кому в глубине азиатских степей (предположительно мусульманских) могла прийти в голову мысль установить на крутобоком холме, нависшем над речной долиной и запирающей ее крепостью, многометровый каменный Крест. Да вот стоит век уже, упрямо и мощно…

В 1913 году праздновалось трехсотлетие дома Романовых. И, как я слышал (здесь таится анекдотический ляп, который не остался незамеченным моим собеседником – но об этом чуть позже), к юбилею на самых крайних географических точках громадной империи воздвигли четыре Креста как символ незыблемости царской власти. Однако мы знаем, что российский император потом продержался на троне всего неполных четыре года со времени установки монумента. Над тремя другими хорошо поработали ветра и волны, а кушкинский устоял под всеми ветрами истории…

Удержался в революционные буревые годы, и в гражданскую войну, и в коммунистический период. Были веские опасения, что могут снести его в пост-коммунистическую пору, когда по всей территории бывшего Советского Союза слетали с постаментов памятники Ленину, Дзержинскому, Калинину и кому еще? Однако власти нового независимого Туркменистана не стали трогать историческую реликвию. Более того, провели реставрацию ее, порядком обшарпанную к тому времени. Есть, наверное, где-то научные работы, посвященные необычному памятнику. Но, по-моему, для нас с вами будут более интересны личные впечатления – а они у каждого из нас свои, не так ли?

К примеру, среди членов семей военнослужащих в известные нам всем времена ходило убеждение: «кто поднимется на Крест, того отсюда долго не переведут в очередное место службы, поцивилизованнее». Сам бы не знал о нем до сих пор, если бы в течение пары лет одноклассники не пытались уговорить классного руководителя Фроловну подняться на него вместе с нами и сфотографироваться на память. И только перед выпускным вечером (в 1984 году) в доверительной беседе она вдруг смущенно упомянула об этой «значимой» примете. Но поднялась ведь потом с кем-то из наших одноклассников, и Крест не помешал переводу четы Якушкиных в столичный Ашхабад скоро после фотосессии.

Меня самого именно экскурсия на Крест перебросила в тенистые парки Варшавы. Не верите? В одну из осеней позвонил Батыр, тахтабазарский друг, и попросил провести экскурсию по Кушке его ВИП-гостям, причем добавил «у них всего час». А раз время ограничено, то напрашивался разумный вывод: подняться на Крест и оттуда все показать/рассказать, ведь весь городок с окрестностями будет виден как на ладони. Чуть забегая вперед: как выяснилось, ради обозрения нашего памятника они и приезжали, ни для чего другого.

Через пару часов после телефонного предупреждения перед дворовыми воротами с облупившейся краской остановилась новенькая Тойота … с дипломатическими номерами. Из нее вышли четыре поляка и один туркмен, но от всех струились волны теплой, спокойной ауры. А старший из иностранцев, у которого с первого же взгляда заметил характерный белый воротничок, излучал вдобавок еще и мощный поток неподдельной доброты. Выяснилось, что новоназначенный посол Польши ездил с семьей (женой и сыном-подростком) знакомиться со страной пребывания. А отец Андрей (нунций Ватикана, т.е. полномочный представитель Папы Римского в Туркменистане) воспользовался случаем, чтобы повидать Кушку и ее символ. Пока мы с паном Мачеем оживленно беседовали о разных разностях, включая кое-что по мелочи из жизни народностей нашего южного соседа (до назначения в Туркменистан господин посол там отработал больше года), падре ходил у подножия Креста. Я возьми и скажи ему: «сзади есть лестница, можете взойти к нему».

Как же я был рад, что он меня не услышал! Так как он вдруг поцеловал пропыленный, затоптанный бетон в основании, и начал молиться. Мы поспешили отвернуться, чтобы не вторгаться в думы, и продолжили беседу. Чтобы тут же чабан совершил очередной промах: начал говорить, что Кресты были установлены в четырех крайних точках Российской империи и западный – на Куршской косе под Калининградом. Господин посол подправил – «если на крайнем западе, то должен быть в Польше» и уточнил у сына-школьника «в Калишском воеводстве?». Не додумав, я брякнул: «наверное, имелись в виду исконные русские земли». И тут же получил в ответ явно не дипломатическую ремарку: «хочешь сказать, что здесь были исконные земли?». Сопровождаемую дружеской улыбкой и осторожным взглядом искоса: «не обиделся ли?». Да какие обиды, нестандартное чувство юмора могу почтить единственно верным способом – рассмеялся со словами: «подловил, так подловил!».

Наша беседа продолжилась в кафе «Янардаг», так как гости категорически отказались пойти ко мне в гости пообедать, чтобы не обременять семью. Никак не могли прервать интересный разговор, и они провели у нас не меньше пяти часов, хотя и собирались на «чуть-чуть». Среди прочих тем состоялся и коротенький обмен фразами, которому тогда не придал абсолютно никакого внимания – чересчур хорошо выглядело, почти на грани фантастики.

– ты был в Польше?

– нет

– хотел бы побывать?

– конечно! Но где взять гроши?

Тут пан Мачей переглянулся с женой, и перешел на польский язык. Она, оказывается, в посольстве являлась ответственным секретарем и курировала, в числе прочих обязанностей, что-то вроде цикла обменов визитов по культурным и иным программам. Через полгода, когда впечатления о на редкость по-человечески теплом визите высоких гостей уложились тихонько в долговременных архивах памяти, пришло приглашение на семинар в Варшаве и просьба/предложение подготовить доклад-презентацию. Другими словами, с Креста началась дальняя дорога, позволившая побродить по аллеям парка в Лазенках, походить неспешно по восстановленному Старому городу Варшавы.

Если задаться целью собрать в единый сборник легенды, побасенки, анекдоты и иные байки, связанные с кушкинским Крестом, а затем разбавить их слухами и небылицами, то получится толстенный том. Приведу здесь всего несколько из них, для оживления рассказа: этот памятник из тех, к которым в последующие годы придают иное значение, чем при создании.

В 2013 году через Мой Мир пришел запрос от давней знакомой, участницы Ашхабадского бард-клуба: «Стоит ли еще в Кушке православный Крест?». Сколько себя помню, нигде и никогда никто не акцентировал – православный ли это, или католический, или армянской церкви, вообще не увязывался с религиозным аспектом. Неспроста упомянул армянскую церковь: жили здесь армяне в царское время и позже, причем работами по строительству Креста руководил офицер с кавказской фамилией.

      «Меч из чистого серебра»: с лицевой части памятника за несколько километров различим рисунок меча, с близкого расстояния видно – он длиной чуть ли не в три метра. Так вот, где-то читал, что этот меч сделан из чистого серебра. Представляете, сколько драгоценного металла должно было пойти на изготовление? Чистая логика: кто бы додумался выбросить килограммов двести серебра, ведь Крест стоял на макушке сопки ВНЕ крепостных стен, то есть, не охранялся. Первая же группа тех же кочующих афганцев разворотила бы Крест, и утащила меч с собой …

Небольшое отступление: В 2007 году ко мне привели знакомиться какую-то особу с диковинными на взгляд сельского обитателя ухватками. Сработала интуиция: не стал беседовать после предварительного обмена приветствиями, но она все-таки вставила в материал встречу («у единственного человека есть доступ в Интернет»), даже не задумавшись о возможных последствиях для ее собеседника. До встречи с ней никак не мог уловить смысл чисто московского термина «стебаться», теперь хватило двух минут, чтобы понять его значение. Через некоторое время после ее появления в Серхетабате, в Одноклассниках случайно наткнулся на оживленное обсуждение статьи в «Новой Газете», где описывалась жизнь в Туркменистане в целом, и в Кушке, в частности. Причем приведенные «факты» не подвергались ни малейшему сомнению, ни разумному анализу.

Пришлось оставить коммент на том форуме: «Вам не стыдно чесать языки, и повторять домыслы явно некомпетентного человека. Я сам живу в Кушке, и там нет того-то и этого-то».

Не стал бы совестить никого из участников чата, но ведь в той переписке принимали участие и бывшие кушкинцы («офицерские», в основном), которые знали местные условия не понаслышке. Не буду уж комментировать ту статью, сами делайте выводы: в числе прочих неувязок и откровенной клеветы на жизнь в современном Туркменистане, в ней было написано, что в конце Кушки на таможенном переходе небольшой мостик через реку Мургаб проводит в Афганистан». Вы же помните, что Мургаб от нас в девяноста пяти километрах, на территории Тахтабазарского этрапа? Делать «натяжки», что наша Кушкинка является притоком Мургаба, поэтому журналистка не сильно ошиблась?

А почему про эту статью упоминаю в данном очерке? Она применила красочный оборот, объявив: «Меч на Кресту направлен в сторону Афганистана, грозя ему». Тем, кто не знает: Афганистан охватывает нас углом с юга, юго-запада, поэтому город на карте оказывается вершиной узкого треугольного сектора, направленного основанием в тыл. Крест во время строительства в 1913 году (указываю дату повторно намеренно) был развернут лицевой стороной на север, в глубины Российской империи, а тыловой частью в сторону южного соседа. Кто кому грозит мечом?

В той же статье были приведены несколько фотографий, поданных под намеренно выбранным ракурсом, чтобы подчеркнуть: «В Туркменистане все разваливается, все рушится». К примеру, Крест был показан с близкого фокуса, не во весь рост, лишь бы показать облупившуюся побелку и разводы после осенне-зимних осадков, когда он еще не был приведен в надлежащий вид «косметическим» ремонтом. Была бы добрая воля и искреннее желание, стоило «щелкнуть» затвором фотоаппарата, отойдя на несколько шагов и сделав панорамный снимок памятника старины, вписать во впечатляющий пейзаж, чтобы увидеть – ни щербинки на нем, ни одного выбитого кирпича. А известь и есть побелка, что на нее обращать внимания.

Она также не сочла необходимым пояснить, что в те годы городские власти и рады бы провести капитальный ремонт, но физически не было возможности заняться им из-за отсутствия техники для высотных работ у местных коммунальщиков. Пьедестал, на котором стоит монумент, устроен особым образом, покатым кольцом в полтора метра охватывая подножие непосредственно Креста. То есть, невозможно приставить лестницу и штукатурить с нее. Нельзя установить и строительные леса – опоры будут соскальзывать по гладкому бетонному покрытию пьедестала. Поэтому, как только в 201каком-то году в рамках Государственной программы по благоустройству населенных пунктов Туркменистана в гараже у этрапских коммунальщиков выстроилась новая специализированная автотехника, в том числе «вышка» для монтажных работ на верхних этажах многоэтажек, подновили штукатурку и покрасили Крест практически сразу.

Ну и чтобы в очередной раз припустить нотку юмора в скучный рассказ: прямо под макушкой сопки с Крестом, примерно посередине и поперек склона, проходит широкая тропа (то есть, снизу, от подножия ее не сразу различишь). По ней в те годы с одного места занятий на другое частенько проходил строй солдат. А внизу Креста стоит ряд четырехэтажных многоквартирных домов с плоской крышей. Вот на них, на крыши, кое-кто из новоприбывших выбирался, чтобы позагорать на солнце. Подчеркиваю два момента: новоприбывшие, потому что осевшие здесь великолепно знали особенность нашего беспощадного летом солнца – нет необходимости лежать и разоблачаться, ходи в легком платье и все равно «прокоптишься». Кроме того, только новички не знали, что их сверху видно во всей красе, так как им казалось, что парапет по краю крыш скрывает их фигуры от любопытных взглядов зевак…